РБС/ВТ/Бакунин, Михаил Александрович

Материал из Викитеки — свободной библиотеки

Бакунин, Михаил Александрович род. в 1814 г., ум. 19-го июня (2-го июля) 1876 г. Сын губернского предводителя дворянства Тверской губернии, Александра Михайловича Бакунина от брака его с Варварою Александровною Муравьевой, М. А. Бакунин принадлежал к старинному дворянскому роду, владевшему обширными вотчинами в Новоторжском уезде. Проведя детство в родительском доме, откуда он мальчиком нередко исчезал в поисках за романтическими подвигами, Бакунин поступил в артиллерийское училище, в 1832 г. был оттуда выпущен в гвардейскую артиллерию прапорщиком, тем же чином вскоре за шалости переведен в полевую артиллерию и, проведя в батарее около двух лет в глухом захолустье Западного края, в 1834 г. вышел в отставку, и зачислился вольным слушателем в московский университет на историко-филологический факультет. Любознательный и в часы досуга от военной службы изучивший теории французских идеологов, Бакунин в Москве сошелся с Н. В. Станкевичем, имевшим к семейству Бакуниных близкие отношения, и под влиянием Станкевича отдался изучению Гегеля. Врожденная способность к ясному истолкованию самых сухих отвлеченностей обеспечила Бакунину видное положение в Станкевичевском кружке, особенно после отъезда самого Станкевича заграницу. Ближе всего сошелся Бакунин с В. Г. Белинским, плохо владевшим иностранными языками и нуждавшимся в помощи Бакунина при изучении Гегелевой философии. Белинский в 1836—1838 гг. настолько сблизился с Бакуниным, что одно время даже жил с ним в Москве и дважды проводил лето в Новоторжском имении Бакуниных. Однако, с другой стороны, дар перерабатывать все вычитанное и узнанное в собственную мысль настолько развил в Бакунине нетерпимость к чужим мнениям, что близость с ним оказалась Белинскому в тягость и между друзьями последовало охлаждение. "Дикая мощь, беспокойное, тревожное и глубокое движение духа, беспрестанное стремление вдаль, без удовлетворения настоящим... порывание к общему от частных явлений" — так характеризовал Белинский Бакунина за московский еще период жизни этого последнего, и ценил в бывшем своем "философском друге" особенно высоко "вечно движущееся начало, лежащее в глубине его духа". Живя в Москве открыто и давая там вечеря, на которые собирались представители московских интеллигентных кружков того времени, Бакунин поддерживал близкие сношения с Хомяковым и другими славянофилами, но преследовал идеалы, несовместимые с стремлениями к русской самобытности, так как тяготел весьма решительно к западничеству, хотя в то время и был еще ультраконсервативен в отношении политических убеждений (по свидетельству Панаева). Из Москвы Бакунин, по вызову Белинского, прислал свою статью о германской философии для напечатания в "Отечественных Записках" (см. ІV книжку за 1840 г.), а вскоре и сам приехал в Петербург, где тогда перед отъездом заграницу жили и другие москвичи: Кудрявцев и Катков; часто встречаясь с последним у Белинского и Панаева, Бакунин из-за личных отношений затеял с Катковым крупное столкновение, которое чуть не окончилось дуэлью.

В том же еще 1840 г. Бакунин отправился заграницу и, поселившись в Берлине — тогдашнем центре "германского любомудрия", — страстно отдался изучению гегельянства; переселившись вслед за Арнольдом Руге в Дрезден, он, однако же, спустя два года, в статье, напечатанной под псевдонимом "Jules Elysard", выступил с резкими обвинениями против присущей немцам вообще способности политические и общественные злобы дня переводить на почву схоластики и успокаиваться на отвлеченных философских формулах. Беспокойное "вечно движущееся начало, лежавшее в глубине духа", натолкнуло Бакунина на сближение с немецкими радикалами и социалистическими кружками, что и заставило саксонское правительство выслать Бакунина, в 1843 г., из Дрездена. После пребывания в Швейцарии, где тогда же ютились сторонники социализма, Бакунин в 1845 г. переселился в Париж и близко сошелся с Ж. Санд, Прудоном и представителями "Горы ", ведшими тогда деятельную агитацию против правительства Людовика-Филиппа. Бакунин в то время, по свидетельству П. В. Анненкова, поражал образованнейших даже французов необычайным диалектическим талантом и глубоким разумением отвлеченнейших философских вопросов; в свою очередь, тесное сближение с радикальными журналами, мастерскими рабочих и ознакомление с модными тогда социалистическими и коммунистическими учениями, привили Бакунину чуждое ему дотоле радикально свободное понимание условий и требований жизни и отрицание первооснов европейской государственности. Сближение в Париже с польским эмиграционным комитетом, заправлявшим революционным движением в Царстве Польском, Познани и Галиции, превратило Бакунина из революционера-теоретика в практика "революционных дел", так как комитет этот дал исток его энергии, научил его конспиративной практике и доказал ему возможность действовать в этом направлении. Известная речь, произнесенная Бакуниным в годовщину польского восстания 1830 г., 29-го ноября 1847 г., в которой он призывал поляков к совместному "с русскими патриотами" действию в интересах освобождения Польши и образования общеславянской федерации, повлекла за собою высылку Бакунина из Парижа, по распоряжению Гизо, признавшего, что подобная "необузданная" личность даже и во Франции нетерпима. На требование русского правительства вернуться немедленно в Россию, Бакунин отвечал отказом и после кратковременного пребывания в Брюсселе, вместе с Арн. Руге и Карлом Марксом, вернулся перед началом революции 1848 г. назад в Париж. Поселившись здесь в казарме рабочих, составлявших охрану революционного префекта полиции Коссидьера, Бакунин бестолковым вмешательством во внутренние дела Франции восстановил против себя Коссидьера, который не без остроумия заметил, что Бакунин в первый день революции — просто клад, но на следующий уже день его нужно бы повесить, так как он способен нарушить всякий порядок, кем бы тот ни был заведен. Чтобы положить конец зажигательным речам и бестактным выходкам Бакунина, французское революционное правительство ловко его удалило из Франции под предлогом политической миссии в славянские земли. С обычным жаром и бестолковостью Бакунин принимал деятельнейшее участие в чешском революционном движении — летом 1848 г., и затем, в Дрездене — весною 1849 г., сражался на баррикадах, обучал военному делу оборонявшихся мятежников и с многословным пафосом навязывал повсюду, куда ни являлся, радикальнейшие политические программы. Вся жизнь его и деятельность определялась "невольными изгибами, независимо от собственных предположений". Его уносило в "неопределенный мистический горизонт" вера в какую-то "провиденциальную миссию" и в "мистические силы жизни" (Письмо к Анненкову от 28-го декабря 1847 г.). В конце концов, мистический экстаз и погоня за фантастическим преобразованием европейского общества по велениям собственного воображения привели Бакунина к аресту в Хемнице, после подавления дрезденского мятежа, в мае 1849 г. Саксонские власти приговорили Бакунина к смертной казни, которая была заменена для него, по вступлении на саксонский престол короля Иоганна I, пожизненным заключением, а когда в Австрии открылось следствие о пражском мятеже, Бакунин в 1850 г. был выдан австрийскому правительству. После продолжительного подследственного заточения в Градчинской и Ольмюцкой крепостях Бакунин, как русский подданный, был передан русским властям и, так как он оставался глух ко всем вразумлениям и не проявлял никакого раскаяния, то в 1855 г. и был сослан на поселение в Восточную Сибирь.

Государю Александру Николаевичу было благоугодно открыть Бакунину доступ к государственной службе как раз в ту эпоху, когда ожидались разнообразнейшие общественные преобразования. Войти, однако же в круг определенных и нормальных отношений и преследовать скромные, действительно направленные на пользу общую задачи, на взгляд Бакунина, оказывалось делом слишком мелким и не имеющим ничего общего с теми мистическими фантазиями, которыми он освящал для себя право отвергать какие-либо регуляторы и нравственный закон, обуздывающий произвол личных хотений. Мечтатель, выродившийся в отвлеченного космополита, не понятного с точки зрения реальных условий человеческого существования и отрицавший все исторические и бытовые условия для определения судьбы и деятельности народов, Бакунин воспользовался удобным случаем и в 1861 г. бежал из Сибири. С разрешения генерал-губернатора Муравьева, отправившись в путешествие с научною или торговою целью на Амур, Бакунин из Николаевска перебрался в Хако-Дате, а оттуда в Сан-Франциско.

1-го января 1862 г. Бакунин был уже в Лондоне и, радушно принятый Герценом и Огаревым, знавшими его еще по Москве, немало повредил популярности "Колокола", помещением статей в духе крайнего полонофильства и "Голосов из России", обличавших полнейшее непонимание сущности тех общественных интересов, которыми жила Россия в 60-х годах. "Личность Бакунина была странна и замечательна, вспоминает о нем Т. П. Пассек. Умный, начитанный, обладающий даром слова, проникнутый немецкою философиею, он иногда был малодушен как ребенок, которому хочется какого-нибудь дела: если печатать, то прокламации; если действовать, то все везде поставить вверх дном; ничего не щадить, никогда не задаваться мыслью, что из этого может выйти — идти напролом"... Этими увлечениями, очертя голову, плодившимися под влиянием сменявшихся бесшабашных велений разнузданного воображения и объясняются дальнейшие моменты в агитаторской деятельности Бакунина 60-х и начала 70 х годов. Деяния этого отца анархии в конце концов, восстановили против Бакунина даже и в среде европейских демагогов все более умеренные кружки. Во время польского восстания Бакунин пытался побудить шведское правительство на объявление войны России, но среди сборов к отправлению на Литву для революционной агитации был задержан в Мальме и оставался под надзором шведских властей в течение всего польского восстания. Также беспочвенна оказалась публицистическая деятельность Бакунина, когда в 60-х годах, под влиянием воспоминаний о давнишнем общении с московскими славянофилами, он, извратив их стремления, набросился на мысль об единении всего славянства на федеративном начале и о борьбе с "тевтонами", в чем усматривал благое для славянского дела предприятие.

Больший успех имела пропаганда социализма, которой Бакунин посвятил себя после 1865 г. в Италии и Испании. Еще чреватее последствиями оказалась борьба, затеянная им с Карлом Марксом из-за обладания властью в делах международного союза рабочих (с 1869 г. по 1872 г.). Политические идеалы Бакунина вполне вылились в созданном им в 1869 г. "Всемирном союзе социалистической демократии". Этот союз, исповедуя атеизм, должен был упразднить существующие политические государства и общественные классы; он же стремился уравнять оба пола в правах политических, экономических и социальных и добиться перехода земли, капиталов и всех орудий производства в коллективную собственность сельскохозяйственных и промышленных ассоциаций, к федерации коих и предстояло свести человеческие общества (аморфизм). Ради более успешного проведения в жизнь этой утопии Бакунин предписывал совершение всевозможных насилий в интересах всеистребления (pandestruction) буржуазного строя, восхвалял невежество, превозносил разбойничество, как протест против государственности, а в "Революционном Катехизисе" дал законченную программу подпольным деятелям социальной реформы. Согласно началам этого "Катехизиса", как известно, действовал Нечаев, который, кстати сказать, получил на свое печальное предприятие от Бакунина же и 10000 фр. Таким образом, Бакунин, по справедливости, может быть назван теоретическим обоснователем и насадителем тех анархических попыток 70-х и начала 80-х годов, которые вечно останутся памятны России, как тяжкий кошмар. Привлекательная наивность, добродушие, доверчивость и услужливость Бакунина в частном быту, а равно положительные стороны его личности как-то: отважность упорная энергия, диалектический талант — сказывавшийся, впрочем, в устных беседах, главным образом, — самоотверженное преследование идеалов и т. д. — все это могло лишь усугублять пагубное влияние, какое прославленный не по заслугам агитатор оказывал на несозрелых своих почитателей. Продолжительное сидение в 50-х годах в австрийских казематах, бурная жизнь и вечные тревоги пред преследованиями чуть ли не со стороны всех важнейших европейских держав, в разное время заочно приговаривавших его к смертной казни, расстроили в конец богатырское здоровье неисправимого агитатора: в 1873 г. Бакунин почти покинул активную деятельность "апостола анархизма" и поселился на покой в Локарно. Усилившаяся болезнь побудила его приехать летом 1876 г. в Берн и тут, помещенный в госпиталь, он добровольно уморил себя голодом, во избежание дальнейших невыносимых физических страданий.

Многочисленные манифесты, воззвания, речи и программы Бакунина, печатавшиеся сначала в "Колоколе", затем в Женевском социалистическом органе "Egalité", в локльской газете "Progrès", а отчасти появлявшиеся в виде летучих листков "подпольного" изделия, далеко не обличают в авторе серьезности, какой можно было бы ожидать от славившегося в 40-х годах знатока философских и общественных учений. Эти писания столь же односторонни по полемическим приемам, сколько превратны по существу преследуемой ими антигосударственной цели.

Некролог Бакунина (по биографическим данным, рассеянным в "Былом и Думах" Герцена) в газете "Русский Мир", за 1876 г., № 297 и перепечатанный в сокращении в газете "Киевлянин". — Em. de Laveleye. "Le socialisme moderne", Paris, 1883. — Larousse, "Grand dictionnaire encyclopédique" и "Revue encyclopédique" за 1892 г. — Meyer's Conversations-Lexikon. — П. B. Анненков. "H. B. Станкевич и его переписка". — A. H. Пыпин, "В. Г. Белинский". — Н. П. Панаев, "Воспоминания". — Анненков, "Воспоминания и критические очерки". — "П. В. Анненков и его друзья". — Т. П. Пассек, "Из дальних лет". — "Die Reaction in Deutschland" в "Deutsche Jahrbücher für Wissenschaft und Kunst", 1842, октябрь.