Именитѣйшіе бражники и вы, дражайшія жертвы Венеры (такъ какъ, вамъ, а не кому другому, посвящены мои писанія)! Алкивіадъ въ разговорѣ Платона, озаглавленномъ «Пиръ», восхваляя своего учителя Сократа, безспорно царя философовъ, говоритъ, между прочимъ, что онъ похожъ на Силеновъ. Силенами же назывались когда-то коробочки, въ родѣ тѣхъ, что мы видимъ нынѣ въ аптекахъ. Снаружи онѣ расписаны веселыми и игривыми фигурами, какъ-то: гарпіями, сатирами, взнузданными гусенятами, рогатыми зайцами, осѣдланными утками, крылатыми козлами, оленями въ оглобляхъ и другими подобными картинками, нарочно безобразными, чтобы заставить добрыхъ людей смѣяться. Такимъ же былъ и Силенъ, наставникъ добраго Бахуса. Но внутри въ нихъ хранили лучшія лекарственныя снадобья: мяту, амбру, кардамонъ, мускусъ, драгоцѣнные каменья и другія цѣнныя вещи. Такимъ, говорятъ, былъ и Сократъ, потому что, глядя на его внѣшность и судя о немъ по наружному виду, вы бы не дали за него луковичной шелухи: такъ безобразенъ былъ онъ тѣломъ и смѣшонъ манерами, съ острымъ носомъ, бычачьимъ взглядомъ, безумнымъ лицомъ, простыми нравами, деревенской одеждой, бѣднаго состоянія, несчастливый въ женщинахъ, негодный ни къ какимъ должностямъ въ республикѣ, вѣчно смѣющійся, вѣчно пьющій съ первымъ встрѣчнымъ, вѣчно трунящій, вѣчно скрывающій свое божественное знаніе. Но, раскрывъ эту коробочку, нашли бы внутри дивное и неоцѣненное лѣкарственное снадобье: разумъ сверхчеловѣческій, добродѣтель чудесную, непобѣдимое мужество, несравненную трезвость, непоколебимое довольство, совершенную увѣренность, невѣроятное пренебреженіе ко всему, изъ-за чего смертные столько бѣдствуютъ, бѣгаютъ, трудятся, плаваютъ по морямъ и сражаются. Къ чему клонится, думаете вы, эта прелюдія и это вступленіе?
Къ тому, чтобы вы, мои добрые послѣдователи и иные прочіе праздные безумцы, читая веселыя заглавія, какъ-то: Гаргантюа, Пантагрюэль, Фэспэнтъ[1], Достоинство клапана у штановъ, Горохъ на салѣ cum commento и проч. — не подумали бы слишкомъ поспѣшно, что въ нихъ только и рѣчи, что о насмѣшкахъ, шуткахъ и веселыхъ сказкахъ. Наружная вывѣска (т.-е. заглавіе) безъ дальнихъ справокъ служитъ обыкновенно предметомъ насмѣшекъ и потѣхи. Но не слѣдуетъ такъ легкомысленно судить о произведеніяхъ людей, такъ какъ сами же вы говорите, что платье не дѣлаетъ монахомъ и что иной, облеченный въ монашескую рясу, въ душѣ далеко не монахъ, а другой, нарядившійся въ испанскій плащъ, по своему мужеству отнюдь не подходитъ къ Испаніи. Вотъ почему надо раскрыть книгу и тщательно взвѣсить то, что въ ней изложено. Тогда узнаете, что снадобье, заключенное въ ней, гораздо значительнѣе, нежели обѣщала коробка. Иными словами: предметы, о которыхъ здѣсь, толкуется, не такъ шутливы, какъ утверждало заглавіе.
И допустивъ даже, что въ буквальномъ смыслѣ слова, вы найдете довольно забавныя вещи, совпадающія съ названіемъ, все же не слѣдуетъ увлекаться этимъ, какъ пѣніемъ сиренъ, но толковать въ высшемъ смыслѣ то, что случайно вамъ покажется сказаннымъ наобумъ. Откупоривали вы когда бутылки? Caisgne![2] А не то, видали вы когда собаку, нашедшую мозговую кость? Это, какъ говоритъ Платонъ (кн. II De Rep.), самое философское въ мірѣ животное. Если видали, то могли замѣтить, какъ набожно она ее сторожитъ, какъ тщательно охраняетъ, какъ ретиво держитъ въ зубахъ, какъ осторожно прокусываетъ, какъ любовно разгрызаетъ и какъ быстро высасываетъ. Что заставляетъ ее такъ поступать. Чего ждетъ она отъ своихъ стараній? Къ какому благу стремится? Ни къ чему иному, какъ добыть немного мозга. Правда, что это немного вкуснѣе, чѣмъ много другого чего: потому что мозгъ — пища, превосходно обработанная природой, какъ говоритъ Галенъ (III Facult. nat. и XI De usu partium).
Слѣдуя примѣру собаки, вы должны быть умны: пронюхать, прочувствовать и оцѣнить эти прекрасныя книги высокаго значенія, которыя легко читаются и смѣлы по содержанію. Затѣмъ, путемъ любознательныхъ усилій и упорныхъ размышленій, разбить кость и высосать мозгъ, т. е. то, что я разумѣю подъ этими пиѳагорейскими символами, въ вѣрной надеждѣ стать разсудительнѣе и добродѣтельнѣе отъ этого чтенія: ибо въ немъ вы найдете еще другое удовольствіе и сокровеннѣйшее ученіе, которое откроетъ вамъ высокія таинства и страшныя мистеріи, какъ по части нашей религіи, такъ и политическаго состоянія и экономической жизни.
Неужели вы серіозно вѣрите, что, когда Гомеръ писалъ Иліаду и Одиссею, онъ думалъ про аллегоріи, которыя у него вычитали Плутархъ, Гераклитъ, Понтихъ, Евстатъ, Корнутъ, а у этихъ послѣднихъ выкралъ Политіанъ? Если вы въ это вѣрите, то между вашимъ мнѣніемъ и моимъ цѣлая пропасть: я удостовѣряю, что Гомеръ такъ же мало о нихъ думалъ, какъ Овидій въ своихъ Метаморфозахъ о таинствахъ Евангелія, хотя послѣднее и старался доказать братъ Любенъ[3], настоящій сумасбродъ, разсчитывавшій встрѣтить такихъ же полоумныхъ людей, какъ онъ самъ, по пословицѣ: «каково лукошко, такова ему и покрышка».
Если же не вѣрите, то почему бы вашъ не отнестись такъ же и къ моимъ забавнымъ и новымъ исторіямъ? Тѣмъ болѣе, что диктуя ихъ, я такъ же мало о томъ задумывался, какъ и вы, которые, чего добраго, такъ же пьете вино, какъ и я. Вѣдь для сочиненія этой знатной книги, я тратилъ только то время, что служило мнѣ для поддержанія моего тѣла, то-есть: когда ѣлъ и пилъ. Да вѣдь это какъ разъ настоящее время, чтобы писать о такихъ важныхъ матеріяхъ и глубокомысленныхъ наукахъ.
Такъ поступалъ и Гомеръ, образецъ всѣхъ философовъ, и Энній, отецъ латинскихъ поэтовъ.
Объ этомъ свидѣтельствуетъ Горацій, хотя какой-то невѣжа сказалъ, что отъ его стиховъ пахнетъ скорѣе виномъ, нежели масломъ[4].
То же самое говоритъ о моихъ книгахъ одинъ шутъ; но плевать на него. Запахъ вина куда вкуснѣе, веселѣе, привлекательнѣе, небеснѣе и прелестнѣе, чѣмъ запахъ масла.
Я ставлю себѣ за честь, чтобы про меня говорили, что я прилежнѣе былъ къ вину, чѣмъ къ маслу; какъ Демосѳенъ, когда про него говорили, что онъ прилежнѣе къ маслу, — чѣмъ къ вину. Къ чести моей и славѣ служитъ, когда меня называютъ и прославляютъ шутникомъ и веселымъ малымъ; подъ этимъ именемъ я желанный гость въ доброй компаніи пантагрюэлистовъ. Демосѳена одинъ сварливый человѣкъ упрекалъ въ томъ, что его Рѣчи пахнутъ, какъ тряпка грязнаго и неопрятнаго фабриканта оливковаго масла.
Я прошу: толкуйте всѣ мои дѣла и слова въ самую лучшую сторону; уважайте сыроподобный мозгъ, который преподноситъ вамъ всѣ эти пустяки, и, сколько можно, поддерживайте во мнѣ веселость. Итакъ забавляйтесь, други, и весело читайте, что слѣдуетъ дальше, тѣлу и почкамъ во здравіе. Но слушайте, ослиныя морды, — черная немочь васъ возьми! — не забывайте пить за мое здоровье.
- ↑ Лицо изъ народныхъ сказокъ — типъ пьяницы; Fessepinte въ буквальномъ переводѣ значитъ: Похлестывай штофъ.
- ↑ Caisgne — собака, отъ италіанскаго слова cagna. Комментаторы Раблэ видятъ въ этомъ звукоподраженіе, выражающее вибрацію стекла бутылки, когда ее откупориваютъ.
- ↑ Томасъ Уоллисъ, англичанинъ-доминиканецъ, авторъ сочиненія: Metamorphosis Ovidiana moraliter explanata. Paris. 1509. in—4°.
- ↑ Масломъ для свѣтильника, при свѣтѣ котораго пишутъ ночью. Пахнуть масломъ значитъ обнаруживать признаки усидчивой работы.