Таинственные ответы Ольги, иногда ее притворная холодность всё более и более воспламеняли Юрия; он приписывал такое поведение то гордости, то лукавству; но чаще, по недоверчивости, свойственной всем почти любовникам, сомневался в ее любви... однажды после долгой душевной борьбы он решился вытребовать у нее полного признанья... или получить совершенный отказ!
— Какое ребячество! — скажете вы; но в том-то и прелесть любви; она превращает нас в детей, дарит золотые сны как игрушки; и разбивать эти игрушки в минуту досады доставляет немало удовольствия; особливо когда мы надеемся получить другие.
С мрачным лицом он взошел в комнату Ольги; молча сел возле нее и взял ее за руку. Она не противилась; не отвела глаз от шитья своего, не покраснела... не вздрогнула; она всё обдумала, всё... и не нашла спасения; она безропотно предалась своей участи, задернула будущее черным покрывалом и решилась любить... потому что не могла решиться на другое.
— Ольга! — сказал Юрий неверным голосом; — я люблю тебя.
— Знаю, — отвечала она.
— Знаю, знаю! — только-то! и я больше от тебя не услышу!
— Чего же вам больше!.. я слушаю, молчу...
— О, разумеется, этого слишком много! — я недостоин даже приблизиться к тебе... я бы должен был любоваться тобою, как солнцем и звездами; ты прекрасна! кто спорит, но разве это дает право не иметь сердца?
— Я у бога ни того, ни другого не просила... если мое обращение вам не нравится, то оставьте меня; мы дурно сделали, что узнали друг друга; но всё на свете может поправиться...
— Как легко, сделав человека несчастным, сказать ему: будь счастлив! — всё на свете может поправиться!.. Ольга, слушай, в последний раз говорю тебе; я люблю больше, чем ты можешь вообразить; это огонь... огонь... о, пойми меня... у меня нет слов... я люблю тебя! если ты не понимаешь этого, то всё остальное напрасно... отвечай: чего ты от меня требуешь? каких жертв?..
— Забыть меня! — воскликнула Ольга с удивительною твердостию.
— Нет! никогда... я совершу невозможное, чтоб обладать тобою, — но забыть... нет власти...
Он замолчал; ходил взад и вперед по комнате, потом остановился у окна, закрыл лицо руками. Так прошло несколько минут. Наконец он обернулся и сказал:
— Я ошибался, признаюсь в том откровенно — я ошибался... ах! это была минута, но райская минута, это был сон — но сон божественный; теперь, теперь всё прошло... уничтожаю навеки все ложные надежды, уничтожаю одним дуновением все картины воображения моего; — прочь от меня вера в любовь и счастье; Ольга, прощай. Ты меня обманывала — обман всегда обман; не всё ли равно, глаза или язык? чего желала ты? не знаю... может быть... о, возьми мое презрение себе в наследство... я умер для тебя.
И он сделал шаг, чтоб выйти, кидая на нее взор, свинцовый, отчаянный взор, один из тех, перед которыми, кажется, стены должны бы были рушиться; горькое негодованье дышало в последних словах Юрия; она не могла вынести долее, вскочила и рыдая упала к е<го> ногам. В восторге поднял он ее, прижал к груди своей и долго не мог выговорить двух слов; против его сердца билось другое, нежное, молодое, любящее со всем усердием первой любви. Они сели, смотрели в глаза друг другу, не плакали, не улыбались, не говорили, — это был хаос всех чувств земных и небесных, вихорь, упоение неопределенное, какое не всякий испытал и никто изъяснить не может. Неконченные речи в беспорядке отрывались от их трепещущих губ, и каждое слово стоило поэмы... — само по себе незначащее, но одушевленное звуком голоса, невольным телодвижением — каждое слово было целое блаженство!
— Я любим, любим, любим, — говорил Юрий... — я буду повторять это слово так громко, там часто, что ангелы услышат — и позавидуют...
— Пускай же ангелы — только не люди!..
— Отчего же, мой ангел!..
— Тогда, может быть, они тебя отнимут у бедной Ольги...
— Ты прекрасна! — что за пустой страх?.. ты моя — моя...
— Не раба! надеюсь!
— Больше, сокровище!
— О мой милый... целуй, целуй меня... я не хочу быть сокровищем скупого... — пускай мне угрожают адские муки... надобно же заплатить судьбе... я счастлива! — не правда ли?
— Ты счастлива! — позволь мне обнять тебя — крепче, крепче...
— Почему же нет! отдав тебе душу, могу ли отказать в чем-нибудь.
— Эти волосы... прочь их! — вот так... чтоб твой поцелуй и мой слились в один...
— Боже, боже... теперь умереть... о! зачем не теперь?