Гамлет (Дорошевич)

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Гамлет[1]
автор Влас Михайлович Дорошевич
Источник: Дорошевич В. М. Старая театральная Москва. — Пг.: Петроград, 1923. — С. 130.

Мистер Крэг сидел верхом на стуле, смотрел куда-то в одну точку и говорил, словно ронял крупный жемчуг на серебряное блюдо:

— Что такое «Гамлет»? Достаточно только прочитать заглавие: «Гамлет»! Не «Гамлет и Офелия», не «Гамлет и король». А просто: «Трагедия о Гамлете, принце датском». «Гамлет» — это Гамлет!

— Мне это понятно! — сказал г. Немирович-Данченко.

— Всё остальное неважно. Вздор. Больше! Всех остальных даже не существует!

— Да и зачем бы им было и существовать! — пожал плечами г. Немирович-Данченко.

— Да, но всё-таки в афише… — попробовал было заметить г. Вишневский.

— Ах, оставьте вы, пожалуйста, голубчик, с вашей афишей! Афишу можно заказать какую угодно.

— Слушайте! Слушайте! — захлебнулся г. Станиславский.

— Гамлет страдает. Гамлет болен душой! — продолжал г. Крэг, смотря куда-то в одну точку и говоря как лунатик. — Офелия, королева, король, Полоний — может быть, они вовсе не таковы. Может быть, их вовсе нет. Может быть, они такие же тени, как тень отца.

— Натурально, тени! — пожал плечами г. Немирович-Данченко.

— Видения. Фантазия. Бред его больной души. Так и надо ставить. Один Гамлет. Всё остальное так, тень! Не то есть, не то нет. Декораций никаких. Так! Одни контуры. Может быть, и Эльсинора нет. Одно воображение Гамлета.

— Я думаю, — осторожно сказал г. Станиславский, — я думаю: не выпустить ли, знаете ли, дога. Для обозначения, что действие всё-таки происходит в Дании?

— Дога?

Мистер Крэг посмотрел на него сосредоточенно.

— Дога? Нет. Может идти пьеса Шекспира. Играть — Сальвини. Но если на сцене появится собака и замахает хвостом, публика забудет и про Шекспира, и про Сальвини и будет смотреть на собачий хвост. Пред собачьим хвостом никакой Шекспир не устоит.

— Поразительно! — прошептал г. Вишневский.

— Сам я, батюшка, тонкий режиссёр! Но такой тонины не видывал! — говорил г. Станиславский.

Г. Качалов уединился.

Гулял по кладбищам.

Ел постное.

На письменном столе положил череп.

Читал псалтырь.

Г. Немирович-Данченко говорил:

— Да-с! Крэг-с!

Г. Вишневский решил:

— Афишу будем печатать без действующих лиц.


Г. Крэг бегал по режиссёрской, хватался за голову, кричал:

— Остановить репетиции! Прекратить! Что они играют?

— «Гамлета»-с! — говорил испуганно г. Вишневский.

— Да, ведь, это одно название! Написано: «Гамлет», — так Гамлета и играть? А в «Собаке садовника», что ж, вы собаку играть будете? Может быть, никакого Гамлета и нет?!

— Всё может быть! — сказал г. Немирович-Данченко.

— Дело не в Гамлете. Дело в окружающих. Гамлет — их мечта. Фантазия. Бред. Галлюцинация! Они наделали мерзостей, — и им представляется Гамлет. Как возмездие!

— Натурально, это так! — сказал г. Немирович-Данченко.

— Надо играть сильно. Надо играть сочно. Надо играть их! — кричал мистер Крэг, — декорации! Что это за мечты о декорациях? За идеи о декорациях? За воспоминания о декорациях? Мне дайте сочную, ядрёную декорацию. Саму жизнь! Разверните картину! Лаэрт уезжает. Вероятно, есть придворная дама, которая в него влюблена. Это мне покажите! Вероятно, есть кавалер, который вздыхает по Офелии. Дайте мне его. Танцы. Пир! А где-то там, на заднем фоне, чрез всё это сквозит… Вы понимаете: сквозит?

— Ну, ещё бы не понимать: сквозит! Очень просто! — сказал г. Немирович-Данченко.

— Сквозит, как их бред, как кошмар, — Гамлет!

— Я думаю, тут можно будет датского дога пустить? — с надеждой спросил г. Станиславский.

Мистер Крэг посмотрел на него с восторгом.

— Собаку? Корову можно будет пустить на кладбище! Забытое кладбище! Забытые Йорики!

— Ну, вот. Благодарю вас!

Г. Станиславский с чувством пожал ему руку.

Г. Качалов стал ходить на свадьбы, посещать Литературный кружок, беседовать там с дантистами, — вообще, начал проводит время весело.

Г. Вишневский спрашивал встречных:

— Какие ещё в Дании бывают животные? Мне для Станиславского. Хочется порадовать.

Г. Немирович задумчиво поглаживал бородку:

— Неожиданный человек.


Мистер Крэг даже плюнул.

— Чтоб я стал ставить эту пьесу? Я? «Гамлета»? Да за кого вы меня принимаете? Да это фарс! Насмешка над здравым смыслом! Это у Сабурова играть. Да и то ещё слишком прилично!

— Да, пьеса, конечно, не из удачных! — согласился г. Немирович-Данченко.

— Бессмыслица! Ерунда! Сапоги всмятку! Пять актов человек колеблется, убить ли ему Клавдия, — и убивает Полония, словно устрицу съел! Где же тут логика? Ваш Шекспир, — если он только существовал! — был дурак! Помилуйте! Гамлет говорит: «что ждёт нас там, откуда никто ещё не приходил?» — а сам только что своими глазами видел тень своего отца! С чем это сообразно? Как можно такую ерунду показывать публике?

— Конечно! — сказал и г. Станиславский, — но мне кажется, что если на сцену выпустить датского дога, — появление собаки отвлечёт публику от многих несообразностей пьесы.

— И гиппопотам не поможет! Нет! Хотите играть «Гамлета», — будем играть его фарсом! Пародией на трагедию!

Г. Вишневский говорил знакомому генералу:

— А вы знаете, ваше превосходительство, ведь, Шекспира-то, оказывается, нет!

— Как нет, мой друг?!

— Так и нет. Сегодня только выяснилось. Не было и нет!

Г. Немирович-Данченко ходил, зажав бороду в кулак.

— Парадоксальный господин!


— Друг мой! — кинулся мистер Крэг.

Г. Немирович-Данченко даже вскрикнул.

Так Крэг схватил его за руку.

— Какую ночь я провёл сегодня! Какую ночь! Вчера я взял на сон грядущий книгу. Книгу, которую все знают! Книгу, которой никто не читает, потому что все думают, будто её знают! «Гамлет»!!!

Мистер Крэг схватил г. Немировича-Данченко за плечо.

— Какая вещь! Так каждый день смотришь на свою сестру и не замечаешь, что она выросла в красавицу! Первая красавица мира!

Мистер Крэг схватил его за ногу.

— «Буду весь в синяках!» — подумал с отчаянием г. Немирович-Данченко.

— Какая вещь! Эти слова: «Быть или не быть?» А? Мороз по коже! Или это: «Ты честная девушка, Офелия?» А? Ужас-то, ужас?! Нет, вы понимаете этот ужас?!

— Кому ж и понять! — сказал г. Немирович-Данченко, становясь подальше, — Шекспир!

— Гений! Гений! Давайте репетировать «Гамлета»! Сейчас! Сию минуту! День и ночь будем репетировать «Гамлета»! Ни пить, ни есть! Давайте, ничего, ничего не делать всю свою жизнь, только играть «Гамлета». Без перерыва! Играть! Играть!

— Про собаку разговора не было? — осведомился г. Станиславский.

— Владимир Иванович, как же теперь, — полюбопытствовал с тревогой Вишневский, — насчёт Шекспира? Есть Шекспир или нет Шекспира?

— Вот вопрос! — пожал плечами г. Немирович-Данченко, — как же Шекспиру — и вдруг не быть?

— Ну, слава богу!

Г. Вишневский облегчённо вздохнул:

— А то, знаете, привык к Шекспиру, — и вдруг его нет. Прямо, словно чего-то недостаёт.

Г. Станиславский крутил головой.

— Большой энтузиаст!


Мистер Крэг посмотрел на вошедших к нему гг. Немировича-Данченко и Станиславского с глубоким изумлением.

— Чем могу служить, господа?

— Да мы насчёт «Гамлета»! — сказал г. Немирович-Данченко.

Мистер Крэг переспросил:

— Как вы сказали?

— Гамлета.

— Гамлет?! Это что же такое? Город, кушанье, скаковая лошадь?

— Гамлет! Пьеса Шекспира!

— Кто ж это такой, этот Шекспир?

— Боже мой! Драматург!

— Н-не знаю. Не припомню. Не слышал. Может быть. Что ж он такое сделал, этот господин, про которого вы говорите?

— «Гамлета» написал.

— Ну, и господь с ним! Мало ли пьес пишут!

— Да, но вы… ставить… в нашем театре…

— Извините, господа! Кто-то написал какую-то пьесу. Кто-то зачем-то хочет её играть. Мне-то до всего этого какое дело? Извините, господа! Я думаю сейчас совсем о другом!

И мистер Крэг погрузился в глубокую задумчивость.

— Капризный у человека гений! — погладил бороду г. Немирович-Данченко.

— Придётся, вместо «Гамлета», на сцену просто датского дога выпустить! — вздохнул г. Станиславский, — не пропадать же догу.

А г. Вишневский так даже заплакал:

— Господи! Я-то всем знакомым генералам, графам, князьям даже говорил: «Гамлет»!

Примечания[править]

  1. Этому остроумному фельетону Дорошевича следует предпослать несколько пояснительных слов. Когда Московский Художественный театр пригласил Гордона Крэга для постановки «Гамлета», дело долго не ладилось вследствие того, что Гордону Крэгу и руководителям Художественного театра не удавалось сговориться о принципах постановки, и К. С. Станиславскому подход Крэга казался слишком своеобразным и странным. О «прениях» появлялись газетные заметки по обыкновению, очень пёстрые, противоречивые, а иногда и вздорные, в итоге, постановка Крэга — в высшей степени тонкая и оригинальная — не была понята ни публикой ни, как можно думать, руководителями театра. А. К.