Вкушающие лотос (Теннисон; Бальмонт)

Материал из Викитеки — свободной библиотеки


Вкушающие лотос


«Смелей!» воскликнул он. «Вон там, в туманной дали,
Причалим мы к земле». Чуть пенилась вода.
И в сумерки они к чужой стране пристали,
Где сумеречный час как будто был всегда.
В тревожно-чутких снах дышала гладь морская,
Вздымался круг луны над сумраком долин.
И точно бледный дым, поток, с высот сбегая,
Как будто замедлял свой путь, изнемогая,
И падал по скалам, и медлил меж теснин.

10 О, тихий край ручьёв! Как бледный дым, иные
Скользили медленно по зелени лугов,
Иные падали сквозь тени кружевные,
Роняя дремлющий и пенистый покров.
Огнистая река струила волны в море
15 Из глубины страны; а между облаков,
Три мёртвые горы, в серебряном уборе,
Хранили след зари, и сосны на просторе
Виденьями росли, среди немых снегов.

На Западе Закат, навек заворожённый,
20 Горя, не погасал; и сквозь провалы гор
Виднелась глубь страны, песками окаймлённой,
Леса из пышных пальм сплеталися в узор,
Долины и луга, в сверканьи бледной влаги,
Страна, где перемен как будто нет и нет.
25 И, бледнолицые, как тени древней саги,
Толпой у корабля сошлися Лотофаги[1],
В их взорах трепетал вечерний скорбный свет.

Душистые плоды волшебного растенья
Они давали всем, как призраки глядя,
30 И каждый, кто вкушал, внимал во мгле забвенья,
Как ропот волн стихал, далёко уходя;
Сердца, в сознании всех, как струны трепетали,
И, если кто из нас друг с другом говорил,
Невнятные слова для слуха пропадали,
35 Как будто чуть звеня во мгле безбрежной дали,
Как будто приходя из сумрака могил.

И каждый, хоть не спал, но был в дремоте странной,
Меж солнцем и луной, на взморье, у зыбей,
И каждый видел сон о Родине туманной,
40 О детях, о жене, любви, — но всё скучней
Казался вид весла, всё большей тьмой объята
Казалась пена волн, впивающая свет,
И вот один сказал: «Нам больше нет возврата!»
И вдруг запели все: «Скитались мы когда-то.
45 Наш край родной далёк! Для нас возврата нет!»

1

Есть музыка, чей вздох нежнее упадает,
Чем лепестки отцветших роз,
Нежнее, чем роса, когда она блистает,
Роняя слёзы на утёс;
Нежней, чем падает на землю свет зарницы,
Когда за морем спит гроза,
Нежней, чем падают усталые ресницы
На утомлённые глаза;
Есть музыка, чей вздох как сладкая дремота,
10 Что сходит с неба в тихий час,
Есть мшистая постель, где крепко спит забота
И где никто не будит нас;
Там дышит гладь реки в согретом полумраке,
Цветы баюкает волна,
15 И с выступов глядя, к земле склонились маки,
В объятьях нежащего сна.

2

Зачем душа болит, чужда отдохновенья,
Неразлучимая с тоской,
Меж тем как для всего нисходит миг забвенья,
Всему даруется покой?
Зачем одни лишь мы в пучине горя тонем,
Одни лишь мы, венец всего,
Из тьмы идя во тьму, зачем так скорбно стонем,
В терзаньи сердца своего?
И вечно и всегда трепещут наши крылья,
10 И нет скитаниям конца,
И дух целебных снов не сгонит тень усилья
С печально-бледного лица?
И чужды нам слова чуть слышного завета: —
«В одном покое торжество».
15 Зачем же только мы томимся без привета,
Одни лишь мы, венец всего?

3

Вон там, в глуши лесной, на ветку ветер дышит,
Из почки вышел нежный лист,
И ветер, проносясь, едва его колышет,
И он прозрачен и душист.
Под солнцем он горит игрою позолоты,
Росой мерцает под луной,
Желтеет, падает, не ведая заботы,
И спит, объятый тишиной.
Вон там, согрет огнём любви, тепла и света,
10 Растёт медовый сочный плод,
Созреет, и с концом зиждительного лета
На землю мирно упадёт.
Всему есть мера дней; взлелеянный весною,
Цветок не ведает труда,
15 Он вянет, он цветёт, с землёй своей родною
Не разлучаясь никогда.

4

Враждебен небосвод, холодный, тёмно-синий,
Над тёмно-синею волной,
И смерть предел всего, и мы идём пустыней,
Живя тревогою земной.
Что может длиться здесь? Едва пройдёт мгновенье,
Умолкнут бледные уста.
Оставьте нас одних в тиши отдохновенья,
Земля для нас навек пуста.
Мы лишены всего. — Нам ничего не надо.
10 Всё тонет в сумрачном Былом.
Оставьте нас одних. Какая нам отрада —
Вести борьбу с упорным злом?
Что нужды восходить, в стремленьи бесконечном,
По восходящей ввысь волне?
15 Всё дышит, чтоб иметь удел в покое вечном,
Всё умирает в тишине.
Всё падает, мелькнув, как тень мечты бессильной,
Как чуть плеснувшая волна.
О, дайте нам покой, хоть чёрный, хоть могильный,
20 О, дайте смерти или сна.

5

Глаза полузакрыв, как сладко слушать шёпот
Едва звенящего ручья,
И в вечном полусне внимать невнятный ропот
Изжитой сказки бытия.
И грезить, и дремать, и грезить в неге сонной,
Как тот янтарный мягкий свет,
Что медлит в высоте над миррой благовонной
Как будто много-много лет.
Отдавшись ласковой и сладостной печали,
10 Вкушая Лотос день за днём,
Следить, как ластится волна в лазурной дали,
Курчавясь пеной и огнём.
И видеть в памяти утраченные лица,
Как сон, как образ неживой,
15 Навек поблёкшие, как стёртая гробница,
Полузаросшая травой.

6

Нам память дорога о нашей брачной жизни,
О нежной ласке наших жён;
Но всё меняется, и наш очаг в отчизне
Холодным прахом занесён.
Там есть наследники; и наши взоры странны;
Мы потревожили бы всех,
Как привидения, мы не были б желанны
Среди пиров, где дышит смех.
Быть может, мы едва живём в мечте народа,
10 И вся Троянская война,
Все громкие дела теперь лишь гимн рапсода[2],
Времён ушедших старина.
Там смута, может быть; но, если безрассудно
Забыл народ завет веков,
15 Пусть будет то, что есть: умилостивить трудно
Всегда взыскательных богов.
Другая смута есть, что хуже смерти чёрной, —
Тоска пред новою борьбой;
До старости седой — борьбу и труд упорный
20 Везде встречать перед собой, —
Мучение для тех, в чьих помыслах туманно,
Кто видел вечную беду,
Чей взор полуослеп, взирая неустанно
На путеводную звезду.

7

Но здесь, где амарант и моли[3] пышным цветом
Везде раскинулись кругом,
Где дышат небеса лазурью и приветом
И веют лёгким ветерком,
Где и́скристый поток напевом колыбельным
Звенит, с пурпурных гор скользя,
Как сладко здесь вкушать в покое беспредельном
Восторг, что выразить нельзя.
Как нежны голоса, зовущие оттуда,
10 Где шлёт скала привет скале,
Как нежен цвет воды с окраской изумруда,
Как мягко льнёт акант к земле,
Как сладко здесь дремать, покоясь под сосною,
И видеть, как простор морей
15 Уходит без конца широкой пеленою,
Играя светом янтарей.

8

Здесь Лотос чуть дрожит при каждом повороте,
Здесь Лотос блещет меж камней,
И ветер целый день, в пленительной дремоте,
Поет нежней и всё нежней.
И впадины пещер, и сонные долины
Покрыты пылью золотой.
О, долго плыли мы, и волны-исполины
Грозили каждый миг бедой, —
Мы ведали труды, опасности, измену,
10 Когда средь стонущих громад
Чудовища морей выбрасывали пену,
Как многошумный водопад.
Клянемтесь же, друзья, изгнав из душ тревоги,
Пребыть в прозрачной полумгле,
15 Покоясь на холмах, бесстрастные, как боги,
Без тёмной думы о земле.
Там где-то далеко под ними свищут стрелы,
Пред ними нектар золотой,
Вкруг них везде горят лучистые пределы,
20 И тучки рдеют чередой.
С высот они глядят и видят возмущенье,
Толпу в мучительной борьбе,
Пожары городов, чуму, землетрясенье,
И руки, сжатые в мольбе.
25 Но в песне горестной им слышен строй напева
Иной, что горести лишён,
Как сказка, полная рыдания и гнева,
Но только сказка, только сон.
Людьми воспетые, они с высот взирают,
30 Как люди бьются на земле,
Как жатву скудную с полей они сбирают
И после тонут в смертной мгле.
Иные, говорят, для горечи бессменной
Нисходят в грозный чёрный ад,
35 Иные держат путь в Элизиум[4] блаженный
И там на златооках спят.
О, лучше, лучше спать, чем плыть во тьме безбрежной,
И снова плыть для новых бед.
Покойтесь же, друзья, в отраде безмятежной,
40 Пред нами странствий больше нет.



Примечания

  1. Лотофаги — в древнегреческой мифологии — народ, живший на острове в Северной Африке и находившийся под властью лотоса. (прим. редактора Викитеки)
  2. Рапсод — профессиональный исполнитель эпических поэм в классической Греции. (прим. редактора Викитеки)
  3. Лук Моли — многолетнее растение семейства Луковые. (прим. редактора Викитеки)
  4. Элизиум, Элизий — в античной мифологии часть загробного мира, где царит вечная весна и где избранные герои проводят дни без печали и забот. (прим. редактора Викитеки)