Муссарники (от слова mussar — «мораль») — приверженцы религиозно-нравственного учения, основанного р. Израилем Салантером (см.). В своей основе это учение является как бы компромиссом между хасидизмом и миснагдизмом, стремясь смягчить эмоциональными факторами сухое пилпулистическое изучение Талмуда, примирить разум с чувством. Подобно хасидизму, муссар был предназначен для широких слоев, выдвигая и подчеркивая религиозно-этические элементы в еврействе; муссар старался сделать их доступными и для малосведущей массы. Но в то время, как рожденное на юге хасидское мировоззрение полно мистического оптимизма и полагает, что надо служить Богу радостью, развившийся на Литве муссар проникнут пессимизмом и стремится к отречению от окружающего мира. Первые группы М. были организованы Салантером в начале сороковых годов XIX в. по приезде своем в Вильну. Несколько времени спустя была основана муссарническая молельня (Musar Stibel), где изучались и известные нравственно-религиозные книги «Mesilat Jescharim» M. X. Луццатто, «Chobot ha-Lebabot» Бахьи и другие. Там же Салантер произносил проповеди. Стараниями последнего были переизданы в Вильне нравоучительные книги «Cheschbon ha-Nefesch» (1844) Менделя Сатанова и этика Гебироля, «Tikkun Middot ha-Nefesch» (1845), которые, по мнению Салантера, должны были способствовать пропаганде учения. Число приверженцев учения значительно возросло с переездом Салантера в Кельмы (1849), где он вскоре открыл муссарническую молельню. Наиболее видными приверженцами муссара, содействовавшими Салантеру, явились: его бывший учитель р. Зундель, Александр Моше Лапидус из Россиен и р. Самуил Любечер из Вильны. Myссарнические кружки того периода видели основную цель муссара в самоанализе и самоусовершенствовании; особенно подчеркивалось, что ревнитель муссара должен быть проникнут духом терпимости и благожелательно относиться к людям. Молельня М. была открыта для всех, без различия возраста и общественного положения. В каждой из них имелась небольшая библиотека религиозно-нравственных сочинений, открытая во всякое время. Устройство особой молельни объяснялось следующими мотивами: «Сам факт существования в городе особой молельни для изучения муссара будет иметь большое агитационное значение, так как всякий, кто зайдет в такую молельню и увидит, как другие изучают муссар, сам поддастся этому настроению; в такой молельне никто не будет стыдиться быть откровенным и не будет опасаться, что в момент воодушевления за ним будут наблюдать посторонние». «Для того чтобы муссар проник глубоко в душу, — поучал основатель муссара, — недостаточно того напева, каким изучается Талмуд; он способствует лишь пониманию предмета, но не тому, чтобы проникнуться им. Дабы проникнуться читаемым, необходимы возбуждение, экстаз, заунывный голос, представление мысли в рельефных образах. Чувственное представление мысли способствует постижению сущности муссара, нужно живо и образно рисовать себе картину известных телесных и духовных страданий». Очевидцы описывают в мрачных красках дух религиозно-пессимистического настроения, господствовавшего в молельнях М.: обычно в сумерки, когда в молельне было темно, тихо заходит М. с опущенной головой и молча становится в углу лицом к стене. Он никого вокруг себя не замечает. Он весь отдается мыслям о суетности мира, о ничтожестве и преходящей природе человека и жизни о страхе Судного дня и об ужасах ада — и вдруг стены молельни оглашаются страшными рыданиями, словно оплакивают мертвеца; это М. оплакивает самого себя. Уже первые выступления М. и их попытки пропаганды вызвали противодействие со стороны авторитетов литовского раввината, как р. Ицхок Авигдор и р. Лейб Шапиро из Ковны, р. Иошуа Гешель из Янова, р. Авраам Самуил из Россиен, р. Мордехай из Бауска, которые опасались, как бы муссар со временем не развился в особую секту. Опасения раввинов отчасти оправдались, когда после отъезда Салантера за границу доминирующее положение среди М. заняли р. Симха Зисель из Кельм и Исаак Блазер (см.). Благодаря первому, главным рассадником муссара стали на некоторое время Кельмы. Симха Зисель занял среди своих приверженцев положение, напоминающее хасидского цадика. В то время как Салантер признавал, что Талмуд должен составлять главный предмет изучения, Симха-Зисель поучал, что «занятие Талмудом немногого стоит, если оно не сопровождается муссаром, истинный же М., хотя бы он не обладал талмудическими познаниями, если только душа его очищена, выше ученого и даже гаона». У р. Симхи Зиселя находились 12 избранных вроде «габаим», как у цадиков; они-то главным образом распространяли молву о величии и святости учителя и старались привлечь к нему новых последователей. Иные формы муссар принял в другом своем центре — предместье Ковно, Слободке, где М. имели при большой синагоге крупный иешибот и где существовала община «парушим» (лица, всецело посвящающие себя изучению религиозной письменности), находившаяся под исключительным влиянием Блазера и его помощников. Занятие муссаром составляло здесь обязанность каждого. «Одна страничка муссара, — говорили М., — дороже тысячи страниц Талмуда». Ежедневно в определенный час все должны были изучать муссар; по вечерам в молельне произносились проповеди. Кто не обнаруживал рвения, подвергался каре: его лишали субсидии и т. д. М. создали специальный комитет, перед которым иешиботники должны были ежедневно исповедоваться во всем, в чем согрешили против предписаний муссара. Считалось богоугодным делом сидеть по целым дням в молитвенном облачении, наложить на себя обет молчания и т. п. Все это вело, по мнению М., к укреплению (chizuk) в духе муссара. Хотя и иешибот, и парушим содержались, главным образом, на средства основанной р. Израилем Салантером и р. Ицхаком Элхананом Спектором кассы для лиц, вообще изучающих Талмуд, немуссарников туда вовсе не принимали. Блазер, пользуясь правом назначать размеры субсидий парушим, поддерживал лишь тех из них, которые склонялись к муссарничеству. Все это породило большое недовольство среди парушим и иешиботников немуссарников, вследствие чего основатель кассы, р. Ицхок Элханан, отстранил (1890 г.) Блазера от нее. Тогда М. основали самостоятельную кассу в Любцах («любецкую кассу»), причем им удалось склонить берлинского благотворителя Лахмана (см.) передать в их распоряжение основанный им фонд для поддержки лиц, готовящихся к раввинской деятельности. Другой видный приверженец муссара, р. Иозель, также основал кассу, которая называлась его именем и содержала небольшие группы парушим в различных местечках. Между тем распри между муссарниками и их противниками все усиливались. Столь миролюбивое при р. Израиле Салантере, муссарничество постепенно стало принимать все более воинственный характер. Ко всем инакомыслящим М. стали относиться с нескрываемым презрением и ненавистью. Падению М. содействовало и то обстоятельство, что в их среду стали проникать и такие элементы, которых привлекали не идеи муссара, а надежды получать субсидии или другие материальные расчеты. Представитель раввинского мира, р. Меир Фимер (умер в 1911 г.) из Слуцка выступил против М. в печати (На-Меliz, 1897, № 56), обвиняя их в ханжестве. Вскоре затем состоялось в Ковно совещание девяти видных литовских раввинов, выпустивших за своей подписью воззвание («Le-Maan Daat») против муссарников, в котором последние обвинялись в том, что, считая себя избранниками, они ненавидят и презирают всех окружающих и не брезгают никакими средствами для достижения своих целей. Отметив далее ряд предосудительных поступков муссарников, раввины в заключении предостерегали еврейские общины не доверять муссарникам, которые представляют опасность для еврейства. Воззвание произвело огромное впечатление. Резкий ответ Блазера, не заключавший в себе сколько-нибудь веских возражений, еще более испортил положение М. Блазер вскоре покинул Ковно и несколько лет спустя поселился в Палестине; другой духовный вождь муссарников, Симха Зисель, умер (1898 г.). Оставшись без руководительства, муссарническое движение стало быстро падать, большинство муссарнических молелен закрылось, и только в Ковно сохранились еще эпигоны умирающего движения.
Ср.: I. Blaser, Or Israel (1900); S. Rosenfeld, R. Israel Salanter (1911); idem., Пережитое, I; J. E., IX, 117; Ha-Meliz, 1897.
7.