На возвращение графа Зубова из Персии (Державин)

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
На возвращение графа Зубова из Персии
автор Гавриил Романович Державин (1743—1816)
См. Стихотворения 1797. Дата создания: 1797. Источник: Сочинения Державина с объяснительными примечаниями Я. Грота. — СПб.: Изд. Имп. Академии наук, 1865. — Т. 2. Стихотворения. Часть II. — С. 28—38.

НА ВОЗВРАЩЕНИЕ ГРАФА ЗУБОВА ИЗ ПЕРСИИ

1.Цель нашей жизни — цель к покою;
Проходим для того сей путь,
Чтобы от мразу иль от зною
Под кровом нощи отдохнуть.
Здесь нам встречаются стремнины,
Там терны, там ручьи в тени,
Там мягкие луга, равнины,
Там пасмурны, там ясны дни;
Сей с холма в пропасть упадает,
А тот взойти спешит на холм.

2.Кого же разум почитает
Из всех, идущих сим путем,
По самой истине счастливым?
Не тех ли, что, челом к звездам
Превознесяся горделивым,
Мечтают быть равны богам;
Что в пурпуре и на престоле
Превыше смертных восседят?
Иль тех, что в хижине, в юдоли
Смиренно на соломе спят[1]?

3.Ах, нет! Не те и не другие
Любимцы прямо суть небес,
Которых мучат страхи злые,
Прельщают сны приятных грез;
Но тот блажен, кто не боится
Фортуны потерять своей,
За ней на высоту не мчится,
Идет середнею стезей[2]
И след во всяком состояньи
Цветами усыпает свой;

4.Кто при конце своих ристаний
Вдали зреть может за собой
Аллею подвигов прекрасных;
Дав совести своей отчет
В минутах светлых и ненастных,
С улыбкою часы те чтет,
Как сам благими насладился,
Как спас других от бед, от нужд,
Как быть всем добрым торопился,
Раскаянья и вздохов чужд.

5.О юный вождь! сверша походы,
Прошел ты с воинством Кавказ[3],
Зрел ужасы, красы природы:
Как, с ребр там страшных гор лиясь,
Ревут в мрак бездн сердиты реки;
Как с чел их с грохотом снега
Падут, лежавши целы веки;
Как серны, вниз склонив рога,
Зрят в мгле спокойно под собою
Рожденье молний и громов.

6.Ты зрел, как ясною порою
Там солнечны лучи, средь льдов,
Средь вод играя, отражаясь,
Великолепный кажут вид;
Как, в разноцветных рассеваясь
Там брызгах, тонкий дождь горит;
Как глыба там сизоянтарна,
Навесясь, смотрит в темный бор,
А там заря златобагряна
Сквозь лес увеселяет взор.

7.Ты видел, — Каспий, протягаясь,
Как в камышах, в песках лежит,
Лицом веселым осклабляясь,
Пловцов ко плаванью манит;
И вдруг как бурей рассердяся,
Встает в упор ея крылам,
То скачет в твердь, то, в ад стремяся,
Трезубцем бьет по кораблям:
Столбом власы седые вьются
И глас его гремит в горах[4] .

8.Ты видел, как во тме секутся
С громами громы в облаках,
Как бездны пламень извергают,
Как в тучах роет огнь бразды,
Как в воздухе пары сгарают,
Как светят свеч в лесах ряды.
Ты видел, как в степи средь зною
Огромных змей стога кишат[5] ,
Как блещут пестрой чешуею
И льют, шипя, друг в друга яд.

9.Ты домы зрел царей, вселенну,
Внизу, вверху ты видел все[6];
Упадшу спицу, вознесенну,
Вертяще мира колесо.
Ты зрел, — и как в Вратах Железных[7]
(О, вспомни ты о сем часе!)
По духу войск, тобой веденных,
По младости твоей, красе,
По быстром Персов покореньи
В тебе я Александра чтил[8]!

10.О! вспомни, как в том восхищеньи,
Пророча, я тебя хвалил:
Смотри, — я рек: — триумф минуту,
А добродетель век живет[9].
Сбылось! — Игру днесь Счастья люту
И как оно к тебе хребет
Свой с грозным смехом повернуло,
Ты видишь; видишь, как мечты
Сиянье вкруг тебя заснуло,
Прошло, — остался только ты.

11.Остался ты! — и та прекрасна
Душа почтенна будет ввек,
С которой ты внимал несчастна
И был в вельможе человек,
Который с сердцем откровенным
Своих и чуждых принимал,
Старейших вкруг себя надменным
Воззрением не огорчал.
Ты был, что есть, — и не страшися
Объятия друзей своих[10] .

12.Приди ты к ним! иль уклонися
Познать премудрость царств иных.
Учиться никогда не поздно[11]:
Исправь поступки юных лет;
То сердце прямо благородно,
Что ищет над собой побед.
Смотри, как в ясный день, как в буре
Суворов тверд, велик всегда!
Ступай за ним! — Небес в лазуре
Еще горит его звезда[12] .

13.Кто был на тысяще сраженьях
Непобедим, а победил;
Нет нужды в блесках, в украшеньях
Тому, кто царство покорил!
Умей лишь сделаться известным
По добродетелям своим
И не тужи по снам прелестным,
Мечтавшимся очам твоим:
Они прошли и возвратятся,
Пройти вновь могут и придти.

14.Как страннику в пути встречаться
Со многим должно и идти
И на горах и под горами,
Роскошничать и глад терпеть, —
Бывает так со всеми нами:
Премены рока долг наш зреть.
Но кто был мужествен душою,
Шел равнодушней сим путем,
Тот ближе был к тому покою,
К которому мы все идем[13].

Комментарий Я. Грота[править]

В дни счастия Валериана Зубова (род. 1771, ум. 1804) Державин приветствовал его стихами К Красавцу (Том I, стр. 604) и На покорение Дербента (там же, стр. 743). С кончиною Екатерины II положение этого баловня судьбы изменилось. «Счастье с грозным смехом повернуло к нему свой хребет»: император Павел, совершенно отказавшись от всякого желания завоевания[14], послал ему несколько орденов для раздачи его подчиненным и отдельные приказания полковым командирам возвратиться с своими полками в пределы России. Зубову приходилось оставаться в лагере одному: он отправился вслед за своею армией и по прибытии в Петербург подал в отставку; получив приказание жить под присмотром в своих деревнях, он поселился в Курляндии, где ему принадлежали почти все имения прежних герцогов[15]. Поводом к сочинению этой оды был разговор Державина при дворе с князем С. Ф. Голицыным (см. Том I, стр. 223 и следд.), который, упрекнув Державина одой на взятие Дербента, заметил, что уж теперь герой его не Александр и что льстить не было бы никакой выгоды. Державин отвечал, что в рассуждении достоинства он никогда не переменяет мыслей и никому не льстит, а пишет по внушению своего сердца. — «Это неправда», возразил Голицын: «нынче ему не напишешь». — «Вы увидите», сказал Державин и, приехав домой, сочинил эту оду. Хотя стихи его и не были тогда напечатаны, но они в списках находились у многих, не смотря на то, что Зубов был в совершенной опале (Об. Д.).

В печати появились они не прежде 1804 г.: ими открывается сентябрская книжка Друга просвещения за этот год (ч. III, стр. 187), где они помещены с подписью Державин, под заглавием: На возвращение из Персии чрез Кавказские горы графа В. А. Зубова, 1797 года. В издании 1808 см. ч. II, XXIII.

Значение рисунков: «1) Дуновением какого-то ветра колесо Фортуны полетело под гору. Разум показывает событие сего частого феномена; но Мужество, объемлющее Премудрость, равнодушно смотрит на случайное явление. 2) Каменная гора, под дискосом праведного солнца, незыблемо среди колеблющего (sic) моря покоится, как твердого свойства человек в житейских переменах» (Об. Д.). Как видно из тетради, писанной рукою Капниста, вместо этих рисунков предполагались два другие следующего содержания: «1) Переправа российского войска чрез реку Кур, на который случай есть эстамп. Местоположение самое дикое: горы, до половины покрытые облаками, из которых извиваются молнии; над крутизнами висящие леса и проч. 2) Внизу изобразить Фортуну на ея колесе, которая отворотила лицо в сторону.»

  1. Смиренно на соломе спят. — Первая строфа составляет отчасти подражание 16-й оде II-й книги Горация; ту же оду перелагал и Дмитриев (см. его Соч., М. 1818, ч. I, стр. 40, где однакож ссылка на Горация сделана совершенно неверно). У Дмитриева так начинается 2-я строфа:

    «При старости и жизни в цвете
    Всегда в отраду нам покой».

    Начало оды в подлиннике:

    «Otium Divos rogat in patenti
    Prensus Aegaeo, simul atra nubes
    Condidit lunam» и проч.

    В переводе же г. Фета:

    «Просит покоя с небес, кто трепещет
    Моря Эгейскаго камней подводных и т. д.
    Просит покоя средь битвы Фракия,
    Просят Мидийцы, колчан за спиною»...

    В 2-й и 3-й строфе у Державина развита мысль, встречающаяся также у Горация в известной оде Лицинию (ср. Том I, стр. 490):

    «Златую избрал кто посредственность на долю,
    Тот будет презирать, покоен до конца,
    Лачугу грязную и пышную неволю
    Завидного дворца»
    (кн. II, ода 10 в перев. г. Фета).

  2. Идет середнею стезей. — Ср. в предыдущем примечании выражение Горация «Златую посредственность» и стих Державина в оде На умеренность (Том I, стр. 497):

    Держися лучше середины,

    с соответствующим примечанием (ср. там же стр. 491).

  3. Прошел ты с воинством Кавказ. — Уже и Ломоносов в своих картинах России иногда упоминает Кавказ; но Державин первый из русских писателей обрисовал несколькими крупными чертами тамошнюю природу, которая после так часто вдохновляла наших поэтов и повествователей. Образы, здесь начертанные, может статься, были переданы ему в рассказах самого Зубова. Ср. стихотворение Пушкина Кавказ (1829).
  4. И глас его гремит в горах. — Гоголь, в своей блестящей характеристике Державина, выписывает последние пять стихов этой строфы и говорит: «Тут, казалось, хотел создаться зримо образ старца Каспия, но потерялся в каком-то духовном незримом очертании: ухо слышит один гул гремящего моря, и вместе с седыми власами старца подъемлется волос на голове самого читателя, пораженного суровым величием картины» (Сочинения и письма Н. В. Гоголя, т. III, стр. 442).
  5. Огромных змей стога кишат. — Между Каспийским морем и Испаганью есть место, почти непроходимое от множества змей, и потому называемое Змеиным полем (Об. Д).
  6. Внизу, вверху ты видел все. — Зубов возвысился из незнатного дворянского рода и потому знал не только двор, но и низшие слои общества (Об. Д).
  7. Ты зрел, — и как в Вратах Железных... — Дербент называется по-турецки Темир-Капу, что значит железные врата; персидское же слово Дербент означает загороженный вход (вход в гавань из моря был прежде загражден железною цепью): дер — ср. дверь; бент — ср. binden (H. Ханыков).
  8. В тебе я Александра чтил — т. е. Александра Македонского, как завоевателя Персии. Здесь Державин вспоминает свою оду На покорение Дербента (см. выше примеч. 1), в которой было между прочим сказано (строфа 3):

    В столетнем старце Дарий зрится,
    А юный Александр — в тебе.

    Гельбиг в Russ. Günstlinge считает рассказ о столетнем старце недостоверным; но этот рассказ, повторенный и Бантыш-Каменским в его Словаре, основывается на подлинном донесении Зубова, которое мы нашли в копии между бумагами Державина и откуда выписываем относящееся сюда место: «Но един остановил наше стремление, и был то 120-и летний старец, поднесший в начале столетия ключи Дербентской крепости Петру Великому Первому. Оруженосец Екатерины Второй те же ключи от того же старца принял 10-го мая 1796 года».

  9. А добродетель век живет. — В этом и предыдущем стихе передано содержание всей 5-й строфы оды На покорение Дербента:

    Но знай: как светлый метеор,
    Так блеск триумфов пролетает;
    Почти тогда ж и исчезает,
    Коль скоро удивляет взор;
    А добродетели святыя,
    Как в небе звезды, век горят.

  10. Объятия друзей своих. — «Сей граф Зубов был человек снисходительный: говорил и выслушивал всякого с откровенным сердцем, не так, как брат его, любимец императрицы, несравненно старших, почтеннейших себя людей принимал весьма гордо, не удостоивая иногда и преклонением головы» (Об. Д.; ср. Том I, стр. 600). О В. А. Зубове Жихарев в «Дневнике студента» (Записки Соврем., стр. 302): говорит «Зубов знал во всем меру, был человек отличных свойств, необыкновенно умен и такой сердечной доброты, что невольно привлекал к себе любовь всех, его знавших. И не даром Державин в то время, когда Зубов впал в опалу и возвращен из Персии, написал к нему одну из прелестнейших своих од, в которой встречаются такие глубокомысленные и доказывающие необыкновенное знание человеческого сердца стихи, как например и проч.» (Здесь выписаны строфы 10 и 11 этой оды, при чем последние два стиха отмечены курсивом).
  11. Учиться никогда не поздно. — Будучи при императоре Павле в изгнании, Валериан Зубов просился в чужие краи, чтобы в путешествии чему-нибудь научиться (Об. Д.). В Воспоминаниях Булгарина рассказан случай, в котором Державин выразился довольно сходно об учении. По словам Булгарина, граф Вас. Вас. Орлов-Денисов, вступив в службу на 12-м году от рождения, не знал ничего, кроме русской грамоты. «Державин любил графа... и, узнав, что он не в состоянии платить учителям на дому, присоветовал ему вступить в пансион, сказав, что учиться никогда и нигде не стыдно». Граф, будучи уже войсковым старшиною, действительно стал ходить в частный пансион и узнал между прочим языки французский и немецкий (Восп. Б., ч. III, стр. 296).
  12. Еще горит его звезда. — Хотя Суворов в первое время царствования Павла был также в опале и жил в своем имении (селе Кончанском) близ Боровичей, однакож Державин предугадывал, что полководца ожидают новые подвиги (Об. Д.). О причине опалы Суворова см. ниже, под этим же годом, пьесу К Лире.
  13. К которому мы все идем. — В Друге просвещ., где настоящая ода в первый раз была напечатана (см. выше примеч. 1), к концу ея прибавлено четырехстишие по поводу случившейся незадолго перед тем кончины В. Зубова:

    Пришел теперь к сему покою
    И ты, прекрасный человек;
    Когда б толь славною стезею
    И мой пресекся век!

    Перед подписью имени поэта означен день смерти Зубова: 21 июня 1804 г. (он умер в Курляндии).

    В той же книжке журнала вслед за этой одой помещено стихотворение Державина Волхов Кубре (см. под 1804 г.), в котором 10-й куплет также посвящен памяти Зубова и состоит из следующих стихов:

    Уже и вождь, ногой железной
    Ступавший Александра в след,
    Прекрасный человек, любезный,
    Луч бедных, — блещет между звезд.

  14. Подлинные слова из одного рескрипта (Ист. войны в 1799 г., Спб. 1852, т. I, стр. 23).
  15. Главное имение было Вюрцау с замком и садом, разведенным Анной Иоанновной, когда она была герцогиней курляндской (Гельбиг).