Такъ было это со словами «можетъ-быть», совершенно случайно сказанными моею женою.
— А!—воскликнулъ я,—да! да! Этого господина Можетъ-Быть я видѣлъ, я гостилъ у него, я дышалъ удивительнѣйшимъ, животворнѣйшимъ воздухомъ его нерукотворнаго palazzo! Я испыталъ также ужасы невѣроятные. Хорошо, что я только бредилъ.
— Да ты съ ума сошелъ!—возразила жена.—Или ты еще не совсѣмъ проснулся?—спросила она меня, заботливо проведя рукою по моей головѣ.
Мы сидѣли за утреннимъ кофе, и превосходный зимній день разрисовывалъ своимъ серебромъ стекла оконъ. Самоваръ шипѣлъ довольно исправно; горничная въ сосѣдней комнатѣ, вытирая пыль съ фортепіано, почему-то не закрытаго съ вечера, вызывала изъ-подъ клавишей какіе-то одинокіе, урывчатые звуки; въ квартирѣ жильца надъ нами бѣгала и стучала многочисленная дѣтвора. Ничто, ничто, казалось, не располагало къ фантастичности, къ сказкѣ, а между тѣмъ, самъ того не зная, я еще находился въ полномъ обаяніи какихъ-то чудесъ, какого-то чрезвычайно тяжелаго впечатлѣнія.
— О, нѣтъ! я совсѣмъ, совсѣмъ проснулся,—отвѣтилъ я,—но я все еще глубоко потрясенъ моимъ ужаснымъ бредомъ.
— Да что̀ за бредъ такой? Разскажи!
— Я познакомился съ господиномъ Можетъ-Быть!.. Я видѣлъ царство счастливыхъ людей, я видѣлъ царство вѣчныхъ улыбокъ! Какъ тамъ все хорошо, но все это хорошее—сказка!
— Да гдѣ это тамъ?
Только теперь, нѣсколько минутъ спустя послѣ того, какъ словами «можетъ-быть» жена неожиданно сорвала завѣсу съ глазъ моихъ, сообразилъ я, что все то, что̀ было
Так было это со словами «может быть», совершенно случайно сказанными моею женою.
— А! — воскликнул я, — да! да! Этого господина Может-Быть я видел, я гостил у него, я дышал удивительнейшим, животворнейшим воздухом его нерукотворного palazzo! Я испытал также ужасы невероятные. Хорошо, что я только бредил.
— Да ты с ума сошёл! — возразила жена. — Или ты ещё не совсем проснулся? — спросила она меня, заботливо проведя рукою по моей голове.
Мы сидели за утренним кофе, и превосходный зимний день разрисовывал своим серебром стёкла окон. Самовар шипел довольно исправно; горничная в соседней комнате, вытирая пыль с фортепиано, почему-то незакрытого с вечера, вызывала из-под клавиш какие-то одинокие, урывчатые звуки; в квартире жильца над нами бегала и стучала многочисленная детвора. Ничто, ничто, казалось, не располагало к фантастичности, к сказке, а между тем, сам того не зная, я ещё находился в полном обаянии каких-то чудес, какого-то чрезвычайно тяжёлого впечатления.
— О, нет! я совсем, совсем проснулся, — ответил я, — но я всё ещё глубоко потрясён моим ужасным бредом.
— Да что за бред такой? Расскажи!
— Я познакомился с господином Может-Быть!.. Я видел царство счастливых людей, я видел царство вечных улыбок! Как там всё хорошо, но всё это хорошее — сказка!
— Да где это там?
Только теперь, несколько минут спустя после того, как словами «может быть» жена неожиданно сорвала завесу с глаз моих, сообразил я, что всё то, что было
