Верный Иван (Гримм; Снессорева)/ДО

Вѣрный Иванъ
авторъ Братья Гриммъ, пер. Софья Ивановна Снессорева

Оригинал: нем. Der treue Johannes. — Источникъ: Братья Гриммъ. Народныя сказки, собранныя братьями Гриммами. — СПб.: Изданіе И. И. Глазунова, 1870. — Т. I. — С. 48.

Въ нѣкоторомъ царствѣ, въ нѣкоторомъ государствѣ жилъ-былъ добрый царь; долго онъ царствовалъ и очень ужь состарѣлся. Какъ-то случилось ему сильно захворать.

«Ну, ужь видно мнѣ не встать съ постели, будетъ она мнѣ смертнымъ одромъ», — думаетъ царь.

Съ этою мыслью приказываетъ онъ позвать къ нему вѣрнаго Ивана.

Вѣрный Иванъ былъ любимымъ слугою царя и прозвище «вѣрный» далъ ему самъ царь за то, что онъ всю жизнь свою вѣрою и правдою служилъ своему царю, какъ присягалъ предъ Богомъ.

Когда вѣрный Иванъ подошелъ къ постели умиравшаго, царь сказалъ ему:

— Мой вѣрный Иванъ, я чувствую, что наступаетъ мой смертный часъ; разставаясь съ жизнью, я ни о чемъ такъ не горюю, какъ о моемъ миломъ сынѣ. Онъ еще такъ молодъ, такъ неопытенъ, что не можетъ обойтись безъ совѣта и руководителя. Не умру я спокойно, пока ты не дашь мнѣ слова, что заступишь ему мѣсто отца и будешь охранять его отъ всякаго зла, какъ второй отецъ.

— Даю слово, что не оставлю твоего сына и буду служить ему вѣрою и правдою, какъ служилъ тебѣ, хотя бы мнѣ это стоило жизни, — такъ отвѣчалъ вѣрный Иванъ.

На это царь сказалъ:

— Теперь я умру спокойно.

Чрезъ нѣсколько минутъ царь опять сказалъ:

— Послѣ смерти моей ты долженъ показать сыну моему весь дворецъ, всѣ комнаты, парадныя залы, кладовыя, подвалы и всѣ сохраняющіяся тамъ сокровища; не показывай ему только одной комнаты, что въ самомъ концѣ корридора. Въ этой комнатѣ запрятанъ портретъ прекрасной дочери царя златыя-маковки. Если сынъ мой увидитъ этотъ портретъ, то въ ту же минуту такъ сильно влюбится въ нее, что зачахнетъ, обезумѣетъ, и многимъ опасностямъ подвергнется ради этой красавицы. Вотъ отъ этого-то несчастья ты и долженъ охранять его.

Вѣрный Иванъ еще разъ поклялся, что будетъ служить своему законному царю вѣрою и правдою; тогда царь успокоился, склонилъ голову на подушку и тихо скончался. Когда стараго царя похоронили, вѣрный Иванъ разсказалъ молодому царевичу, что поклялся его покойному отцу служить ему вѣрою и правдою, и сказалъ:

— И это я непремѣнно исполню, и буду служить тебѣ вѣрою и правдою, какъ служилъ твоему отцу, хотя бы мнѣ это стоило жизни.

Вотъ кончился трауръ; вѣрный Иванъ говоритъ молодому царю:

— Ну, государь, теперь тебѣ пора осматривать свое наслѣдство. Пойдемъ вмѣстѣ; я повожу тебя по всему дворцу родителя твоего.

Такъ обошли они всѣ великолѣпныя комнаты, осмотрѣли всѣ сокровища; одна только комната все оставалась на замкѣ, именно та, гдѣ хранился опасный портретъ. Портретъ этотъ былъ поставленъ какъ-разъ напротивъ двери, такъ что едва отворялась дверь, первый бросался въ глаза портретъ, и до того живо онъ былъ написанъ, что царевна казалась точно живая, и не было на землѣ другой подобной красавицы.

Однако молодой царь замѣтилъ наконецъ, что одна только дверь не отворялась предъ нимъ, и сколько разъ они ни проходили мимо, ни разу не попробовали даже войти туда. Замѣтивъ то, онъ обратился къ вѣрному Ивану съ вопросомъ:

— Отчего же ты не отворяешь и этой двери, какъ отворялъ всѣ другія?

— Государь, — отвѣчалъ вѣрный Иванъ, — тамъ находится нѣчто такое страшное, что наведетъ на тебя страхъ.

Но молодой царь отвѣтилъ на то:

— Я видѣлъ весь дворецъ и хочу непремѣнно видѣть и то, что находится въ этой комнатѣ.

Съ этими словами царь подошелъ къ двери и силою хотѣлъ отворить ее; но вѣрный Иванъ остановилъ его и сказалъ:

— У смертнаго одра твоего покойнаго отца я поклялся, что ты не увидишь того, что находится въ этой комнатѣ, иначе же, какъ тебѣ, такъ и мнѣ приключится великая бѣда.

— Ахъ, нѣтъ! — отвѣтилъ на то молодой царь, — вотъ если мнѣ нельзя войти туда, то заподлинно находится тутъ моя вѣрная пагуба, потому что я не буду имѣть покоя ни днемъ, ни ночью, пока хоть однимъ глазомъ не увижу что тамъ такое. Итакъ узнай же: я съ мѣста не сойду, пока ты не отворишь мнѣ двери.

Видитъ вѣрный Иванъ, что тутъ уже ничѣмъ не поможешь, и потому съ глубокимъ вздохомъ и стѣсненнымъ сердцемъ сталъ подбирать ключъ изъ большой связки. Наконецъ отворилъ онъ дверь и вошелъ первый, въ надеждѣ, что своимъ высокимъ станомъ скроетъ отъ царя пагубный портретъ. Но къ чему это повело? Молодой царь сталъ на цыпочки и посмотрѣлъ черезъ плечо вѣрнаго Ивана, и какъ только взглянулъ онъ на портретъ красавицы-царевны, которая, словно живая, стояла предъ нимъ и блистая золотомъ и дорогими каменьями, такъ сейчасъ и упалъ въ обморокъ.

Поднялъ царя вѣрный Иванъ и на рукахъ своихъ снесъ его на постель.

«Вотъ и приключилась ужь бѣда! — подумалъ онъ въ испугѣ. — Господи, Господи! что изъ этого выйдетъ?»

А между тѣмъ онъ влилъ нѣсколько капель вина въ ротъ молодому царю и тѣмъ подкрѣплялъ его, пока онъ совсѣмъ опомнился; но первое его слово было:

— Ахъ! чей это прекрасный портретъ?

— Это портретъ царевны златыя-маковки.

А царь на то:

— Моя любовь къ ней такъ велика, что еслибы всѣ листья на деревьяхъ имѣли языки, то все же не въ силахъ были бы высказать того, что я чувствую. Жизни своей не пожалѣю, чтобы только достать ее. Ты мой вѣрный Иванъ, стало быть, ты же и помогать долженъ мнѣ достать прекрасную царевну.

Долго думалъ вѣрный Иванъ, какъ бы уладить ему это дѣло. Не легко было добиться, чтобы только посмотрѣть на царевну златыя-маковки. Наконецъ онъ придумалъ средство и говоритъ царю:

— Все вокругъ этой царевны изъ чистаго золота: столы, стулья, стаканы, чашки, посуда и вся хозяйственная утварь. Въ твоей же казнѣ стоятъ пять бочекъ съ чистымъ золотомъ. Повели всѣмъ своимъ ювелирамъ собраться во дворецъ и надѣлать изъ этого золота всевозможныхъ сосудовъ, домашней утвари, разныхъ птицъ, дикихъ и заморскихъ звѣрей — все это мы возьмемъ съ собой и попытаемъ счастья.

Молодой царь созвалъ всѣхъ ювелировъ, а они принялись работать день и ночь, пока всѣ великолѣпныя вещи не были окончены. Когда все было готово, вѣрный Иванъ приказалъ нагрузить ими корабль, самъ переодѣлся купцомъ и царя тоже заставилъ переодѣться купцомъ, чтобы никто не могъ узнать ихъ. Кончивъ всѣ эти приготовленія, они сѣли на корабль и отправились моремъ. Долго плавали они по морю, пока не достигли города, въ которомъ жила прекрасная царевна.

Вѣрный Иванъ сказалъ царю, чтобъ онъ оставался на кораблѣ и ждалъ бы его возвращенія.

— Можетъ случиться, что я приведу съ собою и прекрасную царевну; смотри же, государь, чтобы все было въ порядкѣ; разставь хорошенько всѣ золотыя вещи и убери какъ нельзя лучше весь корабль.

Тутъ онъ завязалъ въ платокъ множество драгоцѣнныхъ вещей, сошелъ на берегъ и прямо направился во дворецъ царевны златыя-маковки. Вошелъ онъ во дворъ и видитъ: у колодезя стоитъ красная дѣвица съ двумя золотыми ведрами, которыми она черпала воду. Набравъ воды, она обернулась, чтобы нести свои ведра, но тутъ увидѣвъ незнакомаго человѣка и спросила у него, что онъ за человѣкъ, и чего ему надо.

— Я купецъ, — отвѣчалъ Иванъ и вмѣстѣ съ тѣмъ открылъ платокъ и показалъ ей драгоцѣнности.

Такъ и вскрикнула отъ восторга красная дѣвица; золотыя ведра очутились на землѣ, а красавица принялась перебирать въ рукахъ одну вещь за другою и, любуясь ими, все приговаривала:

— Ахъ, что за прелесть! надо всѣ эти вещи показать царевнѣ; она у насъ такая охотница до золотыхъ и драгоцѣнныхъ вещей, что все это непремѣнно купитъ у тебя.

Тутъ она взяла Ивана за руку и повела его въ теремъ, потому что она была горничною у царевны. Какъ только взглянула царевна на всѣ эти блестящія вещицы, такъ и воскликнула съ радостью:

— О, какъ хорошо! Это такъ хорошо, такъ хорошо, что я все у тебя закуплю, ничего тебѣ не оставлю.

А вѣрный Иванъ на то сказалъ:

— Вѣдь я только слуга богатѣйшаго купца. Все, что вы видите теперь, ничего не значитъ въ сравненіи съ тѣмъ, что находится у моего хозяина на кораблѣ. Все это только пустяки, но тамъ у него заподлинно чудныя драгоцѣнности, какихъ еще никто не видалъ на свѣтѣ.

Царевна пожелала, чтобы всѣ драгоцѣнности тотчасъ же принесены были къ ней во дворецъ, на что ловкій Иванъ сказалъ:

— Никакъ нельзя этого сдѣлать: много дней надо на то, чтобы перенести всѣ вещи во дворецъ; да и въ вашемъ теремѣ мѣста не хватитъ, чтобъ установить всѣ эти вещи.

Этою помѣхою Иванъ только подстрекнулъ любопытство царевны, такъ что она, наконецъ, сказала:

— Ну, такъ и быть, веди меня на корабль твоего хозяина; я хоту сама видѣть всѣ эти чудесныя сокровища.

Обрадовался Иванъ и повелъ царевну на корабль. Какъ увидѣлъ царь эту неописанную красавицу, такъ сердце у него чуть не выскочило отъ радости: ему показалось, что она еще прекраснѣе, чѣмъ на портретѣ. Онъ самъ встрѣтилъ ее и повелъ на корабль, а Иванъ остался подлѣ кормчаго и приказалъ ему какъ можно скорѣе отчаливать.

— Подымите, — говоритъ онъ, — всѣ паруса и пускай корабль нашъ летитъ по волнамъ какъ птица по небу.

А молодой царь, между тѣмъ, показывалъ царевнѣ всѣ золотые сосуды и каждую вещицу порознь: блюда, чашки, кубки, птицъ и разныхъ заморскихъ звѣрей. Въ этомъ занятіи прошло нѣсколько часовъ. Царевна, отъ радости, что видитъ столько чудесныхъ вещей, и не замѣтила движенія корабля. Налюбовавшись вдоволь на всѣ вещи, царевна поблагодарила прекраснаго купца и вышла на палубу, чтобы отправиться домой; но каково же было ея удивленіе, когда она увидѣла, что корабль летитъ на всѣхъ парусахъ въ открытое море!

— О горе мнѣ! — воскликнула она, — меня обманули, меня похитили! и — увы! — я, дочь царя златыя-маковки, попалась въ руки купцу! Лучше бы мнѣ умереть…

Царь взялъ ее за руку и ласково сказалъ:

— Ты ошибаешься: я не купецъ, а царь, и происхожденіе мое не хуже твоего. А похитилъ я тебя хитростью потому, что влюбился въ тебя до безумія и рѣшился употребить даже хитрость, чтобы завладѣть тобою. Въ первый разъ, какъ я увидѣлъ твой портретъ, я былъ такъ жестоко пораженъ, что упалъ въ обморокъ.

Услыхавъ такія слова, царевна повеселѣла, стала благосклоннѣе къ молодому царю и даже скоро согласилась быть его невѣстою.

А между тѣмъ время мчится, да и корабль летитъ на всѣхъ парусахъ. Далеко отъѣхали они отъ города златыя-маковки, а вѣрный Иванъ сидитъ-себѣ на палубѣ да пѣсенку попѣваетъ; вдругъ видитъ онъ, летятъ три во́рона прямо въ его сторону и садятся на высокую мачту. Вѣрный Иванъ пересталъ пѣть и сталъ прислушиваться къ ихъ разговору: языкъ-то птицъ ему давно былъ знакомъ.

Первый во́ронъ кричитъ:

— Эге! да вотъ онъ, молодой-то царь; вишь, везетъ царевну златыя-маковки въ свое государство.

А второй во́ронъ ему въ отвѣтъ:

— Но все же она еще не въ его рукахъ.

А третій во́ронъ подхватилъ:

— Нѣтъ, видно въ рукахъ ужь у него, коли она сидитъ рядомъ съ нимъ и плыветъ на его кораблѣ.

На что первый во́ронъ опять прокаркалъ:

— Да что пользы-то? Не успѣютъ сойти они на берегъ, какъ на встрѣчу ему примчится рыжій конь; молодой царь не удержится, захочетъ на немъ поѣхать; но какъ только вскочитъ на сѣдло, рыжій конь умчится съ нимъ подъ облака и никогда уже ему не видать своей любезной царевны.

Второй во́ронъ спросилъ:

— Да неужто нѣтъ средства ему спастись?

— Есть, — отвѣчалъ первый, — надо, чтобы кто-нибудь другой мигомъ вскочилъ на коня, выхватилъ пистолетъ, который будетъ торчать изъ кабуры, и разомъ бы застрѣлилъ коня — тогда молодой царь будетъ спасенъ. Но кто это знаетъ? Кто можетъ передать о томъ царю? Впрочемъ, еслибъ кто и зналъ и проболтался бы царю, такъ тотъ сейчасъ же окаменѣетъ отъ пятъ до колѣнъ.

Второй во́ронъ опять каркнулъ:

— А я такъ еще больше вашего знаю: хоть бы и коня убили, а все же молодому царю не сдобровать и не достанется ему прекрасная невѣста. Когда войдутъ они вмѣстѣ во дворецъ, тогда увидятъ, что лежитъ на блюдѣ готовая подвѣнечная рубашка для жениха; рубашка-то словно выткана изъ золота и серебра, а на дѣлѣ-то она вся изъ сѣры и смолы; не успѣетъ царь надѣть на себя эту рубашку, какъ сейчасъ же загорится и сгоритъ онъ до тла.

Тогда спросилъ третій во́ронъ:

— Да неужто средства нѣтъ къ его спасенію?

— Есть-то есть, только одно, да и то претрудное, — прокаркалъ второй во́ронъ, — еслибы кто-нибудь успѣлъ надѣть перчатки и, схвативъ эту рубашку, бросить ее въ огонь, чтобъ она до тла сгорѣла, то молодой царь будетъ спасенъ. Но къ чему это послужитъ? Если кто это и знаетъ, то что въ томъ толку? Кто это знаетъ, да выболтаетъ царю, такъ тотъ превратится въ камень отъ ногъ до пояса.

Тутъ третій во́ронъ прокаркалъ:

— Ну, а вотъ я такъ еще больше вашего знаю. Положимъ даже, что подвѣнечная рубашка сгоритъ до тла, а все же молодому царю не сдобровать и не достанется ему прекрасная царевна: когда, послѣ свадьбы, начнется балъ, и молодая царица пойдетъ танцовать, вдругъ она поблѣднѣетъ и упадетъ за́мертво, и если въ ту же минуту кто-нибудь не подыметъ ее и не выпуститъ изъ ея правой груди трехъ капель крови и не выпьетъ этихъ капель, то она непремѣнно умретъ. Но кто это знаетъ и перескажетъ царю, тотъ будетъ превращенъ въ камень съ ногъ до головы и станетъ каменною статуею.

Накаркавшись вдоволь, во́роны полетѣли въ дальній путь. Вѣрный Иванъ понялъ отъ слова до слова ихъ разговоръ и съ той минуты закручинился и сталъ молчаливъ. Какъ тутъ быть? Утаить отъ своего царя все, что онъ слышалъ, значило сдѣлать его несчастнымъ; ну, а сказать ему, значитъ на вѣки распроститься съ жизнью. Думалъ онъ думалъ, а все же наконецъ не придумалъ лучшаго, какъ спасти своего любимаго царя.

«Нѣтъ, — сказалъ вѣрный Иванъ про-себя, — хоть на вѣрную смерть пойду, а все же спасу своего законнаго царя».

Вотъ присталъ ихъ корабль къ берегу и все сбылось, какъ накаркали во́роны. Не успѣлъ царь ступить на землю, какъ вдругъ прямо къ нему примчался рыжій конь.

— Вотъ и кстати! — закричалъ царь, — этотъ дивный конь мигомъ довезетъ меня до дворца.

И съ этими словами царь хотѣлъ-было прыгнуть на коня, но вѣрный Иванъ предупредилъ его: молодцомъ вскочилъ онъ на коня, выхватилъ изъ кабуры пистолетъ и застрѣлилъ коня.

Другіе царскіе слуги завидовали вѣрному Ивану, зачѣмъ царь къ нему милостивъ, и обрадовавшись этому случаю, стали наговаривать царю:

— Какая неслыханная дерзость! Ну, какъ смѣть убить такого чуднаго коня, на которомъ его величество изволилъ бы доѣхать до дворца!

Но царь прикрикнулъ на нихъ:

— Молчите и не мѣшайте ему! вѣдь это сдѣлалъ мой самый вѣрный Иванъ; вѣрно у него были хорошія причины, коли онъ такъ сдѣлалъ.

Скоро вступили они во дворецъ. Въ парадной залѣ стояло золотое блюдо, а на блюдѣ подвѣнечная рубашка, словно сотканная изъ золота и серебра. Молодой царь хотѣлъ-было взять ее въ руки, но вѣрный Иванъ загородилъ ему дорогу, схватилъ руками въ перчаткахъ красивую рубашку и бросилъ ее въ огонь; тамъ она сгорѣла до тла. Другіе слуги опять стали роптать и наговаривать:

— Смотрите, до чего дошла его дерзость: онъ сжегъ и подвѣнечную рубашку своего царя!

Но молодой царь строго замѣтилъ имъ:

— Видно есть у него на то причины. Не мѣшайте ему: вѣдь это мой вѣрный Иванъ.

Скоро веселымъ пиркомъ отпраздновали и свадебку. Начался балъ и новобрачная царица стала танцовать, а вѣрный Иванъ еще зорче слѣдитъ за нею и глазъ не спускаетъ съ ея лица. Вдругъ царица поблѣднѣла и упала на полъ, какъ мертвая. Въ одно мгновеніе вѣрный Иванъ бросился къ ней, подхватилъ ее на руки и унесъ въ другую комнату; тутъ онъ положилъ ее на земь, сталъ передъ нею на колѣни, выпустилъ три капли крови изъ ея правой груди и выпилъ ихъ — жизнь возвратилась, молодая царица стала дышать и скоро оправилась.

Не могъ понять молодой царь, къ чему это сдѣлалъ его вѣрный Иванъ, и пришелъ въ великую ярость.

— Сейчасъ же бросьте его въ темницу! — закричалъ царь.

На другой день вѣрнаго Ивана судили, приговорили къ смертной казни и повели на висѣлицу.

Вошелъ на висѣлицу вѣрный Иванъ и говоритъ:

— Всякій человѣкъ передъ смертью имѣетъ право еще разъ высказать, что у него на душѣ. Могу ли и я воспользоваться этимъ правомъ?

— Можешь, — отвѣчалъ царь.

Тогда вѣрный Иванъ возвысилъ голосъ и сказалъ:

— Несправедливо я осужденъ на смертную казнь, потому что до конца жизни былъ вѣренъ своему законному царю.

Тутъ онъ разсказалъ, какъ онъ подслушалъ разговоръ во́роновъ и какъ онъ, по необходимости, все это сдѣлалъ, чтобы спасти своего царя.

— О мой вѣрный Иванъ! — тутъ вскричалъ молодой царь, — прости, прости меня! Эй вы, стражи! скорѣе сведите его съ висѣлицы.

Но при послѣднемъ его словѣ вѣрный Иванъ упалъ бездыханный: онъ былъ превращенъ въ каменную статую.

Закручинились молодой царь съ царицею, вздыхаютъ и проливаютъ горькія слезы.

— Такъ вотъ чѣмъ заплатилъ я за такую вѣрную службу! — съ горестью восклицалъ царь.

Каменную статую приказалъ царь перенесть въ свою спальню и поставить у ногъ своей постели.

Всякій разъ, какъ глаза его поднимались на статую, царь рыдалъ и стоналъ, говоря:

— О, когда бы я могъ возвратить тебѣ жизнь, мой вѣрный Иванъ!

Время проходило. Молодая царица родила двухъ сыновей-близнецовъ; дѣти росли не по годамъ, а по часамъ, на утѣху отцу и матери.

Разъ случилось, что царица была въ церкви, а малые царевичи рѣзвились вокругъ отца.

Вдругъ царь посмотрѣлъ на свою дорогую статую, залился слезами и сказалъ:

— О, когда бы я могъ возвратить тебѣ жизнь, мой вѣрный Иванъ!

Не успѣлъ царь произнести этихъ словъ, какъ вдругъ заговорила статуя:

— Да, ты можешь возвратить мнѣ жизнь, если только рѣшишься пожертвовать тѣмъ, что тебѣ дороже всего на свѣтѣ.

— Ничего на свѣтѣ не пожалѣю для тебя! — съ радостью откликнулся царь, — всѣмъ пожертвую, скажи только!

— Если ты собственною рукою отрубишь головы своимъ дѣтямъ и помажешь меня ихъ кровью, то я оживу.

Содрогнулся царь, узнавъ, что онъ собственноручно долженъ отрубить головы своимъ прекраснымъ сыновьямъ; однако вспомнилъ онъ безпримѣрное самоотверженіе своего вѣрнаго Ивана, который жизнь свою положилъ за него; вспомнилъ онъ, какою неблагодарностью заплатилъ онъ ему за то, и обнажилъ свою шпагу и собственноручно отрубилъ прекрасныя головки своихъ сыновей. Едва только помазалъ онъ каменную статую кровью своихъ дѣтей, въ тотъ же мигъ она ожила и вѣрный Иванъ предсталъ предъ нимъ здравъ и невредимъ.

— Твое великодушіе и самоотверженіе не останутся безъ награды, — сказалъ царю вѣрный Иванъ.

Съ этими словами онъ взялъ головы дѣтей, приставилъ ихъ къ туловищу, смазалъ рану ихъ же кровью — и въ ту же минуту мальчики ожили, запрыгали и зарѣзвились, какъ-будто ни въ чемъ не бывало.

Царь былъ внѣ себя отъ радости, и когда услышалъ, что царица возвратилась изъ церкви, онъ спряталъ вѣрнаго Ивана съ сыновьями въ большой шкапъ, и когда вошла царица, онъ спросилъ:

— Хорошо ли ты помолилась Богу?

— Молилась, — отвѣчала она, — но мысли мои постоянно были заняты нашимъ вѣрнымъ Иваномъ. Бѣдняжка, какъ онъ пострадалъ изъ-за насъ!

А царь на то сказалъ:

— Милая жена, отъ насъ зависитъ возвратить ему жизнь, но для этого мы должны пожертвовать жизнью нашихъ милыхъ дѣтей.

Царица поблѣднѣла и содрогнулась отъ ужаса, однако отвѣчала на то:

— Мы должны вознаградить его за безпримѣрную вѣрность.

Обрадовался царь, что его милая жена согласна съ нимъ въ мысляхъ, поспѣшно отворилъ шкапъ и вывелъ оттуда обоихъ сыновей и вѣрнаго Ивана, говоря съ великою радостью:

— Хвала Всевышнему! вѣрный Иванъ спасенъ и наши сыновья съ нами!

Тутъ онъ разсказалъ царицѣ все по порядку какъ было.

Съ-тѣхъ-поръ всѣ они не разставались и стали жить да поживать въ полномъ благополучіи до самой смерти.