Книга VI. История рода Нитта. Нитта[править]
Вступительный очерк[править]
Я, вольный историк, говорю: Фамилии Нитта и Асикага обе ведут свое происхождение от Хатимана Ко[1] и родовитость одной из них, по существу, не ниже родовитости другой, но тем не менее все же фамилия Нитта является линией рода, идущей наследственно от старшего сына [главы рода], и то, что последующие историки определяют фамилию Асикага, как сёгунскую, утверждая, что она получила преемственно наследие рода Минамото, есть не более как то, что они расценивают обе фамилии, учитывая результаты успехов одной из них [Асикага] и неуспехов другой [Нитта]; между тем причины популярности и усиления одной из них, равно как и упадка другой, лежат в далеком прошлом.
Считается, что общим предком, родоначальником обоих домов был Ёсикуни. Сам Ёсикуни был сыном Князя Хатимана и, попав в опалу, был удален в область Кодзукэ, где его удельными владениями стал округ, называвшийся Нитта. У Ёсикуни было два сына: Ёсисигэ и Ёсиясу. Ёсиясу [младший] приютился у фамилии Тавара, родом из которой была его мать, и жил в округе Асикага; потом эти владения были разделены, и он получил половину округа; Ёсисигэ же [старший] стал владеть округом Нитта; получив его по наследству от отца, он вместе с тем наследовал Ёсикуни также в его чине и должности. Таким образом, следовательно, совершенно ясно, что главной линией рода является именно линия Ёсисигэ. Однако в то время, когда поднялся и возвысился Ёритомо, Ёсисигэ был с ним в разладе, и поэтому он окончил дни свои в звании всего лишь помощника [начальника] дворцового продовольственного ведомства [ои-но сукэ}{2] и потомки его не пошли дальше того, что стали зваться одной из наследственно-военных фамилий области Кодзукэ. Между тем Ёсиясу, когда наступили смуты, стал быстро продвигаться в чинах и должностях; кроме того, он одинаково с Минамото Ёсимото взял себе жену в Ацута[3], почему его потомки и стали в родственные и близкие отношения к Ёритомо; затем его потомство вступило в брачные связи с родом Ходзё, так что обе эти фамилии взаимно поддерживали друг друга, опираясь одна на другую, и фамилия Асикага стала в Камакура очень известной.
Император Годайго еще до своего выступления [против Ходзё] хорошо был осведомлен о том, что фамилия Асикага представляет собой сильный род, и когда ему стало известно, что Асикага[4] повернул свое копье наоборот [против Ходзё], он сразу же пожаловал его большими, сравнительно с другими, высокими званиями и должностями и, следовательно, сам же император открыл Асикага дверь для того, чтобы он залил впоследствии грязью и обратил в игрушку императорское правительство, чтобы возымел вожделения, каких иметь не смел.
Однако же подвиги Нитта далеко оставляли за собой подвиги Асикага, и это узналось тогда именно, когда наступил день, что оба они предъявили свои жалобы императору[5]. Когда дошло до того, что Такаудзи восстал и пошел против императора, роду Ёсисада было повелено отражать его; однако Такаудзи вошел уже в силу, и остановить его стало невозможным. О, как нестерпимо горестно это! Некоторые говорят, что популярность рода Ёсисада уступала популярности рода Такаудзи, и потому он не мог держаться в одиночку, а примкнув к императорскому правительству, этим самым придал себе вес. Я, однако, нахожу, что это вовсе не так. Ведь императорское правительство оперлось на Нитта как на поддержку, а вовсе не Нитта на правительство. Таланты и мужество военачальников и предводителей Нитта, энергия и сила на подбор его низших подчиненных были таковы, что Асикага, даже став на цыпочки, не смогли бы дотянуться до них, но злая судьба была с Нитта; они терпели поражения, пока в конце концов не исчезли совсем, и этому нет иной причины, кроме той, что Поднебесная отвратилась от императорского правления, страдая от него, и воспевала правление военное, приветствуя его. Поэтому население страны находило выгодным для себя ту линию, какую вел Асикага в своих личных целях, но, наоборот, оно считало невыгодным и неудобным для себя то, на служение чему отдал себя Нитта, действовавший не для себя, а для императорского правительства. Люди шли за ним потому лишь, что нельзя было не идти, и в сражения они вступали против своего желания. Кроме того, в войска его еще замешались военачальники, помощники его из придворной знати, и воины, набранные повсюду в пристоличных землях[6]; его удерживали за локти, его тянули, как на веревке, и действовать по своему усмотрению он не мог[7]. Не тяжелое разве это положение для полководца?
Если бы раньше Ёсисада пошел тоже на то, что сделал Асикага, то облеченные в шлемы и доспехи воители собрались бы к нему, как облака, как густой туман, и что мог бы Асикага сделать тогда против него? Ёсисада мог бы располагать всей Поднебесной, как только хотел, и разве дошло бы до тех страданий и гибели, какие выпали на его долю? Где именно были для него счастье и несчастье, выгода и потеря; это может понять даже малый ребенок[8]; так неужели же Ёсисада не понимал этого? Но если он до конца не изменил своему долгу, то, конечно, потому лишь, что не мог он примириться с мыслью об измене и восстании против императора, он, который сам возложил на себя обязанность быть опорой императорского дома. Не будь только этого, то наследие рода Минамото перешло бы к фамилии Нитта на долгие времена, а потому, следовательно, и нельзя делать выводы, основывая их на успехах Асикага и неуспехах Нитта.
Далее затем. Наследственная линия сёгунских домов совсем не то, что линия императорского дома[9], а притом же еще, так называемые сёгуны, Асикага начались только с третьего их поколения; ни отец, ни дед[10] не получали высочайшего повеления от императорского правительства настоящей линии; те, кто были сёгунами по повелению императоров,- это два принца: Моринага и Наринага, но они были сёгунами лишь по имени, что же касается фактического полномочия быть главноначальствующим всех вооруженных сил в борьбе за восстановление императора, то оно всецело было возложено на Ёсисада.
В силу всего этого, повествуя о фамилии Асикага, я излагаю наряду с ней и историю фамилии Нитта, но так как, с одной стороны, выступление Нитта во имя долга стоит в связи с принцем Моринага, с другой же, восстание против императора, на которое пошел Асикага, тоже произошло, главным образом, из-за Моринага, то попутно я говорю также и о нем.
Нитта[править]
Фамилия Нитта ведет свое начало от Минамото Ёсииэ. Ёсикуни, третий сын Ёсииэ, был пожалован чином младшего разряда младшей степени пятого класса [дзюгоигэ][11] и назначен старшим помощником министерства церемоний и чинов [сикибу-но таю][12]. Однажды, отправившись во дворец, он встретился на дороге с поездом правого государственного канцлера [удайдзин] Фудзивара Санэёси, свита которого с бранью бросилась удалять Ёсикуни с дороги, так что он упал с лошади. Его челядинцы пришли в негодование и сожгли дом Санэёси, за что Ёсикуни, как заподозренный в прикосновении к этому делу, и был сослан в область Кодзукэ. Там у него родились два сына: Ёсисигэ и Ёсиясу; первый из них получил в надел округ Нитта, второй стал владеть округом Асикага.
В годы Дзисё [1177-1180] род Тайра потерял власть над страной, и наперерыв один перед другим стали подниматься разные Минамото. Ёсисигэ собрал воинов и утвердился в замке Тэрао. Когда Минамото Ёритомо начал свое дело в Камакура, он стал звать к себе Ёсисигэ, но тот не откликнулся на его призыв; когда же потом Ёритомо подчинил себе Канто, он явился и вместе с Ёсиканэ, сыном Ёсиясу, и другими стал на сторону Ёритомо. Ёритомом хотел было взять дочь Ёсисигэ себе в наложницы, но Ёсисигэ опять же не согласился, так что в конце концов между ними произошел разрыв, и когда наступило то время, что Ёритомо стал испрашивать чинов и должностей для разных Миномото, Ёсисигэ всего-навсего получил только право на чин по наследству от отца и был назначен помощником дворцового продовольственного ведомства [ои-но сукэ]. У него было семь сыновей, и наследником в роде стал второй из них, Ёсиканэ, у которого родился сын Ёсифуса, сыном же этого последнего был Масаудзи, у которого родился сын Мотоудзи, имевший, в свою очередь, сына Томоудзи. Все эти шесть поколений владели преемственно округом Нитта, имя которого и стало, наконец, их фамильным именем. Цвет их родового значка был белый, а их фамильный герб был черное в середине круга [накагуро][13]. Фамилии Вакия, Сатоми, Одатэ, Хоригути, Торияма, Ханэгава, Ямана, Момонои, Итинои, Каная, Хосоя, Эда, Оида, Токугава и Сэрада — все ведут свое происхождение от Нитта; отделившись от нее, они разместились в областях Кодзукэ и Этиго и потом все стали на послугах у рода Ходзё.
Когда Ходзё Такатоки сослал императора Годайго на острова Оки, то Кусуноки Масасигэ, укрепившись на Конгосэне[14], начал войну против Ходзё, и Такатоки для нападения на него командировал разных военачальников и самураев, в числе которых был и сын Томоудзи по имени Ёсисада. Однако замок был крепок, овладеть им не могли, и восточные воины массами начали дезертировать. Тогда Ёсисада призвал своего домоправителя [касай][15] Фунада Ёсимаса и, вступив с ним в разговор, сказал: «Роды Минамото и Тайра, сдерживая один другого, оба стояли на страже императорского дома, служа ему защитой, и так велось это исстари. Хотя лично я и непохож на своих предков, но все же удостоился того, что стою в старшей линии Минамото, и только в силу современного положения вещей стал я на послугах и побегушках у Ходзё и пошел, в конце концов, против правительственного войска, как против врага. Но разве по своей воле, в силу собственного желания делаю я это? Теперь я внимательно присмотрелся к тому положению, какое создалось за последнее время для Такатоки, и вижу, что гибель его уже недалека, поэтому я и хочу вернуться к себе на родину, чтобы выступить с вооруженной силой во имя долга[16]. По отношению к высшим [императору] я сниму этим бремя высочайшей горести и забот, по отношению же к низшим [предкам] я подниму этим славу и популярность рода, но ничего этого нельзя будет сделать, если у меня не будет на то высочайшего повеления, и я тогда только смогу сделать дело, если как-нибудь удастся получить мне письменный приказ принца Дайто [Дайто-но мия]».
Дайто-но мия был принц Моринага, третий сын императора Годайго. Моринага давно уже сильно возмущался самоуправством Ходзё и вместе с императором составил тайный план сокрушить их. В целях выполнения этого плана он был пожалован второй степенью ранга, установленного для принцев [нихон], назначен военным министром [хёбукё] и главою горных монахов [саммон-но дзасу][17]; его монашеское имя было Сонъун, и так как он пребывал в Дайто, то его и прозвали Дайто-но мия ["Его Высочество Дайто", «принц Дайто»][18]. Когда план их был обнаружен, то явились восточные войска и хотели захватить императора, но Моринага, успевший наперед узнать об этом через шпиона, научил императора бежать на Касагияма, сам же вместе со своим младшим братом Мунэнага стал во главе войск и, дав разбойникам встречный бой, нанес им поражение. Однако после этого войска его были рассеяны; оба брата бежали разными дорогами, и Моринага укрылся в монастыре Ханнядзи Южной столицы.
Но вот Касаги пал, Мунэнага был взят в плен, и разбойники послали воинов, которые и окружили монастырь. Моринага спрятался в ящике, в котором хранились буддийския книги [буддийское священное писание], и таким образом избежал захвата, а затем вместе с состоявшими при нем девятью человеками перерядился в одежду идущих по обету горных отшельников и, взвалив на спину котомку с вещами, бежал на юг и прибыл в Тоцукава[19]; там он приютился у местного магната Тоно Хёэ и, отрастив волосы, взял себе в жены дочь одного из родственников Хёэ. Разбойники проведали об этом и обещали за его голову награду в тысячу золота[20]; тогда Моринага бежал и укрылся в Ёсинояма[21]. В пятой луне следующего года [2-го года Гэнко — 1332 г.][22] он организовал в Ёсино войско и укрепился в монастыре, обратив его в замок [крепость]; кроме того, он послал состоявшего при нем Акамацу Норисукэ, чтобы тот уговорил своего отца Норимура поднять воинов в области Харима. По прошествии некоторого времени явилось сюда для нападения многочисленное войско разбойничьего военачальника Никайдо Садафудзи и других; Моринага лично принял участие в бою, но устоять не мог, и замок пал; тогда бывший при нем самурай Мураками Ёситэру назвался именем Моринага и пал за него мертвым, Моринага же укрылся в лощинах гор Ёсино. Затем он собрал под свою команду горных разбойников и с помощью их начал оказывать поддержку Кусуноки и отбивать у разбойников [Ходзё] продовольствие.
Ёсисада был очень осведомлен о том, что делал Моринага, но он не мог доискаться, где именно тот укрывается, поэтому он и придумал вместе с Ёсимаса особый план действий, после чего Ёсимаса, переодев тридцать своих человек под вид горных разбойников и изобразив из себя убегающего от врага воина, вступил с ними в притворный бой внизу гор. Горные разбойники, которые находились наверху гор, увидев это, тотчас же спустились вниз на помощь мнимо своим. Тогда Ёсимаса захватил их живьем и, отпустив одного из них, послал его к Моринага, чтобы он передал тому о желаниях Ёсисада. Моринага давно уже знал о том, что род Нитта пользуется известностью, и потому очень обрадовался; он тотчас же дал ему просимый приказ, причем за императора применил текст, который употреблялся только в высочайших указах[23]. Радость Нитта была выше его ожиданий; на следующий же день он сказался больным, возвратился на восток и там вместе со своим сыном Ёсиаки, младшим братом Вакия Ёсисукэ[24], и другими начал составлять план, как разгромить Такатоки.
Такатоки ничего этого не подозревал. Так как Конгосэн долго не могли взять, а кроме того, повсюду стали организовываться правительственные войска, то он начал требовать продовольствия для своих войск все больше и больше. В округе Нитта издавна было много зажиточных домов, и поэтому он наложил на этот округ повинность в сумме шестисот тысяч сэн[25], назначив для представления ее пятидневный срок и послав своих низших чиновников для понуждения. «Эти дерзкие нахалы смеют еще попирать мою землю!» — воскликнул Ёсисада и, послав воинов, схватил чиновников, обезглавил их и головы выставил у ворот селения напоказ. Узнав об этом, Такатоки пришел в ярость и отдал приказ разгромить род Нитта. Тогда родичи Нитта собрались все для совещания. Одни говорили, что следует обороняться у реки Тонэгава, другие советовали направиться в область Этиго и стать под защиту тамошних своих родственников. Но вот выдвинулся вперед Ёсисукэ, который и стал говорить: «Ни то, ни другое не годится, как план действий. Если ожидать сильного врага так, как есть, не предприняв со своей стороны ничего, то все, что мы держим про себя, обнаружится; наша внешняя мощь начнет падать, и войско наше начнет разлагаться само по себе. Одно поражение — и мы будем повержены во прах, дав повод людям говорить, что род Нитта покаран смертью за то, что казнил посланных. Смерть бывает только раз; так лучше уж умереть за государево дело; пусть у нас теперь одна всего лошадь, один только воин[26], но если к нам пристанут другие, когда мы, выступив, воззовем в области к долгу, то мы ударим на Камакура, а не пристанут — нам останется только умереть с оружием в руках. Что же лучше из двух? Это? Или же сидеть сложа руки и покорно принять смерть как кару?» Все согласились с тем, что он говорит правильно, и после этого они начали готовиться к войне. Одатэ Мунэудзи, Хоригути Садамицу, Ивамацу Цунэиэ, Сатоми Ёсиудзи, Эда Юкиёси и другие — сто пятьдесят всадников всего,- почтив Ёсисада, выбрали его себе в предводители и он, утвердив боевые значки[27] перед синтоистским храмом Икусина в своих владениях, положил этим начало войне во имя долга, за императора. Это было в 8-й день пятой луны 3-го года Гэнко [1333 г.].
Ёсисада почтительно прочел вслух перед всеми высочайший указ, после чего выступил со своим отрядом и стал станом в Касакакэно. Когда стало темнеть, в стороне реки Тонэгава поднялась пыль; то были воины, которые подходили сюда; всего их было две тысячи всадников. Все подумали, что идет враг, но когда пришедшие стали постепенно приближаться, то оказалось, что это идут на помощь родичи из области Этиго. «Каким образом пришли вы так скоро, и как узнали вы, что я начал войну во имя долга?» — воскликнул пораженный и обрадованный Ёсисада. Оида Цунэтака почтительно склонился в седле и, отвечая ему, сказал: «Сегодня утром явился и стал призывать область к войне во имя долга Хагуро Тосиката, поэтому мы и прискакали; те, кто находится подальше, прибудут завтра». Тосиката был младшим братом Цунэтака и отличался быстротой ног. На следующий день прибыли все воины области Этиго, а также подошли с пятью тысячами всадников разные Минамото областей Каи и Синано. Когда все войска соединились, Ёсисада двинулся дальше и вступил в область Мусаси. Тут к нему без всякого предварительного уговора стали присоединяться военачальники и самураи ближайших областей, и в один день набралось двадцать тысяч человек. Тогда он занял позицию на северной стороне реки Ирумагава.
Такатоки, услышав, что Ёсисада начал против него военные действия, не придал этому особого значения и выслал сто десять тысяч человек под командой своих родственников Садакуни и Садамаса[28], чтобы они напали на Ёсисада с фронта и тыла. Садакуни подошел к южной стороне реки и, рассмотрев издали, что войско Нитта очень сильно, не решился пойти в наступление; тогда Ёсисада, переправившись через реку, приблизился к нему сам, и на равнине Мусаси начался жестокий бой. Оба войска состояли из сильных воинов восточных областей, которые сыздавна были привычны к конным боям; местность как раз была ровна и широка, и потому они, окончив стрелковый лучный бой, тотчас же кинулись друг на друга в атаку; около тридцати раз сходились они на удар и наконец разошлись, отступив каждое. На следующий день они дрались при Кумэгава, и при каждом бое убитых и раненых в камакурском войске было вдвое больше, чем в войске Нитта.
Тогда Такатоки послал им на помощь своего младшего брата Ясуиэ со свежими войсками; ночью он подошел к камакурскому отряду. Не подозревавший этого Ёсисада вступил на рассвете в бой опять, но был разбит и отступил; Ясуиэ же после этого начал считать Нитта ни во что. «Вне сомнений,- говорил он,- найдется среди врагов кто-нибудь, кто убьет Ёсисада и представит его голову нам!» Все его войско поснимало доспехи и принялось за попойку. Тем временем уроженец области Сагами Миура Ёсикацу, который сыздавна расположен был в душе к Ёсисада, явился во главе шести тысяч воинов и стал на его сторону. Ёсисада, поблагодарив его, стал спрашивать о плане действий, и Ёсикацу сказал: «Ныне Поднебесная раскололась в смуте; победа и поражение, меняясь, приходят то на ту, то на другую сторону, но все же судьбы неба придут в конце концов на свое место[29]. Сразись-ка, князь, разок с врагом, присоединив к себе, кстати, моих воинов!» — «Да разве можно,- возразил Ёсисада,- противопоставить моих усталых воинов упоенному свежей победой войску врага?» — «Слова „победив в сражении, военачальники начинают гордиться, воины же лениться, почему и терпят потом поражение“[30] можно как раз сказать применительно к Ясуиэ; поражение и бегство уже уготованы ему, и бояться его нечего; прошу о том, чтобы в деле завтрашнего утра мне быть твоим авангардом!» На следующее утро Ёсикацу, свернув значки, потихоньку двинулся вперед, и враги, указывая на него пальцами, начали говорить один другому, что это и есть, как они слышали раньше, тот самый Миура, который идет к ним, повинуясь призыву. Вдруг на обоих флангах, справа и слева от отряда Миура, показались идущие в наступление Ёсисада и другие; атакованное с трех сторон войско Ясуиэ было разбито наголову. Отряд Садамаса вступил при Цуруми в бой с фамилиями Ояма и Тиба и также понес большое поражение. Тогда все они, бежав, вернулись в Камакура, а витязи Восьми областей[31], откликаясь, как эхо на звук, наперерыв стали примыкать к Ёсисада.
Двинувшись дальше вперед, Ёсисада дошел до Сэкито. Воинов у него было в общем всего около ста двадцати тысяч всадников[32], он разделил их на три отряда и тремя дорогами двинулся на Камакура. Одатэ Мунэудзи и Эда Юкиёси наступали через Гокуракудзи[33]; Хоригути Садамицу и Осима Мориюки — через Кобукуродзака, а Ёсисада и Ёсисукэ, став лично во главе разных военачальников и предав огню более пятидесяти мест по пути, повели наступление через Кэвайдзака. В Камакура пришли в страх и трепет. Однако у Ходзё все еще было более ста тысяч наличных воинов, которые были разделены на отряды и поставлены на оборону каждого из трех пунктов. Наступая, Ёсисада и Садамицу вступили в Яманоути, Мунэудзи уже пал в бою, и его отряд весь отступил. Тогда Ёсисада отобрал две тысячи воинов и ночью направился туда [к Гокуракудзи]; враги заняли позицию, прикрывшись морским берегом и соорудили палисад, а их военные суда выстроились на юг от позиции и приготовились обстреливать наступающего во фланг[34]. Тогда Ёсисада сошел с лошади, снял шлем и, склонившись в молитве, сказал: «Сосланный мятежными подданными сын неба пребывает ныне в далеком западном море, и я, Ёсисада, слуга его, не стерпев смотреть на это, оставаясь на месте, привел воинов, чтобы покарать разбойников. Пав ниц, молю тебя, призри же, бог морей, верность государева слуги, удали воды моря и открой мне путь!» Вслед за этим он отстегнул подвешенный к поясу, золотом отделанный меч, и бросил его в море[35]. На рассвете море сильно отлило и суда, гонимые отливом, отошли дальше. Ёсисада чрезвычайно обрадовался и, дав командный знак своим воинам, двинулся вперед; весь отряд последовал за ним; они вторглись прямо в бакуфу и, пользуясь ветром, пустили огонь пожара; дым и пламя закрыли небо, и Ёсисада, двинув воинов, вступил в сражение, истребляя врагов всех до единого. Такатоки и его родня в конце концов понесли кару и пали все, и с того времени, как Ёсисада поднялся с вооруженной силой, и до этого момента прошло, пожалуй, всего пятнадцать только дней. Затем Ёсисада, оставшись в Камакура, занялся преследованием уцелевших еще приверженцев Ходзё и ублажением своих новых сподвижников, и мощь его распространилась на все Канто.
Еще до этих событий император, который находился в области Хоки, прослышав, что столица уже усмирена, пожелал возвратиться во дворец [Киото]. Некоторые начали останавливать его, причем говорили: «Хотя столица и усмирена, но войска, действующие против Конгосэна, все еще наполняют пристоличные земли; а к тому же есть поговорка, что „Восемь областей могут противостоять всей стране, Камакура же может противостоять и Восьми областям“. В кампанию годов Сёкю [219-1221] было очень легко покарать смертью Ига Мицусуэ[36], но когда дошло до сражения с восточным войском, то пришлось понести страшное поражение. Теперь Поднебесная из десяти частей получила пока всего лишь одну-две. Надо пока еще остаться на некоторое время здесь и хорошенько присмотреться, что произойдет в восточных областях». Все высшие придворные чины [кугё] были согласны с этим, но император не внял советам и отправился; когда он дошел до Хёго[37], то как раз получил письмо Ёсисада с извещением о победе. Все, как высшие, так и низшие, чрезвычайно обрадовались, и сейчас же последовал высочайший указ о назначении Ёсисада помощником левого конюшенного ведомства [сама-но сукэ][38], а Ёсисукэ — помощником управления дворцового арсенала [хёго-но сукэ][39]; посыльному был пожалован чин. В 1-м году Кэмму [1334 г.] весь род Ёсисада явился ко двору, и тогда Ёсисада был пожалован чином старшего разряда младшей степени четвертого класса [дзюсиидзё], назначен начальником левой императорской гвардии [сахёэ-но ками][40], а вместе с тем правителем области Харима [Харима-но ками][41] и ему повелено стать протектором области Кодзукэ [Кодзукэ-но сюго]; Ёсисукэ был назначен младшим помощником военного министра [хёбу-но сё][42], поставлен на пост начальника охраны императора [мусядокоро-но тонин][43] и ему было повелено стать протектором области Сугура [Сугура-но сюго]; Ёсиаки было повелено стать протектором области Этиго [Этиго-но сюго][44], и все они были оставлены стоять в столице для охраны ее.
Асикага Такаудзи был дальним потомком Ёсиканэ[45], и род его сыздавна пользовался популярностью. Оказав помощь при нападении императорских войск на столицу, он был отличен императором, как первый среди прочих, и получил более высокие чины и звания по сравнению с другими; полученные им должности и содержание натурой [доходы с земель] далеко превосходили то, что получил Нитта. И вот он, в конце концов, стал питать про себя мятежные планы, помеху к осуществлению которых он и видел в Ёсисада и сыне императора, принце Моринага.
Вначале, когда император возвратился еще только во дворец [Киото], Моринага находился на Сикисэне, и воины ближайших к нему пристоличных земель наперерыв стремились присоединиться к нему; во главе их он и хотел было явиться к императору в столицу, но это не удалось. Император послал к нему государственного советника [санги] Фудзивара Киётада, поручив ему сказать: «Поднебесная уже подчинена. Что же ты еще хочешь делать? Почему не сбриваешь ты волос и не возвращаешься в прежнее [монашеское] состояние?» Моринага отвечал: «Хотя Такатоки и пал, понеся кару, но остатки приверженцев его еще не уничтожены и необходимо иметь полную готовность к военным действиям, чтобы быть в состоянии пресечь всякие вожделения. Далее затем. То, что осуществлено ныне, это достигнуто как добродетелью [величием] твоего величества, так и планами, которые придумывал я, ничтожный слуга твой; однако же Асикага Такаудзи, украв это, ставит все лишь, как результат своих подвигов. Он! Я вижу его намерения; они таковы, что не измерить их, и, если не избавиться от него, пока еще сила его незначительна, то это значит опять породить еще одного Такатоки. Я слышал, что в буддизме есть два пути: путь милосердия [сёдзю] и путь укрощения [сякубуку][46]; я прошу тебя, твое величество, возложи ты на меня дело распоряжения вооруженной силой, и я произведу укрощение для твоего величества!» Императору это пришлось не очень по душе, однако, хотя и против своего желания, он исполнил просьбу и возвел Моринага в звание сэйи тайсёгун, но покарать Такаудзи он ему не позволил. Моринага, выстроив свою свиту, как полагалось для церемониального шествия, двинулся в столицу; его передовым [глашатаем] был Акамацу Норимура.
Такаудзи глубоко возненавидел принца Моринага и, обратив любимую императорскую наложницу, по фамилии Фудзивара[47], в свою соумышленницу, начал составлять тайный план, как бы удалить и подвести Моринага под наказание. Между тем Моринага, который вовсе не подозревал этого, со своей стороны стремился к тому, чтобы разделаться с Такаудзи, для чего держал при себе множество заранее обрекших себя на смерть самураев и секретно набирал воинов. Такаудзи удалось добыть циркулярное послание Моринага, и он, подав императору доклад о том, что затевается переворот, донес в этом докладе, что тайсёгун [Моринага] готовит восстание с целью свергнуть императора и возвести вместо него на престол своего сына Окинага. Фудзивара со своей стороны поддержала его доклад. Император пришел в гнев и в десятой луне [1-го года Кэмму — 1334 г.], спрятав в засаде вооруженных людей, вызвал к себе Моринага и, арестовав его, заключил во дворце.
Гнев и отчаяние овладели Моринага, и при посредстве одной знакомой ему придворной женщины он послал императору письмо, в котором говорил: «Я схвачен и заключен, как преступник, но я осмеливаюсь настаивать, что нет за мной никакой вины. Прошу тебя, твое величество, проникнись жалостью и вдумайся в это. Раньше я, вознегодовав на самоуправство и своеволие военных подданных, снял с себя одеяние монаха и облачился в одежду брани, и считал я, что лучше мне принять на себя хулу людей и все-таки, забыв о самом себе, пожертвовать собой для своего государя и отца. Среди чинов императорского правительства никто не осмеливался выступить, но невзирая на это, я один, сжимая пустые кулаки, грудью стал против сильного врага; глаза и уши разбойников, все их внимание сосредоточилось на мне, и голову мою они покупали за десять тысяч домов[48]. Днем я прятался и выходил лишь ночью; я скрывался в горах и долах, я попирал ногами иней и снег; почти простившись с жизнью, я оживал опять и много раз было это. Изнемогая в думе, создавал я планы и наконец-то удалось мне оказать заслугу покорения и уничтожения врага, но не думал я, что падет на меня обвинение теперь. И хотя бы, подняв взоры, вознес я сетования свои высокому небу, ни солнце, ни месяц не станут лить света своего на меня, непочтительного сына; хотя бы, пав ниц, стал я рыдать на земле, ни горы, ни реки не примут меня, дерзкого слугу. Порваны связи между отцом и сыном; небо и земля отвергли меня, и нет на свете для меня никаких более надежд. Если только, простив мне смертную казнь и вычеркнув из списков[49], позволишь ты возвратиться мне опять в монашество, то до конца жизни своей не стану я сожалеть ни о чем. Но вот еще! Умер Синсэй — и в стране Син наступила смута, был казнен Фусо — и династия Син пала[50]. Отчего же ты, святой, пресветлый[51], обратившись к древности, не возьмешь ее себе в назидание теперь? Но слезы льются, затмилось сердце мое, и не могу я договорить до конца все, что сказать бы хотел!»
Письмо было доставлено во дворец, но представить его императору не нашлось никого. Все, кто постоянно состоял при Моринага, были казнены; Акамацу Норимура также был лишен своей должности сюго, а в одиннадцатой луне [1-го года Кэмму — 1334 г.] последовал императорский указ, в силу которого Моринага был отдан под надзор Асикага Тадаёси, почему его и перевезли в Камакура. Там вырыто было в Никайдогаяцу подземелье, и Моринага был заключен в нем; для услуг к нему была приставлена одна из придворных женщин.
В седьмой луне 2-го года [Кэмму — 1335 г.] Ходзё Токиюки[52] поднял восстание и напал на Камакура. Тадаёси был разбит и бежал, но перед бегством он призвал к себе Футибэ Ёсихиро и сказал ему: «Токиюки нечего бояться, но если кто может внушать опасения, так это военный министр[53]; надо воспользоваться этим случаем и отделаться от него!» Ёсихиро отправился и заглянул в подземелье; Моринага как раз читал при свете огня буддийское писание; оглянувшись [на шум], он стремительно вскочил. «Ты хочешь убить меня?» — воскликнул он и, бросившись вперед, хотел вырвать у Ёсихиро меч, но Ёсихиро рубнул его в колени и свалил наземь; сев верхом ему на грудь, он хотел пронзить горло, но Моринага, сократив шею, захватил зубами острие меча, и оно отломилось; тогда Ёсихиро выхватил второй меч[54] и дважды вонзил его в сердце, после чего Моринага испустил дыхание. От роду ему было двадцать восемь лет. Ёсихиро хотел было взять голову убитого и показать ее Тадаёси, но, увидев какова была она с незакрытыми глазами и зажатым в зубах острием меча, он бросил ее и ушел. Прислуживавшая Моринага придворная женщина обрядила его похороны; затем она отправилась в столицу, чтобы доложить императору обо всем, как оно было, но в это время император уже повелел Такаудзи выступить в поход на восток против Токиюки. Кончилось тем, что Такаудзи утвердился в Камакура, провозгласил себя сёгуном и, захватив находившиеся в Канто владения фамилии Нитта, поделил их между своими военачальниками и самураями, а в то же время, стараясь оправдать свои поступки, представил императору записку, в которой возводил разные обвинения на Ёсисада.
Ёсисада также представил императору записку. В ней он говорил: «Несколько времени тому назад, когда в Поднебесной наступала великая смута, высочайший паланкин был перенесен[55]. Тогда поднялся Кусуноки и другие витязи, и вместе стали они служить государеву делу, однако же Асикага Такаудзи вел себя, как крыса, которая вытягивает шею на обе стороны[56]; он высматривал и ожидал, на чьей стороне будет победа, на чьей — поражение, и, не потерпи войска разбойников сильного поражения, то вряд ли бы он явился с покорностью. Подвиги его незначительны, наград же много, и в конце концов он стал питать вожделения, каких питать не смел, но он знает, что моя преданность [государю] будет помехой для него, и он хочет навлечь на меня слова клеветы. Я в 8-й день пятой луны [3-го года Гэнко — 1333 г.] поднял оружие в области Кодзукэ, он же в 7-й день этой луны принял участие в штурме Рокухара[57]; однако он говорит, что я потому лишь решился выступить с оружием, что узнал о возвращении столицы [во власть императора]; этим он обманывает, морочит небесные уши[58]. Это его первая вина. Я в 22-й день пятой луны [3-го года Гэнко — 1333 г.], стоя во главе разных отрядов, покарал смертью Такатоки, его же сын[59], ведя за собой своих челядинцев, сотню с лишним человек, вступил в Камакура в 3-й день шестой луны; однако он говорит, что я оказал свои подвиги, благодаря лишь его сыну, на которого я якобы опирался. Это его вторая вина. Он, находясь у высочайшей колесницы[60], самовольно предал казни низших воинов принца. Это его третья вина. Полномочия покарания и усмирения [сэйи тайсёгун] были у принца, военного министра, но он силой взял себе это звание. Это его четвертая вина. Самовольно он назвался главноуправляющим [канрё][61] и самоуправно начал распространять грозу и милость власти[62]. Это его пятая вина. Хотя дело восстановления [императора] и зависело от судеб неба[63], но много также сделано для этого и планами военного министра, однако тот измыслил всяческую клевету и довел его, в конце концов, до опалы и ссылки. Это его шестая вина. Твое величество надеялся в глубине души, что военный министр сам переменит свое сердце[64], однако тот, удовлетворяя свою личную вражду, наложил на него позор заточением его в темнице. Это его седьмая вина. В конце концов Тадаёси воспользовался смутой и направил лезвие меча на военного министра — беззаконное, гнусное посягательство, восстание против государя. И это его восьмая вина. Эти вины, эти восемь преступлений его не могут вместить в себе ни небо, ни земля и, если оставить их так, без обсуждения, то вслед за ними придут сотни бед и поздно будет каяться потом[65]. Прошу тебя, твое величество; освети и разбери это; поскорее соблаговоли дать пресветлый указ и повели покарать и уничтожить Такаудзи и его младшего брата!»
Императорское правительство стало обсуждать это дело и, сомневаясь еще, не могло прийти к определенному решению, но тут как раз случилось, что прибыла и сделала доклад обо всем случившемся [в Камакура] прислуживавшая Моринага придворная женщина, и тогда мятежные деяния Такаудзи обнаружились по всей Поднебесной.
В одиннадцатой луне [2-го года Кэмму — 1335 г.] последовал высочайший указ, повелевавший начать военные действия против Такаудзи; было призвано шестьдесят тысяч воинов, и император лично внизу ступеней [дворца] вручил меч полномочий воеводы [сэтто][66] Ёсисада, которого он этим делал главнокомандующим над всеми военачальниками. Ёсисада, имея при себе сына императора, принца Таканага, двинулся в поход через Токайдо; через Тосандо же пошел с отдельным отрядом принц Тадафуса. Ядро войска[67] Ёсисада состояло обыкновенно из семи тысяч сильнейших воинов, которых он выбирал из прочих, но самыми сильными из них, неукротимой отваги воинами, были Курю Акитомо, Синодзука Ига, Хата Токиёси, Ватари Тадакагэ, Юра Томосигэ, Нагахама Акихиро и другие, всего шестнадцать всадников, превосходно владевшие и луком, и мечом; они сделали себе значки совершенно одинаковые для всех и наступали и отступали в бою вместе, как один.
Ёсисада подступил к Яхагигава; к востоку от реки были все воины Асикага. Ёсисада призвал к себе Акихиро и приказал ему разведать переправу вброд. Возвратясь с разведки, Акихиро доложил, что броды есть в трех местах, но тот берег крут и обрывист, и враг защищает его, выставив на позицию стрелков из лука, так что самым лучшим будет, вызвав врага на себя, заставить его переправиться, и сбить его затем обратно в воду. Ёсисада последовал его совету, и действительно, разбойники, разделив своих воинов, начали переправляться справа и слева; вступив в бой, они вскоре отступили и после этого выпустили десять тысяч всадников, которые переправились по среднему броду и устремились на Ёсисада; Ёсисада ударил на них своими главными силами и разбил их; разбойники отступили и заняли позицию в Сагисака; Ёсисада опять пошел в наступление и, дав бой, разбил их.
Тогда на помощь подошел с двадцатью тысячами всадников Асикага Тадаёси, который, расположившись в Тэгосигава[68], придал своим войскам вид внушительной силы, но Ёсисада, рассмотрев их, сказал: «В тылу у него находятся разбитые недавно воины и, конечно, они побегут прежде всех, остальным же одним не выдержать нашего натиска». Он вступил в бой, который продолжался до самой ночи, ночью же он выслал лучников, чтобы они, обойдя окольной тропой и приблизившись к врагу, обстреляли из луков его тыловой отряд. Тыл пришел в смятение и бежал, а в конце концов все войско понесло жестокое поражение и, бежав, возвратилось в Камакура. Такаудзи совершенно пал духом и хотел уже было постричься в монахи и явиться с покорностью, но пока еще не привел своего намерения в исполнение; между тем Ёсисада, ведя с собой несколько десятков тысяч перешедших на его сторону воинов, прибыл в резиденцию управления областью Идзу[69] и в течение нескольких дней поджидал там подхода тосандоского отряда. За это время армия разбойников успела оправиться, и в ней насчитывалось несколько десятков тысяч воинов; Тадаёси выступил из Камакура и стал на Хаконэ[70], преградив путь Ёсисада.
12-го дня двенадцатой луны [2-го года Кэмму — 1335 г.] Ёсисада приказал Ёсисукэ направиться, имея при себе принца [Таканага], в Такэносита, сам же он двинулся на Хаконэ; поднявшись на возвышенность, он стал глядеть на своих военачальников и самураев; все они кидались в бой с таким воодушевлением, что воины Тадаёси, пав духом и склонясь перед ними, почти не в состоянии были сопротивляться им.
Тем временем Такаудзи с десятью с лишним тысячами воинов вышел к Такэносита; правительственного войска там было семь тысяч человек; челядинцы бывшего в нем императорского сына первыми кинулись в атаку и первыми же бежали; их сменил со своими подручными воинами Ёсисукэ; некоторое время продолжался рукопашный бой, а затем противники разошлись каждый в свою сторону. Сын Ёсисукэ, Ёсихару, которому было всего тринадцать лет, попал с двумя всадниками в середину разбойников; сорвав свои рукавные значки[71] и прикрываясь разметанными в беспорядке волосами, он начал отступать вместе с разбойниками. Между тем Ёсисукэ, возвратившись в свою ставку и не видя нигде Ёсихару, снова выступил и, ища его, ударил прямо на разбойничий отряд, который был разбит наголову и бежал. Ёсихару, заметив, что отец пришел ему на помощь, обратился, не выдавая себя, к разбойничьим воинам и крикнул им: «Вернемся-ка, да сразимся разок!» Два разбойника последовали за ним, и когда они оказались уже у нашего отряда, Ёсихару мигнул своим всадникам, и разбойники были изрублены; возвратившись к себе, Ёсихару представил их головы Ёсисукэ, который очень обрадовался. После этого Ёсисукэ отступил и стал на отдых, а вместо себя двинул в наступление Энъя Такасада и других; все они перешли на сторону разбойников, которые затем и начали осыпать стрелами правительственное войско. Ночью Ёсисукэ отступил с тем, чтобы пойти на соединение с Ёсисада.
Ёсисада как раз в это время одержал победу над Тадаёси и ожидал только следующего утра, чтобы двинуться дальше. В передовом отряде его войск был Фунада Ёсимаса; услышав, что в стане Тадаёси кричат, передавая друг другу о победе, одержанной сёгуном [Такаудзи], он начал обходить все ставки наших войск, чтобы посмотреть, что там делается. Палатки были все на своих местах, но налицо не было ни одного человека, и он побежал доложить об этом Ёсисада, который сначала помолчал некоторое время, а потом сказал: «Значит, они или передались врагу, или разбежались. Я немного отступлю и, остановив беглецов, вступлю затем в бой опять!» После этого он спустился с гор и двинулся на запад; воинов у него было едва пятьсот человек, а тут до него дошел слух, что несколько десятков тысяч человек воинов Такаудзи заполнили всю резиденцию управления области Идзу[72]. Тогда Курю Акитомо и Синодзука Ига, опершись на седла и обернувшись ко всем, сказали: «То, что сказано: „Один всадник стоит тысячи“, сказано именно про вас!» Вслед за этим они двинулись вперед, опережая всех. Разбойники наперерыв устремились на Ёсисада, но Ига, стоптав их, повалил на землю и в мгновение изрубил девять человек, так что остальные разбойники уже не решались приблизиться. Ёсисада по мере движения вперед собирал рассеявшихся воинов и набрал их две тысячи человек.
Дойдя до Тэнрюгава, он соорудил плавучий мост и начал переправлять свой отряд. Когда весь отряд переправился, то стал переходить по мосту сам Ёсисада вместе с Ёсимаса; нашлись какие-то изменники, которые потихоньку перерезали канат [связывавший лодки], и слуга Ёсисада, который шел впереди ведя лошадь, упал в воду. «Кто бы спас его?» — крикнул Ёсимаса, и вслед за его словами Акитомо, как был, в тяжелых доспехах, бросился в воду и, поддерживая одной рукой человека, а другой лошадь, добрался с ними до того берега. В это время мост разошелся больше чем на сажень, но Ёсисада и Ёсимаса, взявшись за руки, перескочили разрыв и благополучно переправились. Кое-кто советовал убрать мост, чтобы задержать преследующее их войско, но Ёсисада сказал: «Уж если я и то соорудил его, так как же не смогут сделать этого они?[73]» Оставив мост, как был, он пошел дальше и стал на некоторое время станом у станции Яхаги[74]; по дороге много из его воинов бежало. Уцуномия Кимицуна посоветовал ему, отступив, обороняться у Суномата, и Ёсисада последовал было его совету, но императорское правительство спешно отозвало его к себе ввиду того, что ближайшие пристоличные земли возмутились и враг отовсюду стал прицеливаться на столицу.
Ёсисада тотчас же возвратился в столицу и, распределив всех военачальников по отрядам, сам с десятью тысячами человек стал на оборону Оватари; Ёсисукэ вместе со средним государственным вице-секретарем [гонтюнагон] Фудзивара Кимиясу, монахом Монканом и другими занял с семью тысячами человек оборонительную позицию у Ямасаки, а Эда Юкиёси с пятью тысячами человек приготовился к тому, чтобы оказать помощь, где будет нужно.
В первой луне 1-го года Энгэн [1336 г.] Юкиёси вступил при Минэнодо в бой с разбойничьими воинами области Танго и обратил их в бегство. Между тем Такаудзи с несколькими десятками тысяч человек подступил к Оватари. Ёсисада еще раньше убрал настилку моста и подпилил переводины, оставив их, как будто целыми, в воде же забил колья в виде подводного палисада и теперь он выслал одного воина, приказав ему кричать с этого берега: «Мы уже перебили воинов Танго. Что же вы не идете также, чтобы найти себе смерть?» Воины разбойников рассердились и, соорудив плоты, стали переправляться; наткнувшись на палисад, плоты остановились, и наше войско начало осыпать их стрелами; среди разбойников поднялось смятение и толкотня, плоты развалились, и несколько сот человек утонуло. После этого опять был послан человек, которому было приказано кричать с моста уже: «Лодки и плоты оказались бесполезными, просим вас пожаловать отсюда!» Тысяча с лишним разбойников, перегоняя друг друга, бросились вперед, но переводины рухнули и они утонули. Кончилось тем, что Такаудзи прекратил сражение и вперед не двинулся.
Тем временем двадцать тысяч воинов разбойников напали на Ямасаки. Челядинцы и самураи Кимиясу и Монкан наперерыв начали переходить на сторону разбойников, которые тогда и направились на столицу. Когда Ёсисада узнал, что отряд у Ямасаки рассеян и разбойничье войско идет на столицу, он тотчас же поспешил, чтобы поддержать Ёсисукэ и вместе с ним перевезти императора на Хиэйдзан. Разбойничий военачальник Хосокава Дзёдзэн с пятьюдесятью тысячами воинов шел у него на хвосте. Тогда Ёсиаки[75], взяв три тысячи всадников и не доложив никому, вернулся назад и, вступив с разбойниками в лучный бой, тянул его долго; когда же наступило то время, что по его расчету Ёсисада должен бы уже прибыть ко дворцу, он с громким кличем кинулся на врага в атаку. Отомо Удзиясу и Уцуномия Кимицуна, которые, передавшись недавно, находились теперь среди разбойников, узнали Ёсиаки и хотели непременно захватить его. Ёсиаки восемь раз схватывался в жестоком бою и получил несколько десятков тяжелых ран, так что кровь лила с него ручьем. Когда, вернувшись из боя, он явился перед дворцом Сисиндэн[76], то сам император вышел и милостиво благодарил его. После этого он, следуя вместе с Ёсисада и Ёсисукэ за высочайшим паланкином, отправился на Хиэйдзан.
Хосокава Дзёдзэн подступил и укрепился в Ондзёдзи; оба неприятельские войска стояли друг против друга в выжидательном положении и в бой пока еще не вступали. Как раз в это время подошел на помощь [императорским войскам] Минамото Акииэ, правитель области Муцу [Муцу-но ками], с которым следовали все родственники Нитта, находившиеся в восточных областях. Одатэ Удзиаки, сын Мунэудзи, который также следовал с ним, дойдя до области Оми, овладел там одним замком, после чего они и соединились с Ёсисада. Акииэ хотел было сначала дать отдохнуть лошадям и потом уже вступать в бой, но Удзиаки сказал: «Наши лошади пришли издалека и, если дать им передохнуть, то они отяжелеют на ноги и пользоваться ими нельзя будет. Самое лучшее — это сегодня же ночью напасть на Ондзёдзи и застать врага врасплох». Ёсисада нашел это правильным. В ту же ночь он вывел войска к Карасаки и на рассвете, став вместе с разными военачальниками во главе шестидесяти тысяч всадников, окружил Ондзёдзи. Разбойники отбивали нападение, выставив из ворот лес копий, но Ватари Тадакагэ вырвал у них шестнадцать штук, а Хата Токиёси поднял ногу и, пнув в створки ворот, свалил их. Наше войско ворвалось внутрь и пустило огни пожара; Дзёдзэн бежал; вражьих голов здесь было добыто семь с лишним тысяч. После этого Акииэ отступил обратно; Ёсисада также хотел было уже собирать своих воинов, чтобы увести их, но Фунада Цунэмаса, придержав его лошадь, сказал: «Польза от сражения бывает тогда, когда до конца используют благоприятно сложившиеся обстоятельства; разбойники уже раз разбиты, они потеряли присутствие духа и находятся в подавленном состоянии, и если мы, неотступно преследуя их и пользуясь одержанной победой, станем наступать дальше вперед, то в конце концов мы можем захватить и их главного предводителя». «Это так!» — сказал Ёсисада и, став во главе тридцати тысяч всадников, начал преследовать врага. В крутых и пересеченных местах его били врукопашную, на широких местах их обстреливали издали из луков, так что разбойники никак не могли выстроиться для арьергардного боя, и трупы павших врагов в беспорядке устилали землю. Уцелевшие бежали в столицу и присоединялись к [занявшим ее] войскам Такаудзи[77].
Ёсисада, наступая дальше, поднялся на Катёдзан[78] и начал разглядывать войска Такаудзи; они наполняли собой всю столицу, и сколько было их там — не перечесть. Тогда Ёсисада рассудил, что если выступить с малыми силами против массы, то сражаться придется понапрасну, так как победить все-таки будет невозможно; поэтому он приказал образовать из своих мало-мальски знавших друг друга в лицо воинов команды в пятьдесят человек каждая с тем, чтобы они, свернув значки и сняв рукавные отличия, изобразили из себя понесших поражение воинов и, смешавшись с врагами, вошли в их войско, а затем, выждав то время, когда разгорится бой, ударили бы внезапно на врага. Отделив таких две тысячи всадников, он выслал их. По прошествии некоторого времени оба войска сошлись и завязали сражение; более шестидесяти раз схватывались они в бою, и каждый раз побеждало наше войско. Так продолжалось до заката солнца, когда высланные раньше две тысячи всадников, которые находились теперь в разбойничьем войске, выставили свои значки и поднялись на врага все разом. Разбойничье войско было сильно ошеломлено; в нем наступило смятение, свои били и кололи своих же, и кончилось это тем, что, понеся жестокое поражение, оно бежало, а наше войско, пользуясь победой, преследовало бежавших и, насев на них вплотную, поражало коротким оружием [мечами, копьями]; прижатый отовсюду Такаудзи три раза хотел было покончить самоубийством. Ёсисада от Кацурагава[79] вернулся обратно и стал станом в столице; его воины разбрелись на все четыре стороны грабить, а те, что остались на биваке, были очень утомлены. Разбойничье войско вернулось, произвело нападение, и Ёсисада, не выдержав натиска, отступил; тут пал в бою Фунада Ёсимаса и другие.
Как раз в это время к отступавшим подошло опоздавшее к бою войско из воинов территории Санъёдо; военачальники выработали опять план сражения, спустились ночью с гор[80] и заняли позиции внизу их. На следующий день утром Кусуноки Масасигэ и Минамото Акииэ пошли в наступление разными дорогами и вступили с врагом в бой; с Акииэ дрался в квартале Сидзё сам Такаудзи. Ёсисада и Ёсисукэ, выставив пятьдесят боевых значков, ударили Такаудзи во фланг, а затем, обскакав, вышли ему в тыл. «Черная середина пришла[81]!» -начали кричать в войске разбойников, и оно в страхе рассеялось. Тогда Ёсисада переменил одежду [чтобы не быть узнанным], вмешался в середину разбойников и стал искать Такаудзи, но не найдя его, разделил воинов на отряды и послал их в погоню за ним. В сумерках он отступил и, отойдя к Сакамото, стал там станом, благодаря чему ему удалось заманить Такаудзи и заставить его возвратиться в столицу. Через день он напал на Такаудзи, который, понеся жестокое поражение, бежал в область Сэтцу. Ёсисада, став во главе разных военачальников, преследовал его с боем и опять разбил его наголову. После этого Такаудзи совсем растерялся и отплыл на судах в море; его воины отбивали суда друг у друга и потонуло их тут несколько тысяч человек; доспехи и оружие были брошены на морском берегу.
Во второй луне [1-го года Энгэн — 1336 г.] высочайший паланкин возвратился во дворец, и Ёсисада с триумфом вступил в столицу. Затем последовал императорский указ, которым Ёсисада был переименован в средние командиры левой лейб-гвардии [саконъэ-но тюдзё], а Ёсисукэ — в помощники начальника правой дворцовой гвардии [эмон-но сукэ]. В это время вновь ставших на сторону Ёсисада воинов набралось более десятка тысяч, и те, кто раньше пользовался значками с гербом Асикага в две черты, замазали теперь середину черной тушью, превратив прежний герб в новый — черное посередине; старый густо-черный цвет и новый бледный можно было различить, и все в столице смеялись, передавая об этом друг другу[82].
Прошло несколько времени; Асикага прибрал к своим рукам западные земли, собрал людей, и мощь его расцвела снова; Акамацу Норимура, Исибаси Кадзуёси, Сугэ и другие откликнулись на его призыв и, поднявшись с воинами, стали на его сторону. Тогда в третьей луне [1-го года Энгэн — 1336 г.] высочайшим указом было повелено Ёсисада принять в свое ведение шестнадцать областей на территориях Санъёдо и Санъиндо и выступить в поход на запад, а так как Ёсисада был как раз болен, то наперед повелено было выслать с двумя тысячами всадников Эда Юкиёси и Одатэ Удзиаки. Выступив, они столкнулись с отрядом Акамацу Норимура у подошвы горы Сёсядзян[83]; дав бой, они обратили его в бегство. Между тем Ёсисада выздоровел и, выступив с пятьюдесятью тысячами всадников, стал на некоторое время станом у реки Какогава; присоединив к себе десяток тысяч человек, изъявивших ему покорность, он двинулся дальше и, дойдя до станции Икару, собрался произвести нападение на Норимура в его замке Сирахата. Стены замка еще не были готовы, и Норимура заявил, что он хочет покориться; Ёсисада обрадовался и стал ходатайствовать за него перед императорским правительством, но когда пришло сюда распоряжение правительства, стены замка уже поспели, и Норимура не стал и думать об изъявлении покорности. Ёсисада вскипел. «Так или иначе, но прежде всего я возьму его в плен, а потом уже и двинусь дальше!» — сказал он и, собрав вместе все войска, начал осаждать замок; однако замок был крепок и не сдавался.
Тогда Ёсисукэ начал отговаривать Ёсисада, вследствие чего он, отделив двадцать тысяч человек под команду Ёсисукэ, двинул его для нападения на Исибаси Кадзуёси. Кадзуёси, утвердившись в замке Мицуиси, занял оборонительную позицию на Фунасака. Ёсисукэ, получив проводника от Кодзима Таканори, оставил один отряд по-прежнему против Фунасака, другой же отряд, заложив в рот людям закладки и связав лошадям языки[84], он вывел тайной тропой в тыл Фунасака. Увидев его сзади себя, разбойники пришли в ужас, Ёсисукэ же ударил на них с двух сторон и овладел Фунасака; затем он напал на замок Мицуиси, причем послал Эда Юкиёси для нападения на Сугэ в замке Бодай, а Удзицунэ, внука Оида Цунэтака, командировал, чтобы он с двумя тысячами человек продвинулся вперед и занял замок Фукуяма. Но не успели еще укрепить по-настоящему этот замок, как Такаудзи и Тадаёси двинулись сюда, ведя с собой всех воинов Девяти областей[85]; замковые воины хотели было уклониться от врага, очистив замок, но Удзицунэ не согласился.
В пятой луне [1-го года Энгэн — 1336 г.] Тадаёси, имея под командой несколько десятков тысяч воинов, обложил замок [Фукуяма]; Удзицунэ, сделав вылазку и пробившись сквозь линию обложения, бежал на восток и присоединился к Ёсисукэ. Тогда Ёсисукэ послал к Ёсисада гонца с докладом о положении дел, на что Ёсисада ответил ему: «Враг наступает разом и морем, и сушей, и если мы будем отбивать только его сухопутные войска, то морские его силы тотчас же вернутся в столицу, поэтому я хочу отступить и расположиться в Хёго, чтобы отражать одновременно как морские, так и сухопутные силы его». После этого осада всех трех замков — Сирахата, Мицуиси и Бодай — была снята. Ёсисада, отступив, подошел к реке Какогава прежде всех других; река как раз была в разливе, и все стали просить, чтобы он, их главнокомандующий, переправился прежде других, так как сзади приближается враг, но Ёсисада сказал: «Если враг придет, то, оставив воду у себя за спиной, я вступлю с ним в решительный бой; я переправлюсь в арьергарде!» Затем он начал прежде всего переправлять раненых и больных. На следующий день вода спала, а тем временем подошли также Ёсисукэ и Юкиёси. В конце концов все войско переправилось и прибыло в Хёго, но бежавших воинов в нем оказалось более половины.
На помощь Ёсисада император прислал Кусуноки Масасигэ; встретив его, Ёсисада стал расспрашивать о том, каково решение императорского правительства, на что Масасигэ отвечал: «Я хотел было, чтобы, отозвав тебя обратно в столицу, перевезти высочайшую колесницу на Хиэйдзан, но меня не послушали». «Я отлично знаю,- сказал Ёсисада,- что если гонять туда-сюда наших несших уже поражение воинов, то, конечно, в результате будет только поражение. Подумать только! В прошлом году я был разбит в Канто, в настоящем я опять-таки не овладел до сих пор ни одним замком. Какой ответ могу я дать императорскому правительству! Поэтому я и хочу вступить теперь в бой, решившись на смерть!» «Когда наступление и отступление ведут, сообразуясь с обстоятельствами, то такие называются хорошими полководцами. Подумай об этом, князь, спокойно!» — сказал Масасигэ. «Кроме того,- продолжал он,- раньше ты сокрушил сначала Такатоки, потом изгнал [из столицы] Такаудзи; боевых заслуг у тебя, князь, много и стоит ли горевать о том, что станут говорить другие?» Так он сказал, и краска возбуждения сошла с лица Ёсисада, он успокоился.
На следующий день подошли, покрыв собою море, военные суда Такаудзи, а через Сума подступил Тадаёси, и боевые значки его войск заняли все небо. Ёсисада отрядил Масасигэ для отражения Тадаёси, приказал Ёсисукэ отбивать Такаудзи, сам же расположился позади них [резервом]. Противники стояли друг против друга в выжидательном положении и боя не начинали.
В нашем войске был один всадник, который, держа подмышкой лук и став на самом берегу моря, начал кричать врагам: «Сёгун пришел с запада и, конечно, привезя с собой на кораблях цуских дев[86], льет теперь вино и задает пир вовсю. Прошу, да будет позволено мне преподнести одну штучку на закуску к сакэ!» Наложив стрелу на тетиву лука, он стал ждать. Как раз в это время появился морской сокол[87], который, схватив рыбину, взвился с ней вверх. Всадник подскакал ближе и, выстрелив из лука, перебил ему одно крыло; сокол упал во вражье судно, и оба войска разразились криками одобрения. Такаудзи приказал одному из своих людей спросить его имя. «Да, пожалуй, люди востока знают его, а впрочем, позволю себе послать свою карточку!» — отвечал он и выпустил стрелу опять; пролетев триста шагов, стрела пронзила край судового борта. Такаудзи осмотрел стрелу; на древке ее было вырезано: «Хомма Сукэудзи из области Сагами». Враги начали рассматривать эту стрелу, передавая ее друг другу; тогда Сукэудзи, выставив вверх веер, крикнул им: «Теперь как раз такое время, что страна находится в войне, одну стрелу и ту жаль; прошу, пожалуйте мне ее обратно!» Среди разбойников нашелся один, который сделал ответный выстрел, но стрела не дошла до берега, и все наше войско стало хохотать как один. Пристыженный и рассерженный вражий стрелок взял с собой триста человек и высадился с ними на берег, но Ёсисукэ ударил на них и уничтожил всех.
Семьсот судов авангарда разбойников прошли дальше на восток, выражая намерение сделать высадку в Нисиномия, почему отряд Нитта в тридцать тысяч человек и решил прибыть туда раньше врагов, чтобы отбить их, не дав им высадиться. Они поскакали вдоль берега и было похоже на то, что люди на лошадях убегают, люди же на судах гонятся за ними. В Хёго не осталось ни души и, воспользовавшись этим, задний отряд разбойников в шесть тысяч судов высадился весь в Хёго. Погиб в бою Кусуноки Масасигэ; высадившийся отряд соединился с сухопутными войсками, и они двинулись в тыл Ёсисада. Тогда Ёсисада сказал: «Я рассмотрел значки врагов у Нисиномия; это лишь разбойники придаточные, а то, что идет из Хёго,- это их главный предводитель; это и есть тот, с которым хочу я сразиться!» Он тотчас же вернулся назад и, оставив у себя в тылу рощу Икута[88], занял позицию и встретил врага боем. Бой был для него безуспешен, и в конце концов пришлось бежать; Ёсисада сам стал в арьергарде и несколько раз вступал в бой, оборачиваясь назад; лошадь под ним была убита, и он остался пешим. Поднявшись на курган, он стал ожидать помощи, враги же, окружив его, начали обстреливать из луков, но Ёсисада, размахивая обоими мечами, перерубил шестнадцать [направленных в него] стрел. Все это увидал издали Оямада Такаиэ, который тотчас же и вернулся, чтобы оказать ему помощь; он отдал ему свою лошадь, а сам остался тут и пал мертвым.
Как-то раньше, когда Такаиэ следовал в отряде Ёсисада, он сжал для себя ячмень одного поселянина, за что по военным законам должен был быть казнен. Когда Ёсисада послал по этому делу человека, чтобы он осмотрел ставку Такаиэ, то оказалось, что доспехи, вооружение и лошади у него в блестящем виде, но продовольствия нет ни зерна. Ёсисада сказал: «Это моя вина! Нельзя терять такого самурая, но нельзя и нарушать закон!» Он возместил владельцу поля стоимость утраты, а зерно пожертвовал Такаиэ, который был и тронут, и пристыжен; поэтому он теперь и пожертвовал своей жизнью для Ёсисада. Таким образом, Ёсисада удалось ускользнуть, и он возвратился в столицу через область Тамба, имея при себе всего шесть тысяч оставшихся у него воинов. В столице и высшие, и низшие переменились в лице от страха, и император вторично совершил высочайшее путешествие на Хиэйдзан.
В шестой луне [1-го года Энгэн — 1336 г.] Такаудзи, вступив в столицу, послал Ко [но] Моросигэ с другими для действий против Хиэйдзана, и нападающие, разделившись на отряды, заняли позиции более чем в трехстах разных местах. Ёсисада отрядил Ёсисукэ с разными военачальниками на оборону восточного подъема, сановникам [кугё] же и монахам поручил оборонять западный подъем[89]. Разбойники напали сначала на западный подъем; два сановника[90] были убиты, и монахи, видя, что им одним своими силами не выдержать, донесли об опасности Ёсисада, который, взяв с собой оба клана, Ки и Сэй, явился им на помощь и сбросил разбойников в долину, причем убито их было несколько тысяч человек; затем он занял позицию на Отакэ[91]. Тогда разбойники ударили на восточный склон, но Ёсисукэ отбил их.
Разбойники снова решили напасть на западный склон и в авангард поставили пятьсот человек воинов Кумано, которые все как один в черных доспехах начали было подниматься через Кирарадзака. Тогда Хомма Сукэудзи и Сома Тадасигэ, которые находились около Ёсисада, глянув вниз, сказали смеясь: «Ну, что до сегодняшнего дела, то мы не допустим, чтобы пришлось опять трудиться вам, господа!» Спустившись вниз шагов на сто с лишним и скомандовав друг другу, они оба выстрелили из луков в одного и того же разбойника; один пронзил доспехи, другой пробил шлем. Разбойники не решились наступать дальше, а оба стрелка, обернувшись к нашему войску, сказали: «Сейчас придется схватиться в бою; поставьте-ка нам цель, а мы поупражняемся в стрельбе из лука!» Наше войско выставило им, подняв вверх, веер с нарисованной на нем луной, и оба они, наказывая друг другу не стрелять в луну, спустили тетивы; обе стрелы зажали луну с двух сторон, пройдя сквозь веер с боков ее. После этого они, распустив связывавшие стрелы завязки колчанов и позванивая тетивами луков, назвали свои имена и крикнули врагам: «Что же вы, приняв на себя наши стрелы, не попробуете, крепки ли ваши доспехи?» Разбойники пришли в страх и отступили без боя. Затем случилось, что один горный монах Котё изменил и провел было ночью разбойничьих воинов, но кланы Ки и Сэй вовремя заметили это и перебили их всех.
Наше войско еще с самого начала условилось, что в случае какой-нибудь опасности будут бить в колокол для извещения о ней всех. И вот однажды появилось стадо обезьян, которые [забавляясь] начали бить в колокол. Весь стан поднялся на ноги, а разбойники, заметив эту суету, подумали, что правительственное войско спускается для нападения на них, и пришли в сильное замешательство. Тогда правительственное войско в конце концов открыло все ворота, спустилось все разом вниз, пустило огонь пожара в стане разбойников и, ударив на них, обратило в полное бегство. Тут живьем был захвачен Ко [но] Моросигэ, которого Ёсисада передал горным монахам; он был казнен, и голова его была выставлена напоказ.
Разбойники рассеялись на все четыре стороны, но по прошествии некоторого времени, они собрались опять; правительственное же войско, все еще думая, что воинов у разбойников мало, выступило для нападения на них [в столице]. Такаудзи, забрав с собой императора Когона[92], укрепился в монастыре Тодзи, который он обратил в замок, и выслал в столицу войско, чтобы оно, выждав правительственную армию, дало ей бой. Правительственное войско было разбито и возвратилось обратно на [Хиэйдзан].
В седьмой луне [1-го года Энгэн — 1336 г.] на помощь правительственной армии подошел с тремя тысячами северных воинов Фудзивара Моромото, и военачальники, начав обсуждать план действий, сказали: «В сражении, которое было недавно, мы избрали путь [наступления] по самой столице и потому были разбиты. Теперь самое лучшее будет повести наступление двумя путями: через Утино и через Кавара[93]». В правительственном войске оказался изменник, который сообщил этот план врагам, и Такаудзи встретил нападение с большими силами; правительственное войско опять было разбито и вернулось обратно.
Император, чтобы подбодрить хиэйдзанских монахов, пожаловал им земельные угодья и приказал сделать также воззвание к монахам Нанто, которые сразу и откликнулись на призыв, согласившись стать на сторону императора. Услышав обо всем этом, воины пристоличных земель, начали повсюду собираться в отряды, и каждый из них просил себе военачальника. Они повсюду отрезали пути подвоза продовольствия разбойникам, которые очутились в бедственном положении, и дошло до того, что они начали продавать вооружение, снаряжение и лошадей, а в конце концов стали массами выходить и грабить. Тогда Ёсисада стал совещаться с другими о том, чтобы им выступить и дать бой. Он выслал воинов Сикоку разложить бивачные огни на Амидагаминэ[94], и военачальники условились, чтобы наступать всем одновременно. Император сам вышел к войску и милостиво говорил с ним, благодаря его; затем он изрезал свое багряное нижнее одеяние[95] и, поделив, пожаловал его воинам в качестве значков на их боевые шляпы[96]. Когда подошло время выступать, Ёсисада обратился к императору и сказал: «Победа и поражение, зависят от неба, и невозможно знать наперед, что будет, но если в нынешнем бою я не дошлю своих стрел до ставки Такаудзи, то я уже не вернусь живым».
Через несколько времени начался пожар в Китасиракава, и Фудзивара Такасукэ, думая, что бой уже завязался, двинулся в наступление из Явата[97] раньше срока, но был разбит и бежал; нарские воины также прозевали назначенный срок и не пришли. Что касается Ёсисада, то он, следуя вперед с двадцатью тысячами всадников, разбил по пути один отряд разбойников и подошел к Тодзи. Здесь он взял в руки лук, наложил стрелу и, окликнув Такаудзи, сказал ему: «Долго длится смута в стране, и хотя говорят, что это спор между собой двух императорских линий, но самые основы ее лежат только в тебе и мне, Ёсисада, и чем из-за одного причинять страдания десяткам тысяч народа, пусть же лучше оба мы выйдем на смертный бой в одиночку и решим, кому из нас восторжествовать, кому пасть, почему я с твоего позволения и шлю тебе стрелу!» Стрела прошла сквозь башенную надстройку над воротами и попала внутрь самой ставки Такаудзи[98], но он не вышел. К этому времени отряды всех сановников и воины Сикоку были разбиты, и все разбойничьи воины устремились на Ёсисада, который, повернув фронт, вступил с ними в отчаянный бой и, разбив их, дошел, отступая, до квартала Годзё. Здесь разбойники опять собрались отовсюду к нему; шальная стрела попала ему в лоб, и хлынувшая кровь залила все лицо; тогда он скомандовал своим всадникам повернуть головы коней на запад и хотел кинуться в бой, обрекши себя на смерть, но тут подоспели к нему на помощь восемьсот всадников с багряными значками на шляпах; они прикрыли Ёсисада со всех сторон и, пробившись сквозь линию врагов, вернулись в Энрякудзи. После этого и остальные военачальники побросали находившиеся под их охраной места и, бежав, возвратились все на Хиэйдзан.
В восьмой луне [1-го года Энгэн — 1336 г.] Асикага Такацунэ, Сасаки Такаудзи и другие отрезали наши пути подвоза продовольствия. В девятой луне [того же года] для действий против Такаудзи [Сасаки] были высланы воины, но они были разбиты и возвратились обратно, после чего множество из нашего войска бежало. Между тем Такаудзи [Асикага] притворно изъявил покорность и стал просить императора возвратиться во дворец [столицу]; он тайно послал человека убедить императора в истинности своих намерений, и император, поверив этому, согласился; вместе же с тем Такаудзи тайно стал переманивать на свою сторону разных военачальников, и многие из них откликнулись на его призыв.
В десятой луне [1-го года Энгэн — 1336 г.] начальник левой дворцовой гвардии [саэмон-но ками] Фудзивара Санэё, послав в ставку Ёсисада человека, приказал ему доложить: «Такаудзи сделал императору представление в истинности своих намерений [подчиниться ему], и императорская колесница направляется в его лагерь. Известно ли это тебе?» Ёсисада как раз в это время вызвал к себе на свидание разных военачальников; получив это известие, он не поверил ему и сказал: «Это посыльный что-то не так понял!» Тогда Хоригути Садамицу, правитель области Мино [Мино-но ками], возразил ему: «Сегодня утром Удзиаки и Юкиёси так, без всякого повода, направились в храм[99]; мне сразу же это показалось подозрительным; с твоего позволения я пойду и разузнаю, в чем тут дело». Он быстро отправился и прибыл в высочайшую резиденцию как раз в тот момент, когда высочайшая колесница уже совсем была готова к отправлению. Садамицу сделал поклон и, уцепившись за оглобли, рыдая заговорил: «Я слышал разговоры о переезде, но все еще не знал, правда это или нет; теперь я верю им. Не знаю я точно, какая именно вина за Ёсисада, но неужели же ты, твое величество, перенес прежнее свое высокое благоволение с него на другого и покрыл ныне им чинящего противление разбойника? В начале смуты годов Гэнко [1331-1333] Ёсисада, почтительно исполняя слова повеления, покарал виновных и в десяток дней поверг во прах главного злодея[100], утолив этим высочайшую печаль, и думаю я, что даже верные государю слуги далекой древности и те не могут превзойти его. Опять же все родичи его с того времени, как восстал Такаудзи, служат правдой государеву делу, подвергаясь ради твоего величества десяти тысячам смертей, и павших во имя долга родичей и приверженцев его наберется более восьми тысяч человек. Но мощь разбойников расцветает все больше и больше, и если государево войско не имеет успеха, то виной ли этому бои и сражения? Нет, очевидно, не призрело небо еще добродетели святого, мудрого[101]. Так что же! Неужели нельзя, в конце концов, повернуть назад оглобли колесницы, обращенной на запад? Ну, тогда призови сначала родственников и приспешников Ёсисада, начиная с него самого, всех, что есть ныне, пятьдесят с лишним человек, и пожалуй их смертью в присутствии своем, а потом уже и отправляйся!»
Император растерялся. Тем временем Ёсисада вместе с Ёсисукэ и Ёсиаки явился сюда, приведя с собой три тысячи человек, и все они выстроились внизу ступеней. Лица их были гневны, но их церемониальное приветствие было глубоко почтительно. Император, подозвав к себе Ёсисада и его брата, начал утешать и уговаривать их, сказав: «Когда восстал Такаудзи, ты, хотя и одного рода с ним, все же отделился и пошел по пути долга, поддержав склонившееся, оказав помощь готовому рухнуть; все время был ты неизменно постоянен, и я глубоко ценю это. Опираясь на твой род, хотел я усмирить и успокоить четыре моря, но судьбы неба не пришли еще для меня. Воины изнемогли, сила истощилась; вот поэтому-то я и вступил временно в мирные переговоры, но для того лишь только, чтобы выждать время. Конечно, я с самого начала должен бы посоветоваться с тобой, но я боялся, чтобы это [наше совещание] не обнаружилось, и решил сообщить тебе обо всем, когда уже наступит самое время. Подумав хорошенько, я вижу, что Садамицу совсем не догадался в чем дело, [а потому и поступил так], но, однако, в силу того, что говорил он, пришло кое-что на ум и мне. Я слышал, что в землях области Этидзэн есть много таких, которые стоят на пути повиновения [императору], кроме того, там есть раньше еще посланные военачальники и самураи. Направься ты к ним, возьми под свою власть Хокурокудо и с помощью этого создай план полного восстановления. Но так как я возвращаюсь в столицу, то боюсь, что ты получишь имя разбойника, а потому и придаю ныне тебе нарочно наследника престола; ты же смотри на него все равно как на меня самого, и дела ведения войны в стране, малые ли, большие ли, все без различия будут зависеть от твоих лишь распоряжений. Я ради тебя решился уже перенести стыд[102], послужи же и ты всеми силами мне!» Кончились слова, и император залился слезами, плакали военачальники, плакали и самураи, и не было никого, кто бы мог поднять свои взоры вверх. Вот тут-то в конце концов и было повелено Ёсисада, чтобы он, имея при себе наследника престола[103], направился в область Этидзэн.
В ту же ночь Ёсисада отправился в храм Хиэ[104] и, преподнеся в дар божеству драгоценный меч, вознес ему свои моления, в которых говорил: «Призри, бог, мою преданность и верность и сделай так, чтобы, совершив благополучно путь и выступив с оружием в руках, смог я сокрушить разбойника. А если нельзя этого, то все же пусть будет из моих потомков такой, который поднимется вторично!» На следующий день он выступил на север, имея при себе наследника престола и [другого] сына императора, принца Таканага. Все родственники последовали за ним, и только Одатэ Удзиаки да Эда Юкиёси, а также Уцуномия Кимицуна, Хомма Сукэудзи и другие последовали за высочайшим паланкином и отправились в столицу. Там Такаудзи заключил императора и бывших при нем под стражу, а Сукэудзи он казнил, отплатив ему этим за кампании Хёго и Кирара[105].
Ёсисада с семью тысячами всадников дошел до Сиоцу, но, прослышав, что Асикага Такацунэ с большим войском, загородил ему дорогу, он изменил путь и двинулся через Киномэтогэ. Как раз выпал большой снег; самураи и низшие воины мерзли и голодали, они пожгли луки и стрелы и старались согреться, прижимаясь друг к другу. Дои и Токуно наткнулись на разбойников и покончили самоубийством; Тиба со всеми своими подчиненными изменил и передался разбойникам. Ёсисада шел три дня и кое-как добрался до Цуруга; там встретили его Кавасима Корэёри и Кэхи Удзихару, которые и ввели его в замок Канагасаки[106]. Ёсисада послал Ёсисукэ в область Этиго; когда Ёсисукэ дошел до замка Сомаяма, то владелец этого замка Урю Тамоцу принял его сердечно, но когда потом до него дошло циркулярное послание Такацунэ, в котором тот ложно излагал якобы указ императора о том, чтобы покарать Нитта с оружием в руках, он, поверив этому и заперев ворота замка, стал сам сторожить их [чтобы не вошел Ёсисукэ]. Тогда его младший брат, монах Гикан, явился на свидание к Ёсисукэ и сказал: «Мой старший брат глуп и потому легкомысленно принял на веру уловку разбойников; однако, если он хоть чуть уразумеет, что правильно, что нет, он тотчас же станет на надлежащий путь. Я прошу позволения взять мне представителем одного из молодых господ[107] и тогда, выждав удобное время, я выступлю на дело». Ёсисукэ понял, что у него действительно нет никакого иного умысла и доверил ему своего сына Ёсихару, младшего помощника министерства церемоний [сикибу-но сё], а сам, ведя воинов обратно, пошел в Канагасаки; дорогой воины стали дезертировать, и у него осталось только двести всадников.
Тут как раз случилось, что Имадзё Дзёкэй, собрав воинов, загородил ему дорогу. Отец Дзёкэй как-то раньше был в рядах нашего войска, и потому Ёсисукэ отправил Юра Мицуудзи, чтобы он уговорил Дзёкэй, но Дзёкэй ответил: «Мое оставление одной стороны, мое присоединение к другой разнятся с тем, что делал мой отец; не задержать вас я не могу, и потому я хочу получить какого-нибудь известного из состоящих под командой [Ёсисукэ] самураев, чтобы на основании этого и сделать мне донесение[108]». Когда Мицуудзи, возвратившись, доложил об этом, то Ёсисукэ сказал: «Все вы, господа, пришли сюда, следуя за мной, и отношения между нами, как отношения между отцом и детьми, так лучше же я заменю самурая сам, но не допущу, чтобы самурай заменил меня. Пойди еще и оповести его об этом, а если он не согласится, то нам остается только пасть всем одинаково в [неравном] бою!» Мицуудзи отправился и доложил это, а так как Дзёкэй все еще не решался, как быть, то он, сойдя с лошади и сев на земле, сказал: «Жизнь полководца имеет значение для всей страны, и все же он своим телом хочет заменить нас. Так неужели же я не смогу пожертвовать собой!» Обнажив меч, он хотел совершить самоубийство, но тронутый Дзёкэй торопливо остановил его. «Пусть же лучше попаду под наказание я!» — воскликнул он и, открыв отступающим дорогу, почтительно преклонился перед ними. Ёсисукэ и Ёсиаки, сердечно благодаря его, прошли вперед.
Их воины опять бежали, и всего налицо у них было только шестнадцать всадников, но тем не менее, хотя они и узнали по слухам, что разбойники окружают Канагасаки в числе тридцати тысяч всадников, они решили пробиться сквозь линию обложения и войти в замок. Все подчиненные находили это трудным; тогда Курю Акитомо предложил свой план действий. Ночью они приказали поснимать пояса одежд[109] и развесить их на деревьях, придав им вид боевых значков, чем и показали, будто здесь находится значительная воинская сила. Такэда Ёити, у которого была ранена правая рука, привязал себе к руке деревянный меч; Акитомо, потерявший свой запасной меч, срезал дерево и обратил его в палицу. На рассвете они приблизились к врагу и начали кричать, что из Сомаяма подошло вспомогательное войско. Перепуганный враг обернулся к ним, а тогда Ёсисада сделал вылазку и, обратив его в бегство, ввел Ёсисукэ и Ёсиаки в замок[110]. После этого они, усадив наследника престола и императорского сына в лодку, устроили пирушку с музыкой, чтобы поразвлечь их. Такаудзи командировал еще Ко [но] Мороясу и других с шестьюдесятью тысячами воинов, двинув их для нападения и сушей, и морем, но замок с тыла был прикрыт горами, а с фронта нависал над морем; замковые воины успешно сражались, отбивая нападающих, и каждый день сваливали по тысяче с лишним человек врагов.
В одиннадцатой луне [1-го года Энгэн — 1336 г.] замковые воины, глядя на море, увидали, что какой-то человек плывет, направляясь к замку; когда он добрался, то оказалось, что это Ватари Тадакагэ; к его высокой прическе[111] был привязан императорский указ, который он и представил. Очевидно, это был тот указ, которым император, бежавший в Ёсино и основавший там временную резиденцию, повелевал Ёсисада напасть на столицу. Ёсисада и другие чрезвычайно обрадовались.
В это время Урю Тамоцу, бывший в составе отряда разбойников, находился под замком, но так как его младшие братья, подняв оружие в Сомаяма, стали на сторону Ёсисада, то Тамоцу, решив вернуться, чтобы поддержать их, стал обдумывать, кого бы залучить в единомышленники. Рядом с ним занимали ставку Уцуномия Ясуфудзи и Амано Масасада. Однажды у них был гость, который, обратившись к ним обоим, спросил, что лучше: двойная черта или черная середина[112]. Ясуфудзи отвечал: « Конечно черная середина! Когда рухнули три чешуи, тогда поднялась двойная черта, а сменой двойной черты, конечно, будет черная середина!» Три чешуи был герб Ходзё[113]. Масасада вполне согласился с этим.
Тамоцу, который незаметно подслушал это, втайне очень обрадовался; он потихоньку начал говорить по душам с обоими военачальниками и тут поведал им свое затаенное желание; оба они решили сделать также, как и он. Как раз в это время Ко [но] Мороясу устроил повсюду заставы, проход через которые разрешался только по предъявлении удостоверительных бирок. Тамоцу, соврав, стал просить разрешения вернуться со ста пятьюдесятью человеками в свои владения, чтобы забрать там бобы[114]. Чиновник дал ему бирку, прописав на ней как просил Тамоцу, но тот, выскоблив ее и переделав надпись, прописал триста человек. Пройдя заставу вместе с Ясуфудзи и Масасада, он вступил в замок Сомаяма. Гикан и трое других младших братьев — Гэнрин, Сигэси и Тэрасу — все чрезвычайно обрадовались. Все они, избрав Ёсихару, поставили его себе в военачальники, водрузили значки и начали созывать воинов; воинов набралось у них тысяча с лишним человек, и с ними они стали на защиту территории Хокурокудо.
Прослышав об этом, Мороясу послал для нападения на них шесть тысяч всадников. Тогда Тамоцу сжег все поселения, оставив с умыслом только станцию Юноо, чтобы заманить врага, который подойдя, действительно расположился на станции. Тамоцу и Ясуфудзи, выведя легковооруженных воинов, напали на него под прикрытием ночи и разбили. Услышав, что Асикага Такацунэ направляется в резиденцию управления областью [кокуфу][115], они выждали также и его и, дав бой, нанесли ему поражение. Люди ближайших к ним мест, видя их успехи, наперерыв стали примыкать к Ёсихару, но вид у Ёсихару был невеселый, почему Гикан и спросил его: «Ты, молодой господин, печалишься как раз, когда надо бы радоваться. Отчего это?» «Оттого только, что я думаю о страданиях, какие переносят обороняющие замок Канагасаки!» — отвечал Ёсихару. Гикан заплакал. «Вот каковы чувства этого юноши! Так неужели же не положим мы всех сил своих?» — воскликнули Ясуфудзи и Масасада, которые слышали все это, будучи отделены только перегородкой.
В первой луне следующего года [2-го года Энгэн — 1337 г.], избрав Сатоми Токинари в общие военачальники, они двинулись было с пятью тысячами всадников на помощь Канагасаки. Мороясу выслал против них двадцать тысяч воинов. Все военачальники были разбиты и бежали, а Токинари был окружен разбойниками. Тогда Тамоцу и Гикан, выделившись из числа прочих, направились ему на помощь; трое младших братьев хотели последовать за ними, но Гикан ругнул их, сказав: «Если мы, все братья, падем мертвыми, то кто же примет под свое крыло господина [из] министерства церемоний?[116]» Трое братьев остались; Токинари, Тамоцу и Гикан пали, остальные же бежали и возвратились в Сомаяма. У Тамоцу была старуха-мать; поднеся чару вина Ёсихару, она сказала: «Плохо служили мои дети и потому потеряли князя Сатоми. Это так, и возвратись мои сыновья сюда, что сказало бы сердце мое? Но ныне двое из них положили жизнь свою, и это только и утешает меня!» Военачальники и самураи были ободрены этими словами; они пришли в воодушевление, но как ни напрягались, выступить на дело вторично они не смогли.
В замке Канагасаки со дня на день ожидали помощи из Сомаяма, но она не подходила. Уже продовольствие истощилось; Ёсисада и Ёсисукэ перебили своих любимых лошадей и кормили ими самураев и простых воинов. Все военачальники советовали им выйти из замка и направиться в Сомаяма, чтобы потом ударить на врага с двух сторон[117], и Ёсисада последовал их совету.
В третьей луне [2-го года Энгэн — 1337 г.], взяв в проводники Кавасима Корэёри, они ночью вышли из замка и, скрываясь, пробрались в замок Сомаяма, где все воины очень обрадовались им. Каждый день обсуждали они вопрос, как оказать помощь Канагасаки, но разбойничьи воины, благодаря наступившему теплу, начали стекаться отовсюду, и их набралось до ста тысяч всадников; воинов же в Сомаяма было едва пятьсот человек; вооружение и лошади не были еще готовы, и в проволочках прошло двадцать дней.
Между тем воины Канагасаки ели лошадей, но лошади были поедены все, и питаться стало нечем. Разбойники проведали это и со всех сторон разом полезли на штурм замка; замковые воины со своими истощенными силами не могли сражаться, и наружная ограда замка была уже взята. Тогда Юра Томосигэ и Нагахама Акихиро, войдя к Ёсиаки и свидевшись с ним, сказали: «Дело дошло уже до этого. Дадим наследнику престола возможность бежать, сами же останемся здесь и умрем. Просим о том, чтобы нам пока отражать врага, ты же, господин, соверши спокойно все![118]» Став во главе пятидесяти человек, они вышли из внутреннего замка, рассекли трупы убитых и, поев их, стали изо всех сил отбивать врага от передних ворот.
Ёсиаки обратился к императорскому сыну Таканага и сказал ему: «Я происхожу из воеводского рода и не умереть мне здесь нельзя, но ты, твое высочество,- совсем другое дело, и не изволь, заволновавшись, повредить себя!» «Да позволю ли я себе остаться в живых, видев твою смерть?» — отвечал сын императора и стал спрашивать, каков способ самоубийства. «Смотри хорошенько, что я буду делать!» — сказал Ёсиаки и, обнажив вслед за тем меч, вонзил его себе в левый бок и, проведя им горизонтально, довел до правого бока[119]; затем он почтительно поднес меч сыну императора и сам склонился ниц. Принц взял меч; он был скользок от крови, так что держать его крепко было невозможно; тогда он прихватил его рукавом одежды и, совершив самоубийство, пал мертвым. За ними последовали Фудзивара Юкифуса, Сатоми Токиёси, Такэда Ёити, Кэхи Удзихару и другие, которые также все покончили с собой.
Кэхи Наритоки[120] обладал физической силой и умел хорошо плавать; он посадил наследника престола в лодку, но так как не было ни руля, ни загребного кормового весла, то он привязал к лодке канат и поплыл, таща ее на канате. Проплыв более тысячи шагов, он прибыл в бухту Кабураги, где поручил принца попечениям местных жителей с тем, чтобы они препроводили его в Сомаяма, а сам вернулся в Канагасаки и умер там. «Конец!» — воскликнули Томосигэ и Акихиро и, открыв ворота, устремились на неприятельскую позицию. Кинувшись вперед, они стали приближаться к Мороясу, но разбойники, подметив, что они слабы и истощены, дали им подойти вплотную и без труда перебили их всех. Вообще, из восьмисот замковых воинов сдались врагу всего двадцать человек, остальные же все пали на месте. Курю Акитомо, Фунада Цунэмаса и другие — четыре человека всего — спрятались в пещере и избежали смерти. Наследник престола укрылся в бухте Кабураги, но жители бухты изменили и донесли разбойникам, которые, схватив его, начали допытывать о местонахождении Ёсисада и его брата; наследник, обманув их, сказал, что братья накануне покончили с собой и их воины сожгли их трупы. Тогда разбойники, заключив наследника в клетку для преступников, отправили его к Такаудзи и, препроводив ему голову Ёсиаки, не стали уже больше доискиваться Ёсисада.
Ёсисада находился в Сомаяма и все время только и думал о том, чтобы, дав бой, смыть с себя позор и вместе с тем отголосками о своей победе поддержать бодрость духа во временной резиденции [Ёсино], почему он втихомолку и стал сзывать к себе старых, не забывших долга приверженцев. Летом Одатэ Удзиаки бежал из столицы в область Иё, Эда Юкиёси бежал в область Тамба, а Каная Цунэудзи в область Харима, и они подняли оружие все разом. Младший сын Ёсисада, по имени Токудзю, находился в области Кодзукэ. Прослышав, что Минамото Акииэ идет на запад, он собрал воинов, чтобы примкнуть к нему, причем хотел выступить прежде и напасть на Камакура, и когда Акииэ подошел, он соединился с ним и, ударив на Камакура, овладел ею. Тогда на сторону Ёсисада стали становиться массами, и Такаудзи узнал, что Ёсисада еще не умер. Зимой, для действий против него, он послал Асикага Такацунэ с воинами Хокурокудо. Такацунэ обосновался в резиденции управления областью Этидзэн и, выводя воинов, вступал в бой с Ёсисада. Ёсисада командировал Хата Токиёси, который, собрав воинов области Кага, напал на замок Тайсёдзи и овладел им; затем он командировал также Ёсисукэ и Хосоя Хидэкуни, и они, вступив в область Этидзэн и выстроив три укрепления, стали на позициях против Такацунэ.
Во второй луне следующего года [3-го года Энгэн — 1338 г.], когда растаял снег, Ёсисукэ, задумав понастроить больше укреплений, чтобы прижать врага, осматривал с сотней с небольшим всадников место в Сабаэ и наткнулся тут на неожиданно появившегося с пятьюстами всадников разбойничьего военачальника Хосокава Такамото. Ёсисукэ вступил в бой и обратил его в бегство, а затем, подняв сигнальный огонь, вызвал себе помощь; на помощь ему пришел Ёсисада. Такацунэ с несколькими тысячами всадников также подошел на помощь своим, и противники заняли позиции, будучи разделены рекой. Наши войска переправились через реку и вступили в жестокий бой; Такацунэ был разбит и, бежав, заперся в Асуха[121]. Тогда разбойники, видя в какое положение пришли дела, бросили охрану и бежали более чем из тридцати замков. Ёсисада занял резиденцию управления областью, и когда слухи об этом дошли до столицы, то Такаудзи и Тадаёси пришли в бешенство. «Вот до чего дошли мы, благодаря тому, что наследник престола обманул нас!» — начали говорить они и в конце концов отравили его.
В это время правительственная армия сильно оправилась. Токудзю, следуя с Акииэ, дошел до области Мино; тут к ним пристал еще Хоригути Садамицу, и все хотели, чтобы, соединившись с войском Ёсисада, двинуться на столицу, но Акииэ, который желал отличиться в отдельности, увел своих воинов и, вернувшись, вышел в Нара. Большинство хиэйдзанских монахов также поджидало подхода Ёсисада, но он хотел непременно овладеть прежде Асуха и тогда уже двинуться на запад. Между тем Акииэ был разбит в области Идзуми и сам погиб, а его младший брат Акинобу, Токудзю и другие укрепились на Отокояма. Тогда император собственноручно написал письмо, убеждая Ёсисада прийти на помощь Отокояма. Как раз в это время Оида Удзицунэ и другие выступили с воинами области Этиго, дали бой и нанесли поражение фамилиям Фумон и Тогаси [приверженцам Асикага]. В седьмой луне [3-го года Энгэн — 1338 г.] они двинулись дальше и прибыли в область Этидзэн.
Ёсисада присоединил их воинов к себе и хотел было напасть на Такацунэ, но тут как раз пришло высочайшее письмо. Ёсисада был тронут и воодушевился. «Со времен Минамото и Тайра неслыханно еще, чтобы кто-нибудь получал собственноручно написанное изъявление высочайшей воли!» — сказал он и хотел тотчас же отправиться на помощь, но воспользовавшись советом Кодзима Таканори, он сам с тремя тысячами воинов остался наготове против Такацунэ, а двадцать тысяч отдал под команду Ёсисукэ, который дойдя до Цуруга и услышав, что Отокояма пала, вернулся обратно. Тогда соединив вместе войска, они начали действовать против Такацунэ, который, привлекши на свою сторону монашеские войска Хэйсэндзи, оборудовал семь укреплений, начиная с Фудзисима, и оборону их поручил этим войскам. Ёсисада находился в замке Каваи[122] и там увидел сон, будто превратившись в дракона, он лежит на земле, а Такаудзи в страхе убегает. Все сочли это за благознаменательный сон, но некоторые говорили, что дракон принадлежит небесным сферам и видеть его на земле — это дурное предзнаменование.
Во 2-й день этой луны [седьмой луны 3-го года Энгэн — 1338 г.][123] Ёсисада со всем своим войском двинулся для нападения на Асуха и, дойдя до Томёдзи, разделил своих воинов на семь отрядов и выслал их против всех семи укреплений. Воины в Фудзисима заметались в суете, а наши воины тотчас же ударили на них, но овладеть укреплением не могли. Ёсисада, который наблюдал это издали, направился вдруг с пятьюдесятью с лишним всадниками туда и среди водных полей наткнулся на триста человек разбойничьих воинов. Стрелы посыпались дождем; у наших воинов не было щитов, и они старались прикрыть Ёсисада собственным телом. Накано Мунэмаса убеждал Ёсисада, чтобы он бежал в одиночку, но Ёсисада ответил, что не в его правилах спасаться одному, потеряв своих самураев и, стегнув лошадь, он опять-таки двинулся вперед. Пораженная стрелами, его лошадь упала вместе с ним, и в тот момент, когда он хотел подняться, белоперая стрела угодила ему как раз между бровей; тогда он обнажил меч и, совершив самоубийство, пал мертвым. От роду ему было тридцать восемь лет.
Разбойники еще не знали, кто это такой, но они видели, как Мунэмаса и другие, окружив труп, совершали самоубийства и, когда они осмотрели труп, то нашли письмо в парчовом мешочке. В письме было сказано: «Что касается кампании по покаранию разбойников, то Мы возлагаем этот труд на тебя». Очевидно, это было то самое собственноручное письмо императора, и тут разбойники поняли, что это Ёсисада. В то время как раз наступали сумерки, и прийти на помощь из нашего войска было некому.
По прошествии некоторого времени, увидав несколько всадников, которые возвращались в Каваи, и думая, что это Ёсисада, все отряды отступили и вернулись обратно. Вернулся и Ёсисукэ. Прибыв в Каваи, он начал искать Ёсисада, но того нигде не было, и только спустя долгое время узнали всю правду. Военачальники и самураи потеряли присутствие духа и не знали, что делать; в войске нашлись изменники и ночью три раза пытались поджечь замок. Рассвело и, когда стали поверять воинов, то их оказалось только две тысячи человек. Тогда Ёсисукэ бежал и, возвратившись в резиденцию управления областью, командировал Кавасима Корэёри занять Мицуминэ, Хата Токиёси защищать замок Минато, а Урю Тэрасу охранять Сомаяма.
Тэрасу отправился и на мосту Асодзу встретился с госпожой Фудзивара. Эта Фудзивара, приходившаяся младшей сестрой среднего государственного секретаря [тюнагон] Юкифуса, была женой Ёсисада. Раньше она была первой дежурной фрейлиной [кото-но найси][124]. Однажды ночью Ёсисада, явившись во дворец на дежурство, видел, как она играла на кото[125], и влюбился в нее; император, который узнал об этом, сжалился над этим, призвал его к себе и, угостив вином, пожаловал ему эту фрейлину в жены. Они очень любили друг друга и, когда Ёсисада, получив указ, двинулся на север, он оставил ее в области Оми; там она пробыла два года, по прошествии которых Ёсисада вызвал ее к себе в Сомаяма; она отправилась туда, но узнав, что Ёсисада находится в Асуха, она изменила путь и, направившись в Асуха, встретилась на пути с Тэрасу.
Тэрасу сошел с лошади и преклонил колена перед ее паланкином. «Куда идешь, госпожа? Князь уже пал в бою!» — сказал он. Невыразимое горе охватило госпожу, и она едва не лишилась жизни. Она возвратилась в Сомаяма и хотела там, на старом пепелище Ёсисада, выдержать по нем траур, но так как разбойники стали приближаться сюда, то она в конце концов возвратилась в столицу. В это время в столицу была доставлена голова Ёсисада; все у Асикага: и господа, и челядь радовались, взаимно поздравляя один другого; наконец голова была выставлена напоказ и, когда Фудзивара узнала об этом, она в ту же ночь постриглась в монахини и, схоронив себя в западных горах[126], окончила там дни свои.
У Фудзивара не было детей. Ёсиаки, Ёсиоки и Ёсимунэ[127] все родились в восточных областях. Из них Ёсиаки погиб прежде Ёсисада; Ёсиоки же был рожден от наложницы, и потому вместо Ёсиаки наследником стал Ёсимунэ. Шести лет от роду он был назначен помощником начальника левой императорской гвардии [сахёэ-но сукэ] и правителем области Мусаси [Мусаси-но ками]. Ёсиоки был никто иной, как Токудзю. Когда пала Отокояма, он бежал и прибыл в Ёсино. Император, увидев как брав и силен его вид, сказал: «Ты именно будешь тем, кто восстановит дом твоего отца!» Вследствие этого он пожаловал ему имя Ёсиоки[128] и назначил его помощником начальника правой императорской гвардии [хёэ-но сукэ][129]. Прошло после смерти Ёсисада двадцать дней, и Ёсиоки вместе с Ходзё Токиюки было повелено отправиться в восточные области, состоя при сыне императора, принце Мунэнага; они попали под ураган и, разбредясь в разные стороны, потеряли друг друга из вида. Ёсиоки, будучи отброшен бурей, прибыл в область Мусаси, и тогда вместе с Ёсимунэ оба они притаились до времени в восточных областях.
Ёсисукэ и Ёсихару находились в северных областях. В седьмой луне [4-го года Энгэн — 1339 г.] Ёсисукэ собрал понемногу рассеявшихся воинов; он, а вместе с ним Хата Токиёси, Юра Мицуудзи, Итинои Удзимаса и другие, повырезав разные неприятельские замки, собрались в Каваи и с шестью тысячами воинов напали на замок Асуха. Токиёси пошел в наступление впереди других и, подойдя ночью к замку, стал вызывать врага на бой. Асикага Такацунэ сжег замок и бежал.
В этом году [4-м году Энгэн — 1339 г.] император Годайго умер; на престол взошел император Гомураками, и в двенадцатой луне последовал высочайший указ, которым Ёсисукэ повелевалось принять общее командование над всеми войсками вместо умершего Ёсисада. Узнав по слухам, как покойный император, приближаясь к кончине, сосредоточил все свои помыслы и расположение на фамилии Нитта, Ёсисукэ только и думал о том, чтобы достойно воздать за это, но Такаудзи, призвав воинов семи областей, послал их для нападения на него; все замки пали; Ёсисукэ бежал в область Мино, и только один Хата Токиёси с двадцатью семью человеками оставшихся у него воинов утвердился в Таканосу. Замок был очень крепок, и разбойники не могли овладеть им. Асикага Такацунэ и Ко [но] Морохару[130] соединили своих воинов и обложили этот замок; они связали тут в одно непрерывное тридцать семь отдельных войсковых ставок, которые по очереди наступали и нападали, сменяя одна другую.
Токиёси с детства любил борьбу и сильно выдавался среди людей своей ловкостью и отвагой; его племянник, монах Кайсюн, умел хорошо сражаться, а его челядинец Акухатиро, у которого была заячья губа[131], обладал громадной физической силой. У Токиёси была еще собака, которую звали Инусиси ["собака-лев"]. И вот они втроем выходили по ночам из замка и нападали на разбойников. Каждый раз, когда они направлялись на одну из ставок, они посылали вперед собаку; если разбойники были наготове — собака лаяла, если же нет — она возвращалась и извещала об этом вилянием хвоста; тогда они трое врывались в ставку и, подняв громкий клич, начинали жестоко драться. Разбойники, побросав вооружение и снаряжение, сразу же обращались в бегство, и потому каждый из их военачальников тайно предлагал Токиёси взятку, прося, чтобы он не нападал только на его именно ставку. Токиёси был очень популярен среди разбойников как сильный воин, и его прозвали Хата сёгун. Как раз случилось, что в замок прибыл Итинои Удзимаса, который и стал на оборону замка вместе с Токиёси; тогда Токиёси, оставив его в замке, сам с шестнадцатью человеками вышел ночью на Идзисан. Такацунэ, думая, что это монахи из Хираидзуми идут на помощь замковым воинам [Токиёси], вышел навстречу с тремя тысячами всадников, чтобы ударить на них. Токиёси в блестящих доспехах на покрытом кольчугой коне[132] вылетел вперед и крикнул: «Хата сёгун здесь!» Отряд Такацунэ заволновался, а Токиёси стремительно насел на него. Такацунэ был разбит и бежал, но Кайсюн получил семь ран и умер в тот же день; у Токиёси также места, не покрытые доспехами, были все в ранах, и плечи его просто скрывались под массой вонзившихся наконечников стрел; проболев три дня, он умер, и после этого правительственного войска в северных областях больше уже не стало.
После этого разбойники напали на Ёсисукэ в замке Нэо; замок пал и Ёсисукэ с несколькими десятками родственников и последователей, переодевшись в простое платье, приютился у фамилии Овари[133]; там он пробыл десять дней и, направив затем путь через области Ига и Исэ, прибыл во временную резиденцию. Император призвал его на аудиенцию и, плача сам, утешал и благодарил его; затем указом он повысил его на одну степень в чине и, кроме того, наградил бывших при Ёсисукэ. Тогда Фудзивара Санэё стал на стороне злословить, говоря: «Разве это отличается чем-нибудь от того, как повышен был в чине Тайра Корэмори, вернувшийся назад разбитым?[134]» Фудзивара Такасукэ начал возражать ему и сказал: «Поражение Ёсисукэ — не его вина. За последнее время военачальники и самураи северных областей не обращают внимания на главнокомандующего и независимо от него получают указания прямо с гор юга[135]; государевы же слуги южных гор [придворные] за небольшие свои труды [по передаче указаний] получают в награду угодья в северных областях, поэтому власть главнокомандующего потеряла свой вес, а военачальники и самураи [сносясь непосредственно с придворными] стали чваниться и произвольничать. Так можно ли разве вменять в вину Ёсисукэ, что он нес поражения? Государь угадал это; вот почему и сделано такое повеление. Это совершенно похоже на то, как Боку [из] Син отблагодарил за труды Момэй[136], и твой пример совсем не годится!» Санэё не мог уже ничего ответить ему. Затем император назначил Ёсисукэ министром наказаний [гёбукё][137].
В третьей луне 1-го года Кококу [1340 г.] правительственное войско области Иё стало просить себе общего военачальника, и по обсуждении вопроса императорское правительство остановилось на Ёсисукэ, но и на море, и на суше — везде были разбойники[138], однако тут как раз случилось, что на сторону правительственных войск перешел Акура Нобутанэ из области Бидзэн, и путь стал открытым. Тогда Ёсисукэ выступил с пятьюстами воинов и в четвертой луне [1-го года Кококу −1340 г.] прибыл в резиденцию управления областью Иё, где встретился с Одатэ Удзиаки. Бежав из столицы, Удзиаки прибыл во временную резиденцию и, будучи назначен протектором области Иё [Иё-но сюго], расположился вместе с Дои и Токуно в разных тамошних замках, чтобы оборонять их. Когда они получили в главные начальники Ёсисукэ, войска их очень усилились, и все начали говорить, что теперь запад и юг страны опять будут возвращены.
В пятой луне [1-го года Кококу — 1340 г.] Ёсисукэ заболел и через семь дней умер. Военачальники и самураи скрыли его смерть, но разбойники уже успели проведать об этом и, явившись, напали на замок Каваноэ. Тогда Каная Цунэудзи взял под свою общую команду войска области Иё и, отправившись на помощь замку, вступил в жестокий бой на море. Как раз поднялся ветер; наши суда были отброшены в море, а разбойничьи добрались до берега. Наши воины хотели было преодолеть ветер и вернуться к берегу, но Цунэудзи сказал: «Раз неблагоприятная судьба нашего войска дошла до этого, то хотя бы и вернуться — победы все равно не будет. Теперь надо идти только вперед, прибыть в Санъёдо, овладеть там одним из замков и утвердиться в нем!» Затем он высадился в области Бинго, напал там на замок Томо и, овладев им, утвердился там.
Разбойничье войско территории Санъёдо подступило сюда и начало сражаться с ним, но пока еще положение было неопределенное; между тем Цунэудзи узнал, что разбойничий военачальник Хосокава Ёрихару обложил Удзиаки в замке Сэта, и потому тотчас же отправился с несколькими сотнями человек на помощь осажденному. Вступив в бой с несколькими тысячами разбойников, он был разбит и с оставшимися воинами вернулся в область Бинго, а тогда Ёрихару с десятью тысячами всадников напал на замок Сэта. Прошло три десятка дней, продовольствие в замке истощилось и все, начиная с Удзиаки, покончили самоубийством.
Синодзука Ига находился в этом замке; открыв ворота и держа в руках железную палицу, он вышел из замка и закричал: «Я Синодзука, телохранитель князя Нитта! Что же не убиваете меня, чтобы получить за это награду?» Разбойники, раздавшись в стороны, склонились в страхе перед ним, он же, пройдя спокойно мимо них, ушел, и разбойники не осмелились преследовать его. Дойдя до бухты Имахару он увидал пустую разбойничью лодку, на которой был только один лодочник. Синодзука вплавь добрался до лодки, вскочил на нее и, назвав свое имя, приказал лодочнику доставить себя на острова Оки. Он сам поднял якорь, сам поставил мачту и, взобравшись на крышу каюты, захрапел; напуганный лодочник перевез его на Оки, где Синодзука и дожил остаток жизни. У него была дочь, которая состояла на службе при императрице-матери[139] и которую называли фрейлина Ига [Ига-но цубонэ][140]; впоследствии она вышла замуж за Кусуноки Масанори; мужеством и силой она, как говорят, походила на своего отца.
Итак, Ёсисада и Ёсисукэ умерли, и для Асикага не стало уже больше никого, кто был бы им помехой, кого бы они боялись. Кодзима Таканори, который находился в области Бинго, вызвал было к себе Нитта Ёсихару из области Кодзукэ в расчете выступить с оружием в руках, но дело не удалось; тогда они тайно пробрались в столицу, чтобы напасть там внезапно на Такаудзи, но и это не удалось. Ёсихару бежал и укрылся в восточных областях, где он и его двоюродные братья втайне начали измышлять способы отомстить за своих отцов, но пока они еще выжидали удобного момента и ничего не предпринимали.
В 6-м году Сёхэй [1351 г.] у Такаудзи произошел разлад с Тадаёси. Тогда Такаудзи, оставив своего старшего сына Ёсиакира охранять столицу, сам отправился на восток и, разгромив Тадаёси, который был затем убит, вступил в Камакура, где и остался, поставив своего второго сына Мотоудзи наместником Канто [Канто канрё] и поручив ему общее заведование восточными областями. Между тем Ёсиакира притворно сделал императору представление о том, что он хочет покориться, и император согласился. Тогда из временной резиденции явились Кодзима Таканори и Юра Сина и, передавая фамилии Нитта высочайшую волю, сказали: «Император принял покорность Ёсиакира и намерен вернуться на север в столицу, но суть этого состоит в том, чтобы, воспользовавшись пустотой [столицы][141], привести в исполнение дело покарания злодеев. Такаудзи находится там [в Камакура]; составьте план действий против него; такого случая терять нельзя!» Затем они повысили Ёсимунэ в младшие командиры левой лейб-гвардии [саконъэ-но сёсё][142]. Ёсимунэ тотчас же сделал воззвание в восточных областях, и старые челядинцы Ёсисада и Ёсисукэ с готовностью поднялись и стали стекаться к нему, так что он набрал несколько десятков тысяч человек. Под секретом стали на его сторону также и бывшие приспешники Тадаёси, именно Исидо Ёсифуса, Миура Такамити и другие, которые пообещали, что в самый разгар боя они поднимутся на Такаудзи и убьют его. Такаудзи проведал об этом и прогнал их от себя, но Ёсимунэ еще не знал этого.
В первой високосной луне [6-го года Сёхэй — 1351 г.] Ёсимунэ выстроил боевой порядок на равнине Мусаси[143]. Ёсиоки стал влево, Ёсихару — вправо[144], а Ёсимунэ, командуя главными силами, расположился в тылу у них. У Такаудзи воинов было шестьдесят с лишним тысяч. Ёсиоки первым вступил с ним в бой; за ним последовал Ёсихару; убитых и раненых на обеих сторонах было поровну. Тогда на смену своих пошел в атаку с шестью тысячами всадников разбойничий военачальник, некий Аиба, но Ёсимунэ, дав командный знак клану Кодама и ударив с ним на атакующего, обратил его в бегство. Аиба, бежав, вошел в боевое расположение Такаудзи, и весь боевой порядок последнего пришел в смятение; Ёсимунэ тотчас же двинулся вперед на него и, указывая рукой на свой боевой значок главного начальника, громко закричал: «Сегодня я ради всей Поднебесной бью разбойника, ради же одного дома [своего] я мщу его врагу!» Вступив в ожесточенный бой, он разбил Такаудзи и начал затем преследовать бежавшего врага. Он скакал тридцать с лишним ри[145] прибыл в Исихама[146]. Такаудзи хотел было уже совершить самоубийство, но его воины, повернув назад, вступили в бой с преследователями и пали за него, он же улучив момент, начал переправляться через реку [Сумидагава] и добрался до того берега; собрав тридцать тысяч воинов, он занял позицию над самой рекой. Между тем у Ёсимунэ всадников, которые могли поспеть за ним, было всего пятьсот человек; стало уже смеркать и на помощь прийти было некому; Ёсимунэ скрежетал в бешенстве зубами, но делать было нечего и он, повернув обратно, сталь искать Ёсиоки и Ёсихару.
Между тем Ёсиоки и Ёсихару, увидев, что тридцать тысяч воинов с белыми значками бегут на север, подумали, что это Такаудзи и, соединив своих воинов вместе, пустились в погоню. По дороге непрерывной линией тянулись сдавшиеся им воины, и оба военачальника, раскланиваясь с ними, то и дело останавливали лошадей; воины их отряда двигались вперед не оглядываясь, и непосредственно при них осталось всего едва триста человек, с которыми они и наткнулись на засаду в несколько тысяч человек, окруживших их; оба военачальника, выдержав тяжелый бой, вырвались из засады, но доспехи их были совсем избиты, мечи иззубрились, как пилы, на теле у каждого было по несколько ран и всадников они потеряли более ста человек. Тогда они стали держать совет и сказали: «Мы уже потеряли из вида правителя Мусаси[147], и куда же деваться нам с этой горсточкой изнуренных людей? Самое лучшее — это встретиться лицом к лицу с Мотоудзи и там найти себе смерть!» Все нашли это правильным. Двинувшись с места, они дошли до Сэкито, где встретились с Исидо и Mиyра, которые с пятью тысячами всадников шли на запад; присоединив к себе их воинов они напали внезапно на Камакура. Мотоудзи собрал всю, что было у него, вооруженную силу и вышел, чтобы отбить их. Ёсиоки дрался на морском берегу и изрубил трех всадников; скача вперед, он проходил уже сквозь позицию разбойников, как вдруг у него оборвался и упал [концом] на землю левый повод; зажав подмышкой меч и наклонившись, он стал привязывать повод; тут кучей собрались к нему разбойники и начали беспорядочно поражать его в затылок и спину; Ёсиоки не шелохнулся, и только окончив привязывание, он обратился на разбойников, которые в страхе бежали. Затем он соединился с Ёсихару; они ударили на Мотоудзи и, обратив его в бегство, заняли Камакура.
В это время Ёсимунэ занимал Усуитогэ. Сюда пришли и присоединились к нему двадцать тысяч воинов областей Этиго и Синано, имевшие во главе у себя императорского сына Мунэнага; кроме того, на его сторону стал Уэсуги Hорики и другие. Такаудзи, собрав восемьдесят тысяч человек, хотел было вернуть Камакура, но узнав, что войска Ёсимунэ опять стали сильны, он напал прежде на Усуи[148]. Местность Усуи была прикрыта с тыла горами, а с фронта опоясана рекой и была очень удобна для того, чтобы обороняться, утвердившись на месте, но Ёсимунэ был молод и пылок; он несколько раз выступал отсюда и вступал в бой на открытом месте; разбойники вели наступление, заменяя одних воинов другими; сражение длилось с часа лошади [12 часа дня] до часа курицы [8 часов вечера][149], и кончилось тем, что Ёсимунэ был разбит, бежал и, поднявшись на вершины, стал там станом.
Наступила ночь, и в стане Асикага зажгли факелы; они были повсюду: и на горах, и в низинах, а если оглянувшись посмотреть на наше войско, то в нем было наподобие слабых, кое-где мерцавших, огоньков. Изумленный Ёсимунэ сказал: «Наша дневная потеря воинов вовсе не дошла до таких размеров, как оно оказалось сейчас; тут не без того, что есть бежавшие. Впереди сильный враг, сзади же — свои родные места, и все подозревают, что я побегу назад!» Вслед за этим он снял доспехи, сбросил седло и этим показал всем, что бежать он не намерен; все понемногу успокоились. В середине ночи Уэсуги рассмотрел, что в стане разбойников опять прибавилось несколько тысяч факельных огней; он немедленно же бежал в область Синано, и тут началось поголовное бегство, один вслед за другим. Ёсимунэ не мог, конечно, оставаться тут один; отступив на рассвете, он направился в область Этиго, и воины восьми областей все перешли на сторону Такаудзи, который, повернув обратно, направился на Камакура. Ёсиоки и Ёсихару хотели было, пойдя на смерть, дать ему встречный бой, но военачальники и самураи удержали их от этого, и они бежали в область Синано.
Ёсимунэ возвратился в область Этиго; узнав, что император находится еще во временной резиденции[150], он решил отправиться туда на помощь и, собрав семь тысяч воинов, вступил в область Эттю. К нему примкнули все роды: Момонои, Кира, Исидо, Кояма, Уцуномия — и, имея при себе принца Мунэнага, они двинулись на запад, но узнав по дороге, что резиденция уже пала, они разбрелись и возвратились по своим домам.
Во время этой кампании Акамацу Норисукэ также явился во временную резиденцию с покорностью и стал просить, чтобы ему было разрешено иметь при себе сёгуна, принца Окинага[151]. Окинага был сыном покойного Моринага; талантами и мужеством он походил на своего отца, и Норисукэ, помня прежние милости Моринага, хотел, взяв принца под свою опеку, утвердиться в области Харима с целью оказать поддержку императору путем [распространения] слухов о наличии там войсковой силы. Император согласился. Но когда потом понесший поражение Норисукэ изменил и ушел [к врагу], Окинага был схвачен и заключен в столице. Некий Хондзё из области Тамба похитил его, вступил в бой с Норисукэ, но был разбит и сам погиб, а Окинага бежал и возвратился в Ёсино. По прошествии пятнадцати с лишним лет Акамацу Удзинори перешел на сторону правительственных войск и также опять выставил принца Окинага в качестве главы своего выступления. Спустя некоторое время Удзинори изменил и перешел на сторону Ёсиакира; император выслал воинов, которые, разбив Удзинори, обратили его в бегство; Окинага бежал в Нанто, и где окончил дни свои, неизвестно. Люди укоряют его в том, что он посрамил Моринага[152].
Ёсимунэ, Ёсиоки и Ёсихару все вместе скрывались в области Этиго. По прошествии нескольких лет военачальники и самураи областей Мусаси и Кодзукэ послали им за общей подписью письмо, в котором просили о том, чтобы, поставив одного из них себе в главные военачальники, поднять оружие за императора. Ёсимунэ и Ёсихару стали сомневаться, но Ёсиоки пришел в воодушевление и отправился. Асикага Мотоудзи выслал воинов, чтобы захватить его, но жители его области все укрывали его то здесь, то там, а если иногда его и окружали с воинами, то он легко пробивался и исчезал, так что доискаться его было невозможно. Мотоудзи был крайне огорчен этим. Наш старый военачальник Такэдзава Ёсихира и его родственник Эдо Такахиро, изменив, покорились Мотоудзи, и домоправитель последнего Хатакэяма Куникиё поручил им обоим управиться с Ёсиоки. Тогда они оба изобразили из себя провинившихся и, якобы бежав из страха наказания, разыскали Ёсиоки и стали служить ему. В качестве приманки они доставили ему красивую девушку, и понемногу, да понемногу вошли, наконец, к нему в доверие. Обманув его, они сказали, что теперь хорошо было бы напасть на Камакура. Ёсиоки послал наперед своих людей, а сам вместе со своими ближайшими родственниками отправился следом за ними. Путь их лежал через переправу Ягути.
Такахиро научил лодочника, чтобы он продолбил бока лодки и заткнул их затычками. Усадив переправлявшихся в лодку и выплыв на середину течения, лодочник выдернул затычки и сам пустился на уход вплавь; в то же время по обе стороны реки появились скрытые в засаде воины. Когда лодка стала уже совсем тонуть, Ии Наохидэ поднял Ёсиоки вверх на своих руках, Ёсиоки же, вытаращив в бешенстве глаза, закричал: «О, как я каюсь; попал я в ловушку презренного негодяя!» Распоров себе живот, он умер. Наохидэ, Сэрада, Юра и Осима — все покончили с собой, а Дои и Итикава, держа мечи в зубах, бросились вплавь; вступив в бой с Такахиро, они убили и переранили более четырнадцати человек и пали сами. Это было в десятой луне 13-го года Сёхэй [1358 г.].
Мотоудзи щедро наградил обоих. Вскоре Такахиро отправился в свои полученные в награду владения и ему опять пришлось проходить через Ягути. Вдруг небо потемнело от грозы и ливня; оглянувшись назад, он увидел Ёсиоки, который гонится за ним. Такахиро свалился с лошади, и с ним приключилась болезнь, от которой он и умер. Люди в Камакура также стали видеть во сне Ёсиоки, который нападает на них, и тогда население Ягути соорудило храм, в котором и стало чтить Ёсиоки[153].
В 22-м году [Сёхэй — 1367 г.] Асикага Ёсиакира умер, а его сын Ёсимицу был еще малолетен, поэтому в седьмой луне следующего года [23-го года Сёхэй — 1368 г.] Ёсимунэ и Ёсихару подняли оружие в областях Этиго и Кодзукэ; они вступили в бой с Уэсуги Ёсинори, военачальником Асикага, но успеха не имели и Ёсимунэ здесь погиб; Ёсихару же бежал в область Дэва. В первой луне первого года Кэнтоку [1370 г.] Ёсихару собрал воинов и, двинувшись в области Мусаси и Кодзукэ, дал бой Уэсуги Томофуса, но опять потерпел неудачу; бежав, он укрылся в области Синано, и где покончил свои дни, неизвестно.
Сын Ёсимунэ Садаката был правителем области Сагами [Сагами-но ками], а сын Ёсихару Ёситака — младшим помощником министерства наказаний [гёбy-но сё]. Во 2-м году Гэнтю [1385 г.] при императоре Гокамэяма оба они скрывались в Намиаи области Синано и начали тайно собирать своих родственников. Камакурский наместник Асикага Удзимицу послал воинов и всех их перебил, но Садаката и Ёситака ускользнули и успели бежать в область Муцу. В 9-м году [Гэнтю — 1392 г.] император под страхом угроз согласился на мир, предложенный ему Ёсимицу [Асикага] и, отправившись на север, прибыл в столицу. Тогда Ёсимицу, объявив по всей стране награды за указание, начал разыскивать всех, кто был из фамилии Нитта. Еще раньше этого Кояма Ёсимаса, утвердившийся в замке Кояма подвергся из-за Нитта нападению Удзимицу, причем был разбит и погиб, но его сын Вакаину опять-таки поднял оружие и утвердился в замке Нантай. По прошествии года с небольшим замок пал, и он бежал в область Муцу, где и приютился у Тамура Киёканэ. Так вот теперь они оба поднялись здесь за императора и, избрав себе в военачальники Садаката и Ёситака, расположились станом у Сиракава. Для нападения на них явился Удзимицу, приведший под своей командой воинов одиннадцати областей. Наши были разбиты наголову, но Садаката и Ёситака опять убежали. Это было в год огня и крысы [3-й год Оэй — 1396 г.][154].
В год воды и овцы [10-й год Оэй — 1403 г.][155] Ёситака скрывался в горах Хаконэ, но житель из Такэносита, некий Андо, донес об этом в Камакура; оттуда явились, чтобы схватить Ёситака, и он пал в рукопашном бою с преследователями. В год металла и тигра [17-й год Оэй — 1410 г.][156] Садаката, находясь в Камакура, стал тайно собирать старых, не забывших долга приспешников; дело обнаружилось; он был схвачен Тиба Канэтанэ и казнен в Ситиригахама[157]. На этом и прекратилась главная линия фамилии Нитта, но ее боковая линия укрылась в области Микава, и когда годы дважды прошли через знаки металла и тигра[158], то после этого она сильно возвысилась. Это будет ясно видно в последней части[159].
Заключительный очерк[править]
Я, вольный историк, говорю:
Я видел собственноручные записки Ёсисада[160]. Очевидно, это записки того времени, когда он не выступал еще на дело, и в них он наставляет своих сыновей и братьев правилам и заветам наследственно-военных домов. Все это не более как поверхностно, но в них есть слова, которыми он говорит: «Раз ты военачальник, то чти высших, будь ласков с низшими; составь твердое решение и приводи его в исполнение; вручи свою судьбу небу и не смей укорять людей[161]!» Ёсисада преуспел в годы Гэнко [1331-1333] и понес неудачу в годы Энгэн [1336-1339]. Так что же это? Благоприятный и неблагоприятный повороты судьбы или противодействие ему со стороны высших[162]? Что касается хиэйдзанских событий, то тут уже можно сказать, что противодействие ему было чрезвычайное. Очевидно, император до этого ни разу не посоветовался с Ёсисада, а когда подошло самое это время, он опять-таки пробовал и здесь, и там в ожидании, которая из двух сторон окажется для него неожиданно удачной. Как же можно было помочь беде того времени, раз отношение к полководцу было таково?
Я как-то раньше осуждал восточный поход Ёсисада. Он не остановил войск на месте, не повел дело спокойно и осторожно, не дождался, пока войско из Муцу[163] потревожит врага изнутри, чтобы самому потом ударить на этого врага в согласии с тем войском. Не имея за собой коммуникационной линии, он загнал войска далеко вглубь и своим поражением создал мощь врагу. Когда потом пришло то время, что разбойник бежал на запад, он не преследовал его до крайних пределов налегке, свернув доспехи, как обузу, но поставил на длительное время войска станом перед неприступным замком[164] и этим самым дал разбойнику загореться ярким пламенем опять. Значит, он погрешил в обоих случаях: и в том, где надо было действовать медленно, и в том, где требовалась быстрота. Это так. Но, с другой стороны, в это время уши государя были закрыты для всего, что бы ему ни говорить, и решение государственных вопросов служило целям одной данной минуты, а раз это так, то будь тут хоть наилучший план действий[165], привести его в исполнение, пожалуй, было бы трудно, и можно ли, значит, винить в неуспехе одни только его сражения? Поэтому действовать ради правительства значило терпеть неудачи, стараться же для своих личных целей значило преуспевать, и надо только глубоко сочувствовать тому направлению Ёсисада, в силу которого он предпочел лучше нести неудачи, оставаясь преданным и верным долгу, чем преуспеть, став бунтарем, разбойником.
Я живу в Хэйане[166], и каждый раз, как останавливаются глаза мои то на поднимающихся, то на опускающихся холмах восточных гор[167], я рукой указываю места, где сражался Ёсисада. Подняв взоры кверху, смотрю я на Хиэйдзан, и опять же мысль моя уносится к тому времени, когда он, простившись с императором, уходил на север. Когда дошло до того, что император переселился на юг[168], глубоко, вероятно, жалел он и каялся в этом своем поступке; он слал жалостливые указы, но было уже поздно. Ах! Трудное дело — одновременное совпадение стремлений государя и его слуги, и можно ли не грустить, не горевать об этом?
Будь у Ёсисада стремление к главенству и власти[169], то, если бы он в силу того, что во время его победы в Камакура оставшиеся головни рода Ходзё еще не угасли и мятежное поведение Такаудзи стало уже проявляться, выпросил бы себе это[170] с самого начала и, став неподвижно гарнизоном в старой резиденции управления[171], накопив силу, воспитав мощь, согласовав с принцем Моринага планы действий на востоке и западе, стал бы просить, чтобы расчистить около государя[172], то императорское правительство вряд ли бы не послушало его. И пусть бы даже Такаудзи, забрав в свои руки императора, обратился на нас[173], то так как его мятежное поведение становилось бы наглее да наглее, императору, в конце концов, стало бы невтерпеж и он, конечно, сам притянул бы нас к себе на помощь точно также, как Госиракава отдалился вблизи от Ёсинака и завязал вдали близкие отношения с Ёритомо. Это был бы наилучший план Нитта.
А если и не это, то если бы он с самого начала, когда ему была пожалована карающая секира[174], утвердился в областях Синано и Кодзукэ, вошел бы в связь с областями Муцу и Дэва[175] и навис бы над Восемью областями, смотря на них сверху вниз[176], сжал бы разбойникам горло, бил бы их по спине, то действия разбойников были бы связаны, сила их стеснена и, конечно, они не бросили бы нас, а, следовательно, и не вторглись бы в столицу. Это опять был бы его второй план.
Когда дошло до его прощания с императором на Хиэйдзане, тогда уже ничего нельзя было сделать, но, однако, он имел при себе наследника престола и в действиях своих был свободен. Так вот, если бы он, сделав вид, что направляется в Этидзэн, вернулся бы потихоньку в Кодзукэ, то, вероятно, мощь его и развилась бы. Собери старых своих подвластных, расхити, разори логовище разбойников и, утвердившись в нем, сделай его своей базой, он, двинувшись вперед, мог бы осуществить дело восстановления, но и отступив даже при неудаче назад, он, составив план защиты императорского дома и развернув вовсю свои таланты, мог бы добиться исполнения своих желаний.
Однако то, что делал Ёсисада не вытекало ни из одного из этих трех планов. Он кружил, носясь по востоку и западу с войском, у которого не было базы; кроме того, ни его планы, ни его сражения не зависели от него самого[177], и, конечно, его бедствия, его неудачи так и были, как следовало их ожидать. Но хотя все это и так, однако то, что он кружил повсюду, исполняя повеление, то, что он поставил себе одно несокрушимое стремление, служа изо всех сил только государю, не позволяя себе ни на минуту увлечься личными выгодами,- это все потому, что он был Ёсисада.
Если обратить внимание на то, как в самый момент его смерти у него все еще было привешено указ-письмо в парчовом мешочке, то из этого можно видеть, что его стремление преданно служить государству[178] не было вырвано у него сотнями поражений. Величаво, подавляюще, словно живет он даже и поныне, тогда как кости старого разбойника давно уже сгнили[179]. На месте Муромати тринадцати поколений[180] видна только мелькающая пыль города, и если искать остатки рухнувшего фундамента[181], так и то не узнать, где они. Не есть ли это то самое, что говорил Ёсисада о вручении своей судьбы небу?
Я прежде еще думал, что спор Нитта и Асикага походит на спор Сю и Ри в конце династии То. Преданностью и мужеством Ёсисада оставляет за собой Кокyё; мужество и таланты Ёсиоки и других не уступают Сонкёку. Правда, Сонкёку сокрушил Бэнрё, но то, что Ёсиоки и другие не смогли дать надлежащего возмездия, не произошло ли опять в силу того, что их тянули, им мешали[182]. Одним словом, хотя форма местности нашего северо-востока одинакова с Тайгэном[183] на север от реки, все же Нитта не удалось утвердиться там184. Однако молясь божеству гор[185], Ёсисада молил его о том, чтобы его потомство, поднявшись потом, сокрушило разбойников; это опять же похоже на то, как Баккирэцу молил небо породить настоящего государя, чтобы он успокоил Поднебесную. Люди говорят, что во исполнение этой молитвы родился Тё Гэйсо[186]. У нас же тот, кто поднялся высоко потом, по прошествии двухсот лет, сменив Асикага, происходил от дальних потомков Нитта[187]. Итак, значит, для судьбы, ниспосланной небом есть, в конце концов, время, что она приходит опять, и длительность побед и поражений нельзя определять кратким временем годов и месяцев.
Примечания[править]
- 1 Минамото Ёсииэ; его прозвище Хатиман Ко, т. е. Князь Хатиман.
- 2 Оирё [ои-но цукаса] — «ведомство великой варки» [приготовления пищи], т. е. дворцовое продовольственное ведомство, было учреждением, подведомственным министерству двора — кунайсё. Оно ведало продовольственную часть двора, распределяло по местностям род и количество продовольственных припасов, доставляемых двору в качестве натуральной подати, и хранило их. В данном случае звание ои-но сукэ было чисто номинальным.
- 3 Ацута — местечко [теперь город] области Овари; в нем находится синтоистский храм Ацута дайдзингу, в котором с древних времен хранится одно из трех священных сокровищ, именно священный меч, Аме-но муракумо-но цуруги [Кусанаги-но цуруги]. В начале ХII в. главным блюстителем этого храма стал Фудзивара Суэнори и затем эта должность и титул ее, Ацута дайгудзи, что значит «великий блюститель храма в Ацута», сделались наследственными в его роде, почему под термином Ацута дайгудзи и разумелся не только вообще блюститель храма в Ацута, но преимущественно блюститель его из рода Фудзивара Суэнори и прежде всего он сам. Минамото Ёситомо взял себе в жены дочь этого Ацута дайкудзи [Фудзивара Суэнори], она и стала матерью Минамото Ёритомо; другую дочь Ацута дайкудзи взял в жены Асикага Ёсиясу.
- 4 Подразумевается Асикага Такаудзи, как глава рода, но вместе с тем и весь его род.
- 5 Асикага Такаудзи и Нитта Ёсисада подали каждый императору жалобы, в которых возводили друг на друга разные обвинения; одним из пунктов обвинения было обвинение в присвоениии каждым из них подвигов и заслуг в благополучном исходе войны против Ходзё.
- 6 И те и другие были непривычны к военному делу; первые были исключительно гражданскими чиновниками, вторые — крестьянами, пахарями.
- 7 Правительство давало во всем ему указания, отнимая у него всякую инициативу.
- 8 Дословно «мальчик в три фута» [сандзэки-но додзи], т. е. мальчик семи-восьми лет; ребенок двух с половиной лет считается ростом в один фут [иссэки].
- 9 Т. е. императорская линия ведется строго преемственно в одном роде, тогда как линии сёгунов определяются случайностями и могут быть от разных родов, без всякого наследственного преемства.
- 10 Сёгуна Ёсимицу, третьего сёгуна из фамилии Асикага; отец его — Ёсиакира, второй сёгун, и дед — Такаудзи, первый сёгун.
- 11 См. Приложения. «Икай — табель рангов».
- 12 Сикибусё [нори-но цукаса, сокращ. ноноцукаса] — министерство церемоний и чинов. Оно ведало всю церемониальную часть двора и службу гражданских чиновников: назначение на должности, смещение, перемещение с должности на должность и производство в чины; в его же ведении состояло высшее учебное и ученое заведение того времени Дайгакурё — университет, академия; кроме того, были еще некоторые другие функции. Во главе его стоял сикибукё — министр церемоний и чинов, ближайшими же его помощниками были сикибу-но таю — старший помощник министерства [товарищ министра] церемоний и чинов и сикибу-но сё — младший помощник министерства церемоний и чинов [некоторые читают не сё, а сёю, но это фонетически неверно]. Это были высшие чины министерства, за которыми следовал еще целый штат остальных служащих.
- 13 Цвет значка был белый, как у потомков Минамото, родовой цвет которых был белый. Герб представлял собой черную окружность с черной же чертой, прочерченной по диаметру круга; назывался он накагуро — «черная середина» или хитоцубики — «раз прочерченное».
- 14 Гора на границе областей Ямато и Кавати; на западном склоне ее Масасигэ выстроил замок Тихая, в котором и расположился. Замок был так неприступен, что пал только по прошествии почти 60 лет, когда борьба династий, собственно, уже закончилась.
- 15 Касай — свойственный камбуну термин для обозначения понятия карэй — «мажордом», «домоправитель». Карэй вначале было официальным установлением, регламентированным кодексом «Тайхорё», и термином карэй обозначался мажордом принцев, принцесс и сановников первых трех классов. Впоследствии, с учреждением в Х в. других должностей такого же назначения, термин карэй потерял, отчасти, свое официальное значение, и вместе с тем слово карэй стало делаться обиходным словом, начав обозначать всякого вообще домоправителя любого лица, что уже не было регламентировано никаким кодексом. Словом касай обозначается в камбуне понятие карэй в обоих его значениях, т. е. как регламентированный кодексом мажордом указанных выше лиц, так и домоправитель всякого лица вообще, преимущественно же последнее.
- 16 Т. е. во имя долга пред государем; на защиту его.
- 17 Термин саммон — «горные ворота» употреблялся, да и теперь употребляется иногда, вместо однозвучного с ним термина саммон — «трое ворот, тройные ворота»; последним термином обозначался и обозначается всякий буддийский монастырь [храм] в силу того, что по установленным для них правилам они имеют на переднем фасе трое подряд расположенных ворот, тройные ворота: вход средний и прилегающие к нему правый и левый боковые. Но помимо своего нарицательного употребления термин саммон — «горные ворота» употреблялся и как собственное имя, как одно из названий монастыря Энрякудзи, и даже как одно из обозначений гор Хиэйдзан, на которых был расположен этот последний монастырь, настоятель каторого и имел титул дзасу, так что саммон-но дзасу — «настоятель горных ворот», имеет, следовательно, значение «настоятель монастыря Энрякудзи».
- Термином дзасу [реже дзасю] обозначалась вообще монашеская должность главного начальника, настоятеля отдельной группы монастырей, составлявших географически одно целое [монастырей одной горы], так что вначале были разные дзасу, но потом под этим термином стали разуметь преимущественно должность настоятеля монастыря Энрякудзи секты Тэндай на горах Хиэйдзан. Эта должность имела несколько синонимичных названий: Тэндай-но дзасу, яма-но дзасу, саммон-но дзасу, кансю [кандзу] или вместо всех них, сокращенно, просто дзасу. Звание дзасу было важным, и назначение на должность дзасу делалось императорским указом.
- Энрякудзи был центральным монастырем секты Тэндай, и потому дзасу являлся главой секты Тэндай, но так как секта Тэндай включала в себя все хиэйдзанское монашество, размещавшееся в массе монастырей, покрывавших горы Хиэйдзан, то саммон-но дзасу, говоря иначе, и был главой всех хиэйдзанских монахов. Хиэйдзанские, или, как часто называли их, энрякские, или горные монахи, были очень могущественны и, имея свои войска, представляли внушительную живую силу, притянуть которую на свою сторону стралась каждая из воюющих сторон, так что назначение в данном случае принца Моринага главой монахов имело целью привлечь их на сторону императора в расчете, что они последуют за своим дзасу. Дальнейшие события показали, что этот расчет был правилен.
- 18 Дайто-но мия значит «принц из Дайто». Термин мия [ми иэ] есть сочетание слов ми — «императорский, почтенный» и я — «дом», и значение этого сочетания — это «почтенный дом», то же самое, что он иэ — «почтенный дом, жилище». Начертание также может быть читаемо мия [ми иэ], но тем не менее для звукового комплекса он иэ принято начертание, для комплекса же мия начертание. Словом мия обозначалось прежде всего «жилище знатного лица», т. е. это слово соответствовало понятиям «дворец», «палаты»; потом значение его сузилось и оно стало употребляться в значениях «дворец императора, императрицы, принцев», а также в значении «синтоитский храм» ["дворец божества"]; далее оно обратилось, главным образом, в титул императрицы, принцев и принцесс, как обозначение их, и, наконец, стало нарицательным именем для обозначения понятия «принц». Таким образом, Дайто-но мия ["почтенный дом Дайто"] значит «Его Высочество [из] Дайто», «принц [из] Дайто».
- Дайто («большая пагода») было одно из монастырских зданий [башенное] на Хиэйдзане, в черте расположения монастырей секты Тэндай, и термином Дайто-но мия обозначался вообще всякий дзасу секты Тэндай, принадлежавший к императорской фамилии; названы они так потому, что все они неизменно помещались в этой пагоде, Дайто, но преимущественно под термином Дайто-но мия разумеется один только из этих дзасу, именно принц Моринага.
- Надо заметить, что для обозначения понятия «принц» есть особый термин синно, но слово мия в смысле обозначения понятия «принц» имеет значение выражения почтительности, которое достигается тем, что указывается не самое лицо, не сам принц, а место, где он находится [его почтенный дом, т. е. он, живущий в этом доме]. Сказанное относится, конечно, не к одному только термину мия, но и ко многим другим, аналогичным с ним. Это одна из особенностей социального уклада жизни древней Японии, отразившаяся в языке и закрепленная им. На почве ее развились почти все термины обозначения разных титулов.
- 19 Или Тоцугава, местечко области Ямато.
- 20 Т. е. большую награду. В японском тексте «Нихон гайси» сказано: иссэнгин — «одну тысячу золота». Слово кин, что значит «золото», «металл», «деньги», не имеет никакой определенной валюты. В «Тайхэйки» [японское историческое сочинение ХIV в.] относительно этого самого факта сказано, что обещано в награду шесть тысяч кан — рокусэнган. Кан представлял собой связку в тысячу мон, и если один мон того времени считать валютой приблизительно в 0,1 теперяшнего сэн [один сэн почти равен одной русской копейке], то это будет сумма около 6000 рублей. Однако толкователи этого места «Тайхэйки» затрудняются под выражением рокусэнган разуметь точно опеределенную сумму денег и более склонны принять это выражение за метафору в смысле очень большой суммы денег или, еще проще, в смысле очень большой награды вообще чем бы то ни было [натурой, земельными угодьями]; основанием для такого толкования служит то, что сумма в шесть тысяч кан была по тому времени слишком громадной суммой, которую трудно было собрать и располагать которой свободно было нелегко даже для богатых Ходзё.
- 21 Ёсинояма, т. е. горы Ёсино, есть горный округ в южной части области Ямато; конечный пункт округа на юге — это пик Канэномитакэ [иначе Кимбусэн или, в просторечьи, Оминэ], северной же границей округа служит река Ёсиногава; расстояние между этим пиком и рекой верст 25, и на этом пространстве раскинуты разные поселки, общее имя которым Ёсиномура — «селение [собственно, волость] Ёсино». Между поселками и в них разбросано несколько буддийских и синтоистских храмов. Термин Ёсиномура почти не употребляется в обиходе; вместо него употребляют [и прежде употребляли] обыкновенно просто слово Ёсино, и под этим словом разумеется как весь горный округ, так и все поселки [вся волость], но, главным образом, под словом Ёсино разумеют самый центр поселков [теперь посад], почти посередине между Ёсиногава и Канэномитакэ, т. е., главным образом, то место, где находится Дзаодо, главный храм всего монастырского расположения в Ёсинояма [монастыря Ёсино].
- В древности пик Канэномитакэ считался местопребыванием какого-то, указаний на которое не сохранилось, синтоистского божества, патрона гор Ёсино, храм которого и находился у северной подошвы пика Канэномитакэ. Этот храм назывался Канэномитакэ-но дзиндзя или Кимбу [но] дзиндзя, самое же божество называлось Кондзё даймёдзин. Когда именно появились эти названия, сказать трудно, но, кажется, они довольно-таки позднего происхождения.
- В древние же времена появился здесь монах-отшельник, полубуддист, полусинтоист [рёбу синто] и стал молиться, чтобы ему явилось божество. Божество явилось; оно было названо Конгодзао гонгэн, т. е. временное проявление Будды в образе [синтоистского] Конгодзао [рёбу синто — соединение буддизма с синтоизмом]. Что это за божество, также в точности неизвестно. Одни толкуют, что это есть совершенно новое божество, созданное разгоряченной фантазией монаха, другие утвреждают, что он воспользовался прежним местным божеством, патроном гор, и облек его в синто-буддийский облик; наконец, есть еще указания на то, что здесь вообще был основан буддийский монастырь, и когда монахи усилились, они местное божество и сделали главным божеством монастыря, дав ему имя Конгодзао гонгэн.
- Все это темно, но надо думать, что новое божество стоит в связи со старым [эта связь отразилась, отчасти, в имени Конгодзао], т. е., иначе говоря, местное божество раздвоилось, причем как Кондзё даймёдзин оно не пользовалось особой популярностью, как Конгодзао же оно стало предметом культа. Для Конгодзао, или сокращенно Дзаодо, в центре поселений Ёсино был выстроен храм Конгодзаодо и в этом храме была помещена его статуя; местом же поклонения местному божеству был указанный выше небольшой храм у Канэномитакэ; кроме того, в самой черте монастырского расположения, сбоку буддийского храма был также храм этого божества. Весь монастырь был рёбу синто — синто-буддийский, и эти синтоистские храмы были такими же его составными частями, как и все другие [т. е. как и до — буддийские]. С течением времени монастырь разросся, расширился, и в черте его расположения возникло множество разбросанных повсюду монастырских построек, храмов и проч.
- Императоры хорошо знали это место и часто живали в монастыре, как на даче; они оказывали особое покровительство его монахам, и последние, в свою очередь, платили им расположением, в силу чего южная династия и нашла себе легко здесь приют. Связь Ёсино с южной династией началась с принца Моринага, который укрепил монастырь [храм Дзаодо], превратив его в крепостцу; затем в 1336 г. император Годайго бежал сюда из Киото и основал здесь резиденцию южной династии, заняв под нее некоторые монастырские постройки, именно помещения монахов; сначала он занял Ёсимидзуин [Киссуйин], а потом перенес резиденцию в Дзицудзёин, который и был приспособлен под временный дворец; обе постройки находились недалеко от храма Дзаодо. Здесь южная династия находила себе надежное убежище в течение 13 лет, пока не была изгнана отсюда в 1348 г. войсками Асикага, предавшими огню резиденцию, причем пострадали все вообще монастырские сооружения, выстроенные потом заново.
- Ёсино отличается красотой местоположения и пышным цветением деревьев сакура, почему и воспевается много в поэзии, но не меньшей известностью пользуется это место и в качестве исторического памятника, связанного с печальной историей беглецов императоров южной династии. Здесь недалеко от монастыря находится могила самого злополучного из японских императоров, Годайго; у могилы был воздвигнут также сгоревший при общем пожаре и потом заново отстроенный мавзолей Нёириндо, тот самый Нёириндо, на стене которого Кусуноки Масацура начертал имена ста сорока трех своих родственников, павших затем до последнего в бою, и на уцелевшем, как утверждают, от пожара полотнище двери которого сохраняется по сию пору выцарапанное острием стрелы стихотворение, приписываемое тому же Масацура.
- Ёсино стоит в связи также и с историей Минамото, и, по преданию, Минамото Ёсицунэ, спасаясь в Ёсино от преследований своего брата Ёритомо, помещался некоторое время в том самом Дзицудзёине, который потом служил дворцом императору Годайго.
- 22 В предыдущем тексте никакого указания на годы нет, так что совершенно неизвестно, после какого именно года следовал этот «следующий год», как сказано в японском тексте «Нихон гайси», но так как излагаемый факт имел место в 1332 г., то, очевидно, этот год и есть именно «следующий».
- 23 В «Тайхэйки» этот пассаж описывается так: "Задержав при себе остальных десять человек, он [Ёсимаса] отправил одного из них, сказав ему: «Иди к принцу». Среди ожидания, что вот-вот оттуда должны прийти, [действительно] в тот же день пришли, почтительно неся приказ принца, но когда развернули его и посмотрели, то оказалось, что это не приказ принца [рёси], а написано стилем, установленным для высочайшего указа [указа императора — ринси]. Его слова гласили: «Я почтительно принял высочайшие слова, которыми сказано: „Управлять мириадами стран, распространяя благотворное влияние, есть путь [долг] пресветлого государя; поддерживать же спокойствие в пределах четырех морей, подавляя смуту, есть долг подданных, стоящих у ратного дела. За время последних годов род монаха Такатоки, ни во что не ставя верховные права, стал распространять мятежную силу во всю ширь. Наступил предел злодеяниям, и наказание неба уже начало проявлять себя. Ты ныне хочешь поднять воинов во имя долга, чтобы успокоить Нашу многих лет скорбь. Наше чувство благодарности тебе очень глубоко, и награда тебе будет немала. Скорее же, обдумав план усмирения и покарания Канто, выкажи свои заслуги по успокоению Поднебесной“. Так как [высочайшими словами] сказано именно это, то таков и есть [этот] указ, и на основании этого я передаю [тебе высочайшее повеление] изложенным выше [текстом, изложенным выше].
- Младший командир левой лейб-гвардии [такой-то].
- Нитта Котаро, Благородному господину».
- Так как текст высочайшего указа являлся высочайшими словами, которые должны быть украшением дома, то Ёсисада необычайно обрадовался…."
- Ёсисада ожидал приказа принца Моринага, но вместо этого ему был прислан указ самого императора, который имел для него, конечно, большее значение. Император был в это время в ссылке и, конечно, не мог дать указа, но за него дал Моринага, и это ничуть не умаляло значения указа, так как он был написан по форме императорского указа и в такой же форме мог исходить только от императора.
- Приказ принца назывался рёси [рёдзи ], указ же императора — ринси [риндзи]. Форма написания приказа и указа разнилась и в императорском указе употреблялись ему только присущие слова, которые служили указанием на императора и которые не могли быть употребляемы в приказе принца. Это: ринси [риндзи] — «изъявление императорской воли, указ», рингэн — «высочайшие [императорские] слова», синкин — «наше [императорское] сердце, наша [императорская] скорбь» [буквально «высочайший, императорский ворот одежды»], эйкан — «наше [императорское] чувство [благодарности]» и некоторые другие. Все эти слова были употреблены в тексте указа, данного Ёсисада.
- Указы не подписывались лично императором, и императорский указ после изложения его на бумаге скреплялся целым рядом лиц из Дадзёкана — государственного совета,- которые ниже прописанных писцом их званий и фамилий лично подписывали свое имя в виде так называемой какихан — особого росчерка ["писанная печать"]. В описываемое время этот установленный порядок был уже нарушен и указ подписывался часто одним каким-нибудь лицом, как и в настоящем случае, каким-то младшим командиром левой лейб-гвардии, росчерк которого [какихан], бывший, вероятно, на подлинном указе, не воспроизведен в «Тайхэйки». Надо заметить, что при Моринага в то время не было никого из таких лиц, и подпись [печать и проч.] на указе была, вероятно, просто подделана, чтобы только была какая-нибудь скрепа, чем ему и придавалсь вся форма императорского указа, но, как сказано выше, это не умаляло значения указа ввиду того, что во всяком случае он был написан по приказанию принца Моринага, действовавшего заодно с императором Годайго.
- Был ли на самом деле такой указ — это уже другой вопрос; можно сомневаться в существовании его, но если согласиться с тем, что он в действительности был, то он был именно изложен приблизительно в той форме, как приведено выше.
- 24 Его родовая фамилия — Нитта.
- 25 Теперь слово сэн есть название мелкой медной монеты [0,01 эна], почти соответствующей теперешней русской копейке, но до денежной реформы ХIХ в. это слово не было названием монеты и значило только «деньги»; тем не менее слово сэн употреблялось, особенно в камбуне, и в определенном значении, именно вместо слова мон. Мон было названием мелкой разменной монеты с отверстием в ней для нанизыванием на шнурок, и связка таких мон в тысячу штук составляла один кан. Что касается валюты мона, то это вопрос почти неразрешимый, но, в общем, применительно к теперешним деньгам один мон можно принять приблизительно в 0,1 теперешнего сэна [0,1 копейки] и, следовательно, один кан можно принять в один теперешний эн [т. е. почти один русский рубль].
- В тексте «Нихон гайси» слово сэн обыкновенно употребляется в смысле мон и потому в данном случае его следует принять в таком же значении, так что 60 000 сэн [рокумандзэн] «Нихон гайси» есть ничто иное, как 60 000 мон, что при указанной выше приблизительной валюте одного мона составит сумму около 600 рублей. Однако в «Тайхэйки» относительно этого самого факта сказано, что на владения Нитта была наложена повинность в рокуманган — 60 000 кан, что при той же валюте одного мона составит около 60 000 рублей. Чем руководствовался Рай Дзё, заменив слово кан ["Тайхэйки"] словом сэн ["Нихон гайси"], положительно нельзя определить, а он именно заменил его, так как весь этот пассаж заимствован для «Нихон гайси» из «Тайхэйки» почти дословно.
- Вообще вопрос относительно валюты японских денег крайне труден и почти неразрешим, в «Нихон гайси» же он прямо мучителен. У Рай Дзё нет единства в указании измерений вообще, а денежных в особенности, и это делает иногда положительно невозможным сличение «Нихон гайси» с теми источниками, из которых для нее заимствован тот или иной пассаж. Вот, например, перевод Рай Дзё трех мест, заимствованных дословно из «Тайхэйки» для «Нихон гайси»:
- «Тайхэйки» «Нихон гайси»
- дзюмон — 10 мон дзиссэн — 10 сэн
- гохякумон — 500 мон гохякумон — 500 мон
- рокуманган — 60 000 кан рокумандзэн — 60 000 сэн
- Таким образом, один сэн «Нихон гайси» соответствует то одному мону, то одному кану «Тайхэйки», между тем мон есть только 0,001 кана.
- 26 Фигурально — мало вооруженной силы.
- 27 Боевые значки, начало употребления которых относится к глубокой древности, были потом установлены кодексом «Тайхорё» в 700-х годах, причем и было определено применение тех или иных из них в разных случаях, но к ХI в. это установление забылось; военные фамилии установили каждая сама для себя фамильные значки, которые во время военных действий и употреблялись, как боевые.
- Фамильный значок представлял собой обыкновенный значок — хата, но со своим отличительным знаком — хатадзируси, являвшимся гербом данной фамилии. Хата был вообще значок, флаг, употреблявшийся в разных торжественных случаях. Формой своей он напоминал русскую церковную хоругвь; именно к поперечине, свободно подвязанной за концы ее к верхней оконечности древка, прикреплялся длинный конец материи, свободно свешивавшийся вниз. Фамильный значок представлял собой именно такую хоругвь; длина материи определялась по усмотрению, но обыкновенно она была около полуторы сажени длиной и около фута с небольшим шириной; на этой материи изображался краской или вышивкой герб данной фамилии; иногда делались какие-нибудь надписи. Цвет материи зависел от усмотрения, но обыкновенно каждая фамилия устанавливала свой постоянный цвет, например, Тайра — красный, Минамото — белый.
- В середине ХV в. одна из линий фамилии Хатакэяма, чтобы отличать своих воинов от воинов другой линии [той же фамилии], с которой ей пришлось воевать и у которой был точно такой же значок, изменила форму своего значка; именно, поперечная перекладина была укреплена в верхней оконечности древка неводвижно, притом она шла от древка только в одну сторону под прямым углом [форма буквы «Г»], и прикрепленная к перекладине материя одним своим продольным краем была закреплена схватками на древке. С этого времени этот значок, получивший название нобори, вошел в употребление.
- Хата и нобори во время военных действий употреблялись для отличия своих войск от чужих; во времена междусобий, начавшихся с конца ХI в. и продолжавшихся до ХVII в., они имели очень важное значение. От слова хата произошли, например, термины хатагасира и хатаго. Хатагасира назывался вообще тот, кто распоряжался данным значком как глава; хатаго же — те, кто состоял в распоряжении этого хатагасира, так что слово хата и служило указанием на наличность какой-нибудь корпорации.
- В настоящее время фамильных значков нет, но хата и нобори употребляются и теперь, только в роли уже обыкновенных флагов, особенно в процессиях всякого рода.
- 28 Саракуда Садакуни и Канадзава Садамаса.
- 29 Т. е. благоприятная судьба повернется в сторону императорской армии, которая и победит.
- 30 Цитата из китайского исторического сочинения «Шицзи», яп. «Сики» [автор Сыма Цянь, яп. Сиба Сэн].
- 31 Канто.
- 32 В тексте «дзюниман ки». Слово ки значит «всадник», и этим именно термином переводится слово ки на протяжении всего перевода «Нихон гайси», но, надо заметить, что в «Нихон гайси» и других исторических и иных сочинениях, особенно более раннего периода, как, например, «Тайхэйки» и т. п., слово ки употребляется в двух смыслах: во-первых, в значении действительно «всадник, кавалерист» и, во-вторых, в значении «воин, войсковая единица». В последнем своем значении слово ки является не более, как числительной частицей воинов аналогично с русскими, положим, «штык», «сабля» в выражениях «столько-то штыков», «столько-то сабель». Эти оба значения слова ки настолько переплетены между собой, настолько смешивались, что зачастую положительно невозможно решить по одному данному тексту, в каком именно значении употреблено оно в данном случае, если только нет каких-либо посторонних доказательств в пользу того или другого из его значений, и только в сочинениях начиная с ХVII в. можно с некоторой уверенностью принимать слово ки в значении «всадник», так как с этого времени оно начало постепенно утрачивать свое значение числительной частицы.
- Таким образом, «столько или столько-то всадников» есть не более как образное выражение для счета войск, независимо от того, были ли они конные или пешие. Это метонимия; военачальники и высшие чины были, действительно, всадниками, и этот их отличительный признак перенесен на всю массу войск вообще. Это не только в литературе; как наследие древности в разговорном языке сохранилось, например, до сих пор выражение каэсу — «возвратиться, вернуться»; каэсу значит «возвратить, вернуть, повернуть обратно», и если оно употребляется в смысле «возвратиться» и т. д., то только потому, что под этим разумеется «повернуть лошадь в обратную сторону [для возвращения]». Таким образом, выражений с переносом признаков одного, обыкновенно считаемого более высоким, явления на другое можно найти в японском языке немало.
- Что касается действительности, то на самом деле лошадей в Японии в древности было очень мало, и все эти тысячи и десятки тысяч всадников были обыкновенными пешими воинами; на лошадях, как сказано, были только военачальники и высшие воины, и в виде исключения только были иногда, действительно, конные части и отряды. Даже, когда иной раз в каком-либо сочинении описывается одиночный бой всадников, то и в этом случае зачастую по наведении справок оказывается, что бойцы были пешими.
- 33 Сокращенно вместо Гокуракудзидзака — возвышенность, на которой находился буддийский монастырь Гокуракудзи, у морского берега севернее мыса Инамурадзаки, в северо-западных предместьях Камакура области Сагами.
- 34 Если бы он вздумал пройти по самому берегу между морем и позицией Ходзё.
- 35 По преданию он бросил свой меч в море с мыса Инамурадзаки, южнее которого и стоял неприятельский флот.
- 36 Выступление против Ходзё в 1221 г. экс-императора Готоба, начавшееся нападением на рокухарского резидента Ходзё, которым в то время был Ига Мицусуэ и который, будучи поставлен в безвыходное положение, совершил самоубийство; это выступление против Ходзё окончилось тем, что войска экс-императора были разбиты войсками Ходзё и Готоба, а с ним и еще два экс-императора сосланы на острова.
- 37 Город области Сэтцу, рядом с теперешним Кобэ, с которым он теперь соединен вместе.
- 38 Конюшенное ведомство — мэрё [ума-но цукаса] было учреждением, ведавшим императорскими [правительственными] лошадьми; на обязанности его лежали: надзор за императорскими пастбищами, учет всех вообще лошадей на них, определание количества ежегодной поставки их ко двору, прием, выездка и содержание в императорских конюшнях, а также содержание в исправности всего конского снаряжения. Лошади эти держались, главным образом, на случай военных действий, а также и других потребностей двора. Мэрё делилось на два отдела: самарё — левое конюшенное ведомство и умарё — правое конюшенное ведомство. Высшими должностями в каждом из них были ками — управляющий [начальник], гонноками — вице-управляющий и сукэ — помощник; за этими высшими должностями следовал еще целый штат других низших должностей.
- Конюшенное ведомство, возникшее, по существу, еще в глубокой древности, получило регламентацию по кодексу «Тайхорё» в период общих реформ в 700-х годах, когда оно получило название мэрё с разделением на самарё и умарё, причем старшим, как и вобще в таких разделениях, считалось самарё [левое]. Для императорского правительства конюшенное ведомство было очень важно в силу того, что с его помощью держалась всегда наготове военная конская сила, и потому должности начальников по конюшенному ведомству и их помощников были и важными, и почетными. В описываемое время [ХIV в.] мэрё фактически уже не существовало, но тем не менее его должности — ками и проч. — все еще были почетными и не только в это время, но и значительно позже, вследствие чего одно из добавочных титульных званий позднейших сёгунов было звание шталмейстера двора — мэрё-но гогэн [высшая должность в мэрё, выше ками].
- 39 Хёгорё [цувамоно-но кура-но цукаса] — управление дворцового арсенала заведовало приемом, хранением и выдачей оружия и церемониальных принадлежностей, служивших потребностям двора, почему в его распоряжении и состоял дворцовый арсенал хёго [цувамоно-но кура — «кладовая оружия»]. Будучи регламентировано кодексом «Тайхорё» и претерпев затем немало изменений, оно в ХIV в. существовало уже только по имени. Во главе его стоял хёго-но ками — начальник управления дворцового арсенала, за которым следовал хёго-но сукэ — помощник и затем уже остальной штат служащих.
- 40 См. Приложения. «Рокуэфу — шесть корпусов гвардии».
- 41 Ками, собственно начальник всего зависимого от императорского правительства управления областью — кокуси [куни-но цукаса], являлся правителем области, соответствующим, в общем, теперешнему губернатору. В описываемое время организация кокуси, установленная кодексом «Тайхорё», утратила всякое реальное значение и звание [такой-то области] ками стало чисто номинальным, фактически же правителями областей были протекторы их — сюго, должность которых была установлена при начале сёгуната в 1181 г. и зависела непосредственно от сёгуна, а не от императорского правительства.
- 42 Хёбусё [цувамоно-но цукаса] — военное министерство, установленное вместе с прочими министерствами в период общей реорганизации в 700-х годах ["Тайхорё"] ведало вообще военное дело и вело учет войсковой силы, но у него были еще и некоторые другие функции, скорее охранно-полицейского характера, чем чисто военного, почему оно имело отношение к таким, например, учреждениям, как двор императрицы, наследника, жрицы храма в Исэ [принцесса] и др. Высшими должностями этого министерства были: хёбукё — военный министр, хёбу-но таю — старший помощник военного министра, товарищ военного министра и хёбу-но сё — младший помощник. Вначале все эти должности имели громадное значение, но в описываемое время они стали чисто номинальными, как и вся вообще организация, зависимая от императорского правительства, и само оно.
- 43 Об этом учреждении мало что известно. Оно установлено императором Годайго в 1333 г. Под мусядокоро надо разуметь организацию особой охраны императора. Эта охрана состояла из восточных воинов [самураев], и разные военачальники становились на охрану по очереди, дежуря каждый со своим отрядом. Начальник этого учреждения, всей этой организации назывался тонин — «главный человек». Тонин в данном случае имеет значение термина бэтто, т. е. обозначает начальника не постоянного, а такого, должность которого вызвана чрезвычайными обстоятельствами и находится вне норм общей организации. Мусядокоро было пока еще учреждением подвижным, не получившим прочной организации; просуществовав очень недолго, оно распалось, чем и объясняется отсутствие сведений о нем. В описываемое время все корпуса гвардии существовали только по имени, охранять императора было некому, и в силу именно этого было создано мусядокоро — охрана из самураев, ставшая для императора тем же, чем была в древности коноэфу — его лейб-гвардия. В сочинении «Байсёрон» [хроника военных предприятий Асикага Такаудзи] сказано, что «Годайго установил мусядокоро подобно тому, как было встарь». Это значит, что мусядокоро императора Годайго было установлено в подражание существовавшему раньше ин-но мусядокоро — место, где находятся самураи, охранники отрекшегося императора. Вместо полного названия ин-но мусядокоро употреблялись также сокращенные названия мусядокоро, или муся, или токоро. Термином ин, кроме прочих значений этого слова, обозначался дворец отрекшегося от престола [удалившегося на покой] императора, а отсюда, переносно, и сам отрекшийся император, и существовал, например, термин инсэй — «управление [страной] отрекшегося императора», как противоположность управлению царствующего императора, вместо которого и управлял отрекшийся. Ин-но мусядокоро представляло собой охрану дворца отрекшегося императора, его охранный отряд, дворцовую гвардию отрекшегося императора и имело свою особую организацию вне общих норм. При императоре Годайго не было отрекшегося императора, а потому не было и мусядокоро; Годайго восстановил, вероятно, старое учреждение, организовав его по-иному и приспособив для службы самому себе.
- Относительно назначения на должность начальника мусядокоро употреблено выражение «поставлен», а не «назначен», потому что эта должность являлась, так сказать, случайной при другой постоянной должности, определенном служебном звании. В том и другом случае употреблялись, да и теперь употребляются, разные термины, в первом случае термин ниндзуру — «возлагать служебное звание», во втором же термины ацуру — «приспособлять» [для исполнения служебной обязанности] или ходзуру — «заместить» [кем-нибудь то место, где служебная обязанность не исполняется за неимением лица].
- 44 Относительно должностей сюго в тексте сказано, что император рёсэсиму — «заставил исполнять [дело сюго]». Это потому, что должности сюго не только были вне норм общей организации [по «Тайхорё»], но и вовсе не зависели от императорского правительства, а находились в непосредственной зависимости от сёгуната. Уничтожив сёгунат, Годайго принял от него некоторые установления, в том числе и установление сюго, пустившее настолько глубокие корни, что уничтожить его в тот момент нечего было и пытаться. Право назначения сюго временно перешло к императору, но при назначении на эти должности ни один из установленных терминов не подходил, и потому употреблено слово рёсэсиму — «заставить исполнять обязанности [сюго]», т. е. повелеть стать [сюго].
- 45 Сына [Минамото] Ёсиясу, который утвердился в округе Асикага области Симоцукэ и от которого пошла фамилия Асикага.
- 46 Сёдзю и сякубуку — трудно переводимые краткими словами буддийские термины. Сёдзю ["притягивание и принятие"] значит «оказывать сострадание, милосердие и помощь всем живым существам, независимо от того, добры они или злы, расположены или враждебны», т. е. другими словами, это догма любви ко всем живым существам, догма милосердия. Сякубуку ["вывихивание и порабощение"] значит «проявлять по отношению к злым элементам грозную мощь и, обрушившись на них карой починять себе», т. е. другими словами, это догма укрощения злых [силой], преследования злых.
- Последняя догма стала девизом непокойной и непримиримой буддийской секты Нитирэн — Нитэрэнсю, которая применила эту догму своеобразно, сделав ее девизом преследования остальных буддийских сект, кроме секты Тэндай — Тэндайсю, из которой вышла сама Нитирэн. На почве девиза сякубуку создалась знаменитая строфа, так называемые «Нитирэн сёдзин-но сико какугэн» — «четыре изречения преосвященного Нитирэн»: «Сингон бококу»; «Рицу кокудзоку»; «Нэмбуцу мугэн»; «Дзэн тэмма». Это значит «Сингон разрушает государство», «Рицу — разбойник [для] государства»; «Нэмбуцу попадет в ад Мугэн [самый страшный из восьми буддийских адов]», «Дзэн — дьявол [для] неба». Сингон, Рицу, Нэмбуцу и Дзэн — все это названия буддийских сект.
- 47 По имени Кадоко, дочь Фудзивара Кимикадо; ее называли также по ее придворному чину самми-но цубонэ — фрейлина третьего ранга.
- 48 Десять тысяч домов [семей] для получения дохода [натуральная подать]; метафора очень большой награды.
- 49 Членов императорской фамилии.
- 50 Ссылка на факты китайской истории, о которых повествуется в «Садэн» (кит. «Цзочжуань») [комментарии ученого Са (кит. Цзо) на «Сюндзю» (кит. «Чуньцю») — «Весна и Осень», историческое сочинение Коси (кит. Кунцзы — Конфуций)]. Синсэй (кит. Шэньшэн), сын и наследник князя Кэн (кит. Сянь) удельного княжества Син (кит. Цзинь), был казнен отцом по навету его наложницы, сын которой был назначен наследником вместо убитого, и это послужило поводом к междоусобной войне, наступившей затем в княжестве.
- Фусо (кит. Фусу), сын строителя великой китайской стены императора Сико (кит. Шихуан) династии Син (кит. Цинь), был казнен во исполнение указа императора, который в это время был уже мертв, умерев в путешествии. Указ был подделан двумя его приближенными, которые знали, что при восшествии на престол этого наследника им не будет свободы действий, и потому постарались избавиться от него и возвести на престол ребенка. Тогда начали подниматься разные удельные княжества, наступило междоусобие и династия Син в конце концов рухнула.
- 51 Т. е. государь.
- 52 Сын Такатоки, последнего сиккэна Ходзё.
- 53 Моринага; он имел звание военного министра — хёбукё.
- 54 В период постоянных междоусобных войн ХII-ХVII вв. необходимость заставила высших воинов, самураев, иметь при себе по два меча, один, как запасной, в силу чего, начиная с ХIV в., и установился обычай двумечия, ставший потом исключительной привилегией высших классов [военного сословия], начиная с самураев. Эти два меча назывались дайсё [но] косимоно — «большая и малая запоясные [собственно, поясничные] вещи», т. е. большой и малый мечи, носимые [заткнутыми] за поясом; обыкновенно это выражение употреблялось в сокращенном виде дайсё — «большой и малый [мечи]». Под дайсё разумелись «большой меч» [дай] — катана и «малый» [сё] — вакидзаси. В первое время размеры того и другого колебались, но потом термином катана стали обозначать меч длиннее двух сяку [футов], а термином вакидзаси меч короче двух сяку. Кроме катана и вакидзаси носился еще иногда при них третий маленький меч — танто ["короткий меч"], игравший роль кинжала, хотя и не обоюдоострого.
- 55 Т. е. император был отправлен в ссылку.
- 56 Т. е. не предпринимает определенного решения, высматривая, где лучше и безопаснее.
- 57 Резиденция Ходзё в Киото.
- 58 Уши императора. Между обоими событиями — взятием столицы и выступлением Ёсисада — прошел всего день и весть о взятии столицы не могла дойти до Ёсисада, ибо расстояние было велико.
- 59 Ёсиакира.
- 60 Будучи около императора, в столице.
- 61 Сокращенно вместо тогоку-но канрё — главноуправляющий восточными областями, т. е. главноуправляющий Канто. См. Приложения. «Канрё — премьер-министр сёгуна» и «Канто канрё — наместник Канто».
- 62 Управлять [всем Канто], применяя устрашение и милости.
- 63 От благоприятной судьбы, посланной небом в удел императору.
- 64 Исправится. С точки зрения императора Моринага был виновен перед ним и эту точку зрения Ёсисада в своей записке оставляет, как она есть, не берясь отвергать ее.
- 65 Дословно «потом, хотя бы и хотеть укусить пупок, но не достать до него»; «кусать пупок» — хэсо-во каму — это поговорка в значении «позднего раскаяния», «позднего сожаления» и т. п.
- 66 Сэтто был особый меч, который вручался императором лицу, назначенному главным войсковым начальником [сёгун, тайсёгун и т. п.], как знак подтверждения звания этого лица, его полномочий, его права жизни и смерти над врагами и ослушниками из его подчиненных. По окончании кампании сэтто возвращался императору.
- 67 Самый центр, где находился главный военачальник; этот центр назывался тюкэн — «сильная середина», ибо он составлялся из самых сильных воинов, которые и служили военачальнику охраной. Под словом тюкэн разумелся затем вообще весь центральный отряд — тюгун, т. е. главные силы, при которых находился обыкновенно главный военачальник.
- 68 Сокращенно вместо Тэгосигавара; так называлась местность области Суруга, где была станция Тэгоси; в древности это место славилось своими проститутками.
- 69 Она находилась в местечке Мисима на севере области.
- 70 Хаконэяма — горный узел области Сагами, граничащий с областями Суруга и Идзу. Через эти горы пролегала дорога, связывавшая области Сагами и Идзу, так называемая Хаконэдзи. Из области Идзу она шла дальше на запад до Киото. В высшей точке гор у озера Асиноко была расположена на этой дороге застава Хаконэ — Хаконэносэки, видевшая за время своего существования немало исторических драм, особенно во времена сёгуната Токугава, при котором эта застава играла роль важного пропускного поста, внушавшего особый страх женщинам в силу того, что по установлению сёгyнов Токугава жены, и вообще семьи даймё, должны были оставаться в Эдо [Токио] в качестве заложников, когда мужья их получали свой очередной отпуск в вотчины. Многие жены бежали вслед за мужьями, и весь успех бегства решался на заставе. Но как ни строго обставлен был пропуск женщин с востока на запад, однако многим беглянкам удавалось проходить, если не хитростью, то с помощью подкупа. Хаконэдзи с ее заставой составляла часть дороги Токайдо, связывавшей запад с востоком [Киото и Камакура, потом Киото и Эдо], но этот участок более позднего происхождения, именно со времен камакурского сёгуната, когда он заменил древний участок этой же дороги, пролегавший через горы Асигараяма [севернее первого], где также была застава.
- Горы Хаконэ вообще были важным пунктом в политическом отношении, являясь естественным барьером, отделявшим восточные области от западных, вернее, изолировавшим восточные области от всей остальной страны, и понятно, конечно, что пропускным постам сэки — заставам, расположенным по двум единственным дорогам, ведшим через эти горы, придавалось большое значение, настолько большое, что сами названия Канто и Кансай [Кандзай, Кансэй, Кандзэй] стоят в связи со словом сэки [японо-кит. кан]; Канто значит «восток от заставы», т. е. области на восток от заставы; Кансай — «запад от заставы», т. е. области на запад от заставы. Под словом кан — «застава» разумелась застава в горах Хаконэ, именно застава на Асигараяма — Асигараносэки.
- 71 Содэдзируси — рукавные значки, рукавные отличия. Так назывались полосы материи в виде широких лент, прикреплявшиеся к обоим нарукавникам доспехов для отличия своих воинов от неприятельских. Содэдзируси представляли собой ленты материи, большей частью шелковой, шириной в три-четыре дюйма, а длиной по длине нарукавника доспехов, около одного фута с небольшим. Эти ленты прикреплялись краем к плечевой части обоих нарукавников [наплечников] доспехов и свешивались свободно вниз. На наружной стороне содэдзируси надписывалось имя какого-нибудь синтоистского или буддийского божества, например, Симмэй Хатиман дайбосацу — «светлое божество, Хатиман, великий бодисатва», и изображался герб фамилии, но все это не было строго обязательным, и та или иная комбинация надписей или изображений зависела каждый раз от главного военачальника, а то так и от самого носителя содэдзируси. Цвет содэдзируси также зависел от военачальника, но вообще он согласовался в большинстве случаев с цветом всех боевых значков данного военачальника. Содэдзируси употреблялись иногда одновременно с касадзируси — значками на головном уборе [шлеме или боевой шляпе], иногда же употреблялось одно что-нибудь из двух. Как содэдзируси, так и касадзируси делались большей частью из отрезов той самой материи, которая шла на боевые значки.
- 72 Из Такэносита Такаудзи двинулся на Мисима и вышел в тыл Ёсисада, выступившему из Мисима на Хаконэ. Теперь, когда Ёсисада повернул с Хаконэ обратно на запад, с фронта у него пришелся Такаудзи, а с тыла — Тадаёси.
- 73 Т. е. если я, отступающий, и с малочисленным отрядом мог соорудить мост, то как же не выстроит себе моста неприятель, который наступает и располагает притом большими силами.
- 74 В области Микава, у реки Яхагигава.
- 75 Сын Ёсисада.
- 76 Одно из дворцовых зданий. См. Приложения. «Киото и дайри — Киото и дворцы».
- 77 Описание этого сражения, как и других, представляет немало преувеличений и невероятностей. Гипербола — один из любимых приемов Рай Дзё; особенно преувеличено в «Нихон гайси» всегда число войск. Такими преувеличениями и невероятностями страдает большинство старых [да и старых ли только?] японских исторических сочинений. Рай Дзё не столько историк, сколько стилист, притом стилист камбунный, кангакуся, и ради красочности стиля он довольно свободно обращается с фактической стороной, как делает это и большинство писателей, стилистов из кангакуся.
- 78 Одна из гор невысокого хребта [цепи холмов], примыкающего вплотную к Киото на востоке его.
- 79 Река, протекающая южнее Киото, туда дошел Ёсисада, преследуя врага.
- 80 Tех самых, которыя прилегают к Киото с востока.
- 81 Накагуро — «черное посередине», «черная середина»; так назывался герб Нитта.
- 82 Герб Асикага представлял круг с двумя горизонтальными черными полосами, прочерченными в виде хорд по обе стороны центра; он назывался хикирё — «пара прочеркиваний» или футацубики — «двойное прочеркивание [две черты]». Герб Нитта состоял из круга с одной горизонтальной чертой, прочерченной по диаметру круга; он назывался накагуро — «черное посередине [черная середина]» или хитоцубики — «одиночное прочерчивание [одна черта]». Передавшиеся на сторону Нитта воины Асикага переделали прежние гербы на значках на новые, замазав тушью белый промежуток между двумя полосами герба Асикага, вследствие чего и получился новый герб Нитта с очень широкой черной полосой, но цвет новой закраски, сделанной второпях, отличался от старой, так что признать герб Асикага было легко.
- 83 В области Харима [Сёсясан].
- 84 Эти закладки имели форму палочек для еды [хаси] и вкладывались в рот поперек его. Все это было сделано для того, чтобы ни люди, ни лошади не могли подать голоса и тем привлечь внимание противника.
- 85 Кюсю.
- 86 Дев из Муроцу. Местностей Муроцу несколько, в нескольких областях, но здесь разумеется Муроцу области Харима, местечко, славившееся своими проститутками.
- 87 Птица, называемая по-японски мисаго или у(в)отака — морской сокол [раndiоn hаliаеtus].
- 88 Местность области Сэтцу, к востоку от Хёго, между ним и Нисиномия.
- 89 Хиэйдзан, называемый иначе еще Хокyрэй [Китаноминэ] — «северный пик», есть одна из вершин [северная] небольшой, но высокой цепи гор, протянувшейся как раз по границе областей Ямасиро и Оми в направлении почти с севера на юг [с северо-северо-востока на юго-юго-запад]. По имени вершины Хиэйдзан, самой высокой и большой из всех вершин, и всю эту цепь называли также Хиэйдзан. Кроме приведенных выше названий, и эта вершина, и вслед за ней вся цепь имели еще несколько других названий, среди которых большой популярностью пользовался термин саммон — «горные ворота» и однозвучный с ним термин саммон — «трое ворот»; оба эти термина [особенно последний] были собственно метонимическим обозначением всякого буддийского монастыря вообще и монастыря Энрякудзи [на вершине Хиэйдзан] в частности. По отношению к Киото цепь Хиэйдзан была расположена на северо-востоке, верстах в десяти приблизительно от него, и ее западный склон, падавший в область Ямасиро, был обращен к Киото; восточный склон падал в область Оми.
- На вершине Хиэйдзана был расположен главный храм Компонтюдо монастыря Энрякудзи и вообще здесь был центр монастырского расположения, занимавшего всю цепь. К Энрякудзи [к Тюдо] на вершину Хиэйдзан вели две дороги: Хигасидзака — восточный подъем, со стороны области Оми, начинавшийся у местности Сакамото этой области, и Нисидзака — западный подъем, со стороны области Ямасиро, начинавшийся у местности Кирарадзака этой области. Остальные места хиэйдзанских гор были малодоступны, и пробраться на вершину Хиэйдзана помимо обоих подъемов было крайне трудно, так что оборона Хиэйдзана сводилась к обороне обеих этих дорог.
- Император Годайго и главные силы императорской армии находились на вершине Хиэйдзана. Император помещался в пристройках Компонтюдо, главного храма монастыря Энрякудзи.
- 90 Придворные; именно Фудзивара Тадааки и Фудзивара Масатада.
- 91 Один из пиков хиэйдзанских гор.
- 92 Рай Дзё употребляет не одни и те же термины применительно к императорам южной династии и северной. Для южной термины почтительные, для северной же — без всякой почтительности. Так, например, в данном случае понятие «взять с собой», «увести с собой» он обозначает термином сасихасаму — «зажать между рук», «зажать подмышкой», это в применении к северной династии, но в аналогичных же случаях применительно к южной династии он употребляет термин ходзуру [татэмацуру] — «почтительно поднять вверх над собой, иметь вверху над собой».
- 93 Т. е. по западной и восточной окраинам Киото. Утино называлось все место, занимаемое дворцовым расположением, которое в описываемое время было пусто, так как императорские старые дворцы уже не существовали и дворец императора находился в другом месте; собственно даже не дворец, а дворцы, так как они меняли свое место, помещаясь то там, то там. Кавара, сокращенно вместо Камогавара, это отмели реки Камогава, протекавшей на восточной окраине Киото. Утино и Кавара представляли в то время сравнительно пустыри, так что пути наступления через эти два места миновали густонаселенные части столицы. См. Приложения. «Киото и дайри — Киото и дворцы».
- 94 Чтобы показать, что там расположены значительные силы, которые отсюда и будут наступать. Амидагаминэ — одна из вершин невысокой цепи гор, собственно, холмов [Хигасияма], расположенной на восточном берегу реки Камогава и прилегавшей вплотную к Киото с востока. В настоящее время эти холмы вошли в черту городского расположения.
- 95 Хакама — род шаровар; при полном облачении они составляли исподнее платье, в обыкновенных же случаях они служили как верхнее платье.
- 96 Касадзируси — дословно «отличительный знак шляпы» [каса — «шляпа» и сируси — «знак», «отметина», «примета»]. Под словом каса здесь разумеется дзингаса — боевая шляпа, представлявшая собой воинский головной убор в виде зонтикообразной шляпы. Употреблялась ли дзингаса в глубокой древности, трудно сказать, но судя по некоторым записям и сохранившейся терминологии, можно думать, что да. Исторический период застает в роли воинского головного убора уже шлем — кабуто, но шлем был дорогим снаряжением, и потому в более поздние времена он для низших воинов [асигару и т. п.] был заменен дзингаса, которая делалась из меди или железа и покрывалась лаком. Потом дзингаса получила еще большее распространение, причем для всех вообще рядовых воинов [дзохэй] она делалась из тонкого железа или кожи, для военачальников же и самураев [сёси] — из дерева и крылась лаком.
- Касадзируси назывался вообще отличительный значок на воинском головном уборе, будь то кабуто или дзингаса; потом термином касадзируси стали обозначать также отличительные значки на рукавах доспехов и на боевых лошадях, но это значительно позже. Касадзируси — «значок на головной убор», делался из материи [шелка]; размер его не был точно определен, но в общем он походил на содэдзируси — «рукавный значок» и представлял собой полосу материи шириной в три-пять дюймов и длиной около одного фута. Цвет материи зависел от усмотрения того начальника, к составу отряда которого принадлежали данные воины; гербы и надписи, если они делались, также зависели от yсмотрения военачальника. Касадзируси прикреплялись к передней стороне шлема или шляпы, но вообще, применение их не было установлено строго обязательно, иногда обходились и без них, особенно при наличии содэдзируси — рукавных значков.
- Употребление касадзируси, как и других отличительных значков, возникло в силу необходимости, чтобы отличать своих воинов от чужих, что при постоянных междоусобиях в стране имело особо важное значение.
- 97 Местечко у подошвы горы Отокояма [Яватаяма] области Ямасиро, недалеко от Киото, к югу от него.
- 98 Это было место, завешенное со всех сторон материей, прикрепленной к кольям, чтобы прикрыться от взоров посторонних; своего рода палатка, состоящая из одних боковин, без верха; называлась она тобари, что значит просто «занавес», «загородка из материи».
- 99 Компонтюдо, или сокращенно Тюдо,- главный храм монастыря Энрякудзи на горе Хиэйдзан; в его пристройках помещался император Годайго.
- 100 Ходзё Такатоки.
- 101 Почтительная фраза, имеющая смысл: «Нет у тебя, государь, данных, какими должен обладать настоящий государь, которому небо всегда помогает».
- 102 Пойдя на уступки Такаудзи, чтобы дать Ёсисада возножность оправиться.
- 103 Принца Цунэнага.
- 104 Хиэ-но дзиндзя — синтоистский храм на Хиэйдзане в честь местного божества, патрона хиэйдзанских гор.
- 105 Сукэудзи, стрелок из лука, который своей меткой стрельбой дважды посрамил войско Такаудзи при Хёго и Кирарадзака.
- 106 В области Этидзэн на морском берегу, недалеко от города Цуруга.
- 107 Фамилии Нитта.
- 108 Т. е. представить его голову Асикага, как доказательство при донесении о том, что он действительно сражался, задерживая Ёсисукэ.
- 109 Широкие и длинные из материи.
- 110 Т. е. осаждающие, обернувшись на крик и увидев между деревьями значки, повернули фронт в сторону мнимого врага, чем дали Ёсисада возможность ударить им в тыл.
- 111 Мотодори, или табуса — пук волос, крепко связанный на темени.
- 112 Т. е. герб Асикага или Нитта.
- 113 Он представлял собой равнобедренный трехугольник, в котором был вписан другой треугольник, так что вершины его приходились как раз посередине сторон внешнего треугольника; таким образом, вся фигура представляла собою комбинацию четырех треугольников; центральный из них был оставлен белым, а три краевые зарисованы узором в виде рыбьей чешуи, откуда и название его мицууроко или санрин — «три [рыбьих] чешуи».
- 114 В фураж лошадям.
- 115 Она находилась в северной части области, к северу от Сомаяма.
- 116 Т. е. Ёсихару; он имел звание младшего помощника министерства церемоний и чинов.
- 117 Т. е., с одной стороны, Ёсисада и Ёсисукэ, которые должны были выйти из замка, чтобы подвести помощь из Сомаяма, а с другой — замковый гарнизон, который оставался здесь после выхода Ёсисада.
- 118 Т. е. покончи с собой спокойно, без помехи со стороны врагов.
- 119 Это и есть сэппуку, иначе харакири [в просторечьи],- самоубийство путем разрезывания живота. В древности сэппуку не было распространено, не было обычаем и, если о нем упоминается в древних записях, то как о единичных случаях; наиболее принятые в древности способы самоубийства — это были самосожжение и повешение. Начало сэппуку как обычая относят к половине ХII в., периоду борьбы родов Тайра и Минамото. С этого времени сэппуку начало быстро прививаться среди военного сословия и установилось как почетный для самурая обычай покончить расчеты с жизнью; поводов же для последнего в те смутные времена было достаточно.
- Сэппуку состояло в том, что самоубийца прорезал живот поперек, от левого бока до правого или, по другому способу, он прорезал его дважды: сначала горизонтально от левого бока к правому, а потом вертикально от грудобрюшной преграды до пупка. Впоследствии, когда сэппуку очень распространилось и стало применяться в качестве привилегированной смертной казни, для него был выработан особый сложный ритуал, один из важных моментов которого состоял в том, что помощник подневольного самоубийцы, обыкновенно его лучший друг, отрубливал в надлежащий момент одним взмахом меча ему голову, так что, по существу, такое сэппуку сводилось к ритуальному обезглавливанию.
- Между обезглавливанием по сэппуку и обыкновенным обезглавливанием установилась юридическая разница, и для привиллегированных лиц, начиная с самураев, смертная казнь заменялась в виде снисхождения смертью через сэппуку, т. е. смертной же казнью, но только в виде ритуального обезглавливания. Такая смертная казнь полагалась за проступки, не позорящие самурайской этики, поэтому она не считалась позорной, и в этом было ее отличие от обыкновенной смертной казни. Такова была ее идеология, но в какой мере она осуществлялась на практике, сказать трудно. Фактом остается только то, что сэппуку в виде казни применялось лишь к привилегированному сословию самураев и т. д., но никоим образом не к классам населения, считавшимся ниже самураев.
- Это официальное применение сэппуку относится уже к позднейшим временам, именно к токугавскому периоду сёгуната, но независимо от него этот способ самоубийства в частном его применении получил очень широкое распространение во всей массе населения, почти став манией, и поводами для сэппуку стали служить самые ничтожные причины. После реставрации 1868 г. с началом организации государственного строя на европейский образец и начавшимся под давлением новых идей изменением всего вообще укдада жизни, официальное применение сэппуку в конце концов было отменено, а вместе с тем и частное его применение стало выводиться, но не вывелось совсем и по настоящее еще время, так как случаи его далеко нередки еще и теперь, и каждый такой случай встречается скрытым одобрением нации, создавая по отношению к некоторым применившим сэппуку лицам более видного положения ореол славы и величия.
- В чем, собственно, состоит идеология самоубийства путем сэппуку? Hекоторые объясняют это связью с тем создавшимся на востоке представлением, в силу которого местоположение сердца, души определяется в животе, в силу чего и создалась масса выражающих разные душевные движения и состояния речений, одной из составных частей которых является слово «живот», по-японски хара [фуку]; например, харадацу — «подняться животу», «рассердиться», хара китанаи — «грязный живот», «низкие стремления», хара-но курои хито — «человек черного живота», «человек черного сердца», хара-но наи хито — «человек, у которого нет живота», «человек бедного духа, убогий духом» и т. д. Поэтому сэппуку [харакири] считается вскрытием живота в целях показать чистоту, незапятнанность его содержимого — сердца, души — иначе, свою внутреннюю правоту; другими словами, сэппуку является последним, крайним оправданием себя перед небом и людьми.
- Возможно, что это и так, но не менее, если не более только, возможно и то, что возникновение этого обычая стоит в связи с более реальной обстановкой, именно с постоянной наличностью при себе самого орудия самоубийства — меча [короткого]; взрезывание же мечом живота являлось очень действительным средством, и после такой страшной раны остаться в живых уже было невозможно. Некоторая аналогия этому есть и в Европе; обычай древнего Рима бросаться на меч также ведь возник не в силу какой-нибудь особой идеологии этого явления. а просто в силу того, что меч был всегда при себе. И как на западе, так и на востоке применение меча для самоубийства началось именно среди того класса, который имел этот меч постоянно при себе, т. е. среди военного класса.
- 120 По другим источникам Кэхи Нарихару.
- 121 Местность области Этидзэн около реки Асухагава [Асихагава, Асамидзугава, Асодзугава]; там был замок того же имени.
- 122 В области Этидзэн.
- 123 Седьмых лун в 1338 г. было две; вторая из них была високосная; в эту именно седьмую високосную луну и был убит Ёсисада.
- 124 Кото-но найси принадлежала к штату учреждения, называвшегося найси-но цукаса. Найси-но цукаса было одним из двенадцати учреждений так называемого кокю — «заднего дворца», под чем разумелась вся вообще организация разных учреждений, ведавших внутренний дворцовый распорядок и обслуживавших непосредственно императора, иначе говоря, двор в тесном смысле этого слова.
- Найси-но цукаса значит «ведомство внутреннего [домашнего] прислуживания [императору], внутреннего [домашнего] состояния при [императоре]», так что его можно приравнять понятию «дворцовое дежурство», короче, просто дежурство. На обязанности найси-но цукаса, весь штат которого состоял из женщин, именно найси — фрейлин и дзёдзю — служанок, лежали непосредственное обслуживание императора [дежурство при нем], доклад императору просьб и передача его приказаний, заведование дворцовыми церемониями, заведование явкой ко двору придворных дам в положенных [торжественных] случаях и наблюдение за сохранностью одного из сансю-но дзинки — трех священных сокровищ, именно синкё [ками-но кагами] — божественного зеркала, собственно, копии его.
- Копия ками-но кагами хранилась сначала в дворцовом здании Уммэйдэн, почему этот дворец и получил название касикодокоро — «внушающее страх место», «священно запретное место»; от постоянного же присутствия в нем найси в связи со службой их при божественном зеркале он получил потом название найсидокоро — «место дежурных фрейлин», а само зеркало получило название найси-но кагами — «зеркало дежурных фрейлин». Термин найсидокоро стал вообще синонимом термина касикодокоро, последним же термином обозначался не только дворец Уммэйдэн, но вообще помещение, где находилось ками-но кагами. Уммэйдэн играл роль касикодокоро только известный период, потом оно переносилось несколько раз в другие здания. Во дворце настоящего времени в Tокио также есть касикодокоро, так как зеркало перенесено из Киото в Токио.
- Штат найси-но цукаса состоял из найси — дежурных фрейлин трех рангов и состоявших в их распоряжении дзёдзю — служанок [юнгфер]. Во главе найси-но цукаса состояли две сёдзи или найси-но ками — старшие дежурные фрейлины, начальницы всего дежурства [у них было еще много других названий]; на обязанности этих найси-но ками и лежали доклад императору и передача его приказаний; это была самая важная из женских придворных должностей. За ними следовали четыре тэндзи или найси-но сукэ, сокращ. просто сукэ, — средние дежурные фрейлины и, наконец, четыре сёдзи или найси-но дзё или просто найси — младшие дежурные фрейлины.
- С течением времени найси-но ками стали наложницами императора, и их функции перешли к найси-но сукэ, ставшим начальницами всего дежурства, но в ХII в. звание найси-но ками было совсем упразднено и вместо них наложницами императора стали найси-но сукэ, служебные же функции перешли к найся-но дзё — младшим фрейлинам, которые и стали ведать всем дежурством. Одна из них стала считаться первой в числе прочих; она сделалась докладчицей императора и передатчицей его приказаний, получив название кото-но найси, сокращ. кото,- первая дежурная фрейлина [дословно почти не переводимо], она помещалась постоянно в дворцовом здании Нагахаси, и потому в обиходе ее называли Нагахаси-но цубонэ — фрейлина [из] Нагахаси, или Нагахаси-но тоно [доно] — госпожа [из] Нагахаси.
- Как сказано выше, на обязанности найси-но цукаса лежала служба при ками-но кагами; с упразднением найси-но ками и переходом найси-но сукэ в наложницы императора, эта обязанность легла вместе с прочими исключительно на найси-но дзё — младших дежурных фрейлин, так что под термином найси — «дежурная фрейлина» и стали разуметь исключительно их. Эти найси вообще имели отношение к императорским регалиям, и при восшествии на престол нового императора из найси прежнего императора непременно оставались одна-две, чтобы передать новому императору две из регалий: меч и яшму; эти найси назывались окуринайси — фрейлины-передатчицы.
- Что касается передачи приказаний императора, объявлявшихся через найси, то с течением времени набралась целая область таких приказаний, приказов, которые шли через найси или исходили непосредственно от нее, например, назначение на должности курандо — государевых секретарей, допуск ко двору и т. п. Эти приказы найси имели два вида; одни из них назывались найсисэн или найсэн — сообщение, передача дежурной фрейлины и состояли в том, что найси, получив непосредственно приказ императора, передавала его содержание начальнику императорского секретариата [курандо-но ками], и он уже, написав его иероглифами [притом камбуном] объявлял к исполнению от себя; другие же назывались нёбо-но хосё — письменное распоряжение фрейлины, эти последние объявляла к исполнению сама найси, записав каной приказ со слов императора.
- Вот образчик одного из найсисэн:
- «Дежурная фрейлина сообщила, что есть такой высочайший приказ: „В представляемых докладах бумага часто бывает плоха и плохо пахнет. На будущее время выбирать для писания докладов хорошую бумагу. Если не исправят этого и будут представлять доклады по-прежнему, то ответственности подвергнется младший государственный секретарь. Пусть дежурные делопроизводители хорошенько примут это к сведению и не забывают“. 9-го года Энряку [790 г.], пятой луны, 14 дня».
- 125 Струнный инструмент.
- 126 Нисияма; цепь гор, окружавших Киото вплотную с запада.
- 127 Сыновья Ёсисада.
- 128 Слово Ёсиоки состоит из слов ёси — «хороший», начального слова в имени Ёсисада, и оки — «поднятие», «восстановление», так что в данном слyчае оно может иметь значение «восстановление Ёсисада», т. е. могущества его рода.
- 129 При обозначениях званий правых императорской — yхёэ и дворцовой — уэмон гвардий начальный иероглиф у не читается, так что, например, начертание ухёэ-но сукэ читается хёэ-но сукэ. Для такого чтения есть свои фонетические причины.
- 130 В японском тексте «Нихон гайси» — Ко [но] Моросигэ. Это ошибка. Моросигэ много раньше был взят в плен и казнен на Хиэйдзане. Исправлено по выноске к японскому тексту, основанной на «Дайнихонси» — «Истории Великой Японии».
- 131 Раздвоенная верхняя губа.
- 132 В тексте: «на железном коне» — «тэцуба». Относительно слова тэцуба есть четыре объяснения: 1) сильный, как железо, конь; 2) черный, как железо, конь; 3) конь, покрытый доспехами; 4) боевой конь. В данном случае годится любая из этих версий, но в «Тайхэйки», где описан этот эпизод и откуда, очевидно, заимствовал его Рай Дзё, сказано, что Токиёси «ума-ни кусари-но ёрои какэсасэ» — «покрыл лошадь цепочными доспехами», иначе говоря, на лошади была кольчуга.
- 133 Под этим раэумеется фамилия Фудзивара, наследственные блюстители храма в Ацута — Ацута дайгудзи — в области Овари. Фудзивара есть основная, родовая фамилия этих Овари.
- 134 Тайра Корэмори, разбитый гэнцами в бою при Фудзигава в 1180 г., не имел мужества покончить с собой и возвратился в Киото; там он был награжден повышением в чине.
- 135 Ёсино.
- 136 Факт из китайской истории, о котором повествуется в «Садэн» (кит. «Цзочжуань»).
- Боку (кит. Мо), князь княжества Син (кит. Цинь), послал своего министра и полководца Хякури Си (кит. Боли Ши) по прозвищу Момэй (кит. Мынмин) напасть на княжество Тэй (кит. Чжэн). Момэй одержал было там победу, но вслед за тем сам понес поражение от Дзё (кит. Сян), князя княжества Син (кит. Цзинь), и был взят в плен. Через несколько лет он был отпущен домой и, когда он возвращался, то Боку, одев траурное платье в знак печали, вышел за город встретить его и сказал: «Я не послушал данного мне в то время совета [не начинать войны] и довел до позора трех человек [Момэй и двух других полководцев], это моя вина! За ними нет вины и неужели я за одну случившуюся с ними неудачу сведу к ничему их прежния заслуги?» Он вернул Момэй в его прежнее положение; через несколько лет Момэй разгромил княжество Син, и благодаря его стараниям и успехам Боку в конце концов стал главой всех князей.
- 137 Министерство наказаний [юстиции] гёбусё [уттаэ тадасу цукаса] ведало судебные дела, гражданские и уголовные. Во главе его стоял министр [наказаний] — гёбукё, у которого было два помощника: старший помощник министерства наказаний — гёбу-но таю и младший — гёбу-но сё. За ними следовал остальной штат министерства. Кроме того, к составу его принадлежали еще несколько человек судей: дайхандзи — старший судья [один], тюхандзи — средний [один] и сёхандзи — младшие [два]. Впоследствии функции гёбyсё перешли к учрежденному значительно позже кэбииситё — полицейскому правлению [бюро], которое усилившись и расширив свои функции, стало полицейско-судебным правлением [ведомством, бюро].
- 138 Так что пробраться в Иё было невозможно.
- 139 Вдова императора Годайго.
- 140 Придворных дам большей частью называли по фамилии, имени или должности отца, прибавляя к ним обозначение дворцовой должности данной дамы или слово цубонэ; цубонэ значит «отдельная комната», и этим термином обозначалась всякая из дворцовых дам, имевшая там для себя отдельное помещение [комнату].
- 141 Отсутствием войск.
- 142 По поручению императора.
- 143 Мусасино — общее название ровной и малонаселенной равнинной местности области Мусаси к западу от устья реки Сумидагава, т. е. от теперешнего Tокио; протяжением с востока на запад эта равнина верст около 25-ти.
- 144 Если стать лицом к фронту всего боевого расположения Нитта.
- 145 Ри — мера длины, равная теперь приблизительно 3,5 версты; древнее ри были еще больше [около 5 верст]. В каком именно измерении принято ри в данном случае, совершенно неизвестно; возможно, что в китайском, по которому оно равно приблизительно 0,5 версты. Действительное расстояние от места первоначального боевого разположения Нитта и до Исихама будет около 20-25 верст.
- 146 Местность области Мусаси на берегу реки Сумидагава недалеко от устья ее; там была переправа через реку и замок. Теперь эта местность вошла в черту расположения города Токио.
- 147 Нитта Ёсимунэ.
- 148 Сокращенно вместо Усуитогэ.
- 149 Час лошади [ума-но токи] — 12-2 ч пополудни; час курицы [тори-но токи] — 6-8 ч пополудни; здесь: от 12 ч дня до 8 ч вечера.
- 150 В это время она была на Отокояма, около Киото.
- 151 Как представителя императора для того, чтобы, опираясь на это, можно было собрать воинов и выступить с вооруженной силой, имея во главе движения принца, за которым охотно пойдут.
- 152 Окинага изменил императору и этим посрамил своего отца Моринага, отличавшегося своей преданностью императору.
- 153 Этот храм существует и теперь; он известен под названием Ягути [но] Нитта рэйся — «храм [в] Ягути, в котором обитает дух Нитта».
- 154 Хэйси или хиноэ нэ — год под циклическими знаками хэй [хиноэ] — «старший брат огня» и си [нэ] — «крыса».
- 155 Киби или мидзуното хицудзи — год под циклическими знаками ки [мидзуното] — «младший брат воды» и би [хицудзи] — «овца, баран».
- 156 Коин или каноэ тора — год под циклическими знаками ко [каноэ] — «старший брат металла» и ин [тора] — «тигр».
- 157 Местность области Сагами в предместьях Камакура; это отмель между городом Камакура и островом Эносима.
- 158 Т. е. через 120 лет. Цикл одного оборота годов по циклическим знакам охватывает 60 лет, и через два таких оборота, т. е. через 120 лет после года под знаками коин [каноэ тора] — металла и тигра снова получился год под теми же знаками. Это был третий год Кёроку — 1530 г. Через 11 лет после него, именно в 11-м году Тэмбун — 1542 г., родился Токугава Иэясу, основатель последней и самой могущественной сёгунской династии Токугава, происхождение которой выводится от фамилии Нитта, а через нее от рода Минамото, почему Токугава, кроме своей фамилии Токугава, и усвоили себе также фамилию [родовую] Минамото.
- 159 В последней части «Нихон гайси», включающей несколько книг, повествуется о Токугава.
- 160 Это сочинение называется «Ёсисада [но] гунки» — «Военные записки [мемуары] Ёсисада».
- 161 За свои неудачи.
- 162 Подразумевается император Годайго.
- 163 Минамото Акииэ.
- 164 Замок Сирахата и другие.
- 165 Намек на непринятый правительством план действий, предложенный Кусуноки Масасигэ.
- 166 Сокращенно вместо Хэйанкё — «столица мира и покоя», первоначальное, основное название Киото.
- 167 Хигасияма — цепь невысоких гор [холмов], примыкавших вплотную к Киото с востока; теперь они в черте городского расположения.
- 168 В Ёсино.
- 169 Желание стать сёгуном.
- 170 Звание сёгуна.
- 171 Камакура.
- 172 Т. е. уничтожить Такаудзи, ставшего близко к императору.
- 173 Под терминами «мы», «нас» и т. д. разумеется Нитта.
- 174 Когда ему было повелено покарать Такаудзи и был вручен меч полномочий воеводы [сэтто]; секира здесь в подражение китайскому; в древнем Китае воеводе жаловалась полномочная секира.
- 175 Т. е. с Минамото Акииэ.
- 176 Синано и Кодзукэ — наиболее возвышенные площади на востоке.
- 177 Т. е. он постоянно был связан инструкциями правительства.
- 178 Т. е. государю; дословно «воздать [преданностью] государству», т. е. главе его, государю за полученные от него милости.
- 179 Асикага Такаудзи.
- 180 Муромати бакуфу — сёгунат Муромати; резиденция сёгуната была в Киото, в местности [квартале] Муромати. Сёгунов из фамилии Асикага Рай Дзё считает тринадцать преемственных поколений; на самом деле их было пятнадцать, причем один из них носил звание сэйи тайсёгун дважды, так что другие японские источники считают шестнадцать сёгунов Асикага.
- 181 Дословно «разбитых подпорных камней». В постройках японского типа фундамент несплошной и неврытый в землю, а состоит из уложенных на земле на известном расстоянии друг от друга камней, на которые опираются столбы, служащие остовом всей постройки.
- 182 Императорское правительство своими указаниями, инструкциями.
- 183 Кит. Тайюань — местность к северу от реки Янцзыцзян (яп. Ёсико).
- 184 Подобно вышеупомянутому Ри, утвердившемуся в Тайгэне.
- 185 Патрону хиэйдзанских гор, божеству Хиэ.
- 186 Факты китайской истории, о которых, кроме прочих сочинений, повествуется также в «Дзюхассиряку» (кит. Шипашилё) — «Краткой истории восемнадцати [китайских] династий».
- При императоре Кисо (кит. Сицзун) в конце династии То (кит. Тан) [620-907] особым расположением императора пользовался князь Сю Он (кит. Чжу Вэнь) удельного княжества Рё (кит. Лян). Император настолько был уверен в его преданности и верности, что в знак своего расположения пожаловал ему, вместо прежнего имени Он (кит. Вэнь), новое [девизное] имя Дзэнтю (кит. Цюаньчжун) ["полная преданность, верность"]. Однако несмотря на все это, Сю поднял против императора восстание и, утвердившись в Бэнрё (кит. Бяньлян), столице княжества Рё, кончил тем, что убил преемника Кисо, его брата, императора Сёсо (кит. Чжаоцзун), наследовавшего престол после Кисо. После этого династия То рухнула. Императором стал Сю Дзэнтю, который и основал новую династию Горё (кит. Хоулян) [907-923] и который как император этой династии стал известен под именем [собственно, прозвищем] Тайсо (кит. Тайцзу).
- Когда Сю поднял восстание, то на защиту династии То стал князь удельного княжества Син (кит. Цзинь), Ри Кокyё (кит. Ли Кэюн), который утвердился в Тайгэн (кит. Тайюань), местности к северу от реки Ёсико (кит. Янцзыцзян), и действовал оттуда против Рё. Кокуё умер, не доведя своего предприятия до конца, но дело его продолжал его молодой сын Сонкёку (кит. Цуньсюй), который разгромил Бэнрё, уничтожил династию Горё и стал императором под именем [посмертным] Сёсо (кит. Чжуанцзун). Однако он, основав фактически новую династию, поставил дело так, как будто являлся только продолжателем прежней династии То, императоров которой он и принял в качестве своих предков, так что эта, пошедшая от него династия стала известна под именем Гото (кит. Хоутан) [последующая Тан; 923—926]. Через три года Сонкёку был убит, и войска возвели на престол некоего Баккицурэцу (кит. Маоцзиле), приемного сына Ри Кокуё; Баккицурэцу стал императором под именем Мэйсо (кит. Минцзун). Предание передает, что, будучи по происхождению варваром [инородцем], Баккицурэцу, которому в это время было уже 60 лет, каждый вечер возжигал курения и молил небо о том, чтобы оно послало настоящего государя, который бы объединил под своей властью страну и успокоил бы ее.
- После этого прошло приблизительно около 30 лет, в течении которых сменились три кратковременных династии: Госин (кит. Хоуцзинь) [936-947], Гокан (кит. Хоyхань) [947-951], Госю (кит. Хоучжоу) [951-960], и наконец на смену им выступила новая династия, которая действительно объединила на три с лишним столетия весь Китай под своей властью. Это династия Со (кит. Сун) [960-1279, считая со включением Нансо (кит. Нань-сун) 1127—1279]. Основатель этой династии, известный как император под именем [прозвищем] Тайсо (кит. Тайцзу), что собственно значит «великий предок», происходил из фамилии Тё (кит. Чжао), почему его называли также Тё Гэйсо (кит. Чжао Ицзу); Гэйсо (кит. Ицзу) имеет приблизительно то же значение, что и Тайсо (кит. Тайцзу).
- 187 Разумеется Токугава Иэясу, родоначальник сёгунской династии Токугава