"Ревизор" на сцене Пермского театра (Вердеревский)

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
"Ревизор" на сцене Пермского театра
автор Евграф Алексеевич Вердеревский
Опубл.: 1851. Источник: az.lib.ru

«РЕВИЗОРЪ» НА СЦЕНѢ ПЕРМСКАГО ТЕАТРА.[править]

(9-го Сентября 1851 года).

Съ тѣхъ поръ, какъ добросовѣстная труппа г. Соколова заняла подмостки Пермскаго театра (построеинаго въ 1849 году), знаменитая комедія Гоголя была разъиграна только два раза. Мы не знаемъ, почему именно г. содержатель труппы, богатый опытными артистами, и, потому, не могшій встрѣтить недостатка въ исполителяхъ этой комедіи, — пренебрегъ ею. Мало-ли надѣялся онъ на силы своей труппы, думалъ-ли, что не оцѣнитъ Ревизора Пермская публика, или, наконецъ, бояіся, «раздразнивъ гусей», — уменьшить сборъ своей кассы, — мы не беремся объ этомъ догадываться; но, во всякомъ, случаѣ, намъ кажется, что г. антрепренеръ ошибался, представленіе Ревизора на Пермской сценѣ (9-го Сентября) фактически доказало наше мнѣніе. Мы видѣли, что всѣ мѣста въ креслахъ и на балконѣ были заняты представителями всѣхъ слоевъ Пермскаго общества; мы видѣли между зрителями и столичныхъ гостей, и съ удовольствіемъ замѣчали признаки всеобщаго глубокаго вниманія публики къ пьесѣ, и апплодисменты, выражавшіе живость пріятнаго впечатлѣнія, вездѣ и неминуемо производимаго высокой комедіей Гоголя, даже и при самомъ посредственномъ представленіи ея посредственными артистами.

Но игра артистовъ Пермской сцены была (9 Сентября) далеко выше посредственности, и, слѣдовательно, всеобщее, и, скажемъ болѣе, разумное вниманіе публики, — было возбуждено столько же исполненіемъ комедіи, сколько и юморическимъ содержаніемъ ея…. Честь была воздана и автору и исполнителямъ….

Итакъ, едва-ли могъ г. Соколовъ основательно предполагать, чтобы артисты его труипы не могли удовлетворительно разъиграть Ревизора…. Если же онъ слишкомъ долго оставлялъ въ забвеніи эту комедію, не надѣясь на добрый пріемъ ея публикою, то противъ этого, кромѣ самыхъ фактовъ, только-что высказанныхъ нами, можно и еще прибавить кое-что въ пользу мѣстной публики и въ тоже время въ пользу общедоступности Ревизора.

Возможно ли намъ, провинціаламъ, не понять Ревизора, эту высокую сатиру повседневной и попреимуществу провинціальной пошлости, это зеркало будничной, черной стороны нашей жизни?… Или, взявши вопросъ съ другой стороны, — возможно-ли обижаться обличеніемъ «изнанки» нашего быта, и сердиться за то, что намъ ее показываютъ?..

Мы рѣшительно не допускаемъ ни того, ни другаго, — и для подкрѣпленія нашихъ убѣжденій, постараемся развить ихъ"

Басня (la fable), или, какъ это принято называть, «завязка» Ревизора чрезвычайно проста; и гдѣ же, какъ не у васъ, въ да. декой провинціи, встрѣчается комическое явленіе, послужившее предметомъ «Ревизору»?… Гдѣ же, какъ не въ вашихъ маленькихъ городкахъ, можно видѣть въ дѣйствительности этотъ испугъ, — эту переполоху мѣстныхъ чиновниковъ при появленіи неожиданной грозы въ лицѣ министерскаго агента, нагрянувшаго еще въ загадочномъ incognito? Наконецъ, гдѣ-же, какъ не у васъ — являются Хлестаковы?… Э, Боже мой! Да мы видимъ ихъ каждый день!… Мы ежедневно привѣтствуемъ появленіе этихъ петербугскихъ или московскихъ свѣтилъ, горящихъ блескомъ сомнительной, по чрезвычайно надутой самозначительности. Мы довѣрчиво признаемъ за ними достоинства учености или талантливости, на которыя, въ сущности, ни одинъ изъ этихъ господъ не имѣетъ права. Мы любуемся на покрой ихъ платья, сшитаго, можетъ быть, вдолгъ у столичнаго портнаго, съ цѣлію отуманить наши провинціальные взоры новизной и изяществомъ…. Мы слушаемъ ихъ разсказы о столичныхъ подвигахъ, о связяхъ съ князьями и графами, которыхъ намъ разсказчики именуютъ безъ церемонія Гришами, Сашами и Serge’ами. Мы слушаемъ, качая головами, и вѣримъ до тѣхъ поръ, пока время, всеобличительное время, не сниметъ маски съ нашихъ Хлестаковыхъ и не покажетъ ихъ намъ въ настоящемъ ихъ свѣтѣ…. А это случается очень скоро; много, если одинъ годъ пробудемъ мы, довѣрчивые провинціалы, въ простодушномъ заблужденіи. Черезъ годъ — непремѣнно, по износкѣ столичнаго платья, пріѣзжее свѣтило перемелется, и запутается въ противорѣчіяхъ языкъ его, — и выйдетъ изъ вѣры поблѣднѣвшее свѣтило, и будетъ счастливо оно, если у него найдется лакей, который бы посовѣтовалъ ему, какъ Хлестакову смѣтливый его Осипъ, — поскорѣе убираться отъ насъ на новые подвиги въ другомъ городѣ!…

Всего этого нѣтъ ни въ Петербургѣ, ни въ Москвѣ, — и все это не столько доступно столичной публикѣ, сколько понятно и близко намъ. А ходъ пьесы, а подробности, отдѣльные эпизоды, а второстепенные персонажи? Все это наше, отъ васъ и у васъ взятое…. Слѣдовательно, какъ же не понять намъ всего этого? Правда, можно, съ Веневитиновымъ, спросить?

…. Мы всѣ равно читаемъ въ ней,

Но всѣ ль, читая, понимаютъ?…

Но на это, не запинаясь, отвѣчаемъ; «всѣ, рѣшительно всѣ», хотя, разумѣется, каждый по своему….

Другая сторона вопроса: не обидитъ ли нашего самолюбія, не раздражитъ ли насъ эта рѣзкая выставка нашей «изнанки»?…

Э! повѣрьте намъ — нисколько!… Кто же изъ насъ приметъ что нибудь на свой счетъ изъ остроумной сатиры? Посмотрите, какъ всѣ мы добродушно смѣемся; неужели же этотъ смѣхъ не объясняетъ, что мы и не думаемъ видѣть въ комедіи самихъ себя?.." Смѣясь, мы киваемъ на сосѣда, — и всѣ довольны!… А притомъ, развѣ нѣтъ у насъ въ запасѣ такого аргумента: «Комедія написана давно: въ то время, можетъ быть, существовали въ обществѣ всѣ эти лица, а теперь — какъ это можно! , не то время! мы вовсе не похожи на всѣхъ этихъ чудаковъ!…» И всѣ правы! И, между тѣмъ, всѣ посмѣялись, — а такъ какъ, по старому изреченію, «Ridendo castigat mores», — то будьте увѣрены, что и мы не совсѣмъ безполезно смотрѣли «Ревизора», — и мы унесли изъ театра нѣсколько поучительныхъ впечатлѣній.

Итакъ поспѣшимъ высказать нашу благодарность г. Соколову за Ревизора; попросимъ его почаще давать намъ, русскимъ, такія, прямо русскія зрѣлища, — и не замѣнять ихъ передѣлками съ Французскихъ нравовъ, которыя чужды намъ, и если занимаютъ насъ своимъ легкимъ содержаніемъ, то занимаютъ безъ всякой прочной пользы, и скоро нами забываются! А Ревизора мы не забудемъ!.. Попробуйте же показать намъ и прочія сценическія пьесы Гоголя: «женитьбу», «Игроковъ», «Тяжбу», сцены изъ «Мертвыхъ Душъ», — не бойтесь испытать силы вашихъ артистовъ въ безсмертномъ твореніи Грибоѣдова.

Въ заключеніе почитаемъ себя обязанными сказать кое-что объ игрѣ артистовъ. Замѣчанія наши, основанныя на отголоскѣ «разсуждающей» части вашего общества, — на мнѣніяхъ, подслушанныхъ нами посреди его, и, наконецъ, на сравненіи «Пермскаго» Ревизора, съ игрою этой комедіи на Петербургской и Московской сценахъ, — будутъ столько же кратки, сколько и искренны…. Роль Городничаго, разыгранную здѣсь г. Соколовымъ (содержателемъ труппы) исполняютъ — въ Москвѣ Щепкинъ, въ Петербургѣ — Сосницкій. Поставить на одну доску этихъ артистовъ значило бы быть несправедливымъ и пристрастнымъ въ пользу «нашего» и во вредъ всѣми признаннаго превосходства «не нашихъ» артистовъ…. Въ г. Соколовѣ нѣтъ того спокойствія игры, той самоувѣренности, которыя происходятъ лишь отъ глубокаго изученія и разумѣнія роли, — я которыми вполнѣ обладаютъ Щепкинъ, а за нимъ и Сосницкій. Г. Соколовъ увлекается Эффектными мѣстами своей роли, во не выдерживаетъ себя тамъ, гдѣ, по его мнѣнію, роль его не исключительно къ нему приковываетъ вниманіе зрителей. Въ этихъ послѣднихъ мѣстахъ мы даже замѣтили въ г. Соколовѣ не твердое знаніе роли, и потребность въ помощи суффлёра…. отъ этого дѣйствіе какъ бы тянется, а нейдетъ съ должною быстротою и движеніемъ. Такова въ особенности была сцена 3-го акта, когда Городничій задариваетъ Осипа, слугу Хлестакова, и хочетъ вывѣдать у него свѣдѣнія о привычкахъ его барина, а между-тѣмъ Городничиха съ своей дочкой поручаютъ Осипу передать столько наивныхъ любезностей на счетъ интересной особы знатнаго гостя… Подобныхъ сценъ мы замѣтили нѣсколько…. Но замѣтивъ ихъ, мы также не пропустили безъ вниманія и лучшихъ минутъ г. Соколова: въ первомъ актѣ — монологъ, начинающійся словами: «Грѣшенъ, грѣшенъ»…. былъ переданъ прекрасно. Сцена съ купцами, гдѣ Городничій, почти породнившійся съ Хлестаковымъ, караетъ бѣдныхъ бородачей всѣми стрѣлами гнѣвнаго Юпитера, выношена еще удовлетворительнѣе. Тонъ покровительства, съ которымъ Городничій принимаетъ своихъ гостей по отъѣздѣ Хлестакова, понятъ и выдержанъ г. Соколовымъ съ особенной талантливостью а пониманіемъ роли; но что во всей піесѣ особенно отличаетъ игру г. Соколова отъ игры столичныхъ корифеевъ комедіи, и, можетъ быть, даетъ ему предъ ними нѣкоторое преимущество, — такъ это совершенство въ усвоеніи себѣ внѣшней стороны роли Городничаго: фигура, пріемы, походка и дикція — схвачены г. Соколовымъ съ натуры, — и немудрено, — потому-что г. Соколовъ, постоянно живя въ провинціи, могъ ближе познакомиться съ типомъ, который онъ представляетъ на сценѣ…. Въ роли Городничаго — и Щепкинъ и Сосницкій — ничто иное, какъ опростоволосившіеся пройдохи, — но такіе пройдохи, какими могутъ быть и не городничіе… А г. Сокодовъ, выполняя роль одураченнаго грѣшника — надувалу, въ тоже время — и Городничій, настоящій, чистокровный Городничій…. Въ Петербургѣ и Москвѣ роль Сквозника-Дмухановскаго облагорожена нѣсколько болѣе, чѣмъ бы слѣдовало; на нашей сценѣ она такова, какова должна быть, подражая натурѣ: ни лучше, ни хуже….

Тоже самое замѣчаніе, въ похвалу «нашихъ» артистовъ, можно сказать и объ исполненіи другихъ ролей Всѣ второстепенныя роли — у васъ выходятъ «провинціальнѣе», и слѣдовательно вѣрнѣе.

Конечно, это происходитъ отъ близкаго сношенія артистовъ съ типами, представляемыми ими, съ типами, разсѣянными преимущественно въ провинціальныхъ обществахъ, — но, какъ бы то ни было, нельзя не поблагодарить за это или артистовъ или случай, приготовившій ихъ къ пониманію оттѣнковъ исключительно-провинціальной жизни. Анна Андреевна (г-жа Романовская) и Марья Антоновна (г-жа Надежина) были ни болѣе, ни менѣе, — ни хуже, ни изящнѣе — какъ слѣдовало быть женѣ и дочери Городничаго….

Г. Деклеру въ роли Хлестакова, кромѣ несомнительныхъ признаковъ таланта, и кромѣ добросовѣстнаго изученія роли, кажется, весьма помогло тоже близкое знакомство его съ провинціальною жизнью, въ которой онъ вращается…. Г. Максимовъ (на Петербургской сценѣ) — болѣе Петербургскій чиновникъ, а г. Деклеръ именно такой Петербургскій чиновникъ, который чувствуетъ, что онъ въ провинціи, и что ему привольно и хорошо, давъ полную свободу своей пошлой натурѣ, надувать этихъ простосердечныхъ людей. Относительно игры г. Деклера, впрочемъ, весьма удовлетворительной, нельзя однако же ме замѣтить, что въ объясненіи чувствъ любви Хлестакова къ Аннѣ Андреевнѣ и ея дочери, въ той сценѣ, гдѣ онъ стоитъ передъ ними на колѣняхъ, — г. Деклеръ рчен£ слабъ….Вся эта сцена какъ-то растянута, неуклюжа, и изъ смешной вышла скучною, несмотря даже на громогласную помощь суфлёра.

Гг. Садовскій и Левашевъ въ роляхъ Добчинскаго и Бобчинскаго не поняли ни одной «разы: все — отъ игры ихъ до костюмовъ — было уродливо-карикатурно, и смѣшило только „верхнюю“» часть публики.

Осипъ былъ слишкомъ молодъ для своей роли молодаго лакея-резонёра.

Е. Вер--ской.

Г. Пермь.

10 Сентября 1851 г.

"Москвитянинъ", № 22, 1851