Без аллаха (Дорошевич)/ДО
| Безъ Аллаха : Арабская сказка |
| Изъ цикла «Сказки и легенды». Опубл.: «Россія», 1901, № 756, 5 іюня. Источникъ: Дорошевичъ В. М. Легенды и сказки Востока. — М.: Товарищество И. Д. Сытина, 1902. — С. 182. |
Однажды Аллаху надоѣло быть Аллахомъ.
Онъ покинулъ свой тронъ и чертоги, спустился на землю и сдѣлался самымъ обыкновеннымъ человѣкомъ. Купался въ рѣкѣ, спалъ на травѣ, собиралъ ягоды и питался ими.
Засыпалъ вмѣстѣ съ жаворонками и просыпался, когда солнце щекотало ему рѣсницы.
Каждый день солнце всходило и заходило. Въ ненастные дни шелъ дождикъ. Птицы пѣли, рыба плескалась въ водѣ.
Какъ будто ничего и не случилось!
Аллахъ съ улыбкой глядѣлъ кругомъ и думалъ:
— Міръ, какъ камушекъ съ горы. Толкнулъ его, онъ самъ собой и катится.
И захотѣлось Аллаху посмотрѣть:
— Какъ-то живутъ безъ меня люди? Птицы, — тѣ глупы. И рыбы тоже глупы. А вотъ, какъ-то безъ Аллаха живутъ умные люди? Лучше или хуже?
Подумалъ, оставилъ поля, луга и рощи и отправился въ Багдадъ.
— Стоитъ ли ужъ и городъ-то на мѣстѣ? — думалъ Аллахъ.
А городъ стоялъ на своемъ мѣстѣ. Ослы кричатъ, верблюды кричатъ, и люди кричатъ. Ослы работаютъ, верблюды работаютъ, и люди работаютъ.
Все, какъ было и раньше!
— Только моего имени ужъ никто не поминаетъ! — подумалъ Аллахъ.
Захотѣлось ему узнать, о чемъ люди разговариваютъ. Пошелъ Аллахъ на базаръ.
Входитъ на базаръ и видитъ: торговецъ продаетъ лошадь молодому парню.
— Клянусь Аллахомъ, — кричитъ торговецъ, — конь совсѣмъ молодой! Три года всего, какъ отъ матери отняли. Ахъ, какой конь! Сядешь на него, витяземъ будешь. Клянусь Аллахомъ, что витяземъ! И безъ пороковъ конь! Вотъ тебѣ Аллахъ, ни одного порока! Ни самаго маленькаго!
А парень смотритъ на коня:
— Ой, такъ ли?
Торговецъ даже руками всплеснулъ и за чалму схватился:
— Ой, какой глупый! Ой, какой глупый человѣкъ! Такихъ глупыхъ я еще и не видывалъ! Какъ же не такъ, если я тебѣ Аллахомъ клянусь? Что же мнѣ, по-твоему, своей души не жалко!
Парень взялъ коня и заплатилъ чистымъ золотомъ.
Аллахъ далъ имъ кончить дѣло и подошелъ къ торговцу.
— Какъ же такъ, добрый человѣкъ? Ты Аллахомъ клянешься, а вѣдь Аллаха-то и нѣтъ больше!
Торговецъ въ это время пряталъ золото въ кошель. Тряхнулъ кошелемъ, послушалъ звонъ и усмѣхнулся.
— А хоть бы и такъ? Да развѣ, спрашивается, иначе-то онъ купилъ бы у меня коня? Вѣдь конь-то старый, да и копыто у него треснувшее!
Улыбнулся Аллахъ и пошелъ дальше.
А навстрѣчу ему носильщикъ Гуссейнъ. Куль такой несетъ, — вдвое больше, чѣмъ онъ самъ. А за носильщикомъ Гуссейномъ — купецъ Ибрагимъ.
У Гуссейна подъ кулемъ ноги подкашиваются. Потъ градомъ льетъ. Глаза на лобъ вылѣзли.
А Ибрагимъ идетъ слѣдомъ и приговариваетъ:
— Аллаха ты не боишься, Гуссейнъ! Взялся куль нести, а несешь тихо! Этакъ мы въ день и трехъ кулей не перенесемъ. Нехорошо, Гуссейнъ! Нехорошо! Ты бы хоть о душѣ подумалъ! Вѣдь Аллахъ-то все видитъ, какъ ты лѣниво работаешь! Аллахъ тебя накажетъ, Гуссейнъ.
Аллахъ взялъ Ибрагима за руку и отвелъ его въ сторону.
— Чего ты все Аллаха на каждомъ шагу поминаешь? Вѣдь, Аллаха-то нѣту!
Ибрагимъ почесалъ шею.
— Слышалъ я объ этомъ! Да вѣдь что-жъ ты подѣлаешь? Какъ иначе Гуссейна заставить кули поскорѣе таскать? Кули-то тяжелы. Денегъ ему за это прибавить, — убытокъ. Отколотить, — такъ Гуссейнъ поздоровѣе меня, самого еще отколотитъ. Къ вали его отвести, — такъ Гуссейнъ по дорогѣ сбѣжитъ. А Аллахъ-то и всѣхъ сильнѣе, и отъ Аллаха никуда не сбѣжишь, — вотъ я его Аллахомъ и пугаю!
Покачалъ головою Аллахъ и пошелъ дальше.
И вездѣ, куда только Аллахъ ни заглядывалъ, только и слышалось, что:
— Аллахъ! Аллахъ! да Аллахъ!
А день ужъ склонился къ вечеру.
Побѣжали отъ домовъ длинныя тѣни, пожаромъ запылали небеса, — и съ минарета понеслась протяжная, протяжная пѣснь муэдзина:
— Ля илль аго илль Алла…
Остановился Аллахъ около мечети, поклонился муллѣ и сказалъ:
— Чего же ты народъ въ мечеть собираешь? Вѣдь Аллаха больше нѣтъ!
Мулла даже вскочилъ въ испугѣ.
— Тише ты! Помалкивай! Накричишь, услышатъ. Нечего сказать, хорошъ мнѣ тогда почетъ будетъ! Ктожъ ко мнѣ и пойдетъ, коли узнаютъ, что Аллаха нѣтъ!
Аллахъ нахмурилъ брови и огненнымъ столбомъ взвился къ небесамъ на глазахъ онѣмѣвшаго и грохнувшагося на землю муллы.
Аллахъ вернулся въ свои чертоги и сѣлъ на свой тронъ. И не съ улыбкой ужъ, какъ прежде, глядѣлъ на землю, которая была у его ногъ.
Когда первая же душа правовѣрнаго предстала предъ Аллахомъ, робкая и трепещущая, Аллахъ посмотрѣлъ на нее испытующимъ окомъ и спросилъ:
— Ну, а что хорошаго сдѣлалъ ты, человѣкъ, въ жизни!
— Имя твое не сходило у меня съ устъ! — отвѣчала душа.
Аллахъ покачалъ головой:
— Ну, дальше?
— Чтобъ я ни предпринималъ, чтобы ни дѣлалъ, — все съ именемъ Аллаха.
— Хорошо! Хорошо! — перебилъ Аллахъ, — дальше-то, что ты дѣлалъ хорошаго въ жизни?
— А я и другимъ внушалъ, чтобъ помнили Аллаха! — отвѣчала душа, — не только самъ помнилъ! Другимъ, на каждомъ шагу, съ кѣмъ только имѣлъ дѣло, — всѣмъ напоминалъ про Аллаха.
— Экій усердный какой! — усмѣхнулся Аллахъ, — ну, а нажилъ при этомъ ты много?
Душа задрожала.
— То-то! — сказалъ Аллахъ и отвернулся.
А къ душѣ ползкомъ, ползкомъ подобрался Шайтанъ, схватилъ ее за ноги и поволокъ.
Такъ прогнѣвался на землю Аллахъ.