Литературный альбомъ.[править]
«Сраженный рыцарь». Пушкина.[править]
Послѣднимъ сіяньемъ за лѣсомъ горя,
Вечерняя тихо потухла заря;
Безмолвна долина глухая.
Въ туманѣ пустынномъ клубится рѣка,
Лѣнивой грядою идутъ облака,
Межъ ними луна золотая.
Чугунныя латы на холмѣ лежатъ,
Копье раздроблено, въ перчаткѣ булатъ,
И щитъ подъ шеломомъ заржавимъ;
Вонзилися шпоры въ увлаженный мохъ,
Лежатъ неподвижно — и мѣсяца рогъ
Надъ ними въ блистаньи кровавомъ.
Вкругъ холма обходитъ другъ сильнаго, конь:
Въ очахъ горделивыхъ померкнулъ огонь,
Онъ бранную голову клбпитъ.
Безпечнымъ копытомъ бьетъ камень долинъ,
И смотритъ на латы конь вѣрный одинъ,
И дико трепещетъ и стонетъ….
Быть можетъ, наканунѣ еще витязь, томимый злымъ предчувствіемъ, спрашивалъ у присмирѣвшаго своего друга:
«Что ты ржешь, мой конь ретивый,
Что ты шею опустилъ?
Не потряхиваешь гривой
Не грызешь своихъ удилъ?
Али я тебя не холю?
Али ѣшь овса не въ волю?
Али сбруя не красна?
Аль поводья не шелковы,
Не серебряны подковы,
Не злачены стремена?»
И отвѣчалъ ему конь печальный:
«Оттого я присмирѣлъ,
Что я слышу топотъ дальный,
Трубный звукъ и пѣнье стрѣлъ;
Оттого я ржу, что въ полѣ
Ужъ не долго мнѣ гулять,
Проживать въ красѣ и холѣ,
Свѣтлой сбруей щеголять;
Что ужъ скоро врагъ суровый
Сбрую всю мою возьметъ,
И серебряны подковы
Съ легкихъ ногъ моихъ сдеретъ;
Оттого мой духъ и поетъ,
Что намѣсто чапрака
Кожей онъ твоей покроетъ
Мнѣ вспотѣвшіе бока».
А бывало и такъ, что витязь погибалъ отъ руки не суроваго и коварнаго врага, который не сдиралъ серебряныхъ подковъ съ легкихъ ногъ «друга» и не покрывалъ, намѣсто чапрака, вспотѣвшіе бока коня кожей сраженнаго противника… Не то было у него на умѣ!… Если любовь и дружба въ старину, какъ и въ наши дни, имѣли всегда мѣсто въ сердцѣ человѣческомъ, то измѣна и коварство также находили тамъ довольно помѣстительный уголокъ — и вотъ
Воронъ къ ворону летитъ,
Воровъ ворону кричитъ:
«Воронъ, гдѣ-бъ намъ отобѣдать?
Какъ-бы намъ о томъ провѣдать?»
Воронъ ворону въ отвѣтъ:
«Знаю, будетъ намъ обѣдъ;
Въ чистомъ полѣ подъ ракитой
Богатырь лежитъ убитый.
Кѣмъ убитъ и отъ чего,
Знаетъ соколъ лишь его,
Да кобылка вороная,
Да хозяйка молодая…»
Соколъ въ рощу улетѣлъ,
На кобылку недругъ сѣлъ,
А хозяйка ждетъ милова —
Не убитаго — живова.