В Татьянин день (Дорошевич)/ДО
| Въ Татьянинъ день |
| Источникъ: Дорошевичъ В. М. Собраніе сочиненій. Томъ II. Безвременье. — М.: Товарищество И. Д. Сытина, 1905. — С. 294. |
Ахъ, Господи Боже мой! Ты мнѣ уголовный фракъ подаешь! Дай тотъ, который по гражданскимъ дѣламъ… постарѣе. Ну, вотъ! Слава Тебѣ Господи… До свиданія, цыпленочекъ! Обѣдать? Нѣтъ, обѣдать буду въ Эрмитажѣ. Да развѣ же ты забыла? Татьянинъ день сегодня… Да мнѣ бы и самому, признаться, не хотѣлось, да неловко… традиція, знаешь… Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ! Духовъ не надо. Праздникъ демократическій! Молодежь, понимаешь, горячая… Ну, и выпившая. Слово имъ скажу Можетъ, качать будутъ. Услышатъ, что отъ меня духами, — могутъ бросить… Да нѣтъ, душечка, не безпокойся. Теперь какая «Татьяна»? Теперь, строго говоря, и никакой Татьяны-то нѣтъ. Такъ! Традиція!.. Ахъ, прежде? Это дѣйствительно! На пальму лазалъ, это — вѣрно. И въ бассейнѣ купался! Все помнишь?.. Нѣтъ, теперь! нѣтъ! Теперь не то!.. Да ей Богу же, ни въ одномъ глазу!.. Рано! Рано!.. Ну, какія тамъ пѣвицы!
— Онисимъ, въ Эрмитажъ. Да не въ театръ, дура. Въ ресторанъ… Можешь ѣхать домой. Меня не дожидайся.
— Здравствуй, Герасимъ!.. И тебѣ также!.. Тфу, то бишь, спасибо, спасибо, голубчикъ. А много празднующихъ-то? Ого! И Иванъ Ивановичъ ужъ здѣсь? И Петръ Петровичъ? А Семенъ Семенычъ? И Семенъ Семенычъ?! Чортъ, вѣчно опоздаю. Отдѣльно положи! Отдѣльно! Смотри, не перепутай! Соболья. То-то!
— Иванъ Иванычу! А, Семенъ Семенычъ! Съ праздникомъ, коллега! Съ Татьяной-съ, Петръ Петровичъ, съ Татьяной-съ. Да, какъ вамъ сказать?! Года два еще, пожалуй, протянется! Конкурсное дѣло оно… Кто это, Козьма Прутковъ, кажется, еще сказалъ: «двѣ вещи трудно окончить, разъ начавъ дѣлать: вкушать пріятную пищу и чесать, когда чешется». А конкурсное дѣло, оно всегда чешется. Хе-хе! Шутникъ, Никифоръ Ѳедоровичъ. За ваше-съ!
— Мнѣ бы, собственно, не слѣдовало. У меня, знаете ли, Остроумовъ нашелъ… За ваше-съ!.. Я Виши пью.
— Сеня! Голубчикъ! Лѣтъ-то, зимъ-то сколько! Постарѣлъ-то какъ! Ай-ай-ай! Да неужели учительствуешь? Ахъ, бѣдняга, бѣдняга! А юриспруденцію по боку? Не повезло? Географію преподаешь? А! Жизнь-то какъ! Какъ разметала? А? Съ удовольствіемъ, братъ, выпью! Со старымъ-то закадыкой?! Вотъ рекомендую, братъ, салатъ Оливье. Это изъ дичи. Да ты это не отбрасывай! Это, братъ, трюфель! Да ты съѣшь, съѣшь. Хорошо? То-то и оно-то! Чеаэкъ! Рейнской у васъ лососины нѣтъ? Ахъ, географія, географія! Вотъ рекомендую! Каждый, братецъ ты мой, слой своимъ жиркомъ переложенъ. Такъ сказать, не рыба, а бутерброты, самой природой приготовленные! Рекомендую. Поѣсть? Поѣсть люблю. А прежде? Челыши помнишь? А Петька? Кирсановъ Петька! Веселый былъ малый, горячая голова! Гдѣ теперь Петька?! Ахъ, жизнь, жизнь, всѣхъ пораскидала! Выпьемъ за молодость, за Петьку! Да неужто онъ? Этотъ? Лысый? Петь… Петя! Господи! Господи!
Ахъ, вы въ газетахъ пишите? Ну, и какъ это… то-есть, я хотѣлъ сказать… въ смыслѣ заработка… ничего?.. Pardon[1], мнѣ вотъ съ предсѣдателемъ надо…
Какъ изволите видѣть… Покорнѣйше благодарю, и жена! Ваше превосходительство, выпьемъ!.. Татьянинъ день!.. Ну, что такое рябиновая? Ваше превосходительство, казенной? Всѣ мы казенные, и водка казенная! In vino veritas[2]! И правда казенная! А это, ваше превосходительство, Сеня. Закадыка мой, ваше превосходительство! Сеня! Географію учитъ! А? Ваше превосходительство? Россія-то? Силы на что тратятся? А? Силы, — и географіи учатъ! Ваше превосходительство, еще рюмочку! Одну! За силы, за гибнущія силы! А?
Ушелъ, — и чортъ съ нимъ. Бюрократія. А я свободной профессіи! Свободной и наливай водки! Свободной, мнѣ ни къ кому подлизываться не надо! Нѣтъ, братъ, шалишь, меня не перервешь! Свободной! Сеня! Г. Кирсановъ!.. Петръ… Петръ… Какъ его по отчеству?.. Вы хоть и враждебнаго лагеря, но выпьемъ! За старое! За молодость! За Alma mater[3]! Дай Богъ, чтобъ ея традиціи вы высоко несли и въ журналистикѣ! Чтобъ и на этомъ пути вы не забывали!.. Да вы не обижайтесь! Печать, это — святое дѣло! Къ ней нужно дотрогиваться чистыми руками! Чистыми-съ! Чистыми-съ! Вамъ говоритъ старый студентъ! Старый студентъ Московскаго университета!.. И буду себя бить въ грудь! И никакого скандала… И выпьемъ. И вотъ я тебя поцѣловалъ, и его поцѣлую. И закушу колбасой.
Колбаска! Господи! Помнишь, братъ? Петька! Помнишь? Бронная, колбаса, идеалы! Сеня! Давай колбасу поцѣлуемъ. Плачу, братъ, плачу! Святыя слезы! Святыя, да! И колбаса святая! И молодость святая!
«Куда, куда вы удалились»…
Ну, не буду пѣть! Не нужно, и не нужно! А колбасу я уважаю! Символъ! Вѣрили, пока колбасу ѣли! А теперь, братъ, устрицы насъ съѣли! Устрицы! И омаръ съѣлъ! Гдѣ омаръ? Дать мнѣ сюда изъ него салатъ! Я его съѣмъ!
Омара я презираю, — потому омаръ подлецъ, а колбасу уважаю, потому что она честная! Омаръ — подлецъ, а колбаса — честная! И дать мнѣ сюда колбасы! Ахъ, копченая! Я и копченую уважаю! И копченую на Бронной ѣлъ!.. На Бронной! Великое слово: на Бронной… Вы, молодой человѣкъ, какого курса? Ахъ, второго! А мы, молодой человѣкъ, вѣрили! Мы вѣрили! юноша! Вѣрили! Мы въ свое время, юноша… Выпьемъ съ тобой на брудершафтъ!.. Мы въ ваши годы на Бронной жили! На Бронной! Ко мнѣ Глашенька ходила. Бѣлошвейка — Глашенька. Въ веснушкахъ она была. Въ веснушкахъ носъ у нея! Не встрѣчали? А вообще дѣвица доброкачественная. И выхожу я противъ Глашеньки подлецъ! Подлецъ я! Понимаете, подлецъ! Налей подлецу водки!
«Gaudeamus igitur[4]»…
Желаете, я на Глашенькѣ женюсь? Да! И женюсь! Разведусь съ женой. Она у меня умная, она пойметъ, передовая женщина! Жена у меня ангелъ! А я съ ней разведусь. Непремѣнно разведусь! А Глашенька теперь, небось, въ богадѣльнѣ. А я, — мнѣ все равно! Я долженъ! Я и въ богадѣльню приду, въ ноги ей поклонюсь. Какъ Нехлюдовъ въ «Воскресеніи» у Толстого! Да! Послать Толстому телеграмму: «Развожусь съ женой, женюсь на Глашенькѣ. Уррра!»
Я и не ору. И Михайловскому телеграмму! Всѣмъ телеграммы. Я, молодой человѣкъ… Позвольте, какъ же вы можете быть на второмъ курсѣ, когда у васъ сѣдая борода? И почему вы не въ формѣ, а въ бѣломъ? Ахъ, это офиціантъ! Все равно! Дайте и офиціанту водки! Пусть пьетъ! Я, братъ, Михайловскаго вотъ какъ помню! Я только названія забылъ, а я помню! Стой! Какъ? «Дарвинъ и Оффенбахъ». Видишь, какъ помню?! Я, братъ, на «Дарвинѣ и Оффенбахѣ» воспитанъ! Я всосалъ! Дать ему водки! Пусть и онъ! Что жъ изъ того, что онъ человѣкъ! Человѣкъ! Это звучитъ гордо! Это не ты, не я, не онъ! Это ты, я, онъ, Наполеонъ… еще кто? Гладстонъ! Чемберленъ! Человѣкъ! Человѣкъ!.. Ничего мнѣ не нужно! Что вы сбѣжались? Я просто какъ Горькій! Послать Горькому телеграмму! Пусть пріѣзжаетъ! Желаю съ Горькимъ обѣдать! Нѣтъ, не желаю итти за столъ. Съ Горькимъ желаю! На какомъ основаніи «Мѣщане»? Почему «Мѣщане»? Отчего онъ ругается? Нѣтъ, у насъ съ Горькимъ большой разговоръ будетъ! Посадите меня рядомъ съ Горькимъ! Ахъ, нѣтъ Горькаго? Нѣту Горькаго? Въ такомъ случаѣ, я въ супъ окурокъ. Это что? Потажъ а ля кремъ? А я въ него окурокъ! И въ рыбу окурокъ положу! И во все окурокъ положу! Я протестую! Протестую! Въ Пензенской губерніи неурожай кормовыхъ травъ, а вы въ это время супъ-потажъ ѣсть можете? Чеаэкъ! Дай сюда мнѣ тарелку супа! Я въ него плюну! Пусти меня на столъ, я имъ все это со стола скажу! Нѣтъ, ты меня за фалды не держи! Что фалда? Фалда лакейское! Хочешь, я самъ себѣ фалду оторву? Не желаю съ сегодняшняго дня ничего лакейскаго! И не желаю|! На столъ желаю! А фалда вотъ тебѣ! На! Подавись! На столъ, и на столъ! А ты стулъ изъ-подъ меня не выдер…
Позвольте, почему вездѣ ноги? Ни одного лица и однѣ ноги! Всѣ вверхъ ногами стали? Почему ноги? И почему здѣсь темно? Ахъ, подъ столомъ?! Понимаю! Понимаю! Протестующую личность подъ столъ спрятали?! Неудобно вамъ? Неудобно? Подлецы! Подлецы!! Ну, да я и подъ столомъ ходить буду. Желаете, я со всѣхъ сапоги снимать буду? Всѣхъ босяками сдѣлаю? Всѣхъ? «На днѣ», значитъ я! Отлично! Вотъ нога! Сейчасъ сниму сапогъ. Разъ!
Ахъ, и вы подъ столъ? Вы какого выпуска? Ахъ, 83-го?! А я 87-го. Очень пріятно познакомиться! Желаете со мной брудершафтъ пить! «На днѣ»! Ха-ха-ха! «На днѣ»! Хотите, мы отсюда Горькому телеграмму пошлемъ? Бумаги нѣтъ? Все равно! На полу пишите! Сюда пусть телеграфистъ придетъ и отстукаетъ. Пишите! Пишите на полу! Желаете, я сейчасъ съ четверенекъ встану и столъ опрокину? Пусть, подлецы, не пьютъ, когда ближній, когда братъ во тьмѣ на четверенькахъ ходитъ. Подлецы!
На какомъ основаніи меня за ногу? Ахъ, вытащили?! Покорнѣйше васъ благодарю! Не желаю домой! Мой домъ — вселенная. Пусти, я вотъ этого поцѣлую, который говоритъ! Браво! Браво! Браво! Хочу кричать и кричу! И жена, мнѣ это все равно, что она тамъ скажетъ! Жена — буржуазка! Обстановка, лошади, — презираю! Моя жена — человѣчество! Мой ребенокъ — будущее! А! Ты думалъ, что я конкурса веду! Нѣтъ, братъ, я не одни конкурса! Что такое жена? Самопроизвольный аппаратъ для продолженія рода! Не желаю я съ самопроизвольнымъ аппаратомъ жить! Не желаю! Дарвинъ что по этому поводу говоритъ? Нѣтъ, ты мнѣ скажи, что Дарвинъ говоритъ, а не по лѣстницѣ меня веди. По лѣстницѣ всякій дуракъ можетъ!.. Вотъ и скатился, и раньше тебя.
Вы тоже Максимъ Горькій? Ахъ, вы не Максимъ, вы Онисимъ. Вы, значитъ, подмаксимокъ… какъ онъ?.. Позвольте, почему же въ поддевкѣ, ежели вы не писатель? Ахъ, вы швейцаръ!
Не хочу калоши! Къ чорту калоши! Я босякъ! Ахъ, для тебя? Для тебя все, что угодно! Хочешь, я сейчасъ тебѣ свою шубу подарю? Хочешь? Вотъ! Не желаю шубы надѣвать. Желаю студенческое пальто надѣть. Студентъ я, старый студентъ! Да!
Ахъ, въ Прагу? Въ Прагу, такъ въ Прагу. Я радъ за границу! Мнѣ душно здѣсь, душно! Понимаешь? Мнѣ простору нѣтъ въ Россіи! Я здѣсь конкурса веду, а тамъ я министромъ бы былъ. Всѣ министры за границей изъ адвокатовъ. Въ Прагу я хочу! Прага! Симпатично! Младо-чехи! Я люблю младо-чеховъ. Знаешь, братъ, заѣдемъ на телеграфъ, дадимъ младо-чехамъ телеграмму: «Старые студенты, справляя Татьянинъ день, желаютъ вамъ полной свободы языка!» Ей Богу, заѣдемъ! Младо-чехи рады будутъ! Очень рады! Пошлемъ! 15 копеекъ слово! Чортъ съ ними съ 15 копейками. Вотъ три рубля. Пошлемъ.
Ахъ, это ужъ Прага? Скажите, какая улучшенность путей сообщенія. Прага! Пошлемъ въ Петербургъ телеграмму: «Благодаря за ускореніе путей сообщенія»… Ей Богу, пошлемъ! Вотъ сядемъ за столъ и напишемъ! Чеаэкъ! Телеграфныхъ бланковъ и шампанскаго! Какъ нѣтъ телеграфныхъ бланковъ? Въ Татьянинъ день и нѣтъ телеграфныхъ бланковъ? Почему такой безпорядокъ по почтово-телеграфному вѣдомству? Дать телеграмму въ Петербургъ… Это что за младо-чехъ?
Лицо знакомое, а гдѣ васъ помнилъ, не увижу! Ахъ, вы мой помощникъ! Очень пріятно! Я васъ знаю! Вы по дѣлу о взысканіи съ купчихи Ергуновой 32 рублей 75 копеекъ на однѣ копіи и гербовыя марки 17 рублей 95 копеекъ израсходовали? Я васъ отлично знаю! Ахъ, вы позабыли? А я помню-съ! Я все помню-съ! Вы мнѣ ремингтоновую барышню рекомендовали, а она взяла авансъ въ 22 рубля 40 копеекъ и не явилась?! Я вамъ это въ счетъ запишу! Нда-съ! Нѣтъ, ты постой! Я хочу показать, какъ я къ помощникамъ отношусь! Я какъ отецъ! Да! Хотите я вамъ всѣ свои конкурсныя дѣла передамъ? Желаете? Все, все берите! Мнѣ ничего не надо! Мнѣ только 22 рубля 40 копеекъ подайте! Чеаэкъ! Шампанскаго! Рѣчь имъ! Я имъ рѣчь сейчасъ скажу! Младо-чехи! Какое вы имѣете право съ совѣтомъ спорить? Вамъ говоритъ старый студентъ! Мы выходили судебныя учрежденія, и на нашихъ рукахъ они возросли! Да! Вотъ на этихъ рукахъ! Видите эти руки?! Вотъ онѣ! И мы преемственно передаемъ судебныя учрежденія на положеніи наслѣдства въ ваши руки, господа! Берите же ихъ чистыми руками! Чистыми! Чистыми, господа! Вамъ говоритъ старый студентъ! Давайте всѣ мыть руки въ шампанскомъ! Чеаэкъ, шампанскаго!
«Gaudeamus igitur, |
Что жъ что народъ! И пускай народъ слушаетъ, какъ я пою!
«Укажи мнѣ такую обитель, |
Народъ любить надо! Мы на его шеѣ выросли! Хочешь, я сейчасъ народу въ ноги кланяться буду? Видишь, барыня, возьму и поклонюсь! И дворнику дамъ въ ухо! Ты не смотри, что я конкурса веду, у меня, братъ, убѣжденія! Да, убѣжденія!
Но интересно бы знать, почему такъ холодно! И по какому случаю на лошадяхъ везутъ? Ахъ, понимаю! Въ Сибирь везутъ! Въ Сибирь, — такъ въ Сибирь! Позвольте васъ спросить, г. ямщикъ, вы не изъ якутовъ будете? Ахъ, вы отъ Ечкина! Скажите, съ какимъ комфортомъ! Отъ Ечкина! Прекрасно понимаю. Для скорости! Очень пріятно!
Позвольте! Позвольте! Позвольте! Почему въ Сибири и вдругъ пальмы?! Ахъ, понимаю! На Сахалинъ черезъ Цейлонъ! «Стрѣльна»? Скажите, пожалуйста, «Стрѣльна»! Вотъ пріятная неожиданность! Я имъ рѣчь! Только не прижимайте меня, господа, къ пальмѣ, потому что это вовсе не древо познанія добра и зла. Это кто плаваетъ? Стерляди. Дай мнѣ стерлядь въ руку! Со стерлядью желаю рѣчь сказать! Чеаэкъ! Стерлядь дай! А то въ морду! Вотъ такъ! Ничего, что скользкая. Господа! Коллеги! Татьянины дѣти! Вы видите передъ собой разительный контрастъ: рыба и адвокатъ! Господа! Передъ вами съ вещественнымъ доказательствомъ преступленія въ рукахъ стоитъ обвиняемый… и потерпѣвшій! По независящимъ отъ него обстоятельствамъ, онъ свершилъ великое преступленіе предъ собою и предъ обществомъ… Ты, братъ, не безпокойся! Ты не дергай! Я до «Стрѣльни» прочухался. Я ничего такого не скажу!.. Какъ Акоста, «онъ въ истины обѣтованный край шелъ», онъ пошелъ съ высокими думами, съ прекрасными задачами, но, дойдя до конкурса, остановился и далѣе не пошелъ!.. Да не ори ты «ура»! «Увы» кричать надобно… Онъ возжегъ пылающій факелъ отъ алтаря святѣйшей и непорочнѣйшей изъ весталокъ — Татьяны и принесъ въ міръ этотъ факелъ погасшимъ, распространяя только вонь и чадъ. Онъ ли погасилъ факелъ, непогоды ли погасили священный огонь, но чадъ и смрадъ принесъ онъ туда, гдѣ воздухъ и безъ того душенъ и спертъ. Общечеловѣческую совѣсть, за неудобствомъ, онъ замѣнилъ профессіональной этикой, карманной, складной, портативной!.. Не дергай! Въ Татьянинъ день все говорить можно!.. Вотъ въ чемъ обвиняется онъ, но онъ же и потерпѣвшій! Онъ пришелъ въ міръ, окрашенный золотистымъ сіяніемъ солнца правды, свѣта, добра. И что жъ ослѣпило его? Золотистый блескъ стерляжьяго жира! Вотъ я выкусываю у живой стерляди изъ спины кусокъ! Вотъ онъ этотъ золотистый жиръ, который его ослѣпилъ. Ему захотѣлось ѣсть стерлядей, — и стерляди съѣли его! Много мы жремъ стерлядей, но сколько стерляди съѣли нашего брата! «Пойми ты, пойми ты! — скажу я, какъ Максъ Холминъ въ „Блуждающихъ огняхъ“, — живую душу стерляди съѣли!» Вотъ въ чемъ трагедія защитника вдовъ и сиротъ, доказывающаго, что битье человѣка по голому тѣлу ремнемъ до тѣхъ поръ, пока «субъектъ» не упадетъ мертвымъ, «не есть истязаніе!..» Татьянинъ день, это — не только праздникъ радости для русской интеллигенціи. Это день итоговъ. Это нашъ «судный день». И сквозь золотистый блескъ шампанскаго, сквозь звонъ бокаловъ, крики и пѣсни, — трагическій вопль сердца услышитъ чуткое сердце. Какъ блудные сыновья, приходимъ мы въ этотъ день къ нашей святой Татьянѣ, и она смотритъ на насъ мученическими, полными скорби глазами. «Что сдѣлали вы, рабы лукавые и лѣнивые, изъ своихъ талантовъ?» Alma mater[3]! Alma mater[3]! Не мы одни виноваты, что свѣтильники наши погасли! Въ непогоду несли мы ихъ, когда вѣтеръ тушилъ пламя! Кругомъ раздавалися крики: «не заботьтесь ни о чемъ другомъ! Пусть всякій заботится и думаетъ только о себѣ!» Воздухъ дрожалъ, словно въ страхѣ дрожалъ отъ этихъ криковъ, и колебалъ и гасилъ наши свѣтильники, возженные отъ твоего неугасимаго огня, alma mater[3]. Мы пьемъ въ этотъ день, и въ этомъ пьянствѣ, какъ во всякомъ русскомъ пьянствѣ, есть много трагедіи. И вотъ она, муза трагедіи русской общественной жизни, — вотъ она передъ вами! Не въ классической тогѣ, величавая, со строгимъ прекраснымъ лицомъ, — а во фракѣ съ оборванной фалдой, со стерлядью въ рукахъ, пьяная, жалкая. Гг. присяжные засѣдатели, обвиняемый виновенъ, но по обстоятельствамъ дѣла онъ заслуживаетъ снисхожденія. А потому дозвольте ему выпить, чтобъ виномъ залить глотку кричащей совѣсти, которая въ этотъ день привыкла вопить: «Что ты былъ и что сталъ и что есть у тебя?» Господа, выпьемъ! Чеаэкъ! Шампанскаго! Еще шампанскаго! Еще!..
И лежу и буду лежать трупомъ, а надо мной пусть мавзолей воздвигнутъ. «Здѣсь покоится прахъ человѣка, который спалъ, а въ Татьянинъ день проснулся. И проснувшись, — немедленно померъ!» Пусть такъ и напишутъ! Такъ и напишутъ! А всѣ пусть читаютъ и плачутъ! А я буду лежать мертвый, — и все! И въ гробъ меня будете класть пальцы мнѣ въ фигу сложите! И всѣ будутъ плакать, а я лежать и фигу показывать! И все! Желаю умереть! Нѣтъ, ты меня къ «Яру» не зови, я на тотъ свѣтъ хочу! Хочешь со мной на тотъ свѣтъ? Чеаэкъ! Яду! И бенедиктину не хочу, а дай мнѣ яду! Ахъ, это ваша рюмка? Виноватъ! Это я вашъ кремъ-де-ваниль выпилъ? Въ такомъ случаѣ! Чеаэкъ! Не надо стрихнину, кремъ-де-ванилю давай полдюжины. И къ «Яру» я поѣду. Потому что вы хорошій человѣкъ, и я съ хорошимъ человѣкомъ куда угодно могу! Дай я тебя, дурашка, поцѣлую. Выльемъ на брудершафтъ! Ура, и кончено! А на сюртукъ плюнь! Ты этотъ сюртукъ сохрани. Его кто закапалъ? Садись въ сани! Садись въ сани, — говорятъ тебѣ, а я буду сзади на полозьяхъ стоять и за твои волосы держаться. Тебѣ сюртукъ человѣкъ шестидесятыхъ годовъ закапалъ! Я вѣдь, собственно, человѣкъ шестидесятыхъ годовъ. Я только родился поздно, но я шестидесятникъ! Больно? Ну, и чортъ съ тобой, если ты такая баба, что тебя нельзя даже за волосы взять. Это на ухабахъ такъ дергается. Ну, да ладно, сяду съ тобой рядомъ. А у «Яра» я скажу, я имъ скажу! Пусть чтутъ! Я, братъ, пьянъ, пьянъ, а знаю, гдѣ что сказать! Нда! Вотъ онъ «Яръ». Я скажу!
Господа! Старикъ у васъ проситъ вниманія? Человѣкъ… Не тебя, дура!.. Человѣкъ шестидесятыхъ годовъ проситъ вниманія? Можно помолчать? Господа, вы не смотрите, что я моложавъ. Я хорошо сохранился. А я шестидесятникъ. Господа, я одной ногой стою въ могилѣ… Позвольте, какъ такъ? Почему «обѣими у „Яра“, хоть и не особенно твердо»? Надъ старикомъ смѣяться? Надъ сѣдинами? Молодежь, надъ сѣдинами! Сеня! Надъ сѣдинами посмѣялись! Дожилъ! Казнь! Надъ человѣкомъ шестидесятыхъ годовъ! Сеня! Сеня! Осрамленные! Униженные! Согласенъ шубу надѣть! И калоши давай! И калоши надѣну! Я все надѣну, я все сдѣлаю, что скажутъ! Я старъ, я изъ ума выжилъ! Сеня! Смѣются! Посмѣялись! Ѣдемъ! Посмѣялись. Надъ шестидесятыми-то годами…
Позвольте, по какому случаю дома? Сударыня… Ахъ, вы моя жена?! Очень пріятно!.. Желаете со мной на брудершафтъ выпить? Высшіе женскіе курсы и все такое прочее…
Примѣчанія[править]
- ↑ фр. pardon — извините
- ↑ лат. In vino veritas — истина въ винѣ
- ↑ а б в г лат. Alma mater — буквально «благая мать», эпитетъ родного учебного заведенія.
- ↑ а б лат. Гаудеамусъ