Отужинавъ, стали совѣщаться о томъ, что теперь предпринять, и рѣшили, чтобы къ полуночи пойти на рекогносцировку: узнать, на сторожѣ ли непріятель, — и принимаетъ ли какія мѣры а пока отдохнуть немного, чтобы освѣжиться. Но Гаргантюа не могъ уснуть, какъ ни старался. А потому монахъ сказалъ ему:
— Мнѣ никогда такъ хорошо не спится, какъ когда я слушаю проповѣдь или молюсь Богу. Прошу васъ, прочитаемъ вмѣстѣ семь псалмовъ, и вы увидите, если вы тотчасъ же не заснете.
_p._85.png)
Мысль эта очень понравилась Гаргантюа, и въ началѣ перваго псалма, на словахъ Beati quorum, оба заснули. Но монахъ не преминулъ проснуться раньше полуночи, до того онъ привыкъ къ монастырской заутренѣ. Проснувшись самъ, онъ и всѣхъ другихъ разбудилъ, во все горло распѣвая пѣсню:
|
«Ого! Реньо проснись! |
Когда всѣ проснулись, онъ сказалъ:
— Господа, за заутреней, говорятъ, кашляютъ, а за ужиномъ пьютъ. Мы же сдѣлаемъ наоборотъ: начнемъ заутреню съ того, что выпьемъ, а вечеромъ, приступивъ къ ужину, раскашляемся наперерывъ другъ передъ другомъ.
На это Гаргантюа замѣтилъ:
— Пить сейчасъ послѣ сна считается по медицинской діэтѣ очень вреднымъ. Прежде надо очистить желудокъ отъ лишняго груза и экскрементовъ.
— Это какъ разъ по-медицински, — сказалъ монахъ. Сто чертей вселись въ мое тѣло, если старыхъ пьяницъ не больше на свѣтѣ, чѣмъ старыхъ медиковъ. Я съ своимъ аппетитомъ заключилъ такой договоръ, что онъ всегда ложится спать вмѣстѣ со мной, и за этимъ я строго слѣжу; днемъ же онъ вмѣстѣ со мной просыпается. Выдѣляйте сколько угодно свои экскременты, я же схожу за своимъ ящикомъ.
— За какимъ ящикомъ? — спросилъ Гаргантюа, — что вы хотите сказать?
— За моимъ требникомъ, — отвѣчалъ монахъ. Подобно тому, какъ сокольничій, прежде чѣмъ кормить своихъ птицъ, даютъ имъ погрызть какую-нибудь куриную лапку, чтобы очистить ихъ мозгъ отъ мокроты и возбудить ихъ аппетитъ, такъ и я, беря поутру въ руки мой веселый требничекъ, очищаю себѣ легкія и затѣмъ готовъ пить.
— По какому уставу читаете вы этотъ славный часословъ? — спросилъ Гаргантюа.
— По уставу монаховъ Фекана[1]: по три псалма и по три урока, а кто не хочетъ, такъ и ничего не читаетъ. Я никогда не подчиняюсь часамъ: часы созданы для человѣка, а не человѣкъ для часовъ. И я свои укорачиваю или удлиняю, какъ ремень у стремени, по своему усмотрѣнію. Brevis oratio penetrat coelos, longa potatio evacuat scyphos[2]. Гдѣ это написано?
— Не знаю, дружокъ, честное слово, — отвѣчалъ Понократъ, — но ты славный малый.
— Въ этомъ, — сказалъ монахъ, — я на васъ похожъ. Но Venite apotemus[3].
Принесли много жаркихъ и вкусныхъ похлебокъ, а монахъ пилъ въ свое удовольствіе. Одни составили ему компанію, другіе воздержались.
Послѣ того каждый вооружился и снарядился. И монаха вооружили противъ его воли, такъ какъ онъ не хотѣлъ другого вооруженія кромѣ рясы на брюхѣ и палки въ рукѣ. Однако, его вооружили, какъ хотѣли, съ головы до ногъ, и онъ сѣлъ на добраго королевскаго боевого коня, съ привѣшенной съ боку большой шпагой. Вмѣстѣ съ нимъ отправились Гаргантюа, Понократъ, Гимнастъ, Евдемонъ и двадцать пять изъ самыхъ храбрыхъ дружинниковъ Грангузье, всѣ вооруженные съ головы до ногъ, съ копьемъ въ рукѣ, на конѣ, какъ св. Георгій, и у каждаго за спиной на крупѣ лошади сидѣлъ пищальникъ.