Вымирание инородцев Амурского края
Лекция, прочитанная директором Гродековского музея В. К. Арсеньевым в г. Хабаровске на Съезде врачей в 1913 году
Вымирание инородцев — не новость в литературе, и наши дикари не представляют исключения в эйкумене человечества.
Я не буду перечислять всю литературу по этому вопросу — она многочисленна. Я укажу только на классическое произведение академика Шренка и на труды Якобия и Патканова, где можно найти те статистические данные, которые красноречиво говорят о прогрессивном угасании сибирских племен.
Под влиянием надвигающихся на инородцев с запада культур они быстро сходят со сцены жизни, уступая место более сильным китайцам и европейцам. Семь народов исчезли с лица земли с тех пор, как появились русские на востоке Сибири.
Вспомним, что сталось с некогда многочисленными омоками и шелагами, куда исчезли аргенты, арины, анаулы, ассаны и котты. Из последнего племени Кастрен застал в живых только пять человек, которые и доставили ему возможность изучать их язык[1]. Еще в XVIII столетии омоки были так многочисленны, что от множества их костров реки казались иллюминованными[2], а в 1896 году, т. е. через два поколения, по всей чукотской земле их насчитывали уже только шесть человек и детей, и взрослых.
Порабощенные дикие племена, мало способные к развитию, стараются уйти в горы от пришельцев; но если им не удается укрыться от своих врагов, то начинается тот процесс нравственного и физического упадка, который заканчивается вымиранием. Не имея сил быстро подняться в своем развитии до уровня европейцев, подобные народы не успевают за ними, и тогда начинается процесс разложения.
Этот быстрый процесс вымирания констатируется и среди инородцев Амурского края. Возьмем для примера хотя бы орочей, которых я ближе всего знаю. В половине XIX столетия они были очень многочисленны. По их словам, раньше их было так много, что пока лебеди летели из Императорской Гавани до залива Св. Ольги, то от дыма, подымающегося из их юрт, из белых становились черными. И действительно, следы от бесчисленных стойбищ встречаются по всему берегу моря и по долинам всех рек, составляющих бассейн Уссури.
Вот цифры, иллюстрирующие уменьшение населения по годам среди орочей.
В 1881 году по отчетам начальников уездов их было 2 998 человек.
В 1897 году по статистике Браиловского орочей было 2 407 человек[3]. Разница — 591 человек.
В 1906–1910 годах моя статистика — 1727 человек. Разница — 680 человек.
В 1909–1910 годах тоже моя статистика: орочей-удэhе — 959 человек и орочей Императорской Гавани — 427 человек, а всего 1386 человек. Разница — 341 человек.
Если так будет продолжаться, то лет через десять и этот народ будет исчисляться единицами, как и омоки. То же самое можно сказать и про гиляков. Г-н Штернберг, посетивший этих инородцев в 1910 году, был поражен, насколько сократилась их численность в течение последнего десятилетия.
Здесь я подчеркну одно чрезвычайно важное обстоятельство — именно: вымирание, которое мы видим у амурских инородцев, совершенно не похоже на то вымирание, которое наблюдалось в Америке и в Австралии. В Америке дикарей просто избивали, а австралийское туземное население настолько было отсталым и первобытным, что каннибализм среди него был обычным явлением. Эти «осколки с наковальни человечества», конечно, не могли выдержать столкновения с европейцами. К тому же Австралия у англичан долгое время была местом ссылки преступников, и притом наиболее тяжких.
Такого вымирания, какое наблюдалось у дикарей австралийской группы, например, среди тасманийцев, у наших инородцев — нет. Первый признак прогрессивного вымирания — это бесплодие женщин. У сибирских инородцев дети есть, но смертность почти в полтора раза превышает число рождений. Старики все долговечны. Многие из них живут до ста лет и более.
В 1908–1909 годах численность орочей в Уссурийском крае выражалась в следующих цифрах: 215 семейств, состоящих из 532 мужчин, 423 женщин, у которых было 772 ребенка, из числа которых выжило только 294, а остальные 478 — погибли[4].
Из своих путешествий и из близкого знакомства с инородцами я вынес глубокое убеждение, что вымирание их происходит от других причин, главным образом от того положения, в котором они очутились среди русского и китайского населения, и от падения их общего экономического благосостояния. Сказать, что амурские инородцы не способны к развитию, — было бы большой неправдой. Они потому только и не развиты, что заброшены, забыты. Скажу более — они экономически порабощены!
А известно, что всякий духовно или экономически порабощенный народ не только не может прогрессироваться, но, наоборот, в нем наблюдается регресс, который быстро заканчивается вымиранием. Дикари сами не могут подняться до уровня европейцев и отстают от них все более и более, и, если наши инородцы продвинулись немного вперед, то этим они обязаны на севере — американцам и на юге — китайцам.
Приходится часто слышать вопросы: «Для чего нам нужны инородцы? Зачем об них надо заботиться?» Да ведь не они пришли к русским, а, наоборот, русские пришли к ним, захватили их земли и их рыболовные угодья. Если бы можно было куда-нибудь уйти, они, конечно, давно ушли бы.
Посмотрите, кто указал нефть на Сахалине? — инородцы; кто указал золото? — инородцы; кто указал самый низкий перевал через горный хребет Сихотэ-Алиня? — инородцы. Кто указал места открытые, чистые, годные для заселений? Опять-то. Кто являлся проводниками в бесчисленных экспедициях по Амуру и Приморью? — инородцы. Многие места без помощи инородцев оставались бы навсегда непроходимыми. Далее, одним из главных богатств всего Приамурья, включая Приморье, была пушнина. Ежегодно отсюда вывозилось мехов на несколько миллионов рублей золотом. Главными охотниками за пушниной являлись опять-таки инородцы. Благодаря инородцам Россия вела большую торговлю мехами чуть ли не со всем миром. Наконец, самый факт жизни этих людей где-то в глухой тайге, в тысячах километрах от населенных пунктов — является несомненно полезным.
Представьте себе, что вдруг все инородческое население Сибири почему-либо сразу погибло. Это значило бы, что населенные области превратились бы в пустыни. Мириться с вымиранием инородцев значит мириться с вымиранием большей части населения Сибири. Вся разница только в том, что такое обезлюдение страны происходит не вдруг, а постепенно.
Посмотрим, как инородческий вопрос стоит в других государствах.
Возьмем для примера Новую Зеландию. Теперь там большинство метисов вследствие конкубината европейцев с туземцами. Пятьдесят лет тому назад это была страна каннибалов — ныне это одна из самых благоустроенных и цветущих стран в мире.
Не помню, кто-то указал на Америку как на пример, где европейцы, вытеснив дикарей, на землях их создали такое образцовое государство, как Северо-Американские Соединенные Штаты. Плохой, неудачный пример! Известно, что во всякую вновь открытую страну прежде всего идет ссыльный элемент и искатели приключений. Туземцы всегда терпят страшные бедствия от таких завоевателей.
В Америке было не вымирание индейцев, а вырезание их, избиение целых племен, причем уничтожению подверглись не самые жалкие и робкие племена, а наиболее свободолюбивые, жизнеспособные и гордые. Это мрачное пятно навсегда останется на совести европейцев. И только когда образовались Северо-Американские Штаты как государство, резня эта стала затихать. Вспомним Авраама Линкольна и борьбу северян с южанами за освобождение негров. Этой войной была уже тогда решена участь краснокожих в благоприятном для них смысле. Впоследствии им были отведены особые индейские территории, охраняемые законом от всякого посягательства со стороны промышленников и капиталистов[5].
Другой пример. В Северо-Западной Америке (Аляска) не было северных оленей. Олень бесплодных пространств — Barren-ground caribou (Rangifer tarandus groenlandicus Borowski) резко отличается от европейско-азиатского Rangifer tarandus’а и водится к северо-востоку от р. Черчиль в полосе бесплодных земель до Гренландии включительно. Он мал ростом и слабосилен. Количество этих животных сильно уменьшилось вследствие усиленной за ними охоты. Американцы перевезли в Аляску сибирских оленей, долго работали над их акклиматизацией и улучшили породу путем искусственного отбора. В результате новый американский олень стал лучше, сильнее и крепче сибирского. Тогда все северные американские дикари из бродячих охотников превратились в оленеводов. Благодаря этому поднялось их экономическое благосостояние, бывшее дотоле в большом упадке.
По этому поводу Ратцель говорит: «Благоприятное положение тех групп индейцев, которые оказались под руководством благонамеренных белых, блестящим образом опровергло предположение об их естественном самовымирании».
Ныне среди американских индейцев есть лица, кончившие университеты[6].
Нигде в настоящее время инородческий вопрос не стоит так благоприятно, как у американцев!
Нам остается только его скопировать.
Но оставим в стороне американских индейцев и новозеландских маори и обратимся к нашим инородцам.
Наши инородцы быстро вымирают. Причин вымирания много.
Прежде всего укажем на прогрессивное обеднение стародавних охотничьих и рыболовных промыслов дикарей. Тайга и реки стали давать меньше, а потребности к жизни увеличились. Приход у них не стал уравновешиваться с расходом. Теперь у инородцев явилась потребность в табаке, в спичках, чае, соли и чумизе. С появлением на инородческих рынках китайской синей дабы[7] начало падать производство одежды из крапивы и рыбьей кожи.
Вместо берестовой шляпы и унтов они начинают приобретать европейские и китайские головные уборы и европейскую обувь.
Об оружии и патронах и говорить нечего. Эти вещи продаются им по цене, в два и три раза превосходящей магазинную.
Юкола для инородцев то же самое, что для русских хлеб. Юколой они кормятся сами, кормят своих собак; выделанная кожа рыб идет на шитье обуви и одежды. Если ход рыбы был плохой, то инородцы терпят такую же нужду, какую терпят земледелец, если год был неурожайный.
По подсчету самого дикаря, ему на свою семью, состоящую из него самого, его жены, старухи матери и двух детей (всего 5 человек) для круглого оборота на весь год, кроме годового запаса рыбы и мяса, надо около 15 пудов муки, 5 пудов чумизы, 1 пуд соли, 20 фунтов табаку и 4 кирпича чаю. Кроме того, он должен купить патроны, топор, одежду, нитки, иголки. На все это ему надо около 200 рублей в год. Эти двести рублей он должен добыть на охоте и главным образом соболеванием.
Введение законов о правильной охоте в крае является желательным ради спасения тех же инородцев от голода и вымирания.
Другая причина вымирания будет спирт и опий. Спирт на Амуре среди гольдов был известен задолго до прихода русских. Китайские купцы из Сан-сина на больших лодках спускались по р. Сунгари и выходили на Амур. Они везли с собой спирт, дабу, кремневые ружья, порох, чай и другие товары. Вслед за торговцами прибывают земледельцы, и в крае появляются и настоящие ханшинные заводы. Собственно говоря, каждая китайская фанза есть небольшой ханшинный завод, изготовляющий водку для своего употребления и кредитования соседних инородцев.
Но особенно пьянство среди туземцев развилось в последние годы. Спиртоносы под видом скупщиков пушнины проникали в самые глухие места, где только жили инородцы, и там, вдали от властей и всякого надзора, спаивали туземцев и обирали их начисто. Очень часто в спирт они подмешивали разные одурманивающие вещества, в том числе и атропин. Интересны приемы, к которым прибегали скупщики пушнины, чтобы только с толку сбить инородцев. Так, например, когда они нарочно за дешевую шкурку соболя платили большие деньги и понижали цену на темные мохнатые меха, иногда давали двойную плату втемную, т. е. не видя соболя. Потеряв деньги, в этом случае они сторицею наверстывали этот убыток на другой год или в другом месте[8].
В литературе уже много говорилось об эксплуатации инородцев китайцами, — я сделаю маленькую поправку: не эксплуатация, а порабощение[9]. Русские и американцы спаивают инородцев водкой, китайцы приучают их курить опий. Во всем Южно-Уссурийском крае на побережье моря почти все орочи и почти все гольды по Уссури заражены этой пагубной страстью.
Другими причинами вымирания инородцев будут болезни, которые занесли к ним русские и китайцы и которым они чрезвычайно подвержены. Особенно сильно свирепствует среди них оспа. От оспы они вымирают страшно быстро. В течение нескольких суток от целого стойбища не остается ни одного человека. Главные распространители заразы — вода, грязь в жилище и грязь на теле инородца и то обстоятельство, что здоровые люди, находясь под одной кровлей с больными, имеют постоянное с ними общение. Затем они застуживают оспу. Я был свидетелем, когда больные, чтобы облегчить свои страдания от оспенной горячки, катались в снегу и обливались ледяною водою.
А как они хотят лечиться! Один хромой верст десять гнался за нами и просил лекарства. Помню, лет десять тому назад некоторые инородцы сами покупали детрит и ланцеты, и сами себе делали прививки. К сожалению, некоторые из них по неведению делали себе прививки уже тогда, когда чувствовали первые приступы болезни. А тут на грех явились еще и староверы. Они стали внушать инородцам о вреде оспопрививания и указывали на случаи смертности многих прививших себе яд и случаи спасения уклонившихся от него.
Вообще я должен сказать, что, по моим наблюдениям, инородцы раньше доверчивее относились к русским врачам потому, что в лице доктора они видели шамана, излечивающего недуги. За последнее время наблюдается охлаждение к русской медицине и переход к китайской медицине, основанной на мистицизме, что ближе подходит под понятие инородца.
Затем дикие народы гибнут и от других болезней, например, от кори и чахотки. Корь страшна для них своими осложнениями. Чахотки тоже раньше у них не было. Инородцы прямо говорят, что эти болезни принесли к ним русские. Организм европейца в течение многих веков успел уже выработать иммунитет, привык бороться с этими болезнями, и потому уже с рождением в нем как бы заложено противоядие. Для инородцев — это новые болезни, и потому всякое заражение для них почти всегда смертельно.
Лет десять тому назад у тех туземцев, что живут в глубине гор и лесов, венерических болезней не было, но теперь и эти заболевания начинают появляться, хотя очень редко. Эти болезни занесли к ним русские и китайцы.
Вследствие того, что они постоянно вращаются в дыму и копоти и вследствие нечистоплотности у них развиты накожные болезни, разные глазные болезни и особенно трахома. Трахомой поражены все почти, в особенности на р. Имане и в Императорской Гавани. Инородцы говорят, что раньше этой болезни у них тоже не было и что принесли ее китайцы. Лечат они ее по китайскому способу — медвежьей желчью. Насколько это успешно, я сказать не решаюсь, могу только заявить, что выздоровевших я не видел. Раньше трахоматозных было значительно меньше — болезнь эта особенно распространилась за последнее десятилетие.
Надо помнить, что инородческие стойбища с их болезнями являются очагами заразы и потому не безопасны и для нас самих, живущих рядом с ними.
Теперь перейду к жилищам. Последнее время под давлением русской администрации инородцы стали жить в деревянных домах, отапливаемых железными печками. В некоторых станах жизнь в домах русского типа являлась даже обязательством.
По моему мнению, это ужасное зло. В самом деле, представьте себе человека, то сидящего около накаленного докрасна камина, то спящего в лесу зимою без огня. В результате у них стали появляться ревматизм и такие простудные заболевания, как плеврит и воспаление легких.
Русские домики совершенно не соответствуют жизни инородцев, занимающихся охотой и ведущих бродячий образ жизни. Им нужны юрты или землянки первобытного типа с отверстиями в крыше для выхода дыма.
Проследим жизнь инородца от самого рождения. Дней за десять до родов женщина не имеет места в юрте. Муж ей устраивает маленькую юрточку, похожую на собачью конуру. Там, несмотря ни на какую погоду, помещается роженица. К ней никто не ходит. Муж жену не навещает. Только старуха через дверь (полотнище палатки) подает дрова и пищу, но сама туда тоже не входит. Женщине предоставляется самой разрешаться от бремени, как она знает. Тотчас же после родов женщина с ребенком переползает в другую такую же юрту, поставленную рядом, где она сидит еще 10 суток. Ребенка мать обмывает сама, обертывает его тряпками, мехом и сажает в сухие тальниковые стружки. Только после этого карантина женщина может перейти в общую юрту.
Теперь я постараюсь сделать описание первобытной юрты, каковая сохранилась у многих тунгусских инородцев и по сие время.
Первобытная инородческая юрта представляет из себя двускатную крышу, поставленную непосредственно на землю. Чтобы корье не коробилось от сухости и жары и чтобы его не сорвало ветром, его снаружи прижимают лесом. Входы в юрту сделаны с обеих сторон и завешаны или полотнищем палатки, или куском коры или бересты. Вверху в крыше оставлено отверстие для выхода дыма.
Как только вы войдете в дверь, вы непременно должны согнуться и пролезть или вправо, или влево, иначе вы прямо попадете в огонь. Костер расположен посредине жилища. Стоять в юрте нельзя, надо или лежать, или сидеть. По обе стороны вдоль огня положены берестяные подстилки, устланные зверовыми шкурами.
Высокою температурою эти юрты похвастаться не могут. Люди согреваются только лучистою теплотою костра. Я нарочно несколько раз измерял температуру жилого помещения и каждый раз получал: –24, –28, –26°C и т. д. Снаружи в это время было: –30, –36, –32°C, и в этой температуре живут и женщины, и малые дети; почти все время они сидят на корточках у костра и греют на огне свои руки.
Привыкая с детства к холоду, инородцы закаляются и потому легко переносят стужу. Нередко я видел зимой, как маленькие дети, в легкой одежонке, с непокрытой головой, таскали из амбара мороженую рыбу. Так работали они целый день, несмотря ни на ветер, ни на сильную стужу, только время от времени бегали в юрту, чтобы погреть у огня свои озябшие ручонки. В 1907 году на реке Кусуне однажды вечером мы с одним орочем ловили подо льдом рыбу. Погода была холодная, ветреная. На льду была сложена солома для факелов. Покончив работу, мы пошли в юрту погреться у огня. Не пришел только ороч. Часа через два мы пошли его разыскивать. Велико наше было изумление, когда мы нашли его спящим на соломе. Волосы его заиндевели, кожаную рубашку кое-где занесло снегом. Мы разбудили его. Он встал как ни в чем не бывало. Что он не озяб, видно было из того, что он не дрожал и не подергивал плечами.
Когда инородец зимою гоняет соболя, то случается, что он так далеко уходит от бивака, что к вечеру он не может уже вернуться обратно и потому остается ночевать на открытом воздухе. Он остановится, осмотрится и где-нибудь тут же ляжет под деревом. Как зверь, где застанет его ночь, там он и уснет, а утром пойдет дальше. Помню, один раз мы нашли место, над которым остановились в недоумении — человек здесь спал или животное? Это было в начале зимы. Во время наводнения вода подмыла берег и образовала пустоту, сверху нависла дерновина, русло обсохло. Здесь-то под берегом и была видна лежка. Ни подстилки, ни следов огня нигде не было видно. Подошедший проводник рассеял наше недоразумение. Ремешок, струганая палочка и обрывок тряпки свидетельствовали о том, что здесь ночевал охотник.
Вот почему не дом, а юрта соответствует образу жизни дикаря-охотника. Вот почему эскимосы строят себе жилища из снега, вот почему малаец живет в легкой воздушной постройке, похожей на палатку. Посмотрите на жилища коряков. Что может быть остроумнее этой землянки с воронкой на крыше и с отверстием для выхода дыма! Жилища инородцев должны находиться в полном соответствии со всем укладом их жизни. Русская изба с железной печкой, если можно так выразиться, врывается диссонансом к ним в жизнь. Для того, чтобы инородцы могли безнаказанно жить в домах с печками, они в корне должны переменить всю свою жизнь с момента появления ребенка на свет Божий до последнего вздоха при старости, — а это не так легко!..
Есть народы, которые в развитии своем непременно должны пройти через все ступени культуры от первобытного охотника к оленеводству, потом к огородничеству и только тогда к земледелию и сельскому хозяйству.
Здесь более, чем где-либо, резких скачков не бывает, и всякое нарушение последовательности в развитии для инородцев гибельно. Разврат с его последствиями, разрушающими душу и тело, болезни и пьянство есть результат вторжения к ним культуры запада, не соответствующей общему укладу их жизни[10].
Вспомним, как англичане переселили австралийских дикарей на остров Ойстер-Ков, лучший в климатическом отношении, построив им дома и снабдив их скотом, зерном и земледельческими орудиями. Началось быстрое вымирание туземцев. Через несколько лет осталось их не более четверти. Тогда, чтобы спасти дикарей, англичане перевезли их обратно на родину, но ничто не могло уже остановить вымирания, и еще через несколько лет (1876 г.) погибли последние представители племени.
Описывая это, Уоллес говорит: «Мы видим здесь погибший народ, которому чужая культура не дала времени развиться».
Даже характер дикаря соответствует той работе, которую он выполняет. Дайте дикарю какую хотите легкую и хорошо оплачиваемую работу, но если только она будет систематичной, ежедневной, однообразной, в одни и те же часы дня, то вы увидите, что он начинает скоро уставать, мучается и лицо его покрывается потом от внутренних усилий. Он не ленив, но он не выдержит методичности и совершит побег, если его станут удерживать силою. Он готов работать в десять раз больше, но лишь бы эта работа была разнообразна и часто сменяла бы одна другую. Посмотрите на инородца во время охоты за соболем — надо поражаться его терпению и настойчивости. А рыбная ловля, а охота на ластоногих, ловля птиц — на все это он тратит много времени, а еще более — физических усилий.
При составлении орочского словаря я всегда имел в виду характер народа, и если они не убегали от меня, то только потому, что занятия свои с ними я вел между делом во время пути, на охоте, рыбной ловле, при починке лодки и т. д.
В инородческий элемент Южно-Уссурийского края (тазы) китайцы влили часть своей крови. Это принесло огромную пользу. Правда, чистый тип туземца исчез, но зато новое поколение с малых лет под руководством китайцев стало привыкать к новому хозяйству. Вместе с своею кровью китайцы влили в инородцев любовь к постоянному труду, любовь к земледелию и скотоводству.
Если мы обратимся к истории всех завоеваний, то всюду увидим грустную картину бедствий, терпимых туземцами от пришельцев. В таком же положении очутились и наши инородцы. Теснимые переселенцами, они бросают веками насиженные места и все дальше и дальше уходят в горы. Так, например, в 1907 году в Императорской Гавани рабочие лесной концессии разграбили орочские балаганы и унесли всю муку, которая была отпущена на случай голодовки. Поставленные в затруднение безрыбицей, орочи очутились в безвыходном положении. Зимой у них был ужасный голод. Они ели собак и рыбью кожу, они разбрелись по тайге и ели все, что попадалось им под руку, другие ушли к морю и ели остатки тука[11] около японских рыбалок. В особенно тяжелом положении очутились южно-уссурийские тазы, которые на несчастье свое стали оседлыми, и потому без клочка земли, годной к земледелию, они существовать более не могут. Ни русские переселенцы, ни инородцы совершенно не были подготовлены к встрече между собою, и встреча эта была потому не дружественна, а враждебна. Я знаю случаи, когда инородцы были разоряемы по семи раз. Семь раз они переменяли место, и семь раз их разоряли переселенцы; наконец, они обнищали и буквально жили подаяниями. Я знаю две семьи, которые завели у себя быков и занялись было огородничеством. Их дважды разорили крестьяне, а быков убили. Тогда дикари решили, что Бог наказал их за то, что они оставили жизнь отцов и дедов и сели на землю. Они бросили свои фанзы и ушли в горы и опять занялись охотою и рыболовством. Здесь мы видим печальное явление: те, которые было осели, стали вновь бродячими[12]. Конечно, при таких условиях инородцы жить не могут, и вымирание их произойдет скорее, чем это можно предположить.
Четвертая причина вымирания инородцев — это психически подавленное состояние духа. Клапрот отводит этому фактору первое место и считает его главнейшей причиной угасания инородцев на востоке Сибири. И в самом деле! Все, что им было дорого и свято, — их обычаи, шаманство, праздники, могилы отцов, — все это подверглось осмеянию со стороны пришельцев. Я сам видел, когда крестьяне жгли гробницы инородцев. За исключением гиляков, все приамурские инородцы хоронят покойников на поверхности земли в особых гробах, сделанных в виде лодки. Над гробом ставится юрта, в которую складывается все имущество покойного. Только в случае эпидемической болезни умерших закапывали глубоко в землю. Надо было видеть, как потом, после сожжения гробниц, туземцы со слезами на глазах палочками разбирали пепел и доставали из золы кольца, пуговицы и несгоревшие кости, чтобы предать их погребению в другом месте.
Случится ли беда у дикаря, он шаманил и так или иначе находил успокоение. Нет удачи на охоте, он прибегал к шаману. Шаман камланил и преподавал советы. Заболеет ли кто в семье, опять звали шамана, и, быть может, шаман действительно помогал им. Нет сомнения, что некоторые нервные болезни излечивались гипнозом. Во всяком случае, вера в шаманство если и не излечивала больных, то в значительной степени облегчала их страдания.
Как только от инородцев стали отнимать шаманство, они растерялись, они почувствовали пустоту, и в душе их произошел раскол. Одно крещение, обращение в православие при оставшихся анимистическими мировоззрениях инородцев на природу есть те же домики с печами, вторгшиеся в уклад жизни первобытного охотника и зверолова.
И так все! Возьмем хотя бы для примера лодки. Для постройки лодки инородцу не дают леса. Чтобы получить право срубить большое дерево, он должен пройти через целый ряд мытарств. Ему нужно живое дерево, а ему дают плавник. А плавник он взять не может, и вот почему. По представлению инородца, естественной смерти нет. Смерть может быть только насильственной. Она возможна лишь от козней чёрта. Вот почему охотник, найдя в тайге мертвого соболя, как бы он дорог ни был, никогда его не тронет и поспешно уедет в другое место. То же самое и мертвое дерево. Если он сделает лодку из плавника, он утонет. Даже живое дерево в видах этого рубится особым образом, и при этом читаются заклинания.
Теперь оставим в стороне бродячих инородцев и еще раз обратимся к южно-уссурийским тазам и амурским гольдам.
В настоящее время те и другие стали заводить у себя свиней, кур, лошадей и другую живность. Многие из них около своих фанз имеют уже и огороды, и потому они должны быть причислены к разряду оседлых.
Инородцы эти интересуются японским и китайским императором и совершенно не имеют понятия о русском Государе; они знают историю Китая, знают китайских героев, китайские песни и — ничего русского! Разве это нормально!?
Все они в один голос просят дать им «билеты», думая, что это спасет их от разорения. Часто такие виды на жительство они никак получить не могут. Крестьяне гонят их с земли как беспаспортных, в городах их арестовывают как безбилетных. Случилось, что одна ороченка умерла в Хабаровске. Явилось затруднение, где и как ее хоронить? На русском кладбище ее хоронить было нельзя, потому что она была не православная, а на иностранном нельзя было хоронить потому, что она русская подданная. — Ее похоронили где-то за кладбищем. Разве это нормально!?
Прежде всего инородцы нуждаются во врачебной помощи, и прежде всего необходимо организовать правильную поголовную прививку оспы. Другой мерой для поддержания инородцев во время безрыбицы или неудачной охоты будет устройство магазинов (складов), в которых они могли бы достать себе по дешевой цене продовольствие и предметы первой необходимости.
Третьей насущной потребностью инородцев являются хорошие школы. Те инородческие школы, которые я видел во многих стойбищах, — все, что угодно, только не школы. Это какие-то холодные, грязные мазанки. Общежитие для детей еще хуже. Любая инородческая юрта в десять раз чище и опрятнее. Первое желание, какое является при посещении такой школы, — это выйти скорее на улицу. Не мудрено, что дети не хотят посещать школ, и родители им в этом сочувствуют. До сих пор инородцы не видели от школ ничего хорошего. Подбор учителей совершенно не соответствует своему назначению, и сплошь и рядом китайские купцы, живущие в инородческих стойбищах, культурнее и развитее, чем учителя. Жалованье этих учителей до того ничтожное, что на него может пойти только такой человек, которому, как говорится, деваться некуда.
Я не знаю, сколько лет существуют такие школы, но уверен, что школы эти в том виде, как они есть сейчас, — приносят более вреда, чем пользы.
У инородцев развилось к школам враждебное отношение.
Я предложил бы сделать нескольких фельдшеров и фельдшериц и нескольких учителей из числа тех же инородцев. Опасения, что они уйдут от своего народа и станут жить в городах, не должны иметь места, потому что: 1) перемещение фельдшеров зависит от Окружного Медицинского Инспектора и 2) потому, что и сами они этого не пожелают.
Профессор Н. И. Прохоров в Якутской области встретил в одном из стойбищ якутку, окончившую Благовещенскую женскую гимназию. На предложение поселиться в городе она ответила отказом и при этом подчеркнула, что ее долг быть со своим народом и помогать ему. То же самое я услышал и от одного тунгуса, окончившего Хабаровское реальное училище.
Наши инородцы болеют телом и духовно. Они младшие наши братья. Ведь и мы были когда-то в таком же фазисе развития, как и они. Благодаря счастливому стечению обстоятельств мы опередили их — и только!
Для меня понятно, когда крестьяне жмут и разоряют инородцев, для меня понятно, когда переселенец говорит: «пусть вымирают и чем скорее, тем лучше!» Но я никак не могу понять, как такую фразу может говорить человек интеллигентный и образованный!? А такие фразы я слышал довольно часто. На это возразить можно было бы еще очень многое.
Как же практически помочь инородцам? Прежде всего надо оградить их от пьянства, во-вторых, организовать медицинскую помощь. Организовать не так, как это было раньше. В самом деле!? Что может сделать один врач на всю Камчатку, Анадырь и Чукотский полуостров!? В. Тюшов был прав, когда вместо лечения людей он занялся наукой.
Для того, чтобы спасти инородцев от окончательного вымирания, много предположений делать нельзя. Тут есть только один исход: земельные и рыболовные наделы оседлых инородцев (тазы и гольды) и отвод охотничьей территории бродячим так, как это сделано у американцев, предоставив инородцам развиваться самим из рыболовов и охотников в огородники и земледельцы, помогая осторожно примерами, и отнюдь их не насилуя.
Надо торопиться, а то придется и нам сказать то же, что сказал и Уоллес относительно вымерших тасманийцев: «Это были народы с зачатками прогресса, которые тогда встретили возможность развития, когда было уже слишком поздно!?»
Примечания автора
- ↑ Смотр. Шренк. Об инородцах Амурского края. Изд. Императорской Академии Наук. 1883 г., стран. 3-я. Al. Castren. Versuch einer Jenissei-Ostjak. und Kottischen Sprachlehre, herausgegeben von A. Schniefner. St. Petersb. 1858, pp. V, VI.
- ↑ Там же, стр. 2-я.
- ↑ Эта же цифра показана и у г. Патканова. Смотр. Племенной состав населения Сибири. Том. 1-ый., Записки Императорского Русского Географического Общества по отделению статистики. Т. XI. Вып. I-й.
- ↑ Изучающий гольдов И.А. Лопатин нашел иные цифры. У него получилось, что на 33 семьи приходилось 33 ребенка, т. е. по одному ребенку на семью. Лопатин говорит, что в 10 семьях совсем не было детей, 13 имели по 1 ребенку и 10 семейств по 2 ребенка.
- ↑ В настоящее время [1913 г.] земли эти оцениваются миллиардами рублей.
- ↑ Смотр. журнал «Globus». Поcледний том. Статья о современном положении индейцев в Северной Америке.
- ↑ Синяя материя, из которой рабочие-китайцы шьют себе одежду.
- ↑ Случаи эти имели место в 1906–1907 гг. в Зауссурийском крае на рр. Нимми, Нахтоху, Ботчи и Самарги.
- ↑ Об эксплуатации инородцев китайцами смотр. мой труд «Китайцы в Уссурийском крае», напечатанный в записках Приамурского Отделения Императорского Русского Географического Общества в 1914 году.
- ↑ Иногда наблюдается непосредственный переход от бродячего охотничьего образа жизни прямо к земледелию. Так, например, под влиянием китайцев орочи, обитавшие в Южно-Уссурийском крае, и уссурийские гольды занялись огородничеством и земледелием и только после этого завели у себя лошадей и рогатый скот.
- ↑ Тук варится из рыбы и идет на удобрение полей.
- ↑ Иногда наблюдается, что инородцы умышленно уклоняются от оседлого образа жизни, чтобы не платить сельских и волостных сборов и не нести повинности натурою.