Босфор (Дорошевич)

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Босфор
автор Влас Михайлович Дорошевич
Из цикла «Сказки и легенды». Источник: Дорошевич В. М. Легенды и сказки Востока. — М.: Товарищество И. Д. Сытина, 1902. — С. 11.

Знаете ли вы легенду о происхождении Босфора?

Посейдон, грозный бог морей, повелитель бурь и шквалов, отец седых волн, — прогневался на прекрасную нимфу и запер её в Чёрном море.

Узенький перешеек, как тюремная дверь, отделял её от Мраморного моря. И через эту запертую дверь она слышала смех и песни купавшихся подруг.

Тщетно бедняжка металась по своей темнице, напрасно кидалась то туда, то сюда.

Везде она встречала то цветущие, то суровые и скалистые берега, берега, берега!

Весною птицы, пролетая на север, приносили ей привет от подруг, пели о том, как на островах Архипелага расцветают цветы, шумят оливковые рощи и молятся небесам кипарисы, — щебетали о чудных тайнах природы.

Рыдала, слушая эти сказки, бедная нимфа, — и скифы, плававшие в своих ладьях по Чёрному морю, в рёве весенних бурь слышали её стоны.

Напрасно молили Посейдона и узница, и скучавшие по ней прекрасные подруги.

Бог гневался и был недоступен мольбам.

Тогда нимфы призвали на помощь могущественнейшего из богов — Вакха.

Прекрасного бога, повелителя души и тела, открывшего людям и богам прекраснейшую из тайн — превращать виноград в веселье.

Улыбнулся добрый бог на жалобы нимф и на дне янтарной чаши нашёл средство помочь беде.

Послал он сатиров звать бога морей на пир, — отведать нового урожая.

Три дня и три ночи, под весёлые звуки свирелей, окружённые пляшущими нимфами, гуляли боги по цветущим островам.

И Эрос потом жаловался, что в эти дни и ночи он расстрелял половину своих стрел.

А Вакх срывал и срывал спелые янтарные гроздья и выжимал их в чашу бога морей.

А нимфы пели и плясали, услаждая зрение и слух веселившихся богов.

И пил Посейдон розовое, как масло из роз, вино Родоса, и багровое, как кровь, вино Хиоса, «кровь земли», — и когда отведал вина из вин, вина от божественной лозы, густого, как растопленная смола, благоуханного вина Самоса, — возвеселилось сердце бога.

И сказал Посейдон:

— Чудо ты совершил надо мной, могущественный, величайший и лучший из богов. Никогда так не веселилось сердце моё. Будем же предаваться веселью. Хотите, я ударю трезубцем, и волны сплетутся вокруг острова Самоса и закружатся в бешеной пляске и запоют нам свои песни? И весь мир, все моря и океаны наполнятся весельем, всюду в бешеном вихре закружатся волны. Хотите?

Но добрый Вакх хитро улыбнулся, склонившись над чашей, и сказал:

— Что пляски и пение волн перед теми плясками и песнями, которые знает нимфа Эвксиния, прекраснейшая из нимф Архипелага! Право, когда я смотрю на её пляски, мне кажется, что она вышла из пены вина, как могущественнейшая из богинь, богиня любви, — из пены морской. Вот кто достоин служить украшением пира богов. Но, — увы, — нам это невозможно.

Вскипело сердце пьяного бога морей.

— Почему невозможно?

— Она заперта в Чёрном море. Её тюрьма названа по её имени понтом Эвксинским. И кто сможет, кто в силах разорвать землю и соединить моря? Кто?

— Бог! — вскричал Посейдон, — ты слишком много пил вина! Или не Посейдон сидит перед тобой? Или нет у меня моего трезубца, — что ты спрашиваешь «кто» и дерзаешь произносить незнакомое мне слово «не может», слово смертных, — не богов!

И приказал бог морей впрячь Аквилон в колесницу и помчался на волнах, держа за стан Вакха, который всё жал и жал виноград в чашу бога морей.

— Смотри! — сказал Посейдон и ударил трезубцем по полосе земли, отделявшей Чёрное море от Мраморного.

Но бог был пьян, и трезубец зигзагом прошёл по земле. Вот почему так извилист Босфор.

Это след от трезубца опьяневшего бога.

Такова легенда об освобождении нимфы Эвксинии.

А теперь, на том месте, где, стоя у дверей своей темницы, рыдала и рвала на себе зелёные волосы прекрасная нимфа, стоял турок в красном фесе и отчаянно мотал головой:

— Йок![1]

А мы, качаясь на волнах Босфора в длинном каике, красивом, узеньком и стройном, как стрела, смотрели, как наш грек убеждал турка выпустить русских туристов на берег и разрешить поехать из предместья, Кавака, в Стамбул.

— Йок! качал головой эфенди на все доводы.

— Продолжается праздник Байрама, и они боятся, чтобы иностранцам чего не сделали, — объявил нам вернувшийся грек, — мы и сами эти три дня сидим запершись. А посмотрели бы вы, что делалось, когда в средине Рамазана султан ездил на поклонение. Все заперлись. Что ни дом, то крепость, вооружённая и даже снабжённая продовольствием: все запасли сухарей, галет на случай осады. Константинополь — вулкан. Ждём извержения.

— Да скажите вы этому красноголовому, зачем ему быть больше мусульманином, чем сам Магомет! Раз мы не боимся, чего же ему за нас…

— Боятся дипломатии. Случись что, — потом с ней не разберёшься.

— Ну, а если пойти без дозволения? Грек молча указал на батарею.

Этот мотавший головой турок, издали похожий на колеблемую ветром веточку земляники, со спелой ягодой наверху, действовал, прямо, на нервы.

В сердце родились разные христианские чувства.

«В сущности, — красный фес — это недурной прицел».

Мы решили прицелиться по красной феске из доброго «фунтового» английского орудия.

Азиаты — легковесный народ.

Если на одну чашку весов положить азиата, а на другую «фунт», — «фунт» всегда перетянет.

Но это был эфенди, человек «с весом».

Мы взвесили его в два фунта.

— Пойдите и предложите «бакшиш». До двух фунтов. Даже больше, чёрт его побери!

Грек отправился «вешать турка».

Эфенди выслушал на этот раз грека с видимым сочувствием и покачал головой с большим сожалением.

Грек вернулся к нам с самым растерянным видом.

— И бакшиша не берёт!

Мне показалось, что он даже бледнее обыкновенного.

Положение дела, очевидно, очень серьёзное.

И мне кажется, что это лучший политический барометр.

Вместо того, чтобы печатать длиннейшие статьи о положении дел на востоке, — можно было бы просто-напросто ограничиваться краткими известиями о положении «бакшишного вопроса».

— «Бакшиш берётся с затруднением». Значит — переменно.

— «И бакшиша не берут».

Буря. В воздухе пахнет порохом. Надо осматривать курки.

И вдруг радостная весть:

— «Эфенди такой-то взял бакшиш в два пиастра».

Европа может положить ранец под голову и спать спокойно.

На бирюзовых волнах Босфора ясно, как на душе новорождённого младенца.

Вот вам и весь «восточный вопрос».

Примечания[править]

  1. Йок — нет