Перейти к содержанию

Волшебныя очки (Сарразен; Магазинер)/ВЕ 1818 (ДО)

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Волшебныя очки
авторъ Адриан Сарразен, пер. Марк Яковлевич Магазинер
Оригинал: французскій, опубл.: 1818. — Источникъ: az.lib.ru

Волшебныя очки.
Сказка (*).
(*) Изъ новой книги: Der Freund der guten Laune und Scherzes.

Десять лѣтъ уже царствовалъ Ахметъ надъ пространнѣйшимъ государствомъ Пилу-луннымъ. Отличаясь рѣдкими качествами — мужествомъ, добротою сердца — онъ имѣлъ также и многіе пороки. Предразсудки господствовали надъ нимъ неограниченно: онъ былъ слѣпъ для любимцевъ своихъ и страшно ненавидѣлъ тѣхъ, коихъ любить не могъ; но ея любовь и сія ненависть нерѣдко зависѣли отъ одного расположенія духа. Ему также весьма нравилось ласкательство: онъ вѣрилъ безизъятія всѣмъ похваламъ, какими только придворные желали обратить на себя благосклонной взоръ его; вѣрилъ ласкамъ прекрасныхъ женъ, которыми сераль его была наполнена. — Самолюбіе всегда бываетъ легкомысленно: оно охотно вѣрятъ откровенности тѣхъ, которые болѣе льстятъ ему.

Сколько Ахметъ съ одной стороны былъ доволенъ, когда курился предъ нимъ ѳиміамъ лести, столько съ другой не могъ терпѣть противурѣчія. Всякая истина, противная склонностямъ его тли желаніямъ, казалась ему жестокою, обидною, и Султанъ тотчасъ отвергалъ ее какъ ложь самую очевидную. Впрочемъ былъ онъ страненъ, какъ всѣ подобные ему Султаны, или лучше сказать какъ … всѣ люди. Ахметъ не слушался никакихъ другихъ совѣтовъ, кромѣ согласныхъ съ прихотями его или склонностями. Изъ сего видно, какъ легко было обманывать его тѣмъ людямъ, которые принимали на себя трудъ сей, a при дворахъ государей всегда находятся люди, которымъ такой трудъ нестрашенъ.

Доброй Ахметъ имѣлъ y себя Визиремъ Рустана, служвшаго ему со времени вступленія его на престолъ. Рустанъ одаренъ былъ внушающей почтеніе наружностію: длинная борода, лѣтами убѣленная, придавала лицу его видъ строгой и суровой. Имѣя глубокія познанія въ дѣлахъ государственныхъ великую опытность и семдесятъ лѣтъ, Рустанъ почиталъ себя въ правѣ говорить всѣ; и потому, когда Султану приходило въ голову какое-нибудь безразсудное предприятіе, Визирь тотчасъ представлялъ ему всю нелѣпость онаго; когда Ахметъ дѣлалъ чрезмѣрныя издержки, Рустанъ замѣчалъ ему о разстроенныхъ финансахъ; словомъ, Визирь весьма часто противурѣчилъ Султану, великому охотнику проказничать. Можетъ бытъ и многіе люди были бы подвержены той же привычкѣ, когдабъ они находились въ положеніи Султана Ахмета, то есть когдабъ владычествовали надъ столь пространнымъ Государствомъ, каково было нѣкогда Полу-лунное.

У Султана былъ одинъ молодой любимецъ и одна любимая Султанша, которые, самовластно владѣя умомъ и сердцемъ Ахмета, на самое правленіе имѣли болѣе, чѣмъ Визирь, вліянія. Въ важнѣйшихъ дѣлахъ Ахметъ единственно прибѣгалъ къ совѣтамъ любезнаго Нейсура и прекрасной Фатмы, и никогда ничего не предпринималъ безъ ихъ согласія. Любимецъ осыпанъ былъ сокровищами, ежедневно похищалъ новые драгоцѣнные подарки, распоряжалъ всѣми почетными мѣстами государства, чиновниками сераля и всею военною силою. Ахметъ ни въ чемъ ему непротивурѣчилъ. «Нейсуръ меня столько любитъ!» такъ думалъ Султанъ: «могуль ему въ чемъ-либо отказывать, ему которой единственно печется о средствахъ возвысить честь мою и распространить мою славу?»

То же самое думалъ онъ о Фатмѣ, и предавался всѣмъ удовольствіямъ, которыя творческимъ ея воображеніемъ были для него изобрѣтаемы; онъ охотно согласился бы истощить цѣлое государство и всѣхъ своихъ подданныхъ, лишь бы только удовлетворить безпрестанно возобновляющіяся прихоти любезной своей Султанши. «Моя прекрасная Фатма» говорилъ онъ «столько меня любитъ! могуль ей въ чемъ-либо откaзывaть? отказывать той, которая единственно старается возвысить честь мою и разпространить славу моего имени?» И Султанша чувствовала, какъ и прочіе люди, необходимость видѣть себя любимою.

Очень понятно, что Ахметъ, при такихъ свойствахъ и привычкахъ, рѣдки могъ быть въ добромъ согласіи съ Великимъ Визиремъ своимъ, Рустаномъ. Часто случались между ими распри. Султанъ обыкновенно горячился; но Визирь, непереступая границы должно къ государю своему почтенія, говорилъ ему истину хладнокровно, съ непоколебимостію духа, свойственною правдѣ и разуму. Ахметъ, очарованный Султаншею и любимцемъ, взиралъ на Рустана какъ на человѣка суроваго, строгаго, жестокаго. Ему казалось единственно, что Рустанъ завидуетъ невиннымъ удовольствіямъ, умѣреннымъ желаніямъ его и склонностямъ, и онъ съ нѣкотораго времени смотрѣлъ на старика съ отвращеніемъ; оставилъ при немъ званіе Визиря, единственнаго уважая прежнюю вѣрную службу его, но съ нетерпѣніемъ ожидалъ удобнаго случая избавиться отъ несноснаго Рустана и поручишь мѣсто его любимцу своему Нейсуру.

Однажды ночью при свѣтѣ лампады лежалъ Ахметъ подлѣ прекрасной своей Фатмы, предавшейся спокойной дремотѣ. Онъ смотрѣлъ на нее очами, исполненными любви и радости. «Какъ она прекрасна!» говорилъ онъ въ мысляхъ своихъ: «въ Магометовомъ раю нѣтъ ни одной Гуріи, которая могла бы сравниться съ Фатмою! Сіи розы на щекахъ, сіи пурпуровыя уста, сей алебастръ шея! И Рустанъ можетъ еще требовать, чтобъ я въ чемъ-либо отказалъ сему небесному творенію! О, если бы въ одномъ алмазѣ обладалъ я всѣми сокровищами свѣта, чтобы въ одно мгновеніе возмогъ содѣлать ее владычицею всего драгоцѣннѣйшаго въ мірѣ! Етотъ Рустанъ показываетъ, что меня любитъ, и при всемъ томъ ненавидитъ все мною любимое! безпрестанно порицаетъ Фатму и Нейсура! Для чего старается убѣдить меня въ невѣрности ихъ ко мнѣ, если не для того чтобы одному овладѣть моею довѣренностію и играть моею властію? Великій Султанъ! такъ говорилъ онъ мнѣ еще вчера; о, какъ ты ослѣпленъ! Да низпошлетъ тебѣ Пророкъ очи, посредствомъ которыхъ ты могъ бы читать въ сердцахъ людей, тебя окружающихъ. Ахъ, если бы могъ я достать сія рѣдкія, драгоцѣнныя очки, сколько любви узрѣлъ бы я въ сердцѣ моей Фатмы! Въ сію самую минуту она обо мнѣ мечтаетъ, меня одного видитъ во снѣ, равно какъ о мнѣ одномъ на яву думаетъ, Такъ! она сама часто меня въ томъ увѣряла, и могу ли не повѣрить словамъ ея! Еслибъ я могъ найти такія очки; какихъ мнѣ Рустанъ желаетъ; я былъ бы счастливѣйшій всѣхъ смертныхъ! Новая увѣренность въ моемъ счастіи, удвоила бы мое блаженство. Такъ, я хочу, я долженъ приобрѣсти сіе дивное орудіе; не пощажу никакихъ сокровищъ, пожертвую всѣмъ, лишь бы только… тогда упрямый Рустанъ пусть мучится стыдомъ и раскаяніемъ!» Ахметъ бросилъ еще одинъ сердечный взглядъ на прекрасную Фатму, заснулъ, и чудесныя очи представлялись ему въ сновидѣніи.

Въ то самое время жилъ въ Константинополѣ одинъ Аравитянинъ и славной Математикъ, достигшій Алгебраическими познаніями своими до высоты Астрологіи: онъ предсказывалъ будущее. Не одни только простолюдины, но даже просвѣщеннѣйшіе Иманы того времени во глубинѣ души своей иногда признавали его мудрѣйшимъ самаго Магомета. На другой же день приказалъ Ахметъ призвать къ себѣ сего славнаго мужа. — «Мудрый Ецраимъ!» сказалъ ему Султанъ: «слава о твоей мудрости коснулась и моего слуха. Всѣ говорятъ, что тебѣ свѣдомы дивныя тайны, и ничто на земли отъ прозорливости твоей не сокрыто. Требую отъ тебя важнѣйшей услуги.» Ецраимъ, поклонившись Султану, отвѣчалъ: — Повели, Государь! Ты зришь у ногъ своихъ вѣрнѣйшаго и усерднѣйшаго изъ рабовъ. — «Я желаю имѣть такія очки, посредствомъ которыхъ могъ бы проникать въ сокровеннѣйшіе изгибы человѣческаго сердца. Повѣдай мнѣ, можешь ли сдѣлать столь чудесное орудіе?» — Великій Султанъ! отвѣчалъ Ецраимъ: завтра будетъ оно въ рукахъ твоихъ. Приготовленіе такихъ очковъ для меня трудъ ничтожный въ сравненіи съ тѣми дѣйствіями, посредствомъ коихъ могу читать въ книгѣ судебъ сверхъестественныя тайны. — Изъ сего видно, что ученые современники Ахметовы были неслишкомъ скромны.

На другой же день Ецраимъ исполнилъ свое обѣщаніе. Волшебныя очки принесены были Султану въ то время, когда онъ сидѣлъ въ тронной залѣ, окруженный всѣмъ придворнымъ штатомъ. Ахметъ незамедлилъ испытать ихъ силу, посмотрѣлъ сквозь нихъ на толпу царедворцевъ, съ поникшимъ челомъ вередъ нимъ стоявшихъ — посмотрѣлъ и содрогнулся. «Прочь! съ глазъ моихъ долой, нечестивцы!» воскликнулъ онъ грозно: «одинъ взглядъ вашъ меня ужасаетъ.»

Удивленные, изумленные придворные съ трепетомъ приближаются къ Султану. Что съ тобою? Государь? всѣ вопрошаютъ: откуда гнѣвъ сей? Мы вѣрнѣйшіе рабы твои…-- «Вѣрнѣйшіе!» прервалъ Ахметъ: «Великій Боже! вы мнѣ вѣрны? Я читаю въ сердцахъ вашихъ одну зависть, алчность, ненависть и измѣну! Прочь, прочь отъ лица моего!» — При сихъ словахъ Султанъ обнажилъ мечъ свой, бросился на нихъ, и въ изступленіи своемъ конечно всѣхъ изрубилъ бы, еслибъ они поспѣшно не разбѣжались.

Султанъ, оставшись наединѣ, говорилъ самъ къ себѣ: "И ето люди, которые столь часто увѣряли меня въ любви своей и преданности! Какъ могъ я самыхъ развращеннѣйшихъ между моими подданными избрать въ придворные! какъ могъ окружить себя ими! Я живу посреди жесточайшихъ враговъ моихъ, и только то спасаетъ меня отъ ярости ихъ, что они взаимно другъ друга ненавидятъ и не дерзаютъ противу меня соединиться! Корыстолюбивые ищутъ способовъ отнять послѣднее y меня и моихъ подданныхъ, и я могъ симъ льстецамъ вѣрить! Благодареніе Богу! Съ сего времени не позволю никому играть моею довѣренностію. Съ помощію сихъ чудесныхъ очковъ могу теперь знать, кто истинно любитъ меня, и кто ненавидитъ. Теперь неимѣю болѣе надобности полагаться на слова, когда могу видѣть все, что происходитъ въ сердцѣ. Одинъ Нейсуръ, безъ сомнѣнія, искренно мнѣ преданъ. Чистота сердца его подобна безоблачному небу, и уста его никогда еще непроизносили неправды. Надъ нимъ теперь же испытаю силу чудесныхъ очковъ моихъ, не для того чтобы удостовѣриться въ непорочности души его — она мнѣ извѣстна — a единственно, чтобы утѣшиться образомъ добродѣтели, и чтобы дружбою его вознаградить себя за огорченія, причиненныя мнѣ первымъ опытомъ. И Ахметъ повелѣваетъ призвать къ себѣ Нейсура. Временьщикъ является. «Спѣши любезной Нейсуръ!» — воскликнулъ Султанъ; «спѣши въ мои объятія! Теперь я узналъ своихъ царедворцевъ! Какія чудовища меня окружали! Я изгналъ всѣхъ, и отнынѣ будутъ мнѣ служить одни только честные люди.» — О, сколь я удивляюсь проницательности разума твоего и глубинѣ премудрости! — отвѣчаетъ любимецъ: наконецъ сорвалъ ты личину съ сихъ лжецовъ и обманьщиковъ! Такъ, Государь, они были жесточайшіе враги твои. Я давно уже видѣлъ подлость ихъ; но ты охотно слушалъ ихъ ласкательства, и неограниченное мое усердіе оставалось безмолвнымъ. Благодушіе Ахмета непредполагаетъ ни въ комъ злобы, думалъ я; но рано, или поздно истина должна открыться. Государь! приверженность Нейсура, любовь его и преданность къ тебѣ пребудутъ во вѣки безпредѣльны! — «Молчи обманьщикъ!» — прервалъ его Султанъ, смотрѣвшій въ очки на любимца; «Молчи и не обвиняй тѣхъ, которыхъ ты превосходилъ въ лукавствѣ. Несчастный! въ сію минуту я читаю въ сердцѣ твоемъ, и вижу одно коварное притворство. Ты ненавидишь меня, злодѣй! Падая къ ногамъ моимъ, ты готовъ лишить меня жизни. О я злополучный, всѣми ненавидимый!» Нейсуръ снова бросился къ ногамъ Султана, увѣрялъ его священнѣйшими клятвами въ приверженности, въ пламенномъ усердіи къ службѣ и ко благу твоего Монарха. «Нѣтъ!» — воскликнулъ Султанъ, «ничто непоколеблетъ моей увѣренности. Недостойный! обольстительныя, коварныя слова твои безсильны предъ дивными очками, предъ твореніемъ мудраго Ецраима. Посредствомъ ихъ проницаю твои свойства.» — Какъ, Государь! — возразилъ Нейсуръ: — къ волшебнику Ецраиму возымѣлъ ты довѣренность? Повели рабу своему сказать послѣднее слово; остерегись, Государь! очки сего стараго обаятеля лживы; ты читаешь измѣну и обманъ въ томъ сердцѣ, гдѣ обитаютъ искренность и вѣрность. О, еслибъ въ сію минуту возмогъ я жизнь мою, послѣднюю цаплю крови тебѣ, Государь, принести въ жертву; съ какою радостію исполнилъ бы сіе, лишь бы только увѣрить тебя, что волшебникъ обманулъ тебя своими очками! — «Довольно!» сказалъ Султанъ: «лицемѣрство твое обнаружилось. Я знаю, что ты ниже однимъ волосомъ головы своей для меня не пожертвуешь.»

Нейсуръ удалился, a несчастной Ахметъ направилъ стопы свои въ комнату Султанши. «Боже мой!» говорилъ онъ: «по крайней мѣрѣ дай мнѣ найти хоть одно вѣрное мнѣ сердце. Такъ! въ одномъ только сердцѣ Фатмы обрѣту любовь безпритворную.» Султааша покоилась на великолѣпномъ диванѣ. Увидѣвши входящаго Ахмета, она встала, подбѣжала къ нему съ улыбкою любви, со взоромъ радости, пламенныхъ желаній и сладострастія; но какъ изумилась она, когда Султанъ остановилъ ее суровымъ и презрительнымъ взглядомъ. Онъ читалъ въ душѣ Фатмы жесткія истины: отвращеніе, ненависть, вѣроломство и несчастной не могъ болѣе удержаться; отчаяніе совершенно овладѣло надъ; въ бѣшенствѣ своемъ ломалъ онъ и билъ въ дребезги все, что только въ руки ему попадалось, и крупныя слезы катились по пылавшимъ отъ гнѣва его ланитамъ. Ахметъ горѣлъ желаніемъ отмстить за себя отмстить явно и жестоко. Наконецъ бросается на диванъ, держа волшебныя очки въ рукахъ и смотритъ на Фатму, лежащую у ногъ его, опускаетъ глаза и горько рыдаетъ. "Возможно ли, « сказалъ онъ наконецъ, „возможно ли съ такими прелестями соединить столько вѣроломства? Фатма! и ты могла такъ въ любви лицемѣрить? Ахъ! я обожалъ тебя неблагодарную; я готовъ былъ весь міръ къ ногамъ твоимъ повергнутъ! и ты могла меня столько обманывать?“ — Въ какомъ несчастномъ расположеніи духа вижу тебя? сказала Фатма со смѣхомъ и такъ, ты ревнивъ? Кто, скажи, кто поселилъ бъ душѣ твоей такія подозрѣнія? Я было подумала, что великое несчастіе постигло любезнаго моего Ахмета, ужаснулась, и готова была раздѣлитъ съ тобою горесть; вмѣсто того вижу одну ревность. Ето чрезвычайно смѣшно! — „Какъ! и ты можешь еще ругаться моею горестію, несчастная! ты смѣешься, хочешь отыгрываться шутками; когда молнія мщенія сверкаетъ надъ твоей головою!“ Молнія? О, я нестрашусь ее; небо опять скоро прояснится. Скажи, Государь? чѣмъ я провинилась?» — прибавила Фантма, обнимая Султана руками бѣлоснѣжными: — скажи, что я сдѣлала? чѣмъ заслужила гнѣвъ твой? — «И ты еще спрашиваешь?» отвѣчалъ Ахметъ: «когда ты осыпаешь меня нѣжностями, когда называешь меня сладчайшими именами, въ самое то время ненависть и вѣроломство таится въ душѣ твоей.» — Ненависть? — подхватила Фатма: — такъ, ненависть, ты совершенно правъ! Довольно примѣровъ ненависти я показала еще вчера, еще сего дня! Ахметъ! Ты совершенно правъ; я тебя всею душею ненавижу! — Сіи слова сопровождаемы были такимъ естественнымъ, краснорѣчивымъ изъявленіемъ чувства, что доброй Ахметъ не могъ болѣе удержаться; онъ вскликнулъ: «Какъ! уже ли ты меня необманываешь? О, еслибъ ето дѣйствительно такъ было!» — И ты можешь думать, что я тебя обманываю! и ты могъ етому повѣрить, мой Ахметъ? — и Фатма прижала его къ сильно біющемуся сердцу, и слеза изъ большаго небесно-голубаго глаза ея упала на щеку добраго Султана. «Великій Боже!» воскликнулъ онъ, будучи внѣ себя: «что, если Нейсуръ говорилъ правду! что, если дѣйствительно магикъ обманулъ меня! что, если сіи очки лживы!» — Какія очки? — спрашиваетъ Султнша: какое вліяніе могутъ имѣть очки на любовь мою къ тебѣ? — Султанъ объявилъ прекрасной Фатмѣ о качествѣ своего талисмана, и какимъ образомъ приобрѣлъ его.

Фатма залилась слезами. — Жесткой! — сказала она, теперь только постигаю все мое несчастіе! Ты болѣе довѣряешь словамъ стараго обманщика, нежели слезамъ моимъ нежели моей къ тебѣ нѣжности! Ето ли награда за любовь мою? Для чего пощадилъ ты меня во гнѣвѣ твоемъ? почто не лишилъ меня жизни, которую подозрѣнія твои навѣки отравляютъ? — Такъ говорила Фатма, жестокою горестію поверженная къ ногамъ Султана. Бѣдной Ахметъ бросается къ ней, старается слезами своими привести ее въ память. Наконецъ Фатма опомнилась, и добрый Султанъ утѣшаетъ ее, клянется въ вѣчной любви, и уже не знаетъ, довѣрять ли болѣе очкамъ своимъ.

Фатма умѣла пользоваться минутою. Она увѣрила Султана, что очки сдѣланы Ецраимомъ по умыслу Визиря, и предложила способъ совершенно въ томъ удостовѣриться. — Ты знаешь, — говорила Фатма, — сколько гордой Рустамъ тебя ненавидитъ, какъ онъ завидуетъ благополучію твоему: испытай его, какъ испытывалъ меня, и Нейсуpa, и я увѣрена, что ты въ душѣ его найдешь совсѣмъ противное, и найдешь только то, чего онъ желаетъ. — Султанъ съ радостію принялъ сіе коварное предложеніе, обнялъ свою прекрасную Фатму и немедленно пошелъ въ ту часть дворцоваго сада, гдѣ надѣялся встрѣтиться съ Рустаномъ. Визирь по обыкновенію своему началъ говорить съ важнымъ видомъ о дѣлахъ государственныхъ и о личныхъ выгодахъ Султана. Ахметъ, надѣвъ очки, съ наружнымъ спокойствіемъ слушалъ его, читая между тѣмъ въ строгомъ его сердцѣ. Но кто опишетъ удивленіе Ахмета, увидѣвшаго въ Рустанѣ одно рвеніе къ пользѣ Государя и отечества, истинную приверженность и непоколебимую вѣрность. «Нѣтъ!» воскликнулъ онъ: «несомнѣваюсь болѣе въ справедливости Фатмы и въ лживости очковъ моихъ. Онѣ даютъ мнѣ видѣть обманы и вѣроломство въ тѣхъ, которыхъ люблю болѣе всего на свѣтѣ, и напротивъ показываютъ мнѣ любовь и приверженность въ томъ; которой менѣе всѣхъ подданыыхъ моихъ ко мнѣ приверженъ. Какъ легко могъ бы я ошибиться, еслибъ Фатма неоткрыла мнѣ глазъ. Теперь надѣюсь, что спокойствіе опять водворится въ душѣ моей: а ты, несчастной магикъ, дорого мнѣ за обманъ твой заплатишь.» — Такъ говорилъ Ахметъ, ломая очки свои. Онъ выгналъ отъ себя Визиря, и тотчасъ приказалъ схватить обманьщика Ецраима, о которомъ однакожъ донесли ему скоро, что въ Константинополѣ его неотыскали. Мудрый Старецъ, приготовляя для Султана очки, уже предвидѣлъ, какія послѣдствія произойдутъ въ серали, и призналъ за полезное удалиться изъ города. Сіе служило Ахмету подтвержденіемъ, что Ецраимъ былъ всему виною. Нейсура призвали опять ко двору, и Султанъ осыпалъ его драгоцѣнными дарами; новыми знаками дружбы, a Визирь признанъ участникомъ въ колдовствѣ Ецраима. Рустана бросили въ темницу, и осудили на вѣчное заточеніе; имѣніе его взято въ казну Султанскую. Но въ скоромъ времени и Рустанъ исчезъ, подобно Ецраиму, и преслѣдовавшіе его возвратились безъ успѣха.

Между тѣмъ распространялись въ государствѣ глухіе, смутные слухи. Нѣкоторые за тайну разсказывали, что Ахметъ потерялъ умъ и долженъ скоро лишиться престола, другіе говорили, явно, что Ахметъ недостоинъ болѣе управлять государствомъ, и что должно избрать наслѣдника престола. Народъ былъ въ движеніи, безпокойство увеличивалось; возникшіе мятежи со дня на день распространялись и наконецъ достигли самой столицы. Нѣкоторые изъ янычаръ подняли оружіе и обложили сераль. Со всѣхъ сторонъ раздавались клики: низвергнемъ Ахмета! — Нейсуръ! Нейсуръ да будетъ повелителемъ нашимъ! — И вотъ самъ Нейсуръ, душа войска, предводительствуетъ янычарами, которыхъ онъ блестящими обѣщаніями успѣлъ склонить на свою сторону. Ахметъ, узнавъ о семъ, спѣшилъ вооружить слугъ сераля; но одна частъ евнуховъ сильно противилась поднять оружіе противъ Нейсура, любовника Фатмы, a другая подкупленная Фатмою, искала случая доставить ей голову Султана. Ахметъ съ горстію своихъ вѣрныхъ мужественно защищался противъ многочисленныхъ мятежниковъ; но сила одолѣвала, и уже близокъ былъ часъ рѣшительный. Возмущеніе свирѣпствовало внутри и внѣ сераля, какъ вдругъ появилось другое отдѣленіе янычаръ. Оставшіеся вѣрными Султаву отчаянно ударили на измѣнниковъ, искавшихъ головы Ахметовой. Сраженіе было жестокое; стѣны сераля орошались кровію обѣихъ сторонъ, оспоривавшихъ поперемѣнно входъ въ оной. Наконецъ добродѣтель восторжествовала: вѣроломный Нейсуръ палъ обагренный своею кровью, a бунтовщики обращены въ бѣгство. Рустанъ, великодушной, храброй Рустанъ, давно уже предвидѣвшій возмутительной умыселъ Нейсура, вступаетъ побѣдоносно въ сераль съ войскомъ, которое собралъ для защиты законнаго Государя. Мятежники, увидѣвъ Рустана посреди войска, бросили оружіе и разбѣжались во всѣ стороны: такимъ образомъ Султанъ былъ отъ враговъ своихъ. Скоро послѣ того спокойствіе и тишина повсюду водворились, a Фатма, вѣроломная Фатма, заплатила головою своею за гнусную измѣну.

Кто можетъ изъяснить удивленіе и благодарность Ахмета, увидѣвшаго, что Визирь, котораго онъ изгналъ и осудилъ на вѣчное заключеніе, былъ единственнымъ его спасителемъ? Одному Рустану Султавъ одолженъ былъ и жизнію своею и престоломъ. — «Мудрый Рустанъ!» сказалъ Ахметъ, сильно растроганный: «скажи, чѣмъ достойно воздать могу за столь великую твою услугу? О какъ былъ я несчастливъ, отвергая мудрые твоя совѣты, отдаваясь во власть моихъ жесточайшихъ враговъ, и всею душею ненавидя тебя, единственнаго, вѣрнѣйшаго моего доброхота! Рустанъ! Рустанъ! оставайся другомъ моимъ и говори мнѣ всегда правду!»

Нѣсколько дней послѣ сего происшествія доброй Ахметъ прогуливался съ великодушнымъ Визиремъ своимъ, котораго онъ отъ себя уже неотпускалъ болѣе. «Что сдѣлалось съ мудрымъ Ецраимомъ?» спросилъ его Султанъ. — Онъ умеръ, Государь! — «Умеръ? Душевно жалѣю объ немъ! Его мудрость доставила мнѣ драгоцѣннѣйшее сокровище, но я неумѣлъ употребить его въ пользу, я уничтожилъ его собственными руками. Невозвратная потеря!» — Государь! — возразилъ Рустанъ — не печалься. Опытъ показалъ тебѣ, что ты уничтожилъ вещь безполезную. Самыя лучшія очки безполезны тому, кто глядитъ въ нихъ сквозь страстьи: но кто смотритъ глазами разсудка, тотъ не имѣетъ надобности ни въ какихъ очкахъ на свѣтѣ[1]

М. Мгзиръ.

Лубны.

3 Іюля 1818 года.


[Сарразен А.] Волшебныя очки: Сказка: Из новой книги: Der Freund der guten Laune und Scherzes / [Пер.] М.Мгзнр [Магазинер] посвящает перевод Алксндрне [Александрине] // Вестн. Европы. — 1818. — Ч. 100, N 15/16. — С. 161-178.



  1. Переводчикъ, поднося слабый трудъ свой милой, доброй Алксндрнѣ, остается въ недоумѣніи: желать ли ему волшебныхъ очковъ или же послѣдовать совѣту мудраго Рустана….