Безмолвна пустыня, шатеръ одинокъ.
Въ предѣлахъ, гдѣ вихрится желтый песокъ
И львы обитаютъ, кто смѣетъ отважно
Раскинуть подъ небомъ холщевый навѣсъ? 5 Но сводъ раскаленныхъ отъ зноя небесъ
Не дышетъ и въ полночь прохладою влажной;
Лишь легкою рябью ночной вѣтерокъ
Вздымаетъ зыбучій, какъ море, песокъ,
И тихо колеблетъ холщовыя ткани. 10 Лампада у входа сіяетъ въ туманѣ
Звѣздою, и пламя ея въ темнотѣ
Едва освѣщаетъ на бѣломъ холстѣ Двѣ темныя тѣни.
Одна—величавою мощью полна, 15 Другая—склонила предъ нею колѣни,
Обвивъ ихъ руками, прильнула она
Къ ногамъ господина, чья дивная сила
Покорна рабынѣ. Прекрасна Далила,
Тяжелыя косы по плечамъ скользятъ, 20 Какъ сѣть золотая, къ ногамъ ниспадая.
Она, какъ пантера гибка молодая,
И очи ея наслажденье сулятъ,
И молитъ о немъ отуманенный взглядъ,
Гдѣ искрится въ тайнѣ огонь сладострастья. 25 На стройныхъ рукахъ золотыя запястья,
И кольца при каждомъ движеньѣ звенятъ,
И перси ея, гдѣ блестятъ амулеты,
Сирійскою тканью стыдливо одѣты.
Колѣни могучія сдвинулъ Самсонъ; 30 Подобенъ гиганту Анубису онъ,
Она же, охвачена властной рукою,
Склонилась къ колѣнамъ его головою:
Ее убаюкалъ гортанный напѣвъ,
Гдѣ слышится горе и сдержанный гнѣвъ, 35 Ей чужды слова и языкъ незнакомый,
Но, вся отдаваяся чувству истомы,
Подъ тихіе звуки забылась она.
— Въ присутствіи Бога, во всѣ времена
Идетъ роковая борьба повсемѣстно, 40 И мужа съ душою правдивой и честной
Всегда побѣждаетъ лукавствомъ жена.
Не съ первыхъ-ли дней до мгновенья развязки
Томится онъ жаждою нѣги и ласки,
Впервые проникшей во все существо. 45 Когда у груди согрѣвала его
И нѣжила мать! Безотчетно тоскуя,—
Какая-бы цѣль ни ждала впереди,—
Онъ грезитъ всегда теплотою груди,
Мечтаетъ о жгучемъ огнѣ поцѣлуя, 50 О ласкахъ съ зарею, о волнахъ кудрей,
О шопотѣ нѣжномъ во мракѣ ночей…
Его на пути безотчетно тревожа,
Преслѣдуютъ всюду видѣнія ложа,—
И съ этою жаждой любви безъ границъ, 55 Стремится онъ въ сѣти коварныхъ блудницъ.
И чѣмъ онъ сильнѣе и духомъ и тѣломъ—
Тѣмъ гибнетъ вѣрнѣе: чѣмъ глубже рѣка,
Тѣмъ болѣе зыбь на волнахъ велика.
Борьба человѣку явилась удѣломъ; 60 Когда же отъ ужасовъ вѣчной войны,
Онъ жаждетъ забвенья въ объятьяхъ жены—
Тогда начинается втайнѣ другая,
Межъ нимъ и межъ нею, борьба роковая:
Въ разгарѣ лобзаній ведется она, 65 Губя безпощадно и разумъ и силу,—
И въ каждой женѣ онъ находитъ—Далилу.
Въ объятіяхъ страсти всегда холодна,
Она не знакома съ любовнымъ недугомъ
И въ этомъ, смѣясь, сознается подругамъ. 70 Ей страшенъ бываетъ ея властелинъ,
Онъ грубъ и беретъ отъ нея наслажденье,
Но дать не умѣетъ его ни одинъ.
Женѣ драгоцѣннѣй, чѣмъ всѣ украшенья—
Побѣда надъ сильнымъ: гдѣ кровь пролита, 75 Тамъ ярче сіяетъ ея красота.
И та, отъ которой мы жизнь получаемъ,
Чьи первыя ласки намъ кажутся раемъ,
И сердце свое мы кому отдаемъ—
Намъ стала врагомъ въ ослѣпленьѣ своемъ. 80 Два царства враждебныхъ созиждутся вскорѣ,
И жены, позорно замкнувшись въ Гоморрѣ,
Безумью мужей предоставятъ Содомъ.
И тѣ, и другіе съ тоской и стыдомъ
Сойдутъ, проклиная другъ друга, въ могилу.
85 О, Господи сильныхъ! Велѣнья Твои,
Свершилъ я, и черпалъ въ безумной любви
Мою, изумлявшаго смертнаго, силу;
О, Боже, Ты съ нею меня разсуди!
Заснувшая мирно на этой груди, 90 Въ упорствѣ и злобѣ, для насъ не понятной,
Она предавала меня троекратно,
И трижды притворныя слезы лила,
Которыми злобы укрыть не могла,
Сверкавшей во взорѣ холодномъ и лживомъ. 95 Сердцамъ раздраженнымъ и жалко трусливым
Прощеніе чуждо, чужда доброта,
И ихъ подавляетъ его высота.
И я сокрушавшій колонны, бывало,
Измученъ я духомъ и тѣло устало: 100 Печали, гнетущей мнѣ душу давно,
Не въ силахъ выдерживать дольше оно!
Все лучшее въ жизни дѣлить со змѣею,
Которая вьется, своей чешуею
Влачася въ грязи и на солнцѣ блестя! 105 Нечистое сердцемъ, больное дитя!
Себя ослѣпляя, стараться не видѣть,
Не знать,—и кипучаго гнѣва не выдать,
Въ святилищѣ сердца его схороня,
Покуда, какъ тлѣвшая искра огня, 110 Не вспыхнетъ онъ сразу зловѣщимъ пожаромъ.
Довольно! склоняю главу подъ ударомъ,
И гостемъ желаннымъ здѣсь явится тотъ,
Кто съ вѣстью о смерти къ Самсону придетъ.
Да будетъ, какъ Ты предназначилъ, о, Боже!—
115 И, молвивъ, спокойно заснулъ онъ на ложѣ,
Покуда, скрывая свое торжество,
Враги не явились, за волосъ его
Платившіе каждый цѣной дорогою.
Его ослѣпивъ; увели за собою 120 Они, отягченнаго гнетомъ оковъ,
Влачимыхъ съ усильемъ десяткомъ быковъ,
И въ капищѣ бога, къ подножью Дагона
Они привязали слѣпого Самсона,
И дважды на цоколѣ дрогнулъ кумиръ, 125 И дважды жрецовъ охватило смятенье…
Но вотъ задымились подъ сводомъ куренья!
И шуменъ, и веселъ языческій пиръ.
Вблизи распростертой предъ богомъ телицы,—
Далила въ вѣнцѣ и уборѣ царицы; 130 И шепчетъ блудница, укоры гоня:
„Онъ слѣпъ и не можетъ увидѣть меня“.
Исполнясь восторгомъ и вы задрожали—
Небесная твердь и пустынный просторъ,
Когда ослѣпленный, безжизненный взоръ, 135 Преступныя очи со страхомъ встрѣчали.
Когда, напрягая всѣ силы, Самсонъ
Потрясъ основанье гигантскихъ колоннъ,
Подъ сводами храма навѣкъ погребая
Три тысячи павшихъ на мѣстѣ враговъ, 140 И ихъ алтари, и безсильныхъ боговъ!
О, если бы кара постигла такая
Измѣну, надѣвшую маску любви,
Когда, опьяненные нѣгой лобзаній,
Въ минуты безумныхъ и лживыхъ свиданій 145 Мы ей открываемъ всѣ тайны свои!
