«Не бываетъ болѣе справедливой горести у смертныхъ, какъ если они встрѣтятъ обиду и вредъ тамъ, гдѣ надѣялись найти милость и благоволеніе. И не безъ причины, — хотя, конечно, и не разумно, — многіе, съ кѣмъ подобное приключалось, находили, что послѣ такой гнусности не стоитъ и жить на свѣтѣ; и въ томъ случаѣ, когда не могли исправить бѣды силою или другимъ путемъ, сами лишали себя жизни.
«Итакъ, не диво, если король Грангузье, мой повелитель, весьма огорченъ и разстроенъ твоимъ яростнымъ и враждебнымъ нашествіемъ. Диво было бы, если бы его нисколько не трогали ни съ чѣмъ не сравнимыя насилія, совершенныя тобою и твоими людьми въ его землѣ и надъ его подданными, надъ которыми вы такъ жестоко надругались. Это ему больна уже само по себѣ, вслѣдствіе искренней любви, какую онъ всегда питалъ къ своимъ подданнымъ, и сильнѣе которой не можетъ быть ни у какого человѣка. Но еще больнѣе ему то, что это огорченіе и эти обиды причинены тобою и твоими людьми: вѣдь съ незапамятныхъ временъ ты и твои отцы водили дружбу съ нимъ и всѣми его предками, и до сихъ поръ эта дружба считалась какъ бы священной, ненарушимой, бережно и тщательно охраняемой; вѣдь не только онъ самъ и его подданные, но и варварскіе народы, — какъ-то: пикты, бриты и тѣ, которые живутъ на Канарскихъ и Изабелиныхъ островахъ, — считали, что скорѣе небеса прейдутъ и бездны воздвигнутся надъ облаками, нежели рушится вашъ союзъ; они такъ опасались этого союза для своихъ предпріятій, что никогда не осмѣливались задирать, раздражать или вредить одному изъ васъ изъ боязни другого.
«Больше того: эта священная дружба такъ наполняла міръ, что мало людей изъ живущихъ на материкѣ или на островахъ океана, которыхъ честолюбіе не подвигало бы искать вашего союза на тѣхъ условіяхъ, какія вы сами назначите: ибо они столько же цѣнили вашъ союзъ, какъ и собственныя земли и владѣнія. Такъ что на памяти людской еще не бывало государя или лиги настолько дерзкихъ, чтобы напасть, — уже не говорю на ваши земли, — но хотя бы даже на земли вашихъ союзниковъ. И если даже по неразумному совѣту кто когда и задумывалъ что-либо вредоносное, то стоило только назвать ваше имя или упомянуть о вашемъ союзѣ, чтобы затѣянное предпріятіе само собою рушилось.
«Какая же ярость побудила тебя теперь, разорвавъ союзъ, поправъ дружбу, презрѣвъ право, враждебна вторгнуться въ земли Грангузье, не будучи нисколько обиженнымъ, раздраженнымъ или задѣтымъ имъ и его подданными? Гдѣ вѣра? гдѣ законъ? гдѣ разумъ? гдѣ человѣчность? гдѣ страхъ Господень? Не думаешь ли ты, что эти злодѣянія останутся скрытыми отъ небесныхъ силъ и отъ Всемогущаго Бога, который воздаетъ каждому по дѣламъ его? Если ты такъ думаешь, то ошибаешься, потому что всѣ дѣянія обнажатся на судѣ Его. Рокъ ли это, или вліяніе свѣтилъ хочетъ положить конецъ твоему покою и благополучію? Всякой вещи бываетъ свой конецъ. Достигнувъ своего кульминаціоннаго пункта, онѣ обрываются, потому что не могутъ долго оставаться въ одномъ положеніи. Таковъ конецъ всѣхъ тѣхъ, кто не знаетъ разума и мѣры въ благополучіи.
«Но если такъ рѣшено судьбою и отнынѣ твоему счастію и покою наступилъ конецъ, то зачѣмъ же это должно было совершиться черезъ огорченіе моего короля, того, кто вознесъ тебя? Если твоему дому суждено пасть, то зачѣмъ въ своемъ паденіи онъ обрушился на очаги того, кто его возвеличилъ? Дѣло это настолько нарушаетъ границы разума, настолько противно здравому смыслу, что почти непонятно для человѣческаго разумѣнія. Оно до тѣхъ поръ будетъ казаться невѣроятнымъ чужеземцамъ, пока послѣдствія не докажутъ, что нѣтъ ничего святого для тѣхъ, кто презрѣлъ Бога и разумъ, повинуясь порочнымъ чувствамъ.
«Если съ нашей стороны было причинено какое-нибудь зло твоимъ подданнымъ или твоимъ владѣніямъ, если мы мирволили твоимъ врагамъ, если не пособили тебѣ въ дѣлахъ, если опорочили твое имя или честь, или, вѣрнѣе сказать, если злой духъ, желая подвинуть тебя на худое, внушилъ тебѣ ошибочнымъ и обманнымъ образомъ, что мы сотворили что-либо недостойное нашей старинной дружбы, тебѣ бы слѣдовало сперва узнать истину, а затѣмъ войти съ нами въ переговоры. И мы бы постарались удовлетворить тебя. Но, Боже вѣчный! ты же какъ поступилъ? Неужели ты хочешь, какъ коварный тиранъ, грабить и разорять королевство моего господина? Развѣ ты считаешь его такимъ трусомъ или глупцомъ, что у него не хватить духа, или такимъ бѣднымъ людьми, деньгами, совѣтомъ и военнымъ искусствомъ, что онъ не въ силахъ сопротивляться твоимъ беззаконнымъ нападеніямъ? Уходи отсюда немедленно и завтра же вернись въ свои владѣнія, не производя по дорогѣ никакихъ безчинствъ и насилій. И заплати тысячу византійскихъ золотыхъ за протори и убытки, нанесенные тобою въ нашей странѣ. Половину заплатишь завтра, другую половину — когда наступятъ иды будущаго мая, а заложниками оставишь намъ герцоговъ де-Турнемуль, де-Бадефесъ и де-Менюайль, вмѣстѣ съ принцемъ де-Гратель и виконтомъ де-Морпьяль.»