Две липки (Фет)

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Две липки : И. С. Тургеневу
автор Афанасий Афанасьевич Фет (1820—1892)
См. Поэмы. Дата создания: 1856, опубл.: 1857[1]. Источник: Библиотека Максима Мошкова со ссылкой на книгу: А. А. Фет. Сочинения в двух томах. М.:Художественная литература, 1982, том 1, с. 487-499

Две липки


И. С. Тургеневу

 

1

Близ рощи, на пригорке серый дом,
В полуверсте от речки судоходной,
Стоит лет сорок. Нынче пустырём
Он стал смотреть, угрюмый и негодный.
Срубили рощу на дрова кругом,
Не находя её статьёй доходной;
По трубам галки, ласточки в окошках,
И лопухи на английских дорожках.

2

Семь крыш, одна причудливей другой,
Вам говорят про барские затеи.
Дом этот прежде флигель был простой:
Понадобились залы, галереи,
И в девичью стал нужен вход другой, —
Не обошлось и без оранжереи:
Однако вкус был, на манер столичный,
Во всём фасаде сохранён отличный.

3

Помещик Русов не любил дремать.
Служил в гусарах, ротмистра дождался,
Женился по любви лет в сорок пять
И всей душой к хозяйству привязался:
Стал горы рыть, пошёл пруды копать,
На мельницы, на риги разорялся;
Всем уяснил значение капусты, —
У самого ж карманы стали пусты.

4

В полях с утра до вечера верхом.
Никто не смел в лесу сорвать ореха.
Сам полевым он хвастался конём.
Уже, бывало, не пройдёт огреха:
На рыхлой пашне ткнётся, и хлыстом
Не перегонишь — и пошла потеха:
«Чей это клин?» Приводят на расправу
Виновного и угостят на славу.

5

А всё ты мил мне, серый, ветхий дом,
С твоею кровлей, странной, кособокой.
Так иногда над полусгнившим пнём
Припоминал я осенью глубокой
Весенний вечер, прожитой вдвоём
Под грустный вопль кукушки одинокой,
Припоминал несбыточные грёзы —
И на глазах навёртывались слёзы.

6

Почти три года с той поры прошло,
Как Русов наш женился на Наташе.
Не знаю, что с ума её свело
В восьмнадцать лет. Тут дело уж не наше.
Её невольно к Русову влекло;
Для ней он был умнее всех и краше.
Ей Ваня дорог с головы до пяток, —
А Ване скоро на шестой десяток.

7

Как Русов горд и свеж! Считать лета —
Ребячество смешное, даже детство.
В мужчине воля — лучшая черта,
У избранных семейное наследство.
«Да, Русовы — счастливая чета» —
Так в первый год решило всё соседство.
Стал изредка он дома как-то скучен, —
Но сплин с семейным бытом неразлучен.

8

Тот понял жизнь с превратной стороны
И собственное горе приумножит,
Кто требует всей жизни от жены,
А сам ничем пожертвовать не может.
Мы, без любви, любовью стеснены;
Чужой порыв холодного тревожит.
Всё станет жертвой: слышать друга, видеть, —
И сердце начинает ненавидеть.

9

Наташа смутным чувством поняла,
Что мужнин глаз судья ей беспристрастный.
У старика отца она была
В дому хозяйкой полной, самовластной.
Как май тиха, как птичка весела,
Она отца душой любила страстной.
Больной старик не мог быть равнодушен
И, как дитя, во всём ей был послушен.

10

В одном лишь с ней он мнений разных был
И утверждал, что Русов ей не пара.
Как он сердился, как её молил
Не выходить за бойкого гусара!
Ей он, конечно, этот шаг простил
Но сам, бедняк, не перенёс удара
И скоро умер. Горькая утрата!
Но Натали послало небо брата.

11

Он годом старше был. Они росли,
Учились вместе и сходились нравом.
Чем больше развивалась Натали,
Тем меньше предавался брат забавам.
К сестре все чувства юношу влекли.
Он, видимо, гордился нежным правом,
Когда другие ловят взгляд сестрицы,
Ей целовать и брови, и ресницы.

12

Грешно сказать, чтоб с самых первых лет
Замужества Наташа тосковала
Иль Русов с нею холоден был, — нет
Он о жене заботился сначала,
Сам ей убрал уютный кабинет,
С улыбкой слушал, как она мечтала
В дому порядком заменить избыток, —
И жемчугу ей подарил пять ниток.

13

В душе Наташи крылись семена
Стремлений светлой, избранной природы.
Быть может, их взлелеяла б она
На доброй почве счастья и свободы.
Дочь нежная и страстная жена
Была сидеть готова с мужем годы
Глаз на глаз, лишь бы то, что он хоть мало
Привык ценить, любимца окружало.

14

Придёт ли к ней, бывало, он сердит,
Иль резкостью бедняжку озадачит, —
Наташа всё, что в сердце закипит,
С болезненно-отрадным чувством спрячет,
Как будто, улыбаяся, смолчит,
А утро всё одна потом проплачет;
Но в час обеда и глаза не красны,
И локоны душисты и прекрасны.

15

Прошло три года. Птичке молодой
Несносна стала золотая клетка.
Чем менее бывает прав иной,
Тем он охотней в жертву целит метко.
Так Русов, насмехаясь над женой,
Давал понять, что ты-де вот поэтка.
Замашку эту видеть было в муже
Всего на свете для Наташи хуже.

16

Но время шло. Был чудный вешний день —
Один из тех, что в сердце льёт тревогу, —
Балкон раскрыт, и сладостная лень
Наташей овладела понемногу.
Вдруг зазвенело в роще, и, как тень,
Седая пыль шибнула на дорогу.
Вот ближе, ближе, под крыльцо… «Ах! Саша!» —
И брата с воплем обняла Наташа.

17

Как передать бессвязный разговор,
Живой восторг того или другого?
Что скажет звук, движенье или взор,
Упрямое не перескажет слово.
Но вот и Русов сам спешит во двор,
Объехавши посевы ярового.
Он, видимо, рад жениному брату, —
Хитрить некстати старому солдату.

18

Дня через два по новым колеям
Жизнь Русовых тихонько покатилась.
Наташа светлым чувствам и мечтам
При брате предаваться не стыдилась.
Внимательней к жене стал Русов сам,
Как будто ревность в нём зашевелилась;
Сговорчив, мил, в лице ни тени скуки —
И всё целует у Наташи руки.

19

Как упивались маем брат с сестрой,
Когда леса слегка позеленели
И стал туман качаться над рекой,
А соловьи в черёмухе запели!
Всю ночь, бывало, по тропе лесной
Вдвоём проходят безо всякой цели.
К обеду вновь и планы, и рассказы,
И ландышей на столике две вазы.

20

Спешат зарёю резеду полить,
Дорожку дальше вывесть за куртиной,
Иль две-три клумбы новых очертить,
Пока не кликнет голос соловьиный.
Ещё с приезда Саша посадить
Успел две липки под окном гостиной;
Ему сама Наташа помогала
И молодые корни поливала.

21

Как странен Русов! Точно сам не свой,
Как будто чем-то сдержанным томится:
Уступчив, шутит ласково с женой
И с братом мил, — но вдруг проговорится,
С улыбкой суд произнося такой:
«Нет, господа! цветник ваш не годится:
Всё это выйдет даже слишком бедно.
Но что ж? Напрасно, да зато безвредно».

22

Проговорит — и видно по всему,
Что человек вполне собой доволен
И собственному явно рад уму,
Хоть ум его, разливом желчи болен,
Относит ко внушенью своему
Такой порыв, в котором он не волен.
Поняв намёк подобный, брат с сестрой
Внимательнее смотрят за собой.

23

Настало лето. Грустно сознавать,
Как быстро миновалось это лето.
Быть может, в жизни уж ничем опять
Не будет сердце нежно так согрето!
Весной придётся брата провожать, —
Когда-то вновь увидишься и где-то?
Пришла зима, и с ней катанья, чтенья,
А Русов стал щедрей на поученья.

24

Бывало, вешних золотых лучей
Наташа втайне ждёт и не дождётся.
«Да скоро ль этот снег сойдёт с полей?
Когда у нас Святая-то придётся?»
Спешит окошко выставить скорей,
Увидит свежий дёрн — и улыбнётся;
Теперь, как взглянет за окно порою,
Совсем к канве приникнет головою.

25

А всё пришла тяжёлая пора.
В далёкий путь уже собрался Саша.
«Бог даст, опять увидимся, сестра!
Судьба, быть может, улыбнётся наша;
А так я не поеду со двора…
Ну, полно плакать, добрая Наташа!
Я от тебя дождусь-таки улыбки,
Смотри, как наши распустились липки».

26

И брат уехал. Сколько было слёз,
Когда четвёрка унесла коляску!
Казалось, брат с собою всё увёз:
Домашний мир, веселие и ласку.
Ходить стал Русов, раздувая нос,
Молчал с женой, слугам давал острастку
И, чтоб, пожалуй, не покончить драмой,
Пускал в Наташу злою эпиграммой.

27

Прогнать стараясь нестерпимый сплин,
Хозяйничать Наташа стала тупо
И сто упрёков слушать в день один:
То Русов скажет, что нельзя есть супа,
То он не Ротшильд, то не мещанин,
То слишком расточительно, то скупо.
«Да кто велел? — слуге он повторяет. —
Кто?» — «Барыня-с». — И он при ней вздыхает.

28

А между тем всё время шло да шло,
И будущность отрады не сулила.
И говорить и вспомнить тяжело,
Что бедная жена переносила.
И ни к чему страданье не вело:
Наперекор уму она любила.
Любовью можно всё исправить в муже,
А тут, что год, что новый день, то хуже.

29

Как разгадать? Что делать? Чем помочь?
Но в этот год само пришло спасенье.
Бог сжалился: послал Наташе дочь.
Какой восторг! Какое утешенье!
Мать от малютки не отходит прочь,
И караулит каждое движенье,
Шьёт, крошечной любуется одеждой,
И выхитрила дочь назвать Надеждой.

30

Спешит супруга чаем напоить
И, как-нибудь расчёты дня уладя,
Уйдёт к себе малютку тормошить
Иль сладко плачет, на ребёнка глядя:
«Скажи: ты будешь ли меня любить,
Моя красотка, тихий ангел, Надя?
Нет, не меня, — промолвит вдруг уныло, —
Люби отца, как я его любила».

31

Хлопочет Русов больше с каждым днём,
Прошенья пишет, счёты да заметки.
В чужом именьи стал опекуном:
Осталася вдова да малолетки.
День целый ездит по полям верхом
Или живёт неделю у соседки.
Соседка — друг Наташи, без сомненья,
И в именины шлёт к ней поздравленья.

32

В дому угрюм, в гостях умён и мил,
По мненью всех был Русов муж прекрасный,
Жалели только, что себя сгубил
Женитьбой он неровной и напрасной.
Меж тем Наташа выбилась из сил
И ревностью измучилась ужасной.
Болезни быстро развились зачатки:
Мигрень, тоска, истерики припадки.

33

Седеть стал Русов, хоть ещё далёк
От дряхлости. Пошло хозяйство худо.
Он говорил, что всё, что мог, извлёк,
Да помощи не видит ниоткуда.
А Наденьке пошёл седьмой годок,
И девочка — без прибавленья — чудо.
Её сама Наташа учит в детской
По азбуке французской и немецкой.

34

Шесть лет — ещё велики ли года?
Не много мать изведала отрады!
К иному как привяжется беда,
Так от неё не жди себе пощады.
Стал Русов после долгого труда
Кидать на дочь задумчивые взгляды.
«Ты рада ль, Надя, что пришёл папаша?»
«Как дочь он любит!» — думает Наташа.

35

«Пора бы нам подумать и о ней.
Я сам учить никак её не стану,
Ты всё больна, а брать учителей
Хотя б желал, да мне не по карману.
И не согласен я никак детей
Доверить незнакомому болвану.
Я лучше Надю — вот моё решенье —
В казённое пристрою заведенье».

36

Ни слёзы, ни мольбы не помогли.
Весною дочь в карету посадили
И по дороге к роще повезли.
Глаза Наташи Надю проводили.
Просилась мать до станции: нашли,
Что будет вредно ей, и не пустили.
Наташа долго на крыльце стояла,
Потом пошла, шатаясь, и упала.

37

Прошло ещё лет восемь. Стар и хил
Стал в это время Русов очевидно,
А хлопотать по-прежнему любил,
И за обедом кушал он завидно.
Но по хозяйству с костылём ходил,
Хоть говорил шутя, что это стыдно.
Быть может, и дворовые стыдились,
Что, барина завидя, сторонились.

38

Наташа стала до того слаба,
Что целый день почти уже лежала.
Довольно длилась трудная борьба,
Довольно мук бедняжка испытала.
Теперь во всём покорная раба,
Наташа мужу и не возражала.
Он к ней войдёт, присядет у постели —
И дома не бывает три недели.

39

Был летний вечер и такая тишь,
Что, распахнув окно, Наташа села.
Над цветником носился чёрный стриж,
И поздняя пчела вкруг ветки пела.
«Как хорошо! О Господи! услышь
Мои мольбы: я только бы хотела
Увидеть Надю и проститься с нею.
Другого счастья и просить не смею».

40

Задумалась Наташа под окном;
За рощею румяный день уходит.
Верхушки лип в сияньи золотом,
И Русова с любимцев глаз не сводит.
Но вот садовник прямо с топором
И лестницей к одной из них подходит.
«Что это ты, Степан?» — «Да уезжали,
Так эту вот срубить мне приказали».

41

«Кто приказал?» — «Известно, барин сам, —
Ответил ей Степан, не скрыв улыбки, —
А потрафлять должны мы господам».
— «Да быть не может! Нет ли тут ошибки?»
— «Помилуйте-с! Докладываю вам,
Изволили сказать: „У этой липки
Ты от земли сруби на два аршина“.
Ослушаться нельзя нам господина».

42

Под сук подставив лестницу в упор,
Полез Степан и плюнул в горсть сначала.
Стал мерно в ствол, звеня, стучать топор,
И стройная верхушка задрожала.
Ушла Наташа прочь, потупя взор,
И как упала липка, не слыхала.
Поутру рядом с липою густою
Стоял обрубок, залитый смолою.

43

И Русова немало удивил
Такой исход приказа господина.
Степана он позвал и разбранил:
«Ведь я тебе, безмозглая осина,
Довольно ясно, кажется, твердил,
Чтоб снизу сучья снять на два аршина!
Но дерево ведь дело наживное:
Одно пропало — посажу другое».

44

И точно, первой раннею весной,
Чтоб не смущаться глупою ошибкой,
На дрогах он велел со всем, с землёй,
Привезть какой-то ствол с макушкой гибкой.
А вслед за тем, увидевшись с женой,
Сказал: «Теперь опять ты будешь с липкой».
— «Благодарю. Но вот моя примета:
Ты — липка та, здоровая, я — эта…»

45

И не могли больную убедить
Ничем, что это предрассудок странный.
За жизнью липки молодой следить
Она в тревоге стала постоянной.
Хотелось ли самой, бедняжке, жить,
Иль с дочерью увидеться желанной, —
Но каждый раз, когда на липку взглянет,
Ей кажется, что с ней она увянет.

46

Иные странно действуют слова:
Услышишь их — и сердце вдруг сожмётся.
Ещё хирела липка года два;
Придёт весна — и почка вся нальётся,
А там и лист, но так, едва-едва
На солнышке и сбоку развернётся…
Ещё весны отрадная улыбка, —
Но в этот раз не распустилась липка.

47

А в сером доме, в зале, под парчой,
Закрыв глаза, в гробу спала Наташа,
И Русов сам, с поникшей головой,
Твердил, что воля божья, а не наша.
Он говорил, что в жизни ни одной
Ещё усопшей не запомнит краше.
Казалось, точно, что она простила
Всем в мире, всем, — и, кроткая, почила.

48

В ограде церкви, с северных дверей,
Там, где к земле склонилась грустно ива,
Лежит плита и золотом на ней —
«Покойся, друг» — написано красиво.
Холм ниже всех ввалился, и дружней
Растёт на нём засевшая крапива.
Когда, крестясь, народ валит к кладбищу,
Никто нейдёт к Наташину жилищу.

49

А серый дом, угрюмый и пустой,
Стоит давно с безмолвием гробницы.
Он только оживляется весной,
Когда в него таскают гнёзда птицы.
Балкон скривился, тонкою травой
Заметно прорастают половицы.
Ступени шатки, и перила зыбки,
И нет ни новой, нет ни старой липки.


1856



  1. Впервые — в журнале «Отечественные записки», 1857, № 1.