М. Н. Катков[править]
«Памятники русской старины в западных губерниях Империи»[править]
Пред нами лежит пятый выпуск «Памятников русской старины в западных губерниях Империи», издаваемых по Высочайшему повелению П. Н. Батюшковым. Выпуск этот состоит их двух частей: альбома рисунков и текста. Первый заключает в себе 18 хромолитографий, превосходно исполненных в Берлине и представляющих, сверх «выходного» листа и общего вида с планом Вильны, виды православных храмов и святынь этого города в их нынешнем состоянии и в том, как они находились (а некоторые находятся и поднесь) за время польского владычества в крае. В текст вошли, кроме предисловия, следующие труды: «Очерк истории города Вильны», написанный доцентом С.-Петербургского университета г. Васильевским; объяснительный текст к рисункам и указатель лиц, мест и предметов, встречающихся в этом выпуске «Памятников», составленный П. А. Гильтебрандтом. Очерк истории города Вильны доведен до XVII века, то есть до того времени, когда Вильна перестает жить русскою жизнью. Труд этот далеко не компиляция, а исследование самостоятельное. Он составлен почти исключительно по первоначальным источникам, которыми далеко не пользовались ни русские, ни польские историки, причем составитель, естественно, обращал особое внимание на ту сторону, которую намеренно оставляли в тени польские историки, — на жизнь русской Вильны, на судьбы в ней православия. Изданный ныне выпуск есть продолжение труда, начатого в 1867 году. Первые четыре выпуска «Памятников» были посвящены Волыни. «Начиная с 5 выпуска, — читаем в предисловии, — когда заведующий изданием тайный советник П. Н. Батюшков был назначен попечителем Виленского учебного округа, пришлось перейти от юго-западной Руси к Литовской и Белой. Находясь по служебным обязанностям вдали от тех местностей юго-западного края, с которых начато было изыскание и описание остатков древнего русского зодчества, П. Н. Батюшков вынужден был производить свои собирания на пространстве Виленского учебного округа, обнимающего литовские и белорусские губернии, которые представляют не менее обильный материал для исследований по части археологии, истории и этнографии».
Свидетельств о некогда вполне русской цивилизации Литвы и Белоруссии много, и одно другого важнее. Русский язык был языком двора, законодательства, судопроизводства; он же употреблялся и в частных сношениях, и в домашнем быту. В Вильне существовало более 20, а по мнению митрополита Иосифа — до 36 православных церквей и монастырей. Некоторые православные храмы в Белоруссии построены в XII веке, значительно ранее появления первого римско-католического костела. Мещанство Вильны было русское.
Польское владычество, — читаем мы далее в предисловии, — над Литвой и Белоруссией в продолжение нескольких столетий было рядом насилий и тяжких гонений, которым подверглась русская национальность. Край вытерпел много превратностей и изменил наружный вид. Там, где некогда были православные храмы, построились римско-католические костелы, а в некоторых местах и еврейские синагоги; одни из церквей пришли в упадок и разрушение, другие совершенно исчезли, и только память о них сохранилась в древних актах или в народном предании, так что из всех древних православных церквей города Вильны только в трех в начале 1863 г. могло быть совершаемо богослужение.
Таково было видимое выражение преобладания польской национальности в северо-западном крае, — преобладания, достигнутого ею именно по присоединении этого края к России. Он был более русским, когда находился под владычеством Польши. Безобразие этого явления ярко бросилось в глаза при зареве мятежа 1863 года. Начались протесты, крики удивления, проверка истории, следствии над сошедшими с поприща деятелями, и стремления, и надежды… Последних было особенно много. Обрадовавшись несказанно открытию России в русском крае, мы кляли нашу апатию и политическую неумелость и торжественно заверяли самих себя и друг друга, что впредь этого не случится, что мы уже не поддадимся обману горсти ополяченного сословия западных губерний, вырвем из его рук влияние над этим краем и возвратим России то, что от веку принадлежало ей… Увы, нас стало ненадолго.
За дело принялись горячо, и задумано оно было широко. Не одни архитектурные исправления и восстановления должны были ознаменовать наши успехи. Меры капитальные возникали, разрабатывались и ждали своего осуществления. Как во всяком деле, а тем более затрогивающем политические страсти, в деятельности нашей с 1863 года по 1868 были свои ошибки и увлечения, но основании ее были правильны, цель поставлена верно, в работу вносилось много веры и энергии. Но все это было непродолжительно. В один прекрасный день мы взглянули на все происходившее в крае с точки зрения удивительно оригинальной. Эта наша новая точка зрения по какому-то странному случаю совпала с старою точкой зрения на нас поляков. Под этим углом зрения люди и вещи получили до невероятности эксцентрическое значение и краски. Местные ополяченные землевладельцы, недавние вожаки мятежа, стали казаться нам представителями благонадежных охранительных начала; русский чиновник, исполнявший меры правительства, явился разрушителем и социалистом…
В последнее время чудеса рассказывались в европейской печати. Поляки, чтобы подействовать на австрийское правительство при переговорах о галицком соглашении, распустили слух, будто одно важное лицо русской администрации ездило нарочно в Париж для дипломатических переговоров с польскою эмиграцией. А на днях в петербургских газетах сообщалось, будто польское панство, с своей стороны, прислало в Петербург депутата, который якобы привез план какого-то modus vivendi [терпимое сосуществование (лат.)] для нас с Польшей, чего-то вроде приснопамятного Агрономического общества. Наконец, напрямки поговаривают о восстановлении системы Велёпольского… разумеется, несколько измененной сообразно новым обстоятельствам и условиям (см. «Вестник Европы», № 5, статью «Восточная политика Германии»).
С такими-то политическими успехами приходится нам встретить столетие номинального освобождения Белоруссии от польского пленения… Припомним вещие слова императрицы Екатерины, выставленные как один из эпиграфов 5-го выпуска «Памятников»: «Сии провинции надлежит привести легчайшими способами (и действительно, ничего не может быть легче) к тому, чтоб они обрусели и перестали бы глядеть, как волки к лесу… Называть их чужестранными и обходиться с ними на таком основании есть больше нежели ошибка, а можно назвать с достоверностью — глупостью».
Да, с полною достоверностью.
Выпуск «Памятников» напомнил нам о недавнем прошлом и навел на грустные размышления о том, как много мы снова проиграли после нашей победы над польским мятежом 63 года. Здания воздвиглись в новом блеске. А где же дух живой, где вера, движущая не камнями, а людьми? Тем большей заслуживают благодарности такие, не знающие ни устали, ни уныния во взятом на себя деле борцы, как почтенный редактор «Памятников русской старины в западных губерниях Империи».
Следующий, 6-й выпуск, в котором будут помещены литовско-русские памятники Вильны и ее окрестностей и продолжение «Очерка истории Вильны» до новейших времен, предполагается, как слышали мы, окончить печатанием к исходу года. Цена экземпляру будет общедоступная; она понижена до 5 руб. за выпуск, хотя казне каждый выпуск обошелся в 26 руб.; будет, кроме того, разослано немало даровых экземпляров в ученые и учебные заведения, а также в славянские земли.
Впервые опубликовано: Московские ведомости. 1872. 12 мая. № 117.