Ровно в двенадцать дня Марина оставила в покое мой «питер», вскочила с постели, натянула на себя ужасно сексуальную мини-юбку и сказала, что идёт голосовать. Я подумал, что у девочки поехала крыша, либо она начиталась «Московского комсомольца». Ну и бог с ней, с кандидатами и с самими президентскими выборами. Лично я голосовать не собираюсь. Это дьявольский выбор, а когда дьявол предлагает вам выбор — ни в одной руке у него нет истины.
Выбирается не личность, а путь, по которому пойдёт Россия! Это громогласно заявил патриарх Московский и всея Руси. Забавно! Лично мне всегда казалось, что президент — это некий модернизированный царь, а вовсе не колея… Чего ж тогда толковать о сакральности власти, если у самого патриарха такое отношение к царю?! Все эти мысли существовали в моей голове, пока я продолжал валяться в постели. Постель в виде роскошного дивана, обитого плюшем и размером с посадочную площадку для вертолёта, находилась в доме на Покровке, в самом центре Москвы. Обтянутые чёрной сморщенной кожей часы на журнальном столике рядом с диваном, не мигая, показывали «16.06.96».
С некоторых пор у меня исчезли страхи и предчувствия. Стали появляться какие-то дурацкие мысли, меня мучают совершенно идиотские вопросы. К примеру, интересно узнать, как муха садится на потолок: с петли или с переворота?.. Тогда летом 96-го я работал ведущим на одной оппозиционной радиостанции. Впрочем, чего темнить?! Радиостанция существовала на деньги компартии, и с каждым днём, приближавшим страну ко второму туру выборов — 3 июля — её позиция становилась все более оголтелой и прозюгановской. Я уже провёл часовые программы в прямом эфире с Сергеем Бабуриным (тогда он был вице-спикером Госдумы), Аманом Тулеевым (недошедшим до выборов кандидатом в президенты), Алексеем Подберёзкиным (депутатом Госдумы, правой рукой дядюшки Зю). В последнюю субботу перед выборами у меня был Юрий Иванов — «думский» зампред комитета по законодательству, доверенное лицо Зю.
Я отчаянно пытался сохранить свой взгляд на проблему. Это не значит, что я был за Ельцина. Просто мне хотелось оставаться наблюдателем рыбок, находясь вне аквариума; меня же всё время толкали прыгнуть в аквариум и бороться с одними рыбками, помогать другим… Конечно, закон о выборах президента оставлял шанс для честных людей — голосовать против обоих кандидатов. А что ещё остается делать, когда нам предлагают выбирать между чумой и холерой?! Если большинство голосов будет «против всех»… только это тщетные надежды! Некоторые говорили, что надо выбрать меньшее зло. Почему-то им не приходило в голову, что зло нельзя выбирать ни при каких условиях. Теперь настало время собирать камни: меньшее зло утвердилось до начала третьего тысячелетия. «Fucking lousy!» — вроде бы так выражаются англоязычные граждане в подобных случаях.
…Юрий Иванов оказался человеком с правым сердцем, в биологическом смысле. Если говорить о политических убеждениях, то его сердце находилось, конечно же, слева. Узнав, что у меня медицинское образование, он энергично приложил мою ладонь к правой стороне своей грудной клетки.
— Слышите, как бьётся? — восхищённо произнёс он.
Пришлось согласиться, что слышу.
— А печень у меня слева, и апендэктомию тоже делали слева, — проникновенно добавил он.
У меня появилась дурацкая мысль — выяснить, где у него мозги. Однако сей непростой вопрос я благоразумно отложил на время после эфира.
Тогда накануне выборов очень модной была тема задержания в Белом Доме Сергея Лисовского с коробкой, начиненной полумиллионом баксов. С этого я и начал прямой эфир.
— Итак, коробка, в которой было 500 тысяч долларов, нигде не оприходованных и предназначенных на избирательную кампанию Ельцина. Коробка, которую пытались вынести из российского Белого Дома. Впрочем, когда я смотрю на молодых парней и девчонок — панков, роллеров, рейверов — которые на полном серьёзе произносят заклинание: голосуй за Ельцина или проиграешь! — я понимаю, что Сергей Лисовский очень хорошо потрудился. И, наверно, это стоит полмиллиона баксов.
После такой подводки мой визави долго распространялся о том, что в стране людям зарплату не платят, а эти ельциноиды жируют. Потом он долго пинал кабаре-дуэт «Академия», бисексуала Леонтьева, «всяких там Пугачёвых»; весьма злобно высказался о прислужнике Ельцина — футбольном морже в кепке, то бишь о столичном мэре… Я ему не мешал, было даже забавно: до какого маразма дойдёт самый известный адвокат оппозиции?
Где-то в середине программы я объявил музыкальную паузу и поставил Виктора Цоя: «Я не люблю, когда мне врут; и от правды я тоже устал». Потом я сам повторил эту фразу в эфире. Наверно, наши прокоммунистические учредители скрежетали зубами. А Ю. Иванов, похоже, ничего не понял и продолжал долдонить свою антиельцинскую ахинею.
К «Бороху Эльцину» — как пишут на своих плакатах патриоты — я никаких симпатий не испытывал. Мне он представлялся слегка порозовевшим осколком красной номенклатуры, мёртвой хваткой вцепившимся в царский трон. Но критикуя даже столь отвратительного кандидата, всё же следует соблюдать приличия.
Второй тур выборов российского царя-президента я встречал у своего друга в старинном подмосковном городке. Поутру, выпив по гранёному стакану водки местного разлива, мы занялись ремонтом моей машины — надо было поставить хомут на прогоревшую трубу глушителя. Когда ремонтная эпопея успешно завершилась — сами понимаете, ремонт пустяковый — мы повторили по гранёному стакану и поехали на избирательный участок. Мой друг исправно проголосовал против обоих кандидатов. Я одобрительно оценил занятую им позицию: действительно, если предлагают на выбор дерьмо крысиное и дерьмо мышиное, то выбирать почему-то не хочется. Потом мы поехали «смотреть город». Гидом была жена моего друга Лида. На центральной площади по-прежнему стоял Ильич. Своей простирающейся до небес рукой он показывал единственно верное направление в сторону магазина «Сталкер». В «Сталкере» продавали местную водку за девять двести — самую дешёвую в городке. Чуть в стороне от «Сталкера» была поляна или газон, не знаю как правильно сказать, на которой пасся роскошный чёрно-белый козёл. Он был ужасно одинок на этой изумрудно-рыжей поляне. Впрочем, в её дальнем углу стоял ещё один, цвета бронзы — это был Феликс Дзержинский: грудная фигура, масштаб 2 к 1. За исполинским Феликсом начиналась тропинка в местное отделение КGВ…
Потом я вернулся в Москву. Из окна моей квартиры на Таганке был виден массивный рекламный щит, на котором господин Лужков прощается (или здоровается?) с президентом Ельциным. Пролетарские шутники (а я живу у метро «Пролетарская») оторвали плакатному Лужкову голову. Под ней оказалась предыдущая картинка, на которой изображена лошадь. Так что Ельцин прощался с Лужковым, имеющим голову лошади.
Самое забавное, что этот массивный рекламный щит стоимостью в сотни долларов — как стоял до выборов с головой лошади, так и продолжал веселить народ. Кто знает, может, в этом есть некий потаённый смысл?! Теперь, когда мэра избрали, ему наплевать на эстетические чувства москвичей.
Почти сразу после второго тура выборов в прямом эфире в моём авторском канале на радиостанции был Валерий Зорькин — первый председатель Конституционного суда России. Наш эфир длился один час двадцать минут. Валерий Дмитриевич сказал, что это его личный рекорд — так долго он не выступал ни ни одной радиостанции. В той программе с Зорькиным я работал в режиме «Talk show»; вопросов я задал ему массу, но больше всего я уважаю себя за такой:
— Второй год продолжается «восстановление конституционного порядка» в Чечне. Сегодня по сообщениям информационных агенств были убиты трое российских солдат. Необъявленная война продолжается.
В то же время согласно Женевской конвенции бомбардировки по площадям запрещены и расцениваются как преступление против человечности. Вспомним о ковровых бомбардировках в Грозном. Как Вы думаете, Верховный главнокомандущий когда-либо понесет за это ответственность?
Зорькин ответил уклончиво; впрочем, его можно понять: статус судьи Конституционного суда предполагает определённую осторожность в высказываниях. Ну и Бог с ним…
Всё это было тем, что я с гордостью мог бы назвать настоящей жизнью. К сожалению, всё настоящее почему-то имеет тенденцию внезапно обрываться. Так случилось и в этот раз.
Учредители радиостанции платили мне очень скромную зарплату. Жадничали, попросту говоря. Из этих чисто символических денег я не смог выкроить сотню баксов, чтобы пройти очередную диагностику и техническое обслуживание своей машины. И «белая крыса» — так я называл машину — подвела меня по-крупному. Это произошло на трассе Москва — Горький, когда я вместе с Мариной ехал к своему другу в тот самый старинный город, где провёл день выборов. При обгоне на скорости в 130 отказало рулевое управление. «Белая крыса» вылетела на обочину, совершила гигантский прыжок и врубилась в лесополосу. Удар оказался запредельным: мотор ушёл в задний багажник, а кузов превратился в груду металлолома…
Теперь, находясь в совершенно ином мире, мне кажется, что каким-то третьим чувством я предвидел подобный поворот событий. Иначе зачем накануне поездки стал бы писать на автоответчике в своей квартире новую фишку: «Все умерли. Оставьте свой реквием после сигнала!»
На самом деле мы, конечно же, не умерли; это происходит другим образом; мы есть! Только теперь всё иначе. Появилось много новых мыслей; здесь можно такое, о чём я раньше и не догадывался. Например, перемещаться во времени в обратную сторону; или прошвырнуться в бар на 380 вольт. Поначалу здесь, в вертикальном мире, все выгдядит непривычно. Луна — какая-то перекрашенная, энтропия газа Ван-дер-Ваальса оказывается отрицательной. Но потом осваиваешься, и сознание приходит в норму. Конечно, по здешним меркам.
Иногда я с улыбкой думаю о коммунистах, о прошедших выборах, о своей суетной работе на радиостанции… короче, о всём том, что называл настоящей жизнью. Как мне такое только в голову могло придти?!
Ещё я частенько общаюсь с Мариной. Она почему-то с ностальгией вспоминает нашу прежнюю любовь и мой роскошный питер, как она изволит выражаться. А по мне, так теперь гораздо интересней…
