Сергей Михайлович Соловьев
Высказывания.[править]
Оригинал здесь: Библиотека Истории Русской Философии и Культуры "Дом А. Ф. Лосева
Языческий мир, провозгласивший автономность человеческого и природного начала, положил основание истинно научному знанию…Средние века были эпохой новой цельности, нового слияния отдельных человеческих знаний во всеобъемлющем единстве христианской истины.
(Соловьев С. М. Богословские и критические очерки: собрание статей и публичных лекций. — Томск: Водолей, 1996. — С. 7);
Пора нам вспомнить, что у нас есть национальные гении, не уступающие европейским: если у германцев есть Гёте, то у нас есть Пушкин, если у германцев есть Ницше, то у нас — Владимир Соловьев. Кроме того, у нас есть то, что непосредственно и объективно связует духовную жизнь нашего народа с эллинизмом. У нас есть непочатая сокровищница византийской церкви, и через Византию мы являемся прямыми наследниками эллинской культуры.
(Соловьев С. М. Богословские и критические очерки: собрание статей и публичных лекций. — Томск: Водолей, 1996. — С. 8);
Есть много талантливых поэтов. Но раз в несколько веков появляются в поэзии титаны, именуемые гениями, которые производят впечатление чего-то сверхчеловеческого. Таковы были Гомер и отец аттической трагедии Эсхил. Таков и Дант, перед которым бледнеет человеческий облик его антипода — Гёте.
(Соловьев С. М. Богословские и критические очерки: собрание статей и публичных лекций. — Томск: Водолей, 1996. — С. 9);
Рассматривая русскую поэзию, мы находим, что вся она, впадая в демонические соблазны, иногда более страшные, чем соблазны Запада, в своем итоге раскрывает единую христианскую идею….Русская поэзия, более чем всякая другая, впадала в демоническое безумие, но ни одна поэзия не вынесла из этого безумия такого чистого исповедания христианства, как поэзия русская. Это исповедание было последним словом Жуковского, Пушкина, Баратынского, Тютчева, Гоголя, Достоевского, Толстого и Соловьева.
(Соловьев С. М. Богословские и критические очерки: собрание статей и публичных лекций. — Томск: Водолей, 1996. — С. 11, 28);
Нашей христианской мысли приходится вести борьбу на две стороны; с одной стороны, против наивного материализма массы, с другой — против свободного мистицизма высшего культурного круга.
(Соловьев С. М. Богословские и критические очерки: собрание статей и публичных лекций. — Томск: Водолей, 1996. — С. 29);
Путь к мистицизму указал западной культуре Гёте; все прошлое нашей поэзии, с Пушкиным во главе, указывает нам другой путь, более «узкий и прискорбный», путь к церковному христианству. Впрочем, оба пути могут иногда сливаться, как мы видим это в церковной и в то же время теософской философии и поэзии Вл. Соловьева.
(Соловьев С. М. Богословские и критические очерки: собрание статей и публичных лекций. — Томск: Водолей, 1996. — С. 29);
Пушкин отразил в себе, как в зеркале, всю Россию, все эпохи ее истории, все ее сословия. Он дал на своей лире отзвуки и грустной песне ямщика, и мечтам уездной барышни Александровской эпохи «с французской книжкою в руках», и молитвам старца Пимена, и грому пушек величественного Петербурга… Пушкин — это Россия, с ее язычеством и монашеством, с ее деревнями и двором Николая I… Гоголь — это не Россия. Бич его неистовой сатиры хлестал по России и обличал ее позор и падение… Заветным словом его была не Россия, а Русь — древняя Россия, «вера православная»… Поклонимся теперь тени великого Пушкина, для которого не было слова святее, чем «Россия», и тени великого Гоголя, для которого не было слова святее, чем «вера православная».
(Соловьев С. М. Богословские и критические очерки: собрание статей и публичных лекций. — Томск: Водолей, 1996. — С. 84-85, 108);
Везде, где на первом плане народ. В делах веры, в освободительной войне, Россия побеждает. Но там, где на первом плане интеллигенция, в науке, в общественности, в искусстве, Россия бесконечно отстает от Европы. Сила России — в церкви, церковь — в народе, сила России — в народе.
(Соловьев С. М. Богословские и критические очерки: собрание статей и публичных лекций. — Томск: Водолей, 1996. — С. 110);
Патриотизм может принести дурные плоды, если он останется самодовлеющим, если национальная идея не подчинится высшей, религиозной идее.
(Соловьев С. М. Богословские и критические очерки: собрание статей и публичных лекций. — Томск: Водолей, 1996. — С. 116);
Европе, постигшей высокое значение закона, Россия говорит о том, что выше закона, о благодати, о прощении, о милосердии. Но там, где нет дыхания благодати, Россия, не понимающая закона, падает бесконечно ниже Европы, принимая образ не благодатный, не человеческий, а звериный.
(Соловьев С. М. Богословские и критические очерки: собрание статей и публичных лекций. — Томск: Водолей, 1996. — С. 120);
Стремящийся в даль и в ширь русский народ — народ синтеза и примирения. Он не умеет творить из себя, но претворяет полученное извне в свое и совершенно новое.
(Соловьев С. М. Богословские и критические очерки: собрание статей и публичных лекций. — Томск: Водолей, 1996. — С. 120);