Средневековый роман (Твен; В. О. Т.)/ДО

Средневѣковый романъ
авторъ Маркъ Твэнъ (1835—1910), пер. В. О. Т.

Собраніе сочиненій Марка Твэна (1896—1899)

Оригинал: англ. A Mediæval Romance. — Перевод опубл.: 1870 (оригиналъ), 1896 (переводъ). Источникъ: Собраніе сочиненій Марка Твэна. — СПб.: Типографія бр. Пантелеевыхъ, 1896. — Т. 1.

СРЕДНЕВѢКОВЫЙ РОМАНЪ. ГЛАВА I. Разоблаченная тайна.

Была ночь. Глубокая тишина царствовала въ большомъ старинномъ замкѣ барона Клугенштейна. 1222 годъ приближался къ концу. На верху высокой башни мерцалъ единственный огонекъ. Тамъ происходило тайное совѣщаніе. Строгій, старый баронъ Клугенштейнъ задумчиво сидѣлъ въ своемъ роскошномъ креслѣ. Послѣ нѣкотораго молчанія онъ сказалъ нѣжнымъ голосомъ:

— Дочь моя!

Молодой человѣкъ прекрасной наружности, съ головы до пятъ закованный въ рыцарскіе доспѣхи, отвѣтилъ:

— Говори, отецъ мой!

— Дочь моя! Настало время, когда тайна, смущавшая тебя въ продолженіи всей твоей юной жизни, должна быть, наконецъ, передъ тобой открыта. Узнай же теперь цѣль этой тайны; она заключается въ томъ, что я сейчасъ скажу тебѣ… Мой брать Ульрихъ — великій герцогъ Бранденбургскій. Отецъ мой, умирая, завѣщалъ, чтобы герцогскій престолъ перешелъ къ моему потомству въ случаѣ, если бы у Ульриха не было сына и если бы, конечно, имѣлъ сына я. Но, если бы у насъ обоихъ не было сыновей, а только дочери, то преемницей трона должна стать дочь Ульриха, при условіи полной и безупречной ея невинности, — въ противномъ случаѣ герцогство переходитъ къ моей дочери, разъ она окажется безупречной. Горячо молились мы Богу, я и престарѣлая мать твоя, прося Его даровать намъ сына. Но наши молитвы не были услышаны: родилась ты. Я колебался. Я видѣлъ, какъ герцогская корона сползаетъ съ моего герба и чудный сонъ обращается въ ничто. А я такъ горячо надѣялся! Ульрихъ былъ женатъ уже 5 лѣтъ, и жена не подарила его до тѣхъ поръ наслѣдникомъ ни мужского, ни женскаго пола. Однако, не все же еще потеряно, — сказалъ я самъ себѣ. И въ ту же минуту въ умѣ моемъ промелькнулъ спасительный планъ. Ты родилась въ полночь; никто, кромѣ врача, мамки и 6-ти нянекъ, не зналъ, дѣвочка ты или мальчикъ. Черезъ часъ всѣ свидѣтели твоего рожденія были повѣшены, и на слѣдующее утро, «съ великимъ веселіемъ и радостью, облетѣла всѣ мои владѣнія вѣсть, что у барона Клугенштейна родился сынъ, — наслѣдникъ могущественнаго Бранденбурга! И съ тѣхъ поръ эта тайна оставалась для всѣхъ скрытой. Родная сестра твоей матери была твоей единственной нянькой, и мы больше ничего не боялись. Но, когда тебѣ минуло 10 лѣтъ, у Ульриха родилась дочь. Мы были опечалены этимъ, хотя и не теряли надежды, что оспа, врачи и другіе естественные враги дѣтей поправятъ дѣло… Мы разочаровались въ нашихъ ожиданіяхъ: она осталась жива, росла и хорошѣла, — проклятіе на ея голову! Но что же изъ этого? О чемъ намъ тревожиться? Вѣдь мы же имѣемъ… ха! ха! ха!.. — сына! Развѣ не нашему сыну предназначено стать герцогомъ?! Развѣ это не такъ, возлюбленный нашъ Конрадъ? Пусть ты — 28-ми-лѣтняя дѣвушка, но вѣдь подъ другимъ, не мужскимъ, именемъ тебя никто никогда не зналъ! А между тѣмъ старость потихонько подкралась уже къ моему брату, онъ началъ слабѣть и хирѣть. Государственныя заботы становятся ему въ тягость. И вотъ теперь онъ выразилъ желаніе, чтобы ты явился къ нему и не только по имени, но и въ дѣйствительности сталъ герцогомъ. Твоя свита уже ожидаетъ тебя… Сегодня ночью ты отправляешься… Выслушай же, что я тебѣ скажу, и постарайся не забыть ни единаго моего слово. Существуетъ законъ настолько же древній, какъ и сама Германія. Онъ угрожаетъ смертью каждой женщинѣ, которая, хотя бы на минуту, возсядетъ на герцогскій тронъ, если она предварительно и всенародно не была торжественно коронована. Обрати вниманіе на это! Скромность — прежде всего! Всѣ свои судебныя рѣшенія произноси передъ кресломъ перваго министра, у ступеней трона. Такъ поступай до тѣхъ поръ, пока не свершится коронація, — только тогда жизнь твоя будетъ внѣ опасности. Совершенно невѣроятно, чтобы твой полъ могъ быть какъ-нибудь обнаруженъ, но умъ повелѣваетъ намъ предусматривать всякія случайности, какія только возможны въ этой призрачной жизни!

— Дорогой отецъ! Теперь я знаю причину, почему вся жизнь моя была сплошною ложью? Все для того только, чтобы я теперь имѣла возможность лишить законныхъ правъ мою кузину! Пощади меня, отецъ, пощади свое родное дитя!

— Дурацкое отродье! И это — твоя благодарность за то великое счастье, которое создалъ для тебя мой мозгъ? Клянусь прахомъ моего отца, мнѣ совсѣмъ не по вкусу всѣ эти твои дѣвическіе сантименты! Отправляйся къ герцогу и берегись разстроить мой планъ!

На этомъ и окончился ихъ разговоръ. Просьбы, мольбы и слезы чувствительной дѣвушки не привели ни къ чему: они не тронули сердца гордаго барона Клугенштейна. За опечаленной дочерью его съ шумомъ затворились ворота замка, оставивъ ее во мракѣ ночи окруженною свитой вооруженныхъ вассаловъ и толпою преданныхъ слугъ.

Она отправилась въ путь, а старый феодалъ долго еще сидѣлъ въ глубокомъ молчаніи; наконецъ онъ обернулся къ своей грустной женѣ и сказалъ:

— Наши дѣла, кажется, принимаютъ прекрасный оборотъ! Болѣе трехъ мѣсяцевъ тому назадъ я отправилъ къ дочери моего брата Констанціи обворожительнаго красавца графа Денцина съ дьявольскимъ порученіемъ. Если ему не посчастливилось, мы не совсѣмъ внѣ опасности, но если ему удалось исполнить мое порученіе, никакая сила не воспрепятствуетъ нашему ребенку стать герцогиней, разъ суровою судьбой предопредѣлено ему не быть никогда герцогомъ!

— Едва-ли все обойдется благополучно, — мое сердце полно ужасныхъ предчувствій!

— Молчи, жена! Предоставь каркать совамъ! Иди спать, и пусть тебѣ снится бранденбургскій престолъ и могущество нашего рода!

ГЛАВА II. Торжество и слезы.

Спустя шесть недѣль послѣ событій, разсказанныхъ въ предыдущей главѣ, столица бранденбургскаго герцогства блистала разукрашенная военными доспѣхами и всюду на улицахъ раздавалось шумное ликованіе вѣрноподанныхъ: въ столицу прибылъ Конрадъ, юный наслѣдникъ престола.

Старый герцогъ былъ счастливъ. Прекрасная внѣшность и скромное поведеніе Конрада сразу же распологали въ его пользу. Обширныя галлереи дворца кишѣли благородными рыцарями, искавшими случай ему представиться. Все кругомъ казалось такимъ блестящимъ и радостнымъ, что печаль Конрада и его опасенія почти исчезли, уступивъ мѣсто чувству пріятнаго довольства. А въ одной изъ отдаленныхъ комнатъ дворца разыгрывалась въ тоже время другая сцена. У окна стояла принцесса Констанція, единственная дочь герцога. Глаза ея были красны отъ слезъ. Она была одна. И вотъ вдругъ она снова залилась слезами, говоря сама съ собой:  

— Вѣроломный Денцинъ исчезъ, — его нѣть больше въ предѣлахъ герцогства! Я не хотѣла было вѣрить этому, но — увы! — это правда! А я такъ любила его и продолжала бы любить, хотя и знала, что герцогъ, мой отецъ, никогда не согласится на нашъ бракъ! Да, я любила его, но теперь ненавижу. Ненавижу всѣми силами души… О, что станется со мною?! Я погибла, погибла, погибла! Я сойду съ ума!…

ГЛАВА III. Почка развертывается.

Прошло нѣсколько мѣсяцевъ. Всѣ не могли нахвалиться управленіемъ юнаго Конрада, прославляя мудрость его приговоровъ, мягкость обращенія и всегдашнюю скромность, не смотря на высокій его санъ.

Скоро старый герцогъ передалъ ему всѣ государственныя дѣла, а самъ, — въ сторонѣ, — прислушивался съ горделивымъ самодовольствомъ, какъ наслѣдникъ его, стоя передъ кресломъ перваго министра, обнародовалъ повелѣнія короля. Казалось бы, не могло быть сомнѣнія, чтобы такой, всѣми любимый, прославляемый и почитаемый принцъ, какъ Конрадъ, былъ несчастливъ. Но на дѣлѣ это было именно такъ, ибо онъ сталъ замѣчать, что принцесса Констанція полюбила его. Любовь всѣхъ другихъ людей была для него счастьемъ, но эта любовь сулила ему только гибель. Мало того, онъ не могъ не видѣть, что и самъ герцогъ догадывается о страсти дочери и радуется, мечтая уже о свадьбѣ. Съ каждымъ днемъ все больше и больше исчезала грусть, отражавшаяся прежде на личикѣ принцессы; съ каждымъ днемъ надежда и жажда жизни все ярче и ярче сверкали въ ея взорѣ, а порой можно было даже уловить мимолетную улыбку на ея прежде такъ печально сомкнутыхъ устахъ.

Страхъ овладѣлъ Конрадомъ. Онъ горько упрекалъ себя за то, что поддался естественному влеченію искать общества лица своего пола, въ то первое время, когда во дворцѣ все для него было еще ново и чуждо, когда у него самого было такъ тяжело на душѣ и такъ хотѣлось найти въ комъ-нибудь участіе, на которое столь отзывчиво женское сердце.

Теперь онъ сталъ избѣгать своей кузины. Но это только ухудшило его положеніе, такъ какъ совершенно естественно, что чѣмъ упорнѣе онъ избѣгалъ ее, тѣмъ упорнѣе старалась она съ нимъ видѣться. Сперва это удивило его, а потомъ испугало еще больше. Дѣвушка слѣдовала за нимъ по пятамъ: она будто охотилась на него: — всегда и всюду она была близь него, и днемъ, и ночью не спуская съ него глазъ. Очевидно, тутъ скрывалась еще какая-то новая тайна.

Такъ дальше не могло продолжаться. Всѣ говорили объ этомъ: лицо герцога принимало все болѣе и болѣе смущенное выраженіе! Несчастный Конрадъ, подъ вліяніемъ страха и душевныхъ волненій, сталъ блѣденъ, какъ привидѣніе.

Однажды на порогѣ картинной галлереи онъ неожиданно встрѣтился съ Констанціей. Схвативъ его за обѣ руки, она воскликнула:

— Зачѣмъ ты избѣгаешь меня? Что я сдѣлала тебѣ, — что сказала? Отчего ты потерялъ ко мнѣ довѣріе? Прежде ты не такъ обращался со мною! Не презирай меня, Конрадъ, а пожалѣй мое измученное сердце… Я не могу дольше молчать, — не могу, иначе я умру! Конрадъ, я люблю тебя! Презирай меня, если не можешь любить, — но я должна была сказать тебѣ это!

Конрадъ онѣмѣлъ. Констанція медлила одну минуту, а потомъ, превратно объяснивъ себѣ его молчаніе, вдругъ вся вспыхнула, и дикая радость засверкала въ ея взорѣ.

— Твое сердце смягчается, — воскликнула она, — обвивая его шею своими руками, — ты можешь, ты хочешь любить меня! О, скажи, скажи, что ты готовъ полюбить меня, мой ненаглядный, мой единственный Конрадъ!..

Стонъ вырвался изъ груди Конрада. Мертвенная блѣдность покрыла лицо его. Онъ дрожалъ какъ листъ. Потомъ, отстраняя отъ себя несчастную, полную отчаянія дѣвушку, онъ воскликнулъ:

— Ты не знаешь, чего ты требуешь отъ меня! Это невозможно, и никогда не станетъ возможно!..

И какъ преступникъ онъ убѣжалъ, оставивъ одну, пораженную удивленіемъ, принцессу.

Въ продолженіи нѣсколькихъ минутъ она рыдала и стонала, также какъ рыдалъ и стоналъ въ своей комнатѣ Конрадъ. Онѣ обѣ были одинаково въ отчаяніи, видя подъ собою разверстую пропасть. Черезъ нѣкоторое время Констанція встала и удаляясь повторяла сама себѣ:

«Онъ отвергъ любовь мою въ ту самую минуту, когда я уже вѣрила, что она должна смягчить его непреклонное сердце! О, какъ ненавижу я его! Онъ оттолкнулъ меня, — да! да! этотъ человѣкъ оттолкнулъ меня отъ себя! — какъ собаченку!..»  

ГЛАВА IV. Страшное открытіе.

Время шло своимъ чередомъ. Снова глубокая печаль заволокла прекрасное личико дочери герцога. Больше никогда уже не видѣли ее вмѣстѣ съ Конрадомъ.

А на его щеки, по прошествіи нѣсколькихъ недѣль, вернулся прежній румянецъ и въ глазахъ заблистало былое оживленіе; съ новой силой и укрѣпленной мудростью онъ по прежнему стоялъ у кормила государственнаго правленія.

Но вдругъ между придворными начались какія-то подозрительныя перешептыванія. Шушуканье становилось все громче, распространяясь мало-по-малу и за стѣны дворца. Городскія сплетницы болтали безъ умолку. Все герцогство было обхвачено извѣстіемъ, гласившимъ, что принцесса Констанція родила ребенка. Когда вѣсть эта дошла до стараго барона Клюгенштейна онъ трижды потрясъ султаномъ своей головой и воскликнулъ:

— Да здравствуетъ герцогъ Конрадъ! Теперь корона за нимъ обезпечена! Денцинъ образцово исполнилъ мое порученіе, и ловкій негодяй получитъ хорошую за это награду!

И онъ старался распространить это радостное извѣстіе: въ продолженіи 24-хъ часовъ во всѣхъ владѣніяхъ барона Клюгенштейна не было живой души, которая бы не пѣла, не танцовала, не веселилась и не ликовала, торжествуя великое событіе, — и при томъ все это на счетъ скупого, гордаго, счастливаго, стараго барона Клюгенштейна.

ГЛАВА V. Ужасная катастрофа.

Насталъ день суда. Всѣ великіе вассалы и ленники Бранденбурга собрались въ залѣ суда, въ герцогскомъ замкѣ. Всѣ мѣста были заняты, — негдѣ было упасть яблоку. Конрадъ, облаченный въ пурпуръ и горностай, возсѣдалъ въ креслѣ перваго министра, а по обѣимъ сторонамъ его размѣстились всѣ главные судьи герцогства.

Старый герцогъ, отдавъ приказъ, чтобы слѣдствіе и судъ по дѣлу его дочери велись безъ малѣйшаго послабленія, съ разбитымъ сердцемъ слегъ въ постель. Дни его были сочтены. Бѣдный Конрадъ умолялъ, какъ будто бы дѣло шло объ его собственной жизни, разрѣшить ему устраниться отъ тяжелой обязанности быть судьей своей двоюродной сестры, но никто не въ правѣ былъ исполнить его мольбу. И теперь, во всемъ этомъ большомъ собраніи печальнѣе всѣхъ билось сердце Конрада и радостнѣе всѣхъ сердце его отца: безъ вѣдома своей дочери старый баронъ Клюгенштейнъ прибылъ въ столицу и, торжествуя въ эту минуту великое счастье своего рода, стоялъ въ толпѣ другихъ рыцарей.

Послѣ того какъ герольды торжественно провозгласили открытіе засѣданія и были исполнены всѣ другія обычныя обрядности, всталъ старѣйшій изъ судей и сказалъ:

— Обвиняемая, подойдите сюда!

И несчастная принцесса предстала предъ взоры пышнаго собранія.

— Свѣтлѣйшая принцесса, — продолжалъ главный судья, — предъ высшимъ судилищемъ государства Ваша Свѣтлость обвиняетесь въ томъ, что родили ребенка внѣ законнаго брака. По древнимъ законамъ страны это преступленіе карается смертью, за единственнымъ только исключеніемъ, которое сейчасъ объяснитъ Вашей Свѣтлости нашъ правительствующій князь, всемилостивѣйшій герцогъ Конрадъ. Обратите вниманіе на его знаменательныя слова.

Конрадъ дрожащей рукой приподнялъ скиптръ… Въ эту минуту подъ грозными латами его женское сердце сочувственно содрогнулось надъ участью несчастной принцессы и на глазахъ его показались слезы. Онъ открылъ уже уста, чтобы начать рѣчь, но старѣйшій судья быстро обратился къ нему:

— Не здѣсь, ваша свѣтлость, не здѣсь! Законъ воспрещаетъ произносить судебныя рѣшенія надъ членами герцогскаго дома, иначе какъ только съ герцогскаго трона!

Ужасъ охватилъ несчастнаго Конрада; дрожь пробѣжала подъ желѣзными доспѣхами его стараго отца. Конрадъ не былъ еще коронованъ, — онъ не смѣлъ войти на герцогскій тронъ.

Блѣдный отъ страха, онъ медлилъ. Но онъ долженъ былъ сдѣлать это. На него уже обратились удивленные взоры собранія, — еще минута нерѣшительности, и удивленіе перейдетъ въ подозрѣніе… Онъ взошелъ на тронъ и, потрясая еще разъ скиптромъ, произнесъ:

— Подсудимая! Именемъ нашего всемилостивѣйшаго владыки, герцога Ульриха Бранденбургскаго, я исполняю порученную мнѣ торжественную обязанность. Будьте внимательны къ моимъ словамъ. Древній законъ страны осуждаетъ васъ на смерть безъ покаянія, если только вы не согласитесь назвать и выдать суду имя соучастника вашего преступленія. Имѣйте это въ виду и спасите себя, пока еще это не поздно! Назовите отца вашего ребенка!  

Торжественная тишина воцарилась надъ великимъ судебнымъ собраніемъ. Тишина эта была такъ глубока, что каждый слышалъ біеніе собственнаго сердца. И тогда принцесса, съ глазами, горящими ненавистью, медленно повернулась въ сторону Конрада и, указывая на него пальцемъ, твердо произнесла:

— Этотъ человѣкъ — ты!

Какъ при видѣ смерти, содрогнулся всѣмъ тѣломъ Конрадъ, сразу понявъ неминуемую теперь свою гибель. Что на свѣтѣ могло теперь спасти его? Опровергнуть обвиненіе было возможно только въ томъ случаѣ, если онъ раскроетъ тайну, что онъ, сидящій нынѣ на герцогскомъ тронѣ, — женщина, а за это некоронованной женщинѣ законъ опредѣлялъ опять-таки смерть.

И вотъ въ одно и тоже мгновеніе и Конрадъ, и его упрямый, престарѣлый отецъ въ обморокѣ рухнули на полъ…

---

Разрѣшеніе этой ужасной, захватывающей дилеммы вы не найдете ни въ этомъ романѣ, ни въ какомъ другомъ. Дѣло въ томъ, что мой герой (или — моя героиня) очутилися въ такомъ оригинальномъ, безвыходномъ положеніи, что я и самъ не знаю, какъ его (или — ее) изъ этого положенія вывести. Поэтому я теперь умываю руки во всей этой грязной исторіи, предоставляя на усмотрѣніе самого героя (или — героини) выпутываться изо всей этой глупости, какъ имъ самимъ угодно, или же оставаться навсегда въ томъ же положеніи, если ему (ей) это больше нравится. Начиная этотъ романъ, я думалъ, что развязку его можно будетъ устроить очень просто. Но теперь я вижу: я ошибся.