Содержаніе. На днѣ четвертаго рва Данте видитъ души прорицателей и чародѣевъ: они повернуты лицами назадъ, борода у нихъ упадаетъ па плечи, слезы текутъ по спинѣ; впередъ они уже не видятъ и должны пятиться задомъ. При видѣ искаженія человѣческаго образа, Данте плачетъ; но Виргилій укоряетъ его за скорбь передъ судомъ Божіимъ. Онъ указываетъ ему на тѣнь Амфіарая, поглощеннаго землею передъ Ѳивами; на Терезія волхва ѳивскаго; Аронте, этрурскаго птицегадателя; далѣе на тѣнь Манто, дочери Терезія, при имени которой подробно говоритъ о происхожденіи роднаго своего города Мантуи; наконецъ, указавъ еще на тѣнь Эврипилла, Михаила Скотта, Гвидо Бонатти, Асденте и другихъ, Виргилій побуждаетъ Данте спѣшить, ибо мѣсяцъ уже закатился. Поэты идутъ далѣе.
1 Вновь должно пѣть о скорбяхъ неутѣшныхъ
И тѣмъ предметъ двадцатой пѣсни дать
Канзоны первой — о погибшихъ грѣшныхъ.
4 Уже вполнѣ готовъ я былъ взирать
Въ открытый ровъ, гдѣ грѣшники, въ кручинѣ,
Должны слезами путь свой орошать.
7 И видѣлъ я, какъ въ круглой той долинѣ
Они въ слезахъ свершаютъ молча путь,
Какъ на землѣ творятъ литіи нынѣ.
10 Склонивъ лице, чтобъ глубже въ ровъ взглянуть
Я въ страхѣ зрѣлъ, что шеи злой станицы
Оп подбородка свернуты по грудь.
121 Но въ путь! ужъ грани эмисѳеръ и волнъ
Коснулся съ терномъ Каинъ за Сивиллой.
Еще вчера, въ ночи, былъ мѣсяцъ полнъ;
127 Ты не забылъ, что онъ сквозь лѣсъ унылый
Тебѣ не разъ свѣтилъ въ ночномъ пути
И прогонялъ изъ сердца страхъ постылый.
130 Такъ говоря, онъ продолжалъ идти.
Комментаріи.
[161]3. Первою канзоною Данте называетъ первую часть своей поэмы — Адъ.
[162]14—15. Нѣкоторые комментаторы находили эту казнь слишкомъ низкою въ художественномъ отношеніи; но не говоря уже о пластичной вѣрности съ которою она представлена, какой глубокій смыслъ она въ себѣ заключаетъ! Смыслъ этотъ слѣдующій: если хочешь проникнуть въ будущее, смотри на прошедшее. Прошедшее научаетъ народы изъ исторіи, отдѣльныя личности изъ ихъ личной опытности. Только этимъ путемъ Богъ позволилъ человѣку (сколько вообще могутъ проникнуть во мракъ временъ его недальнозоркія очи) съ нѣкоторою вѣроятностію прозрѣвать въ будущее. Стремленіе же проникнуть въ будущее всякимъ другимъ путемъ есть стремленіе неестественное. Тѣ, которые увлечены такимъ стремленіемъ, вмѣсто того, чтобъ идти впередъ, идутъ назадъ и не видятъ того, что при естественномъ своемъ направленіи они могли бы видѣть подъ ногами. Штрекфуссъ.
28. Въ подлин.: Qui vive la pietà, quano'è ben mortaигра словъ, которую невозможно передать на русскій языкъ. Pietà (лат. pietas, греческ. εύσέβια) объемлетъ собою понятіе благоговѣйнаго страха ко всему божественному, или находящемуся подъ непосредственнымъ покровомъ Божества, начиная отъ страха Господня до благоговѣйшаго почитанія родителей, какъ
[163]представителей Божества, а также почитанія несчастія ближнихъ — состраданія. Въ французскомъ языкѣ отсюда возникло «piété», благочестіе, и «pitié», состраданіе; у Италіанцевъ и то и другое выражается однимъ словомъ. Согласно съ этимъ, смыслъ этого стиха будетъ слѣдующій: здѣсь въ аду высшее благочестіе piété и любовь къ Богу умерщвляются, если мы предаемся благоговѣнію (любви) низшему, т. е. состраданію piété. Придерживаясь этого объясненія, предложеннаго Филалетесомъ, я употребилъ здѣсь слово любовь въ вышеприведенномъ значеніи.
34. Амфіарай, сынъ Оикла и Ипермнестры, прорицатель, одинъ изъ семи царей, осаждавшихъ Ѳивы. Зная часъ своей кончины, онъ вначалѣ не хотѣлъ участвовать въ этой осадѣ; но потомъ, убѣжденный своею женою, Эрифилою, подкупленною Аргіей, женою Этеокла, рѣшился выйдти въ сраженіе и, во время боя, былъ поглощенъ разступившеюся землею.
40. Терезій, ѳивскій волхвъ, ударивъ волшебнымъ жезломъ двухъ вмѣстѣ свившихся змѣй, превратился въ женщину; но потомъ, по прошествіи семи лѣть, найдя тѣхъ же змѣй, превратился тѣмъ же способомъ въ мужчину. Ovid. Metam. III.
47. Аронтъ (Арунсъ), этрурскій гадатель, по словамъ Лукана, предсказалъ Римлянамъ гражданскую войну и побѣду Цезаря. Луканъ говоритъ, что
[164]онъ обиталъ deserta moenia Lucae, или, какъ другіе читаютъ Lunae. Послѣдній способъ чтенія былъ, по видимому, извѣстенъ Данту: онъ подъ именемъ Luna разумѣлъ прежній городъ Luni, около устья Магры, по имени котораго вся эта страна названа Луниджіаною. Здѣсь поднимаются величественныя горы, гдѣ ломаютъ каррарскій мраморъ.
55. Манто, дочь Терезія, отъ коего научилась искусству гаданія. По смерти отца, она покинула родной свой городъ Ѳивы, спасаясь отъ тиранства Креона, завладѣвшаго Ѳивами по смерти Этеокла и Полиника, долго блуждала по землѣ и наконецъ поселилась въ Италіи, гдѣ отъ рѣчнаго бога Тиберина родила Окна, основателя Мантуи. Алиорандъ, въ своемъ Chronicum Mantuanum, называетъ ее основательницею Мантуи.
56. Виргилій родился собственно не въ Мантуѣ, но недалеко отъ нея въ мѣстечкѣ Андесъ (Ада I, 68 и прим.); не смотря на это онъ всегда считался Мантуанцемъ. Всѣ эти подробности объ основаніи Мантуи Данте приводитъ для того собственно, чтобы воздать честь любимому своему поэту.
[165]67—69. Это мѣсто называется Prato della Fame, въ 3 миляхъ отъ Гарньяно, гдѣ сходятся рубежи трехъ эпархій. Леандро Адьберги пишетъ: здѣсь могли бы три епископа, каждый стоя въ своемъ владѣніи, подать другъ другу руку.
94—96. Когда графы Казалоди сдѣладись властителями Мантуи; тогда
[166]Пинамонте де Буонакосси, одинъ изъ знатнѣйшихъ жителей города, видя, какъ народъ ненавидитъ вельможъ, уговорилъ простоватаго графа Альберто Казалоди, управлявшаго тогда городомъ, удалить на время нѣкоторыхъ изъ знатнѣйшихъ лицъ Мантуи, увѣривъ его, что это единственный способъ снискать навсегда благосклонность народа и упрочить свою власть. Какъ скоро легкомысленный графъ на это согласился, хитрый Пинамонте, удалившій такимъ образомъ своихъ противниковъ, захватилъ, при содѣйствіи народа, верховную власть, изгналъ Казалоди и, чтобы вполнѣ упрочить власть свою, умертвилъ остальныхъ вельможъ в сжегъ ихъ домы. Спасшіеся никогда уже не возвращались, вслѣдствіе чего городъ значительно опустѣлъ.
97—99. Отсюда видно, что во времена Дантовы существовали различныя мнѣнія о происхожденіи Мантуи. Данте слѣдуетъ Виргилію, который, Aen. X, 198—201, разсказываетъ это же преданіе.
113. Въ своемъ посланіи къ Кану Великому, которому посвященъ Рай, Данте говоритъ: Комедія отличается отъ трагедіи по содержанію (in materia) тѣмъ, что трагедія вначалѣ пріятна и спокойна (admirabilis et quieta), подъ конецъ же или въ развязкѣ своей ужасна (foetida et horibilis). Точно такъ и въ способѣ выраженія (in modo loquendi), различаются онѣ между собою тѣмъ, что трагедія высока и торжественна (elate et sublime), комедія
[167]же низка и смиренна (remisse et humiliter), при чемъ языкъ ея простой (vulgare), какимъ говорятъ и женщины (in qua et mulierculae communicant)». Вотъ причина, почему Данте называетъ Энеиду трагедіей, а свою поэму, писанную простымъ (италіанскимъ въ отличіе отъ латинскаго) языкомъ — комедіей.
115—117. Михаилъ Скоттъ, изъ Balweary, въ Шотландіи, врачъ и астрологъ императора Фридерика II, жилъ въ срединѣ XIII столѣтія и считался ученѣйшимъ человѣкомъ своего времени. Онъ написалъ комментарій на Аристотеля; писалъ также о философіи, астрологіи, алхиміи, физіогномикѣ и хиромантіи. Еще до сихъ поръ существуетъ объ этомъ чародѣѣ множество преданій въ простомъ народѣ въ южной Шотландіи, гдѣ каждое сколько-нибудь значительное построеніе древности приписывается старому Михаилу, Уилльяму Уе́ллесу, или черту. Согласно съ преданіемъ, онъ погребенъ въ знаменитомъ мельрозскомъ аббатствѣ, а его сочиненія, по тѣмъ же преданіямъ, хранятся частію въ этомъ древнемъ монастырѣ, частію въ его могилѣ (см. Walter Scott's Lay of the Last minstrel, Canto II и прим.). Данте, по видимому, раздѣляетъ мнѣніе своихъ современниковъ о Михаилѣ Скоттѣ, назвавъ его глубокимъ знатокомъ магіи.
118. Гвидо Бонатти, изъ Форли, астрологъ графа Гвидо де Монтефельтро, написавшій одно сочиненіе о своей наукѣ.
Асденте, сапожникъ изъ Пармы, прославившійся своими предсказаніями также во времена Фридерика II. Его приводитъ Данте въ своемъ Convito какъ примѣръ того, что извѣстность и истинное благородство не всегда совмѣщаются въ одномъ и томъ же лицѣ.
124. Простой народъ въ Италіи думалъ, что темныя пятна на лунѣ представлаютъ Каина съ связкою терній на спинѣ вѣроятно намекъ на жертву, принесенную Каиномъ Богу отъ плодовъ земли и отвергнутую Богомъ. Это повѣріе о темныхъ пятнахъ на лунѣ опровергнуто Дантомъ какъ сказка (Рая II, 36). — Захожденіе мѣсяца, который за день перѣдъ тѣмъ былъ полнъ, означаетъ утро, именно утро втораго дня эамогильнаго странствія.
[168]Обѣ эмисѳеры означаютъ восточное и западное полушарія, коимъ границею служитъ Атлантическое море позади Испаніи (городъ Сивилья (у Данта Sibilia) принимается здѣсь вмѣсто всей Испаніи. По вычисленію астрономовъ, если за начало замогильнаго странствія принять 9 Апрѣля, выходитъ, что теперь половина восьмаго часа утра; а если 6 Апрѣля, то около 9 часовъ; если же принять 25 Марта за первый день Дантова странствія, то нельзя получить никакихъ вѣрныхъ результатовъ. См. у ФилалетесаDie Hölle, p. 151.
127—129. Мерцаніе мѣсяца, слабый свѣтъ человѣческой мудрости, служило Данту путеводнымъ свѣтомъ, при помощи котораго онъ достигъ черезъ темный лѣсъ человѣческихъ заблужденій къ подошвамъ холма, къ началу спасенія. (Ада I, 14 и примѣч.).
