I.
Мы — любимая мною женщина и я — вышли изъ лѣсу, подошли къ обрыву и замерли въ нѣмомъ благоговѣйномъ восхищении.
Я нашелъ ея руку и тихо сжалъ въ своей.
Потомъ прошепталъ:
— Какъ хорошо вышло, что мы заблудились въ лѣсу… Не заблудись мы — никогда бы намъ не пришлось наткнуться на эту красоту. Погляди-ка, какимъ чудеснымъ пятномъ на сочномъ темнозеленомъ фонѣ выдѣляется эта бѣлая рубаха мальчишки-рыболова. А рѣка — какая чудесная голубая лента!…
— О, молчи, молчи, — шепнула она, прижимаясь щекой къ моему плечу.
И мы погрузились въ молчаливое созерцаніе…
— Это еще что такое? Кто такіе? Вы чего тутъ дѣлаете? — раздался пискливый голосъ за нашими спинами.
— Ахъ!
Около насъ стоялъ маленькій человѣкъ въ чесунчевомъ пиджакѣ и въ черныхъ длиннѣйшихъ, покрытыхъ до колѣнъ пылью брюкахъ, которыя чудовищно-широкими складками ложились на маленькіе сапоги.
Глаза непріязненно шныряли по сторонамъ изъ-подъ дымчатыхъ очковъ, а бурые волосы бахромой прилипли къ громадному вспотѣвшему лбу. Жокейская фуражечка сбилась на затылокъ, а въ маленькихъ рукахъ прыгалъ и извивался, какъ живой, желтый хлыстъ.
— Вы зачѣмъ здѣсь? Что вы тутъ дѣлаете? — А? Почему такое?
— Да вамъ-то какое дѣло? — грубо оборвалъ я.
— Это мнѣ нравится! — злобно-торжествующе всплеснулъ онъ руками. — «Мнѣ какое дѣло?!» Да земля-то эта чья? Лѣс-то это чей? Рѣчушка эта — чья? Обрывъ это — китайскаго короля, что ли? Мой!!
Все мое.
— Очень возможно, — сухо возразилъ я, — но мы вѣдь не съѣдимъ всего этого?
— Еще бы вы съѣли, еще бы съѣли! А развѣ по чужой-то землѣ можно ходить?
— А вы бы на ней написали, что она ваша.
— Да какъ же на ней написать?
— Да вотъ такъ по землѣ бы и расписали, какъ на географическихъ картахъ пишется: «Земля Чорт-Иваныча».
— Ага! Чорт-Иваныча? Такъ зачѣмъ же вы прилѣзли къ Чорту-Иванычу?!.
— Мы заблудились.
— «Заблудились!…» Если люди заблудятся, они сейчасъ же ищутъ способъ найти настоящую дорогу, а вы, вмѣсто этого, цѣлыхъ полчаса видомъ любовались.
— Да скажите, пожалуйста, — съ сердцемъ огрызнулся я, — что вамъ какой-нибудь убытокъ отъ того, что мы полюбовались вашимъ пейзажемъ?… — Не убытокъ, но вѣдь и прибыли никакой я пока не вижу…
— Господи! Да какую же вамъ нужно прибыль?!
— Позвольте, молодой человѣкъ, позвольте, — пропищалъ онъ, усаживаясь на незамѣченную нами до тѣхъ поръ скамейку, скрытую въ сиреневыхъ кустахъ. — Какъ это вы такъ разсуждаете?… Эта земля, эта рѣка, эта вонъ рощица мнѣ при покупки — стоила денегъ?
— Ну, стоила.
— Такъ. Вы теперь отъ созерцанія ея получаете совершенно опредѣленное удовольствіе или не получаете?
— Да что жъ… Видъ, нужно сознаться, очаровательный.
— Ага! Такъ почему же вы можете придти, когда вамъ заблагоразсудится, стать столбомъ и начать восхищаться всѣмъ этимъ?! Почему вы, когда приходите въ театръ смотрѣть красивую пьесу или балетъ, — вы платите антрепренеру деньги? Какая разница? Почему то зрѣлище стоитъ денегъ, а это не стоить?
— Сравнили! Тамъ очень солидныя суммы затрачены на постановку, декораціи, плату актерамъ…
— Да тутъ-то, тутъ — это вотъ все — мнѣ даромъ досталось, что ли? Я денегъ не платилъ? «Актеры!» Я тоже понимаю, что красиво, что некрасиво: вонъ тотъ мальчишка на противоположномъ берегу, «бѣлымъ пятномъ выдѣляется на фонѣ сочной темной зелени» — это красиво! Вѣрно… Пятно! Да вѣдь я этому пятну жалованье-то шесть рублей въ мѣсяцъ плачу или не плачу?
Я возразилъ, нетерпѣливо дернувъ плечомъ:
— Не за то же вы ему платите жалованье, чтобы онъ выдѣлялся на темнозеленомъ фонѣ?
— Вѣрно. Онъ у меня кучеренокъ. Да вѣдь рубашка то эта отъ меня ему дадена, или какъ? Да если бы онъ, паршивецъ, въ розовой или оранжевой рубашкѣ рыбу удилъ — вѣдь онъ бы вамъ весь пейзажъ испортить. Было бы развѣ такое пятно?
— Послушайте, вы, — сказалъ я, выйдя изъ себя. — Что вамъ надо? Чего вы хотите? Я стою здѣсь съ этой дамой и любуюсь видомъ, разстилающимся передъ нами. Это вашъ видъ? Вы за него хотите получить деньги? Пожалуйста, подайте намъ счетъ!!
— И подамъ! — выпятилъ онъ грудь, съ видомъ общипаннаго, но бодрящагося пѣтуха. — И подамъ!
— Ну, вотъ. Самое лучшее. А сейчасъ оставьте насъ въ покоѣ. Дайте намъ быть однимъ. Когда нужно будетъ, мы позовемъ.
Ворча что-то себѣ подъ носъ, онъ криво поклонился моей спутницѣ, развелъ руками и исчезъ въ кустахъ.
II.
Хотя настроеніе уже было сбито, скомкано, растоптано, но я попытался овладѣть собой:
— Ушелъ? Ну, и слава Богу. Вотъ навязчивое животное. А хорошо тутъ… Дѣйствительно замѣчательно! Посмотри, милая, на этотъ перелѣсокъ. Онъ въ тѣневыхъ мѣстахъ кажется совсѣмъ голубымъ, а по голубому разбросаны какія пышныя, какія горячія желтыя пятна освѣщенныхъ солнцемъ вѣтвей. А полюбуйся, какъ чудесно вьется эта бѣлая полоска дороги среди буйной разноцвѣтной вакханаліи полевыхъ цвѣтовъ. И какъ уютна, какъ хороша вонъ та красная крыша домика, бѣлая стѣна котораго такъ ослѣпительно сверкаетъ на солнцѣ. Домикъ — онъ какъ-то успокаиваетъ, онъ какъ-то подчеркиваетъ, что это не безотрадная пустыня… И эта, какъ будто вырѣзанная на горизонтѣ, потемнѣвшая сѣрая мельница… Ея крылья такъ лѣниво шевелятся въ лѣнивомъ воздухъ, что самому хочется лечь въ траву и глядѣть такъ долго-долго, «и о чемъ не думая… И вдыхать этотъ головокружительный медовый запахъ цвѣтовъ. Мы долго стояли, притихшіе, завороженные.
III.
— Пойдемъ… Пора, — тихо шепнула мнѣ моя спутница.
— Сейчасъ. Эй, человѣкъ, — насмѣшливо крикнулъ я. — Счетъ!
Тотчасъ же послышался сзади насъ трескъ кустовъ, и мы снова увидѣли нелѣпаго землевладѣльца, который подходилъ къ намъ, размахивая какой-то бумажкой.
— Готовъ счетъ? — дерзко крикнулъ я.
— Готовъ, — сухо отвѣчалъ онъ. — Вотъ, извольте. На бумажкѣ стояло:
отъ помѣщика Кокуркова на виды мѣстности, расположенной на его землѣ, купленной у купца Семипалова по купчей крѣпости, явленной у нотаріуса Безбородько.
За стояніе у обрыва, покрытаго цвѣтами, испускающими головокружительный медовый запахъ. 2 руб. — к.
Рѣка, такъ называемая голубая лента 1 „ — „
Яркое бѣлое пятно мальчика на темнозеленомъ фонъ кустовъ — „ 50 „
Голубой перелѣсокъ, покрытый желтыми пятнами, въ виду дальности разстоянія на сумму — „ 30 „
Бѣлая полоска дороги, среди буйной вакханаліи цвѣтовъ; въ общемъ за все — „ 60 „
Успокаивающій ослѣпительный домикъ съ уютной красной крышей, подчеркивающій, что это не безотрадная пустыня 1 „ 50 „
Потемнѣвшая сѣрая мельница крестьянина Кривыхъ, будто вырѣзанная на горизонтѣ (настоящая! Это такъ только кажется) — „ 70 „
Итого всего вида на 6 руб. 60 к.
Скрививъ губы, я педантически провѣрилъ счетъ и заявилъ, приданая своимъ словамъ оттѣнокъ презрѣнія:
— Къ счету приписано.
— Гдѣ? Гдѣ?! Не можетъ быть.
Да вотъ вы подъ шумокъ ввернули тутъ семь гривенъ за мельницу какого-то крестьянина Кривыхъ. Вѣдь это не ваша мельница, а Кривыхъ… Какъ же вы такъ это, а?
— Позвольте-съ! Да она только съ этого обрыва и хороша. А подойдите ближе — чепуха, дрянь, корявая мельничонка.
— Да вѣдь не ваша же?!
Да я вѣдь вамъ» и не ее самое продаю, а только видь на нее. Видъ отсюда. Понимэ? Это разница.
Ей отъ этого не убудетъ, а вы получили удовольствіе…
— Э, э! Это что такое? За этотъ паршивый домишко вы поставили полтора рубля?! Это грабежъ, знаете ли.
— Помилуйте! Чудесный домикъ. Вы сами же говорили: «домикъ онъ какъ-то успокаиваетъ, какъ-то подчеркиваетъ…»
— Чортъ его знаетъ, что онъ тамъ подчеркиваетъ, только за него вы три шкуры дерете. Предовольно съ васъ и цѣлковый.
— Не могу. Вѣрьте совѣсти не могу. Обратите вниманіе, какъ бѣлая стѣна ослѣпительно сверкаетъ на солнцѣ И не только сверкаетъ, но и подчеркиваетъ, что это не безотрадная пустыня. Мало вамъ этого?
Я рѣшилъ вытянуть изъ него жилы.
— И за дорогу содрали. Развѣ это цѣна — шесть гривенъ? Мы на нее почтя и не смотрѣли. Скверная дорожка, кривая какая-то.
— Да вѣдь тутъ за все вмѣстѣ: и за дорогу, и за буйную вакханалію цвѣтовъ. Извольте обратить ваше вниманіе: ежели оцѣнить по-настоящему вакханалію, то на дорогу не больше двугривеннаго придется. Пусть вамъ въ другомъ мѣстѣ покажутъ такую дорогу за двугривенный съ обрыва…
Я повернулъ счетъ въ рукахъ и придирчиво заявилъ:
— Нѣтъ, я этого счета не могу оплатить.
— Почему же-съ? Какъ смотрѣть, такъ можно, а платить — такъ въ кусты?!
— Счетъ не по формѣ. Долженъ быть оплаченъ гербовымъ сборомъ.
— Да-съ? Вы такъ думаете? Это по какому такому закону?
— По обыкновенному. Счета на сумму свыше пяти рублей должны быть оплачены гербовымъ сборомъ.
— Ахъ, вы вотъ какъ заговорили?!. Пожалуйста! Вычеркиваю вамъ мельницу крестьянина Кривыхъ и рѣчку. Чортъ съ ней, все равно, зря течетъ. А ужъ четыре девяносто — это вы мнѣ подайте. Вотъ вамъ и Чорт-Иванычъ!
Я вынулъ кошелекъ, сунулъ ему въ руку пятирублевую бумажку и, сдѣлавъ величественный жесть: «сдачи не надо», взять свою спутницу подъ руку.
По дорогѣ отъ обрыва мы наткнулись на очень красивую пышную липу, но я ужъ воздержался отъ выраженія громогласнаго восторга………