Бедлам
Бедлам принадлежит к числу тех примечательных мест в Лондоне, которыя любопытно видеть каждому иностранцу. Почему знакомый Гарлея, молодаго путешественника, показывавший ему разныя редкости, предложил осмотреть и Бедлам. Гарлей отговаривался сначала, рассуждая, что жестоко выставлять людей в самом униженном их вид напоказ всякому зеваке, тогда как мы не в силах облегчить их участь. Наконец друзья его уговорили, и он пустился с ними и некоторыми дамами к Moorfields [2].
Они пришли в Бедлам. Проводник ввел их сперва в узкое отделение, где заключены были неизлечимые. Звук цепей, дикий крик и ужасныя проклятия лишенных ума, приводили в трепет проходящих. Гарлей, его друзья, особливо дамы, просили вывести их оттуда; но проводник крайне сему удивился, и никак не соглашался на их просьбу: ему непременно хотелось показать им всё в этом отделении. «Помилуйте, -- говорил он, -- да тут есть еще гораздо страшнее и отчаяннее тех, которых вы видели; их, право, стоит посмотреть». Так точно фигляры показывают иногда диких зверей.
Наконец он провел их в другое отделение, в котором помещались менее опасные, и потому пользовавшиеся некоторою свободою.
Гарлей отстал от своих спутников, засмотревшись на человека, который, начертив мелом на стене сегмент круга, пересекал его кривыми линиями, и делал разныя вычисления. В это время откуда нивзялся мужчина, порядочно одетый; с улыбкою взглянул он на помешаннаго, и обратившись к Гарлею, сказал: «этот несчастный был некогда знаменитым математиком: он с чрезвычайным усилием занимался теориею комет, составлял таблицы по предположениям Ньютона, и не могши добиться толку на счет одного светила, рехнулся. Делать было нечего; друзья решились посадить его сюда. Если вам угодно, я расскажу вам обо всех этих несчастных гораздо подробнее, нежели проводник, пошедший за вашими товарищами». Гарлей поклонился и принял это предложение. Следующий, к которому подошли они, рисовал разныя фигуры на испачканном лоскутке бумаги. Гарлей из любопытства заглянул туда и увидел что он графит столбцы, надписывая над ними курсы серебра, золота и другой ходячей монеты. «Этот, -- сказал сопровождавший Гарлея, -- играл значительную роль на бирже и решился было купить в Вест-Индии поместье, да не сошелся с продавцом, и в чем-бы вы думали? тот не согласился переправить на свой счет около саду стену! После он опять принялся в Лондоне промышлять прежним ремеслом -- пускать в оборот денежки; вдруг ему понесчастливилось: он сделался банкротом и наконец лишился ума. Жалкой человек! уверяет иногда меня, что он, при перемене обстоятельств может быть милионщиком».
«Так, это спондей, -- и я с него начну» -- закричал человек, сидевший с левой стороны, и вслед за тем принялся читать стихи из Гомера.
«Чудак этот, котораго все платье, как видите, испачкано табаком, был довольно хороший учитель, и поместился здесь для разрешения встреченных им недоумений, на счет правильнаго произношения греческих гласных. В сильных припадках сумасшествия, он вспоминает Бентлея [3]. Большая часть людей предаются мечтам и воспламененное воображение управляет их поступками; весь свет, в глазах Философа, есть пространный дом сумасшедших.
«Это правда, сказал Гарлей: страсти доводят нас иногда до безумия, и нередко бывают гибельны в своих последствиях».
«Именно так, подхватил незнакомец: например не безумие ли было со стороны Наполеона воображать о присоединении к его владениям такой обширной Державы, как Россия. Это много наделало бы переворотов на Севере; но Турецкий Султан и я никак до того не допустили».
«Милостивый Государь!, -- сказал Гарлей, удивленный его разговором, -- что вы говорите?»
«Да, -- отвечал незнакомец, -- Султан и я! Вы меня не знаете? Я Хан Татарский!»
Гарлей поражен был этою новостию; однако ж, по благоразумию, скрыв удивление, поклонился своему спутнику низенько, с честию, подобавшею высокому его сану, и в ту же минуту пошел догонять своих, товарищей.
Он нашел их в отделении, где помещались лишенныя ума женщины; многия из них обступили вошедших к ним особ их пола и, с чрезвычайным любопытствомъ, какого от них ожидать было нельзя, принялись рассматривать наряды.
Между прочими заметна была одна значительной физиономии. Лице ея, хотя бледное и худое, было приятнее, нежели у других. Она внушала к себе сострадание, и взоры всех на нея обратились.
«Эта девица рождена была для счастия, -- сказал надзиратель, -- ее любил, как я слышал, один молодой человек, равнаго с нею происхождения, но не одинакаго состояния; любовь, говорят, слепа, и они оба любили себя взаимно; только отец ея и слышать не хотел об их браке, и грозил вытолкать его из своего дома, если увидит его с нею. Несчастный любовник уехал в Вест-Индию, надеясь разбогатеть и получить руку своей возлюбленной; но едва туда прибыл , как занемог лихорадкою и вскоре умер, оплаканный всеми, кто только знал его. Это поразило его невесту. Между тем отец ея принуждал выдти за богатаго скрягу, который по летам годился бы ей в дедушки. Смерть милаго ея сердцу не тронула жестокосердаго ея родителя, и он еще настоятельнее требовал выхода ея за жениха, им самим выбраннаго. Отчаяние по умершему и отвращение к живому, котораго навязывали ей в мужья, довели ее до настоящаго положения. Но Господь не потерпел такого злодейства: дела отца ея скоро расстроились и он умер почти нищим».
Эта история, не смотря на то, что разсказана была простым языком, обратила внимание Гарлея. Он прослезился. Несчастная задумалась, устремила взоры на кольцо свое и поднесла его Гарлею. «Моего Билля уже нет, -- сказала она, -- он умер! ты плачешь? да будет над тобою Божие благословение! Я бы сама хотела плакать; но голова моя горит! горит! горит!» Она приблизилась к Гарлею. «Утешьтесь, сударыня, -- сказал он, -- ваш Билль в небесах». -- «В самом деле? Мы там встретимся? И этаго ужаснаго человека с нами не будет (проговорила она, указывая на смотрителя)?.... Ах! прости меня, Боже! Я позабыла о небе; однако молюсь, когда могу; а если мне очень сделается грустно, пою — послушайте!....
Покойся в мире, нежный друг,
Под дерном ранния могилы!....
Голос ея был так трогателен, что никто не мог удержаться от слез, кроме надзирателя. «И вы опять плачете, сказала она: я бы этого не желала. Вы похожи на моего Билля, право похожи; он точно также смотрел на меня, когда подарил мне это кольцо. Бедный Билль! мы с тех пор не видались больше! — Я вас люблю за то, что вы похожи на Билля; но так, как его, никого любить не буду».
Несчастная подала Гарлею руку: он прижал ее к губам своим и оросил слезами.
«Нет! нет! -- Закричала она, -- это кольцо моего Билля, я не могу отдать его вам, право, не могу... Вот у меня есть другое, которое я сама сплела из золотой нити -- это, пожалуй, возьмите. Я дика, но сердце во мне доброе: оно сгорит когда-нибудь от пламени, которое его терзает. Жалкое мое сердце! Послушайте, как оно бьется! -- Она прижала руку Гарлея к груди своей.-- Не трепещи мое сердце. Билль уже в том мире! Но я позабыла про кольцо!». Тут она его надела Гарлею на палец. «Прощайте, я должна теперь с вами расстаться» Бедненькая хотела взять от него свою руку, и Гарлей еще поцеловал ее. «Я не смею дольше здесь оставаться: в голов моей делается жар ужасный -- простите!». Она поспешно ушла в комнату, находившуюся в некотором расстоянии от посетителей. Гарлей стоял, пораженный ужасом и состраданием; посмотрел на подаренное ему кольцо, вручил две гинеи сопровождавшему их человеку, и сказав «не будь жесток с этою несчастною», вышел из Бедлама с стесненным сердцем и с слезами на глазах.
Съ Англ. Н. Ш—въ.