Восемьдесят тысяч вёрст под водой (Жюль Верн; Вовчок)/Часть первая/Глава XV/ДО

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
[113]
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ.
ПИСЬМЕННОЕ ПРИГЛАШЕНІЕ.

На другой день, 9 ноября, я проснулся послѣ глубокаго двѣнадцати-часоваго сна. Консейль, по своему обыкновенію, пришелъ узнать, „какъ его честь провела ночь“ и предложить услуги.

— А что Недъ? спросилъ я.

— Спитъ еще, отвѣчалъ Консейль.

Я не мѣшалъ парню болтать, но самому мнѣ было не до разговоровъ.

Меня озабочивало долгое отсутствіе капитана Немо.

— Надѣюсь, однако, что онъ явится сегодня! думалъ я. Надѣюсь! [114] 

Я надѣлъ свое виссоновое платье, на которое Консейль тотчасъ же сдѣлалъ нѣсколько критическихъ замѣчаній.

— Изъ чего это сдѣлано, съ позволенія ихъ чести? спросилъ онъ.

— Оно сдѣлано изъ лоснящихся, шелковистыхъ волоконъ которыми присасываются къ утесамъ перистки, родъ раковинъ, попадающихся во множествѣ у береговъ Средиземнаго моря.

Въ старыя времена изъ нихъ выдѣлывали прекрасныя ткани, чулки, перчатки, потому что онѣ очень мягки и теплы. Экипажъ „Наутилуса“, значитъ, не очень тратился на одежду; ему не надобны были ни хлопчатники, ни овцы, ни шелковичные черви.

Я одѣлся и тотчасъ же отправился въ большую залу. Она была пуста.

Я занялся изученіемъ конхіологическихъ сокровищъ, наваленныхъ подъ стеклами, рылся въ огромномъ гербаріумѣ, наполненномъ самыми рѣдкими морскими растеніями, хотя сухими, но совершенно сохранившими свой цвѣтъ.

Между этими драгоцѣнными водорослями, я замѣтилъ лучицу (caulerpus), падину (padina), мутовку (verticillus), кустъ красивый (callitamnion), нѣжный корсиканскій морской мохъ (ceranium) алаго цвѣта, уксичникъ (acetabularia), который очень долго причисляли къ животнорастеніямъ, — однимъ словомъ, превосходнѣйшіе образчики всевозможныхъ водорослей.

День прошелъ, а капитанъ Немо не удостоилъ меня своимъ посѣщеніемъ. Филенки залы не отворялись.

Кажется, здѣсь строго придерживались пословицы: хорошенькаго понемножку, чтобъ жирно не было!

Направленіе „Наутилуса“ не измѣнялось; онъ шелъ со скоростью двѣнадцати миль, на глубинѣ отъ пятидесяти до шестидесяти метровъ.

На другой день, 10 ноября, насъ тоже не почтили посѣщеніемъ. Недъ и Консейль почти все время пробыли со мной. Они очень удивлялись отсутствію капитана.

— Болѣнъ онъ, что-ли? говорилъ Недъ Лендъ. Или, можетъ, онъ что на насъ замышляетъ? Можетъ, хочетъ насъ крѣпко приструнить?

Мы, однако, пользовались свободою; насъ прекрасно и изобильно кормили. Хозяинъ, значитъ, держался уговора. [115] 

Съ этого дня я началъ вести дневникъ моихъ приключеній. Я писалъ на бумагѣ, фабрикованной изъ взморника.

11-го ноября, рано утромъ, по „Наутилусу“ распространился свѣжій воздухъ и я догадался, что мы выплыли на поверхность океана, чтобы возобновить запасъ кислорода.

Я отправился на платформу.

Было шесть часовъ. Погода стояла пасмурная, море было сѣрое, но спокойное и слегка только зыбилось.

— Придетъ ли сюда капитанъ Немо? думалъ я.

Я не увидалъ никого, кромѣ рулеваго въ стеклянной клѣткѣ.

Усѣвшись на выпуклости, образуемой корпусомъ шлюпки, я съ удовольствіемъ вдыхалъ соляныя испаренія.

Мало-по-малу туманъ разсѣялся отъ дѣйствія солнечныхъ лучей. Лучезарное свѣтило взошло. Море вспыхнуло, какъ зажженный порохъ.

Разбросанныя облака окрасились яркими цвѣтами съ великолѣпнымъ оттѣнкомъ; многочисленные „кошачьи языки“ [1] предвѣщали вѣтеръ на цѣлый день.

Но что значитъ вѣтеръ для „Наутилуса“, который не боялся бурь?

Я еще любовался этимъ веселымъ, животворнымъ восходомъ солнца, когда услыхалъ, что кто-то входитъ на платформу.

Я уже приготовился раскланяться съ капитаномъ Немо, но это былъ его лейтенантъ, котораго я видѣлъ въ первое наше свиданіе.

Онъ взошелъ на платформу, и, казалось не примѣтилъ меня. Приложивъ къ глазамъ сильную подзорную трубку, онъ очень внимательно изслѣдовалъ всѣ точки горизонта.

Окончивъ свои наблюденія, онъ приблизился къ филенкѣ и произнесъ фразу, которую я запомнилъ, потому что она произносилась каждое утро:

«Nautron respoc lorni virch.»

Что она означала, я не могу сказать.

Съ этими словами онъ ушелъ; я думалъ, что „Наутилусъ“ будетъ покружаться, и потому возвратился въ свою комнату.

Такъ прошло пять дней. Каждое утро я выходилъ на [116]платформу; та же фраза произносилась тѣмъ же лицомъ; капитанъ не показывался.

Я уже думалъ, что больше не увижу его и покорился своей участи; но 16 ноября, возвратясь въ свою комнату, вмѣстѣ съ Недомъ Лендомъ и Консейлемъ, я нашелъ на столѣ записку на мое имя. Я торопливо ее открылъ. Она была написана четко и красиво, но нѣсколько напоминала нѣмецкій почеркъ.

Это было приглашеніе въ слѣдующихъ словахъ:

„Г. профессору Аронаксу, на суднѣ Наутилусъ.
„16 ноября 1867 г.

„Капитанъ Немо приглашаетъ г. профессора Аронакса на охоту, которая будетъ происходить завтра въ его лѣсахъ на островѣ Креспо. Онъ надѣется, что ничто не помѣшаетъ г. профессору присутствовать на этой охотѣ, и съ удовольствіемъ увидитъ его товарищей, если они присоединятся къ нему.“

„Капитанъ Немо“.

— Охота! вскрикнулъ Недъ.

— И въ его лѣсахъ на островѣ Креспо! прибавилъ Консейль.

— Значитъ, онъ выберется на землю? слазалъ Недъ Лендъ.

— Это ясно! отвѣчалъ я, перечитывая письмо.

— Ну, надо сказать, что мы согласны! рѣшилъ канадецъ. Только бы онъ насъ на землю-то доставилъ, а тамъ мы ужь какъ нибудь справимся. Кромѣ того, я не прочь попробовать свѣжей дичинки.

Не доискиваясь, какъ согласить отвращеніе капитана къ континенту и приглашеніе на охоту въ лѣсъ, я сказалъ:

— Посмотримъ прежде, что это за островъ Креспо.

Я посмотрѣлъ на карту и между 32°40′ сѣверной долготы и 157°50′ западной широты нашелъ островокъ, который былъ открытъ капитаномъ Креспо въ 1801 году и который на старинныхъ испанскихъ картахъ называется Rocca de la Plata, т. е. „Серебряный Утесъ.“

Мы были въ ста восьмидесяти миляхъ отъ этаго пункта и „Наутилусъ“ повернулъ къ юго-востоку.

Я указалъ товарищамъ этотъ маленькій утесъ, теряющійся посреди Сѣвернаго-Тихаго океана. [117] 

— Если капитанъ иногда и выходитъ на землю, сказалъ я имъ: — то надо отдать ему справедливость, онъ выбираетъ самые пустынные острова.

Недъ Ледъ не отвѣтилъ, а только покачалъ головою и вмѣстѣ съ Консейлемъ ушелъ.

Послѣ ужина, который мнѣ подалъ нѣмой и безчувственный слуга, я заснулъ не безъ заботы.

На другой день, 17 ноября, при моемъ пробужденіи, я почувствовалъ, что „Наутилусъ“ стоитъ неподвижно. Я проворно одѣлся и пошелъ въ большую залу.

Капитанъ былъ тамъ. Онъ ожидалъ меня, поклонился и спросилъ, согласенъ ли я сопровождать его на охоту.

Такъ какъ онъ не сдѣлалъ ни малѣйшаго намека на свое восьмидневное отсутствіе, то и я умолчалъ объ этомъ и просто отвѣчалъ, что я и мои товарищи готовы за нимъ слѣдовать.

— Только, прибавилъ я: — позвольте мнѣ предложить вамъ одинъ вопросъ, капитанъ.

— Предложите, г. Аронаксъ, и я отвѣчу на него, если смогу.

— Какимъ образомъ вы владѣете лѣсами на островѣ Креспо, когда вы прервали всѣ сношенія съ землей?

— Г. профессоръ, отвѣчалъ мнѣ капитанъ: лѣса, которыми я владѣю, не нуждаются ни въ солнцѣ, ни въ свѣтѣ, ни въ теплотѣ; ни львы, ни тигры, ни пантеры, никакія четвероногія ихъ не посѣщаютъ. Они никому, кромѣ меня, неизвѣстны и ростутъ только для меня одного. Это не земные, а подводные лѣса.

— Подводные лѣса! вскрикнулъ я.

— Да, г. профессоръ, подводные.

— И вы мнѣ предлагаете посѣтить ихъ?

— Точно такъ.

— Пѣшкомъ?

— Пѣшкомъ.

— Охотиться въ этихъ лѣсахъ?

— Да, охотиться.

— Съ ружьемъ?

— Да, съ ружьемъ.

Я посмотрѣлъ на капитана Наутилуса и во взглядѣ моемъ не было ничего лестнаго.

— Вѣрно, онъ тронутъ! думалъ я. Вѣрно всѣ эти восемь дней [118]у него былъ припадокъ, который и теперь еще продолжается. Жаль! Все-таки лучше быть чудакомъ, чѣмъ сумасшедшимъ.

Эта мысль должно быть ясно отпечаталась на моемъ лицѣ, но капитанъ Немо не обратилъ, казалось, на мое лицо вниманія и пригласилъ меня слѣдовать за собою.

Я пошелъ, какъ человѣкъ, который предается своей судьбѣ.

— Г. Аронаксъ! я васъ попрошу безъ церемоніи раздѣлить со мною завтракъ; мы поговоримъ. Я, правда, пригласилъ васъ на прогулку въ лѣсъ, но я не обѣщаю тамъ ресторановъ. Завтракайте, какъ человѣкъ, который, по всѣмъ вѣроятіямъ, будетъ очень поздно обѣдать.

Я сдѣлалъ честь завтраку. Завтракъ этотъ состоялъ изъ разныхъ рыбъ, изъ ломтиковъ морскихъ кубышекъ, чрезвычайно вкусныхъ животно-растеній, приправленныхъ соусами изъ водорослей такихъ же свойствъ, какъ Porphyria laciniata и Laurentia primafetida. Питье состояло изъ чистой воды, къ которой, по примѣру капитана я прибавилъ нѣсколько капель ликера, сдѣланнаго, по камчатской модѣ, изъ водорослей.

Сначала капитанъ ѣлъ молча; потомъ, обратясь ко мнѣ, сказалъ:

— Г. профессоръ, когда я вамъ предлагалъ идти на охоту, вы думали, что я противорѣчу самъ себѣ; когда же я объявилъ, что существуютъ подводные лѣса, вы думали, что я сумасшедшій. Г. профессоръ! никогда не надо судить о человѣкѣ поверхностно!

— Но, капитанъ, подумайте, что…

— Выслушайте меня и тогда увидите, вправѣ ли вы обвинять меня въ сумасшествіи и противорѣчіи.

— Я васъ слушаю.

— Г. професоръ, вы знаете такъ же хорошо, какъ и я, что человѣкъ можетъ жить подъ водою, если достаточно запасется дыхательнымъ воздухомъ. Въ подводныхъ работахъ, человѣкъ, одѣтый въ непроницаемое платье и съ головою въ металическомъ капсюлѣ, получаетъ воздухъ посредствомъ давящаго насоса и уравнительныхъ стоковъ.

— Я знаю этотъ снарядъ, капитанъ: это такъ называемая „пробочная фуфайка“, сказалъ я.

— Да, но при этихъ условіяхъ человѣкъ не свободенъ; онъ [-]

Къ стр. 118.
Завтракъ былъ отличный.
[119]какъ бы привязанъ къ насосамъ, которые ему даютъ воздухъ чрезъ каучуковую трубку, — это настоящая цѣпь, которая его тянетъ къ землѣ, и если бы мы также были привязаны къ „Наутилусу“, то не могли бы далеко уйти.

— Какимъ же способомъ можно быть свободнымъ? спросилъ я.

— Надо употребить снарядъ Рукейроля Денейруза, изобрѣтенный двумя вашими соотечественниками; я, кромѣ того, усовершенствовалъ этотъ снарядъ по своему, такъ что вы можете употребить его безъ всякаго опасенія. Онъ состоитъ изъ толстаго желѣзнаго резервуара, въ который я собираю воздухъ пятидесяти атмосферъ. Этотъ резервуаръ прикрѣпляется на спинѣ посредствомъ лямокъ, какъ солдатскій ранецъ. Его верхняя часть образуетъ ящикъ, откуда воздухъ не можетъ выходить иначе какъ при обыкновенномъ напряженіи. Въ снарядѣ Рукейроля, какъ онъ есть самъ по себѣ, двѣ каучуковыя трубки, выходя изъ этого ящика, примыкаютъ къ роду бесѣдки для носа и рта; одна служитъ для провода, а другая для выхода вдыхательнаго воздуха, а языкъ закрываетъ ту или другую, по мѣрѣ надобности. Но я выношу значительныя давленія на днѣ морей и долженъ былъ заключить свою голову такъ же, какъ и въ снарядѣ пробочныхъ фуфаекъ — въ мѣдный шаръ, къ которому примыкаютъ двѣ трубки: вдыхательная и выдыхательная.

— Хорошо, капитанъ; но запасъ воздуха, который вы уносите, долженъ скоро портиться, и если онъ будетъ содержать только 15 на 100 кислорода, онъ уже становится негоденъ для дыханія!

— Конечно. Но я вамъ уже сказалъ, г. Аронаксъ, насосы „Наутилуса“, позволяютъ мнѣ сбирать его при значительныхъ давленіяхъ, а при этихъ условіяхъ резервуары снаряда могутъ снабжать дыхательнымъ воздухомъ въ продолженіи девяти или десяти часовъ.

— Мнѣ болѣе не на что возражать, капитанъ, отвѣчалъ я. Хотѣлось бы знать, какъ вы можете освѣщать дорогу на днѣ океана!

— Снарядомъ Румкорфа, г. профессоръ. Дыхательный снарядъ прикрѣпляется къ спинѣ, а этотъ привязывается къ поясу. Онъ состоитъ изъ Бунзенова способа, который я привожу въ [120]дѣйствіе посредствомъ натра. Заключительная шпулька сбираетъ добытое электричество и направляетъ его къ фонарю особаго устройства; въ этомъ фонарѣ витая стеклянная трубка, которая содержитъ остатки угольнаго газа. Когда снарядъ дѣйствуетъ, этотъ газъ дѣлается свѣтящимся, и даетъ бѣловатый сплошной свѣтъ. Такимъ образомъ я снабженъ и свѣтомъ, и воздухомъ.

— Вы такъ подробно отвѣчаете на всѣ мои возраженія, капитанъ, сказалъ: я что невозможно сомнѣваться. Я вѣрю въ снаряды Рукейроля и Румкорфа, но ружье?… Я попрошу васъ объяснить мнѣ ружье, которымъ вы меня снабдите.

— Ружье это не пороховое, г. Аронаксъ, отвѣчалъ капитанъ.

— Значитъ, духовое?

— Именно. Какъ же вы хотите, чтобъ я дѣлалъ порохъ на моемъ суднѣ, не имѣя ни селитры, ни сѣры, ни угля?

— Но чтобы выстрѣлить подъ водою въ средѣ въ восемьсотъ пятьдесятъ пять разъ плотнѣе, чѣмъ воздухъ, надо побѣдить значительное давленіе!

— Это не резонъ. Существуютъ такія пушки, усовершенствованныя послѣ Фультона англичанами, Филиппомъ Кольсомъ и Бюрлеемъ, французомъ Фюрси и итальянцемъ Ланди, которыя снабжены дуломъ особаго устройства и могутъ стрѣлять при этихъ условіяхъ. Но, не имѣя пороху, я замѣнилъ его воздухомъ которымъ насосы „Наутилуса“ снабжаютъ меня безостановочно.

— Но этотъ воздухъ долженъ быстро потребляться?

— Такъ; но вѣдь у меня есть резервуаръ Рукейроля, который, при нуждѣ, можетъ меня имъ снова снабдить. Для этаго достаточно подавить только кранъ ad hoc; но вы сами увидите, г. Аронаксъ, что для этой охоты не много требуется воздуха и пуль.

— Мнѣ кажется, въ этой полутемнотѣ и посреди этой густой по отношенію къ атмосферѣ, жидкости выстрѣлы не могутъ быть далеки и рѣдко бываютъ смертельны?

— Напротивъ, г. профессоръ, напротивъ. Каждый выстрѣлъ этого ружья смертеленъ, и какъ бы легко ни было ранено животное, оно падаетъ, какъ пораженное молніей.

— Отъ чего же? [121] 

— Отъ того, что это необыкновенныя пули, но маленькія стеклянные капсули, изобрѣтенные австрійскимъ химикомъ Лениброномъ, — я ими порядочно позапасся. Эти капсули покрыты сталью и свинцомъ — настоящія маленькія лейденскія банки, въ которыхъ электричество доведено до высшей степени. При малѣйшемъ толчкѣ онѣ разрываются и животное, какъ бы оно ни было сильно, падаетъ мертвымъ. Я прибавлю еще, что эти капсули невелики — не больше № 4 и что на обыкновенный зарядъ ружья ихъ идетъ десятокъ.

— Не смѣю болѣе спорить, капитанъ, сказалъ я, вставая изъ-за стола. Мнѣ больше ничего не остается, какъ взять ружье и идти за вами!

Капитанъ повелъ меня на корму „Наутилуса“.

Проходя мимо каюты Неда и Консейля, я позвалъ ихъ; они тотчасъ же явились и тоже пошли съ нами.

Мы пришли въ комнату, находящуюся рядомъ съ комнатою для машинъ, гдѣ и должны были одѣться для предстоящей прогулки.

Примѣчанія[править]

  1. Такъ называютъ матросы маленькія бѣлыя облачки, слегка зазубренныя кругомъ.