«Монголія и монголы». Результаты поѣздки въ Монголію, исполненной въ 1892—1893 гг. А. Позднѣевымъ. Томъ I. Дневникъ и маршрутъ 1892 года. Изданіе Императорскаго Русскаго Географическаго Общества. С.-Петербургъ. 1896. XXX+696 стр. По предложенію министерства иностранныхъ дѣлъ, профессоръ с.-петербургскаго университета по каѳедрѣ монгольскаго языка Алексѣй Матвѣевичъ Позднѣевъ (дѣйствительный членъ Императорскаго Русскаго Географическаго Общества) предпринялъ въ апрѣлѣ 1892 года путешествіе въ Монголію, — для него уже по счету втрое, — которое черезъ полтора года было имъ благополучно и съ полнымъ успѣхомъ окончено. Результаты этой, по скромному выраженію автора, «поѣздки» будутъ представлены въ семи томахъ, изъ коихъ изданіе шести приняло на себя Географическое Общество, а седьмого — Императорская академія наукъ. Обширный научный матеріалъ, вывезенный изъ далекихъ степей Внутренней Азіи почтеннымъ ученымъ, распредѣляется слѣдующимъ образомъ по томамъ: въ первомъ — дневникъ 1892 года; во второмъ — дневникъ 1893 года; въ третьемъ — административное устройство, военное и политико-экономическое состояніе Монголіи; въ четвертомъ — религія въ Монголіи; въ пятомъ — этнографическія свѣдѣнія; въ шестомъ — замѣтки о китайской и русской торговлѣ, и въ седьмомъ — исторія владѣтельныхъ княжескихъ домовъ, начиная съ періода подданства монголовъ манчжурамъ.
Вышедшій въ прошломъ году первый томъ этого солиднаго труда представляетъ полный дневникъ, веденный А. М. Позднѣенымъ съ 27 іюня по 5 декабря 1892 года и относящійся, главнымъ образомъ, къ Сѣверной Монголіи, или Халхѣ (собственно отъ Кяхты до Калгана). Выѣхавъ 7 апрѣля изъ Петербурга со своею женою, сопровождавшею мужа во все время долгаго и тяжелаго путешествія, А. М. Позднѣевъ прибылъ 23 іюня въ Кяхту, откуда черезъ четыре дня уже вступилъ въ предѣлы Монголіи. Дневникъ А. М. Позднѣева прочтется, безъ сомнѣнія, съ большимъ интересомъ и пользою каждымъ, кто пожелалъ бы основательно познакомиться съ бытомъ и внѣшнимъ характеромъ Монголіи. Правда, самъ авторъ въ своемъ предисловіи сознается не безъ основанія, что «чтеніе этихъ первыхъ двухъ томовъ (т. е. дневниковъ) можетъ показаться затруднительнымъ, съ одной стороны, вслѣдствіе внесенія мною въ текстъ ихъ чисто монгольскихъ техническихъ словъ и терминовъ, а съ другой — и самые факты могутъ быть не вполнѣ удобопонятны при незнакомствѣ съ общимъ бытомъ и строемъ Монголіи». Далѣе, приведя въ оправданіе этого довольно вѣскія причины, противъ которыхъ трудно что-либо сказать, онъ утѣшаетъ, что «дѣло станетъ вполнѣ яснымъ само собою, когда читатель познакомится съ послѣдующими за дневникомъ частями моего труда, заключающими въ себѣ систематическое описаніе монгольскаго быта» (стр. XXIV). Дѣйствительно, обиліе монгольскихъ словъ безъ словаря въ концѣ книги (въ подстрочныхъ выноскахъ, впрочемъ, даны переводы нѣкоторыхъ) не можетъ не затруднять, но самый дневникъ такъ прекрасно веденъ, что невольно забывается это затрудненіе и жизнь Монголіи вырисовывается все яснѣе и яснѣе въ общемъ и деталяхъ.
Нашъ путешественникъ записываетъ на каждомъ ночлегѣ впечатлѣнія пережитаго дня, описываетъ все точно, подробно, съ выдержанною объективностью, свой путь, свои встрѣчи, свои разговоры съ туземцами. Въ этихъ запискахъ — и картины природы, и топографическія указанія, и историческія свѣдѣнія, и этнографическіе эскизы, разныя легенды, религіозныя вѣрованія монголовъ, метеорологическія, коммерческія и всевозможныя статистическія данныя, самыя добросовѣстныя описанія многочисленныхъ ламайскихъ монастырей, городовъ, поселковъ, тексты богдыханскихъ грамотъ, надписей, приказовъ (въ оригиналахъ за монгольскомъ языкѣ и въ переводахъ на русскій), злобы дня мѣстныхъ жителей и т. п. Словомъ, что только глазъ видитъ, ухо слышитъ — все это запечатлѣвается въ дневникѣ. И авторъ не относится сухо къ такому дѣлу, онъ интересуется всѣмъ, старается проникнутъ «въ корень вещей», разобраться въ цѣлой путаницѣ понятій и порядковъ, изслѣдовать съ возможною тщательностью явленіе, познакомиться поближе съ предметомъ, узнать его прошлое, его настоящее до мельчайшихъ подробностей. Онъ не только смотритъ и слушаетъ, — онъ и наблюдаетъ. Его дневникъ — не только фотографія, но и научное изслѣдованіе.
Что еще болѣе увеличиваетъ цѣнность разсматриваемой книги, такъ это — масса переданныхъ цинкографіей фотографическихъ снимковъ различныхъ мѣстной, городовъ, монастырей, ставокъ, кумирень, кладбищъ, памятниковъ. Въ этомъ отношеніи незамѣнимую услугу оказалъ путешественнику фотографическій аппаратъ, съ которымъ онъ объѣхалъ Монголію. Фотографированіе не встрѣчало существенныхъ препятствій со стороны туземныхъ властей, хотя ламы и косились на такое занятіе. Такъ, въ большомъ монастырѣ Амуръ-баясхуланту А. М. Позднѣевъ обратился къ главному монастырскому начальнику — ханбо-ламѣ, за разрѣшеніемъ фотографировать это учрежденіе, на что получилъ отвѣтъ, что хотя онъ самъ, ханбо-ламъ, ничего не имѣетъ противъ этого, но разрѣшить просимаго не можетъ: «какъ ханбо-лама, я вѣдаю дѣла чистоты вѣры, ученія и хурѣловъ (т. е. богослуженій); но все, что касается внѣшности монастыря, вѣдаетъ да-гзскуй; поэтому вы просите разрѣшенія у него». Да-гэскуй на эту просьбу отвѣтилъ отказомъ, хотя только оффиціальнымъ: "онъ не можетъ дать мнѣ разрѣшенія, передаетъ авторъ, тѣмъ не менѣе я могу снимать, препятствовать онъ мнѣ не будетъ, но и знать объ этомъ не будетъ; «дѣлайте, какъ хотите, только не входите внутрь кумирень» (стр. 42 и 43). На станціи Дзэренъ путешественникъ хотѣлъ снять религіозную церемонію «круговращенія Майдари», въ которой участвовало около четырехсотъ человѣкъ. Монголы, увидѣвъ установленную фотографическую камеру, «всею массою» бросились къ этой невиданной диковинкѣ, оставивъ своего кумира; даже нѣкоторые ламы послѣдовали примѣру своей паствы. Фотографированіе не удалось, такъ какъ монголы вели себя неспокойно и старались, каждый, заглянуть въ объективъ, несмотря на увѣщанія г. Позднѣева и даже другихъ, наиболѣе благоразумныхъ, своихъ собратьевъ (стр. 191). А одинъ цзаргучэй (начальствующее лицо) на станціи Сайръ-усу, разговорившись съ нашимъ путешественникомъ и убѣдившись въ пользѣ фотографій изъ бесѣды по поводу одной китайской книги, описывающей европейскую жизнь и снабженной массою иллюстрацій, гравированныхъ на мѣди съ фотографій, охотно далъ разрѣшеніе дѣлать снимки и распорядился даже, чтобы открыть кумирни и проводить А. М. Позднѣева всюду по желанію послѣдняго, и помогъ нести фотографическій аппаратъ (стр. 174).
Не всегда, впрочемъ, обходилось благополучно съ предметами европейской культуры. Такъ, на станціи Убуръ-Чжиргаланту одинъ старый лама во время бесѣды высказался по поводу наблюденій по термометру такъ: «холода стоять оттого, что люди хотятъ узнавать теперь волю неба»; на утро термометръ оказался сломаннымъ. Разслѣдовавъ это происшествіе, А. М. Позднѣевъ убѣдился, что виновникъ «сокрушенія» термометра — тотъ же самый лама-фанатикъ (стр. 221, 222).
Русская географія должна сказать «спасибо сердечное» неутомимому, ревностному изслѣдователю А. М. Позднѣеву и Императорскому Русскому Географическому Обществу, предпринявшему на свои средства изданіе такого капитальнаго и необходимаго въ каждой серьезной библіотекѣ труда. Жаль только, что къ дневнику не приложена карта Монголіи. Правда, г. Позднѣевъ не производилъ топографическихъ съемокъ и астрономическихъ наблюденій для опредѣленія широты и долготы мѣстъ, такъ что, разумѣется, собственной карты составить не могъ, но это не помѣшало бы снабдить дневникъ картою Монголіи и чужого приготовленія, оговоривъ, конечно, чьего именно. Вообще, читать географическія сочиненія, не слѣдя по картѣ за описываемымъ — неудобно и затруднительно. Карта придаетъ большій интересъ, иллюстрируя нѣкоторымъ образомъ читаемое.