Безрыбье (Аверченко)
| Безрыбье |
| Опубл.: 1911. Источник: Аверченко А. Т. Собрание сочинений в 13 томах. Том 3. Круги по воде. — М.: Изд-во «Дмитрий Сечин», 2012. — С. 60-62. • Впервые: Дешевая юмористическая библиотека Сатирикона. Выпуск 19: Надгробные плиты. |
По окончании ревизии интендантств последует ревизия московской таможни, где ожидается разоблачение многолетних систематических хищений.
Кроме того, предполагается ревизия сооружения окружной московской дороги.
Московская сваха Фекла сидела перед купеческой дочкой Агафьей Тихоновной и говорила:
— А не хочешь этого — возьми другого. Мало ли их на Москве. Вон Крутилов, Егор Иваныч — такой славный. По сыскной части служит. Да у меня, говорит, все во где сидят! Да кулак и сожмет. А кулачище-то у него с ведро! Такой славный.
— Ах, нет, нет… Они там, говорят, колотят арестованных… Еще меня прибьет!
— Ну, что ж, матушка… Дело мужское. Не каждый же ведь день прибьет: иной день выберется такой, что и не прибьет. А не хочешь этого — можно другого прибрать. Уж на что лучше, ежели, скажем, взять Василь Васильича Ампошеева!
— Военный?
— Не военный, но на линии военного: интендант! ..
— Ах, Феклушка!
— Что это ты так всполыхнулась?
— Интендант! Да ведь он на руку нечист.
— И чего там — нечист. Дело известно какое — казенное.
— Да ведь он в дом-то ко мне знакомиться придет, и стащит что-нибудь.
— Так ведь это — пока не поженились. А после он не из дому, а в дом тащить будет. А ты, как придет — верхнее с вешалки припрячь подальше, да к чаю, вместо серебряных ложек, фраже положи. Ну, если и спустит что ненароком в карман — дело известное, жениховское.
— А какое он жалованье получает?
— А жалованье хорошее: 47 рублей 52 копейки.
— Да ведь на такое жалованье голодать будем!..
— И-и, матушка! Где там! Он намедни говорит мне: ищи мне, Фекла, невесту с иностранными языками… Потому, говорит, я с ней каждый год за границу на кислые воды ездить буду.
— Да что ж он — богатый?
— Говорю ж тебе, милая, что 47 рублей получает.
— Путаешь ты что-то, старая. А еще кто?
— А еще Чичиков, Павел Иваныч. В московской таможне служит. Этот уж на руку чист до чрезвычайности. Каждый день по ящику заграничного мыла домой приносит. У меня, говорит, чтоб жена в шелках-бархатах ходила! Такой славный.
— Богатый, чай?
— 37 рублей 82 копейки жалованья одного. Да квартирных 2 рубля 11 копеек. Такой славный! Только одно нехорошо — французинку с левого бока имеет и в шмендефер шибко поигрывает.
— Да на какие же деньги?
— А на 37 рублей 82 копейки. Опять же квартирные.
— Невдомек мне чтой-то. А еще кто?
— Да если не нравится Павел Иванович, возьми, пожалуй, Винтикова, Арсентия Ивановича: на московской окружной дороге служит. Такой славный. Только тот — прямо говорю: берет! И берет изберет. Каждый божеский день берет. Такой славный! Теперь под суд его, слышь, отдают.
— Да что ж ты, дура, таких женихов мне предлагаешь, которых под суд отдают!
— Да ведь теперь уж порядок такой, матушка: как хороший жених — или под судом, или отсиживает.
— А те, прежние?
— И те, кто под судом, кто так: сидит. И Крутилов под судом, и Чичиков, Павел Иванович и Винтиков. А Ампошеев, как из тюрьмы выйдет, сейчас же и под венец может. Такой славный!
— Да что ты мне все тех суешь, которые берут. А ты дай мне таких, которые не берут! Есть?
— Как не быть, матушка! Иванов студент, Петров адвокат… Васильев, редактор — очень даже хорошие господа.
— Ну, так что же?
— Да то, матушка, они…
— Ну?
— Тоже сидят.