Дѣйствительно, года черезъ два или три послѣ того мы услыхали, снова о немъ. Къ берегу Тихаго океана пришло извѣстіе, что комитетъ бдительности въ Монтанѣ (куда Слэдъ перешелъ изъ Скалистыхъ Вершинъ) повѣсилъ его. «Я нашелъ отчетъ всей этой исторіи въ той же маленькой сенсаціонной книжкѣ, откуда я извлекъ статью, помѣщенную въ послѣдней главѣ: «Бдительные въ Монтанѣ; достовѣрный отчетъ объ арестѣ, процессѣ и смертной казни Генри Плюммера, общеизвѣстнаго предводителя банды съ большихъ дорогъ. Проф. Т. Ж. Димсдэль, Виргинія-Сити, М. Т». Стоитъ прочесть статью г-на Димсдэль, чтобъ составить себѣ понятіе, какъ обращаются съ преступниками на границѣ, когда судъ оказывается безсильнымъ. Г-нъ Димсдэль написалъ двѣ замѣтки о Слэдѣ и обѣ онѣ точнаго описанія, но одна изъ нихъ замѣчательно картинна. Напримѣръ: «Тѣ, которые видѣли его въ трезвомъ видѣ, сказали бы, что онъ отличный мужъ, чрезвычайно гостепріимный хозяинъ и любезный джентльмэнъ; напротивъ, тѣ, которые встрѣчали его обезумѣвшимъ отъ вина и окруженнымъ толпою отщепенцевъ, сказали бы, что это воплощенный бѣсъ». А это: «Отъ Фортъ-Кіерне на западъ его боялись гораздо болѣе, чѣмъ Всевышняго». Я готовъ пари держать противъ чего хотите въ литературѣ, если это изреченіе не замѣчательно по своей сжатости, простотѣ и силѣ выраженія. Разсказъ г-на Димсдэля слѣдующій. Вездѣ, гдѣ встрѣчаться будетъ разрядка, то это мое:
Послѣ смертной казни пяти человѣкъ 14-го января Бдительные разсудили, что дѣла ихъ подходятъ къ концу. Они освободили страну отъ множества убійцъ и разбойниковъ съ большихъ дорогъ и рѣшили, что по случаю отсутствія правильной гражданской власти они учредятъ Народный судъ, гдѣ всѣ нарушители законовъ будутъ судимы судьями и присяжными. Это былъ лучшій способъ устроить общественный порядокъ при такихъ обстоятельствахъ, и хотя общество нуждалось въ точномъ законномъ авторитетѣ, но оно рѣшило строго поддерживать его силу и увеличить значеніе приказовъ. Тутъ время сказать, что проявленіе преступнаго намѣренія дѣйствіемъ было послѣднею ступенью, которая повела Слэда на висѣлицу; онъ позволилъ себѣ разорвать на куски и истоптать ногами предписаніе суда, послѣ чего пошелъ и угрожалъ заряженнымъ пистолетомъ (Деррингеръ) судьѣ Александру Дэвису.
Ж. А. Слэдъ, какъ намъ говорили, былъ самъ членомъ «Комитета Бдительности», онъ открыто этимъ хвасталъ и говорилъ, что знаетъ все, что извѣстно имъ. Его никогда не обвиняли и даже не подозрѣвали въ грабежахъ и въ убійствахъ, совершенныхъ на здѣшней территоріи (послѣднее преступленіе вовсе не падало на него), но всѣмъ извѣстно было, что онъ убилъ нѣсколько человѣкъ въ другихъ мѣстностяхъ; дурная слава его въ этомъ отношеніи была вѣскою причиною рѣшенія его судьбы, когда его арестовали за вышесказанный проступокъ. Вернувшись съ Молочной Рѣки, онъ сталъ болѣе и болѣе предаваться пьянству, и наконецъ у него и у друзей его вошло въ обыкновеніе «брать городъ» приступомъ. Его и двухъ его подчиненныхъ можно было часто встрѣтить верхомъ на одной лошади, скакавшими по улицамъ съ крикомъ и гамомъ и стрѣлявшими направо и налѣво. Очень часто случалось ему верхомъ въѣхать въ лавку, сломать прилавокъ, вышвырнуть на улицу вѣсы и обратиться къ стоящимъ съ грубыми и нахальными выраженіями. Какъ разъ наканунѣ своего ареста онъ страшно избилъ одного изъ своихъ приверженцовъ; но таково было его вліяніе на нихъ, что этотъ самый человѣкъ горько плакалъ, стоя у висѣлицы, и умолялъ пощадить жизнь его. Когда Слэдъ кутилъ на какой-нибудь попойкѣ, то общепринято было торговцами и гражданами запирать свои лавки и тушить огни во избѣжаніе какого-нибудь насилія. За свое безпутное поведеніе и уничтоженіе чужого добра онъ трезвый всегда былъ готовъ заплатить, если былъ при деньгахъ, но не всѣ находили въ деньгахъ удовлетвореніе оскорбленіямъ, и эти-то люди были злѣйшіе его враги. По временамъ Слэдъ получалъ предостереженія отъ людей извѣстныхъ ему и не желающихъ подводить его. Они намекали на плохой исходъ всего, если онъ не измѣнитъ образа жизни. Нѣсколько недѣль до его ареста положительно не было дня, чтобы жители не ожидали какой-нибудь кровавой жестокости съ его стороны. Страхъ, наведенный его именемъ и вооруженная банда каторжниковъ, которая ему сопутствовала, не допускали никакого сопротивленія, могущаго удержать ихъ отъ убійства и увѣчья людей.
Слэдъ былъ часто арестованъ по приказанію суда, устройство котораго мы уже описали, и всегда относился съ почтеніемъ къ его рѣшеніямъ, платя каждый разъ штрафъ и обѣщая выплатить недостающее при первой возможности; но на этотъ разъ почему-то онъ забылъ и эту осторожность и, подстрекаемый своими страстями и ненавистью къ стѣсненіямъ, самъ бросился въ объятія смерти.
Слэдъ былъ пьянъ и всю ночь буйствовалъ. Онъ вмѣстѣ съ товарищами обратилъ городъ въ положительный адъ. Утромъ Ж. М. Фоксъ, шерифъ, встрѣтилъ его, арестовалъ и повелъ въ судъ, гдѣ сталъ читать ему предписаніе арестовать его и представить предъ судомъ. Слэдъ пришелъ въ ярость, схватилъ приказъ, разорвалъ его, бросилъ на земь и сталъ топтать ногами. Звукъ оружія товарищей его былъ услышанъ и ежеминутно ожидалась стычка. Шерифъ не рѣшился задержать его; обладая благоразуміемъ и доблестью, онъ уступилъ, оставляя Слэда хозяиномъ положенія, побѣдителемъ и правителемъ судовъ, законовъ и законодателей. Это было объявленіе войны и такъ оно и было принято. Тутъ Комитетъ Бдительности понялъ, что теперь настало время рѣшить вопросъ объ общественномъ порядкѣ и о преимуществѣ гражданъ, терпѣливо ожидавшихъ законнаго права. Характеръ Слэда былъ извѣстенъ и потому надо было дѣйствовать умно, чтобы не допустить его отмстить комитету, членамъ котораго въ противномъ случаѣ не было бы житья въ этой странѣ отъ угрозъ, оскорбленій и встрѣчъ съ его поклонниками, которымъ побѣда его придала бы болѣе смѣлости и возбудила бы ихъ гордость до такой степени, что они не посмотрѣли бы ни на какія послѣдствія. Наканунѣ еще онъ въѣхалъ въ лавку Дорриса, и когда просили его о выѣздѣ, онъ вынулъ револьверъ, сталъ угрожать убить джентльмена, говорившаго съ нимъ. Затѣмъ онъ въѣхалъ на лошади въ одну гостинницу и, купивъ бутылку вина, сталъ принуждать животное пить. Это происшествіе не считалось особеннымъ, такъ какъ онъ часто входилъ въ гостинницы и начиналъ стрѣлять въ лампы, наводя этимъ паническій страхъ.
Распорядительный членъ комитета встрѣтилъ Слэда и сказалъ ему самымъ спокойнымъ и серьезнымъ образомъ, какъ человѣкъ, который понимаетъ все значеніе своихъ словъ:
— Слэдъ, возьмите тотчасъ же вашу лошадь и отправляйтесь домой, иначе вамъ придется платить.
Слэдъ вздрогнулъ, вперилъ на говорившаго взоръ своихъ темныхъ проницательныхъ глазъ и спросилъ:
— Что вы хотите этимъ сказать?
— Вы никакого права не имѣете спрашивать у меня значенія моихъ словъ, — былъ отвѣтъ, — берите же скорѣе вашу лошадь и запомните, что я вамъ говорилъ.
Немного погодя Слэдъ обѣщалъ это исполнить и дѣйствительно вскочилъ въ сѣдло, но бывъ еще сильно пьянымъ, началъ кричать и созывать своихъ друзей, и подъ конецъ, казалось, забылъ о предостереженіи и снова поднялъ шумъ и смятеніе, выкликивая имя хорошо извѣстной куртизанки вмѣстѣ съ именами двухъ членовъ, стоящихъ во главѣ комитета; это было вродѣ вызова или, можетъ быть, простая бравада. Впрочемъ, кажется, намекъ объ опасности, которая ему угрожала, не совсѣмъ былъ забытъ, хотя, къ его несчастью, онъ глупо взялся доказать признакъ своей памяти. Онъ разыскалъ Александра Дэвиса, судью, и, вынувъ револьверъ со взведеннымъ куркомъ, держалъ надъ его головою, говоря, что беретъ его залогомъ для своей безопасности. Такъ какъ судья стоялъ спокойно, не шевелясь, и не дѣлалъ никакого сопротивленія, дальнѣйшихъ оскорбленій не послѣдовало на этотъ разъ. Еще до этого, вслѣдствіе критическаго положенія дѣлъ, комитетъ нашелъ нужнымъ и рѣшилъ арестовать его. Приговоръ о немъ не нашелъ повсюду сочувствія и въ то время, весьма возможно, не былъ бы утвержденъ. Посланный отправился въ Неваду увѣдомить членовъ-распорядителей, въ чемъ вся суть, и доказать всеобщее единогласіе по поводу этого дѣла.
Всѣ рудокопы вышли толпою, оставили работу, встали рядами и образовали колонну около шестисотъ человѣкъ, сильныхъ и вооруженныхъ съ ногъ до головы, которые и пошли въ Виргинію. Предводитель этой корпораціи хорошо зналъ взглядъ своихъ людей на этотъ предметъ. Онъ поощрялъ ихъ идти впередъ и, наскоро собравъ на митингъ членовъ-исполнителей, сказалъ имъ прямо, что рудокопы идутъ «по дѣлу» и что если они поднялись, то не для того, чтобы стоять на улицѣ и быть убитыми сторонниками Слэда, и что они его возьмутъ и повѣсятъ. Митингъ былъ малочисленъ, такъ какъ жители Виргиніи вовсе не были расположены заниматься этимъ дѣломъ. Это многозначительное сообщеніе понятій нижней части города было сдѣлано группѣ людей, которыя совѣщались за обозной фурой, за складомъ на Мэньстритѣ.
Комитетъ не желалъ доводить дѣло до крайности. Всѣ прежнія исполненныя ими обязанности были ничто въ сравненіи съ предстоящею; но они должны были рѣшить, и рѣшить скорѣе. Въ общемъ согласились, что если вся корпорація рудокоповъ будетъ за повѣшеніе его, то комитетъ долженъ предоставить ей привести это въ исполненіе. Предводитель ихъ, услыхавъ это, быстро помчался къ своей командѣ.
Слэдъ какъ-то узналъ о рѣшеніи и извѣстіе это моментально отрезвило его. Онъ пошелъ въ лавку П. С. Пфута, гдѣ былъ Дэвисъ, извинялся передъ нимъ за свое поведеніе и сказалъ, что постарается все загладить.
Предводитель колонны въѣхалъ въ Уэллэсъ-стритъ и быстро пошелъ впередъ; стоя противъ лавки, офицеръ исполнительной власти комитета вошелъ въ нее и арестовалъ Слэда, которому тотчасъ же сообщили приговоръ суда и спросили, не желаетъ ли онъ сдѣлать послѣднія свои распоряженія. Нѣсколько человѣкъ повторяли ему этотъ послѣдній вопросъ, но ко всему Слэдъ былъ глухъ, будучи всецѣло поглощенъ горькимъ размышленіемъ о своемъ ужасномъ положеніи. Онъ все время молилъ о пощадѣ и просилъ разрѣшенія повидаться со своею дорогою женой. Несчастная женщина, горячо любившая мужа, жила въ это время въ ихъ убѣжищѣ на Медиссонѣ. У нея была привлекательная наружность, высокая, стройная, граціозная съ пріятнымъ обхожденіемъ, она была къ тому же прекрасная наѣздница.
Посланный отъ Слэда поскакалъ во весь опоръ извѣстить ее объ его арестѣ; тутъ же сѣла она на коня и со всей энергіей, которую возбуждали въ этомъ пылкомъ и здоровомъ темпераментѣ любовь и отчаяніе, она торопила своего скакуна скорѣе пролетѣть эти 12 миль неровной и скалистой дороги, раздѣлявшія ее отъ обожаемаго ею человѣка.
Тѣмъ временемъ партія волонтеровъ дѣлала надлежащія приготовленія для казни, въ долинѣ, прорѣзанной отрогомъ горы. Ниже каменныхъ построекъ Пфута и Росселя находился крааль, столбы воротъ котораго были крѣпки и высоки; наверху положили перекладину, къ которой прикрѣпили веревку, а ящикъ изъ подъ товаровъ служилъ платформою. Къ этому мѣсту привели Слэда, окруженнаго хорошо вооруженною и многочисленнѣйшею стражею, какая только когда-нибудь существовала въ территоріи Монтана.
Несчастный осужденный былъ на видъ такъ изнуренъ и утомленъ постояннымъ плачемъ, воплемъ, рыданіями и жалобами, что едва могъ стоять подъ роковой перекладиной. Онъ безпрестанно восклицалъ: «Боже мой, Боже мой, неужели я долженъ умереть? О, моя дорогая жена!»
По окончаніи казни, на возвратномъ пути встрѣтились друзья Слэда, между ними были и члены комитета, люди почтенные и заслуженные, но которые лично любили покойнаго. Узнавъ объ исполненіи надъ нимъ приговора, одинъ изъ нихъ, доблестный мужчина, отошелъ въ сторону, вынулъ платокъ и заплакалъ, какъ дитя. Слэдъ неумолкаемо и жалобно просилъ дозволенія свидѣться съ женою, и казалось, жестоко было отказать ему въ этомъ, но боязнь какихъ-нибудь кровавыхъ послѣдствій, вслѣдствіе неизбѣжной попытки на бѣгство, которую возбудило бы въ немъ присутствіе и мольбы его жены, была причиною того, что его просьба осталась неуваженной.
По его желанію послано было за нѣсколькими джентльмэнами для послѣдняго свиданія; изъ нихъ судья Дэвисъ держалъ короткую рѣчь народу, но такъ тихо, что его могли разслышать только близко стоявшіе. Одинъ изъ друзей Слэда послѣ долгой мольбы о пощадѣ сбросилъ съ себя сюртукъ и объявилъ, что прежде, чѣмъ повѣсить осужденнаго, его должны убить. Сто ружей были тотчасъ же направлены на него, онъ бѣжалъ, но, остановленный во-время, долженъ былъ покориться, надѣть свой сюртукъ и дать обѣщаніе впредь не бунтовать.
Съ трудомъ можно было найти во всей Виргиніи человѣка, согласившагося арестовать Слэда, хотя потомъ много народа присоединилось къ назначенной стражѣ. Всѣ сокрушались о суровой необходимости казни.
Когда все было готово, дана была команда: «Люди, исполняйте вашъ долгъ!», и тотчасъ же ящикъ былъ вытащенъ изъ подъ ногъ его, и онъ умеръ почти мгновенно.
Тѣло было снесено въ ратушу Виргиніи, въ темную комнату, и едва успѣли положить его, какъ примчалась несчастная подруга покойнаго; послѣ этой быстрой и бѣшеной ѣзды пришлось понять, что поздно, что все уже кончено и что она — горемъ убитая вдова! Отчаяніе и надрывающіе сердце крики ея были доказательствомъ ея глубокой привязанности къ потерянному мужу и долго не могла она придти въ себя и возстановить свои силы.
Есть странная черта въ характерѣ такихъ буйныхъ удальцовъ, черта положительно непостижимая. Настоящій буйный удалецъ одаренъ храбростью, а между тѣмъ онъ самымъ низкимъ образомъ старается воспользоваться неловкимъ положеніемъ врага; вооруженный и свободный, онъ будетъ стоять смѣло передъ толпою и драться съ нею до послѣдней капли крови, а между тѣмъ, безпомощно стоя у висѣлицы, онъ будетъ плакать и молить о пощадѣ, какъ ребенокъ. Нетрудно назвать Слэда трусомъ (осужденные, не умѣющіе умирать, быстро получаютъ названіе трусовъ и легкомысленныхъ людей), въ особенности, когда читаешь о немъ, что «осужденный былъ на видъ такъ изнуренъ и утомленъ постояннымъ плачемъ, воплемъ, рыданіями и жалобами, что едва могъ стоять подъ роковой перекладиной», сейчасъ же это позорное слово просится на языкъ, но, судя по поведенію его въ Скалистыхъ Горахъ, гдѣ онъ, убивая и застрѣливая товарищей и вождей бродягъ, легко подвергался ихъ мщенію и между тѣмъ никогда не прятался и не бѣжалъ отъ нихъ. Слэдъ доказалъ, что онъ человѣкъ безподобной храбрости. Какой трусъ сдѣлалъ бы это? Много извѣстныхъ трусовъ, малодушныхъ, грубыхъ и развращенныхъ, говорили предсмертное слово безъ содроганія голоса и переходили въ вѣчность какъ бы въ самомъ спокойномъ состояніи; вѣдь не высоконравственное чувство храбрости поддерживало этихъ мало развитыхъ людей? Итакъ, если высоконравственное чувство храбрости не есть необходимое качество для встрѣчи смерти, то чего же именно недоставало этому смѣлому Слэду, этому кровожадному, отчаянному, вмѣстѣ съ тѣмъ учтивому и вѣжливому джентльмену, который никогда не смущался предупредить своихъ самыхъ опасныхъ враговъ о томъ, что онъ убьетъ ихъ гдѣ бы то ни было и когда бы то ни было, при первой встрѣчѣ? Это загадка, надъ которой стоитъ призадуматься.