ЭСБЕ/Коркунов, Николай Михайлович

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Коркунов, Николай Михайлович
Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона
Словник: Конкорд — Коялович. Источник: т. XVI (1895): Конкорд — Коялович, с. 264—265 ( скан · индекс ); доп. т. Ia (1905): Гаагская конференция — Кочубей, с. 951 ( скан · индекс ) • Даты российских событий указаны по юлианскому календарю.

Коркунов (Николай Михайлович) — известный юрист, род. в 1853 г., окончил курс на юридическом факультете спб. унив., в 1876 г. выступил преподавателем энциклопедии права в александровском лицее и в спб. университета, с 1879 г. читает государственное право иностранных государств и основания международного права в военно-юридич. акад., в 1893 г. защитил в юрьев. унив. диссертацию на степень магистра государственного и международного права, а в следующем году — на степень доктора в спб. университете, где и состоит ординарным профессором госуд. права. В 1893 г. назначен членом комиссии для кодификации основных законов Финляндии. Главные соч. К.: «Лекции по общей теории права» (СПб., 1886, 3 изд. 1894); «Общественное значение права» (СПб., 1890); «Сравнительный очерк государственного права иностранных держав» (I, СПб., 1890), «Русское государственное право» (СПб., 1893); «Указ и закон» (СПб., 1894). Статьи К. по отдельным юридическим вопросам помещались в «Юридической Летописи», «Журнале Гражд. и Уголов. права», «Журнале Мин. Юстиции», «Журнале Мин. Народ. Просвещения». К. принадлежит к числу противников господствующей школы, выдвигающей в праве на первый план момент воли и требующей строгого разграничения догматического правоведения от социологии и истории. В трудах К. историко-социологический элемент играет важную роль; юридические конструкции постоянно освещаются политическими соображениями. К. свободен от исключительного подчинения немецким авторитетам; он внимательно относится к специфическим явлениям русского юридического и политического быта, нередко, однако, без достаточных оснований идя в разрез с общепринятыми учениями, плодом созидательной работы многих поколений. В основу своего правопонимания К. кладет йеринговскую теорию интереса, но вносит в нее существенное и удачное изменение. Право, по определению К., есть не просто защита интересов, но разграничение их. Юридические нормы разграничивают интересы различных субъектов, в отличие от норм технических, указывающих средства достижения определенной цели, и нравственных правил, дающих сравнительную оценку различных интересов одного и того же лица. Разграничение интересов, составляющее содержание правовых норм, совершается в двоякой форме: 1) путем поделения объекта пользования в частичное, индивидуальное обладание и 2) путем приспособления его к совместному пользованию многих. Этим обусловливается различие частного и публичного права. В непосредственной связи с этим воззрением, устраняющим из понятия права элемент воли, стоит своеобразное учение К. о юридической природе государства и государств. власти, намеченное уже в первом издании «Лекций» и сложившееся в законченную систему в монографии «Указ и закон». К. восстает против обычного понимания власти, как единой воли, господствующей над подданными государства. По его мнению, эта так назыв. волунтарная теории власти, унаследованная современной наукой от средневековой схоластики и совершенно чуждая величайшим мыслителям древности в настоящее время должна быть признана несостоятельной. Самое понятие власти вовсе не связано необходимо с понятием властвующей воли. Властвование предполагает сознание не с активной стороны, не со стороны властвующего, а с пассивной, со стороны подвластного. Государственная власть — не воля, а сила, вытекающая из осознания людьми их зависимости от государства как общественного союза, в котором принудительно устанавливается мирный порядок. Свою точку зрения на государственную власть К. характеризует названием субъективного реализма, противополагая ее с одной стороны «наивному» объективному реализму, отожествляющему власть с личной волей властителя, с другой стороны — метафизическому объективному идеализму, признающему власть волей государства, как особого субъекта, отличного от составляющих его личностей. С точки зрения субъективного реализма, государство — не лицо, а юридическое отношение, в котором субъектами права являются все участники государственного общения, начиная с монарха и кончая последним подданным, а объектом служит государственная власть, как предмет пользования и распоряжения. С этой конструкцией тесно связан и взгляд автора на разделение властей. Признание государства отношением многих лиц устраняет то принципиальное возражение, которое немецкие юристы выставляют против теории Монтескье — именно, указание на несовместимость ее с единством государственной воли. При безусловном единстве власти, как силы, служащей объектом отношения, возможно разделение распоряжения властью или так наз. разделение властей. Но учение Монтескье нуждается в обобщении. Взаимное сдерживание органов власти, обеспечивающее свободу граждан, достигается не только обособлением тех или других определенных функций государственной власти (законодательства, управления и суда), но вообще «совместностью властвования» которое находит проявление в троякой форме: 1) в осуществлении одной и той же функции несколькими независимыми друг от друга органами; 2) в распределении между несколькими органами различных, но взаимно-обусловленных функций; 3) в осуществлении различных функций одним органом, но различным порядком. Возведением принципа разделения властей к более общему началу совместного властвования, по мнению К., объясняется признание за правительством самостоятельного права издавать общие юридические правила в административном порядке. Установление юридических норм в двоякой форме — законов и правительственных распоряжений (указов) — служит лишь одним из проявлений совместности властвования. Взаимное сдерживание государственных органов выражается здесь в том, что указы имеют силу только под условием непротиворечия законам. Истинная гарантия такого соотношения между указами и законами лежит не в существовании народного представительства и не в ответственности министров, а в праве суда проверять юридическую силу указов. Поэтому отделение законодательной функции от правительственной возможно и в абсолютной монархии, где оно подходит под третью форму совместного властвования. Руководясь этими положениями, К. признает существование формального различия между законодательством и верховным управлением и в нашем праве. Законом он считает веление верховной власти, состоявшееся при участии государственного совета; все остальные общие правила, исходящие от монарха, причисляются им к категории Высочайших указов, издаваемых в порядке управления. Изложенное учение К. вызвало оживленную полемику. См. Дьяконов, «Новая политическая доктрина» («Журн. Мин. Нар. Пр.», 1894 г., сентябрь); Алексеев, «К учению о юридической природе государства и государственной власти» («Русская Мысль», 1894 г., № 11); Сергеевич, «Новые учения в области государственного права» («Журн. Мин. Юст.», 1894 г.; ответ К. в № 2 «Журн. Мин. Юст.», 1895 г.).

Ф. К.

Дополнение[править]

Коркунов (Николай Михайлович) — юрист; ум. в 1904 г.