Гондла (Гумилёв)
| ← Игра | Гондла | Дитя Аллаха → |
| Опубл.: 1917. Источник: http://www.gumilev.ru/main.phtml?aid=5000645 • Впервые — в журнале «Русская Мысль» (1917, № 1, стр. 66 — 97) |
ГОНДЛА
ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
1
В Исландии, на этом далеком северном острове, принадлежащем скорее Новому, чем Старому, свету, столкнулись в IX веке две оригинальные, нам одинаково-чуждые культуры — норманнская и кельтская. Там, почти под северным полярным кругом, встретились скандинавские воины-викинги и ирландские монахи-отшельники, одни вооруженные — мечом и боевым топором, другие — монашеским посохом и священной книгой.
Эта случайная встреча предопределила, казалось, всю дальнейшую историю острова: историю духовной борьбы меча с Евангелием, которое переродило мощных морских королей IX века в мирных собирателей гагачьего пуха, рыболовов и пастухов наших дней.
2
Первобытный германец возмущает нас своей беспредметной грубостью, этой любовью ко злу, которая делает его умным и сильным только для ненависти и вреда. Богатырь кельтский, напротив, в своих странных уклонениях всегда руководился привычками благоволения и живого сочувствия к слабым. Это чувство — одно из самых глубоких народов кельтских, они имели жалость даже к самому Иуде…
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
| Старый Конунг, один из исландских властителей. | ||||
| Снорре | } | его ярлы. | ||
| Груббе | ||||
| Лаге (сын Гер-Педера) | } | молодые исландцы. | ||
| Ахти | ||||
| Гондла, ирландский королевич на воспитании у Конунга. | ||||
| Лера, она же Лаик, знатная исландская девушка. | ||||
| Ирландские воины. | ||||
| Рабы. | ||||
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Сцена первая
Выпит досуха кубок венчальный,
Съеден дочиста свадебный бык,
Отчего ж вы сидели печальны
На торжественном пире владык?
Снорре, Груббе, полярные волки,
Лаге, Ахти, волчата мои,
Что за странные слышал я толки
Пред лицом венценосной любви?
Вы шептались о клятве, о мести,
О короне с чужой головы,
О Гер-Педере… даже к невесте
Подходили угрюмыми вы.
У невесты мерцающий взгляд
Был так горько порой затуманен…
Что ж! жених некрасив и горбат,
И к тому же ещё христианин.
Не такого бы ей жениха
Мы средь юношей наших сыскали…
Пусть покорна она и тиха,
Но печальнее мы не видали.
Вы не любите Гондлы, я знаю,
Может быть, даже сам не люблю,
Но не Гондле я Леру вручаю,
А Ирландии всей королю.
С каждым годом становится туже
Крепкий узел, сжимающий нас,
Слишком злобны норвежские мужи,
У шотландца завистливый глаз.
Даже скрелинги, псы, а не волки,
Нападая ночною порой,
Истребили за морем посёлки,
Обретённые некогда мной.
Над своими нас манит победа,
Каждый род ополчился на род,
Нападает сосед на соседа,
Брат на брата с дубиной идёт.
Над Исландией тучи нависли,
И она бы погибла, но я
Небывалое дело замыслил —
Дать свободной стране короля.
Там, в Ирландии, жёны, как луны,
Мужи ясны, в единстве святом,
Ибо скальдов певучие струны
Не нахвалятся их королём.
Осмотрительно, мудро и тонко
Я давал наставленья послам,
Чтоб оттуда достать лебедёнка
Благородного выводка нам.
И Гер-Педер, моряк именитый,
На холодный исландский утёс
Из Ирландии, лавром увитой,
Королевского сына привёз.
Гондла вырос, и ныне венчают
Гондлу с Лерой Спаситель и Тор,
Это волки союз заключают
С лебедями спокойных озёр.
Две страны под единой державой,
Два могучих орлиных крыла
Устремятся за громкою славой
Непреклонною волей орла.
Только кровь в нём, о Конунг, не наша,
Слаб в бою он и в играх ленив…
Но Ирландия — полная чаша
Виноградников, пастбищ и нив.
Сцена вторая
Гондла! Гондла, властитель великий!
Ну наделал Гер-Педер хлопот!
Не признаем его мы владыкой,
Но быть может признает народ.
А когда мы откроем народу
Всё, что знаем об этом щенке,
Кто такой он, какого он роду,
Где он будет, в дворце иль реке?
Гондлу сжить нам пора бы со света,
Что нам конунг, ведь мы в стороне,
Надоела история эта
Подменённых мальчишек и мне.
Конунг стар.
Вы же знаете, дети,
Что страшней не найти никого,
Если б даже десятки столетий
Навалились на плечи его.
Он походкой неспешной, чугунной
Сорок тысяч датчан раздавил
И, единственный в целой подлунной,
На таинственный полюс ступил.
Никогда вы его не могли бы
О пощаде за ложь умолить,
Пусть сожрали Гер-Педера рыбы,
Старый Снорре надеется жить.
А безумье сегодняшней свадьбы!
Мы ведь знаем, кто Лерина мать…
Снорре, может быть, это сказать бы?
И об этом нам надо молчать.
Яд помог бы нам в нашей заботе,
Так чтоб в смерть перешло забытьё.
И бывает ещё: на охоте
Не туда попадает копьё.
Нет, я шутку придумал другую:
Гондла всё-таки духом высок,
Нанесём ему рану такую
Прямо в сердце, чтоб встать он не мог.
Только Лера окажется в спальне
И погасит огонь ночника,
Я беседой искусной и дальней
Задержу жениха простака,
Этим временем Лаге к невесте
Проберётся и будет молчать,
Женский стыд с боязливостью вместе
Не дадут ей обмана понять.
И для Гондлы, вы знаете сами,
Станет мир тяжелее тюрьмы…
Над союзом волков с лебедями
Нахохочемся досыта мы.
Верно! Этой обиды не может
Самый низкий мужчина снести.
Если душу подобное гложет,
То от смерти её не спасти.
И наверное милая Лера
Свой смирить догадается гнев,
Ведь ещё не бывало примера,
Чтоб пленяли горбатые дев.
Чу, идут! Расходитесь скорее,
Лаге здесь, остальные сюда!
Лет хоть на тридцать будь я свежее,
Я бы с Лаге поспорил тогда.
Сцена третья
Лера, Лера, надменная дева,
Ты как прежде бежишь от меня!
Я боюсь, как небесного гнева,
Глаз твоих голубого огня.
Ты боишься? Возможно ли это?
Ведь не ты ли бывала всегда
Весела, как могучее лето,
И вольна, как морская вода?
И не ты ли охоты водила
На своём вороном скакуне
И цветов никогда не дарила,
Никогда, одинокому, мне?
Вспоминаешь ты Леру дневную,
Что от солнца бывает пьяна,
А печальную Лаик ночную
Знает только седая луна.
Лаик… странное, сладкое имя…
Так звала меня некогда мать,
Из Ирландии родом. Такими
Именами не здесь называть!
Это имя мне дивно знакомо,
И такая знакомая ты,
И такая на сердце истома
От сверканья твоей красоты!
Ты не любишь меня, ты смеялась
Над уродливым Гондлой всегда…
Но когда я одна оставалась,
Я так горько рыдала тогда.
Для чего-то слепыми ночами
Уверяла лукавая мгла,
Что не горб у тебя за плечами —
Два серебряно-белых крыла,
И что родина наша не эта
Ненавистная сердцу тюрьма,
А страна, где зелёное лето
Никогда не сменяет зима.
Днём всё иначе. Боги неволят
Леру быть и весёлой и злой,
Ликовать, если рубят и колят,
И смеяться над Лаик ночной.
Дорогая, какое безумье,
Огневое безумье любовь!
Где вы, долгие годы раздумья,
Чуть запела горячая кровь!
Что мне гордая Лера дневная
На огромном вспенённом коне,
Ты не Лера, ты девочка Лаик,
Одинокая в этой стране.
Как ты бледен и смотришь, маня…
Неужели ты любишь меня?
Я так вольно и сладко люблю,
Словно отдал себя кораблю,
А с тобой я ещё не слыхал,
Как шумит набегающий вал.
И совсем не морские слова
Ты сказала с волшебной тоской,
Я внимал им, но понял едва,
Я услышал в них ветер морской.
Значит, правда открылась святым,
Что за бредами в нашей крови
И за миром, за миром земным
Есть свободное море любви.
Серафимы стоят у руля
Пёстропарусных лёгких ладей,
А вдали зеленеет земля
В снеговой белизне лебедей.
Сердце слышит, как плещет вода,
Сердце бьётся, как птица в руке,
Там Мария, Морская Звезда,
На высоком стоит маяке.
Ты бледнеешь опять, ты дрожишь…
Что с тобой, королевич мой белый?
Ты прекрасен, когда говоришь,
Ты как Бальдер, бросающий стрелы.
Ночь летит и летит на закат,
Ночи летние песни короче,
Вон, за окнами совы кружат,
Эти тихие горлинки ночи.
Ах, к таинственной спальне твоей
Я сегодня пройду за тобою,
И любимая станет моей,
Самой близкой и самой родною.
Только, милый, не сразу входи,
Умоляю тебя, подожди,
Это глупое сердце в груди,
Что боится ещё, пощади.
Сцена четвертая
Королевич, большую услугу
Ты бы мог мне теперь оказать…
Это Ахти? Старинному другу,
Другу детства готов я внимать.
Помнишь, между рябин, по дорожке
Мы взбегали на каменный вал,
Ты так часто мне ставил подножки,
Я срывался, а ты хохотал.
(смеётся)
Это Лаге.
Конечно, и Лаге.
Он со мной был особенно груб.
Как дивился его я отваге
И улыбке насмешливых губ!
Быстроглазый, большой, смуглолицый,
Всех красивей, сильней и смелей,
Он казался мне хищною птицей,
Ты же — волком исландских полей.
Странно! Был я и хилый и дикий,
Всех боялся и плакал всегда,
А над сильными буду владыкой,
И невеста моя, как звезда.
В день, когда ты получишь державу
И властителем станешь вполне,
Ты наверно устроишь облаву
Небывалую в нашей стране?
Я люблю, чтоб спокойно бродили
Серны в рощах, щипля зеленя;
Слишком долго и злобно травили,
Точно дикую серну, меня.
Ну, тогда ты поднимешь дружину
И войною пойдёшь на датчан?
Хорошо королевскому сыну
Опорожнить на поле колчан.
Ахти, мальчик жестокий и глупый,
Знай, что больше не будет войны,
Для чего безобразные трупы
На коврах многоцветных весны?
Понял. Все мы узнаем на деле,
Что отрадно веселье одно,
Что милы и седые метели,
Если женщины пенят вино.
Все вы, сильны, красивы и прямы,
За горбатым пойдёте за мной,
Чтобы строить высокие храмы
Над грозящей очам крутизной.
Слышу, слышу, как льётся победный,
Мерный благовест с диких высот,
То не колокол гулкий и медный —
Лебединое сердце поёт.
Поднимаются тонкие шпили
(Их не ведали наши отцы) —
Лебединых сверкающих крылий
Устремлённые в небо концы.
И окажется правдой поверье,
Что земля хороша и свята,
Что она — золотое преддверье
Огнезарного Дома Христа.
Ты просил о какой-то услуге?
Ты уже оказал мне её.
Что же медлишь нести ты к подруге
Лебединое сердце своё?
Сцена пятая
Как? Ты думаешь драться со мною,
Хочешь силу изведать мою,
Так прощайся, цыплёнок, с землёю,
Потому что тебя я убью.
Где он, где он, мой камень надгробный?
Как ты в спальню невесты проник?
Кто ты? Волк ненавистный и злобный
Иль мой собственный страшный двойник?
Ночью кошки и чёрные серы,
А отважным удачливый путь!
Что за нежные губы у Леры
И какая высокая грудь!
Гондла умер.
Любимый, любимый,
Я не вынесу этих скорбей,
Ты живи, небесами хранимый,
А меня пожалей и убей…
(вдруг поднимаясь).
Нет, я часто пугался пустого,
И сейчас это, может быть, бред,
Старый конунг последнего слова
Не сказал, многознающий, нет!
Боль найдёт неожиданной тучей
И, как туча, рассеется боль —
Гондла умер? Нет, Гондла живучий,
Гондла ваш перед Богом король!
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Сцена первая
Разве может быть суд пред рассветом?
Солнце — лучший свидетель судьи,
Королевич, подумав об этом,
Отложи обвиненья твои.
Как сумели бы стать правосудней
Правосудные вечно уста!
Словно солнце июльских полудней,
Засияет моя правота.
Насмеявшись над правдой нетленной
И законом исландской земли,
Над моею короной священной
Дерзко руку враги занесли.
Я, как раненый лебедь в овраге,
Мне и муки и смерти больней,
Что сегодня насмешливый Лаге
Спал с прекрасной невестой моей.
Ненавистный, он брата ей ближе,
Он один её видел нагой…
Защити же меня, защити же,
О могучий, от пытки такой.
Пусть не ведает мщенье предела:
Привяжи его к конским хвостам,
Чтоб его ненасытное тело
Разметалось по острым кустам.
А потом запрети для примера
Даже имя его называть,
Чтобы я и несчастная Лера
Друг на друга посмели взирать.
(к Лаге)
Что ты скажешь в своё оправданье,
Человек неправдивый и злой,
И какого ты ждёшь наказанья
За поступок неслыханный твой?
Государь, я с простыми словами
Появляюсь пред взором судей,
Нас недаром прозвали волками
Здесь, в отчизне твоей и моей.
Что для девушки Гондла? Из меди
Сердце Леры, и голос как рог,
Я же часто косматых медведей
Для неё поднимал из берлог.
Что я сделал, то сделал по праву,
Гондла слаб, я и смел и силён,
Нашим предкам бессмертную славу
Этот волчий доставил закон.
(к Снорре и Груббе)
Ярлы, ум ваш и ясен и зорок,
Так судите ж обиду и боль,
Позабыв, и что Лаге вам дорог
И что Гондла ирландский король.
Повелось по старинным обычаям:
Если двое полюбят одну,
То, не внемля причудам девичьим,
Начинают друг с другом войну.
Это верно! Так было и будет,
Как о правде другой ни кричи!
Если люди людей не рассудят,
Их наверно рассудят мечи.
Гондла, слышал решенье такое?
Справедливым считаю и я,
Что выходит герой на героя
И копьё не бежит от копья.
Мы твоей подивимся отваге,
Лера доблесть оценит твою,
Если Лаге, могучего Лаге,
Ты повергнешь в открытом бою.
Крепче стой! Я пред всеми отвечу
За огонь в королевской крови.
Неудержно бросается в сечу,
Кто достоин девичьей любви.
Помню, утром сияла пустыня,
Где Марстана я бросил в песок,
Сердце дрогнуло, словно богиня
Протянула мне вспененный рог.
А когда вместе с Эйриком Красным
Я норвежцев погнал ввечеру,
День казался мне столь же прекрасным,
Как на самом роскошном пиру.
Конунг, судьи, вы знаете…
Что же?
Я горбат, вы забыли про то.
По закону калеку не может
К поединку принудить никто.
Дело бранное дивно и чудно,
Смерть бежит от стремящихся в бой,
Почему же бывает так трудно
Трусу панцирь надеть боевой?
К правосудью, судья, к правосудью!
Удержи эту лживую речь,
Или я королевскою грудью
Упаду на отточенный меч.
Поединок бессмыслен, а славу
Получает в народе простом
Царь, кладущий копьё и державу
Покрывающий крепким щитом.
Не любовник, не царь и не воин…
Бьётся ль сердце в подобной груди?
Ты короны своей недостоин,
Мы тебя не хотим. Уходи.
(ему вслед)
Волк, и с поступью лёгкою, волчьей!
Я воды у него попросил,
Он же уксусом, смертною жёлчью,
Мой запёкшийся рот оросил.
Сцена вторая
Ярлы, к вам обращается правый,
Обвинённый в неправом суде,
Не теряйте прадедовской славы,
Вновь её не найдёте нигде.
Осуждённый судебным решеньем,
Опрокинутый вражьим мечом,
Эгиль голову выкупил пеньем,
Пред норвежским представ королём.
Лютню мне! Лебединые саги
Вам о роде моём я спою,
Если знает такие же Лаге,
Жизнь и честь отнимите мою.
Ты не знаешь, какого ты рода,
Несуразный птенец и смешной,
Поливают у нас огороды
Королевскою кровью такой.
Где ты принцев видал, чтоб умели
Лишь судиться, играть и рыдать,
Опоздали к девичьей постели
И меча не посмели поднять?
Удивил бы тебя я безмерно,
Рассказавши о роде твоём,
Если б ведал, что конунг наверно
Никогда не узнает о том.
Лютню, лютню! Исчезнет злословье,
Как ночного тумана струи,
Лишь польются мои славословья,
Лебединые песни мои.
(протягивая лютню)
Эта лютня всегда приносила
Славу самым плохим игрокам,
В ней сокрыта волшебная сила
Сердце радовать даже волкам.
(играет и пробует петь)
Разгорается звёздное пламя…
Нет, не то! На морском берегу…
Ах, слова не идут мне на память,
Я играю, а петь не могу.
Ну, теперь мы увидим потеху!
Эта лютня из финской страны,
Эту лютню сложили для смеху,
На забаву волкам колдуны.
Знай же: где бы ты ни был, несчастный,
В поле, в доме ли с лютней такой,
Ты повсюду услышишь ужасный,
Волчий, тихий, пугающий вой.
Будут волки ходить за тобою
И в глаза тебе зорко глядеть,
Чтобы, занятый дивной игрою,
Ты не мог, ты не смел ослабеть.
Но когда-нибудь ты ослабеешь,
Дрогнешь, лютню опустишь чуть-чуть
И, смятенный, уже не успеешь
Ни вскричать, ни взглянуть, ни вздохнуть.
Волки жаждали этого часа,
Он назначен им был искони,
Лебединого сладкого мяса
Так давно не терзали они.
Ты уверен ли в лютне?
Ещё бы!
Хоть двойное заклятье на ней,
Но от волчьей, от алчущей злобы
Никогда не уйдёт дуралей.
Сцена третья
Что за диво? Неясные звуки
И тревожат меня и томят.
Я как будто проснулся от скуки
И чему-то мучительно рад.
Этот Гондла придумает вечно,
Как ему стариков огорчить.
Я доволен собой бесконечно,
Но зато не могу не завыть.
Брат, ты слышишь? Качается вереск,
Пахнет кровью прохлада лугов.
Серый брат мой, ты слышишь? На берег
Вышли козы, боятся волков.
Под пушистою шерстью вольнее
Бьётся сердце пустынных владык.
Зубы белые ранят больнее
Крепкой стали рогатин и пик.
Надоели мне эти кафтаны!
Что не станем мы сами собой?
Побежим, побежим на поляны,
Окроплённые свежей росой.
Задохнёмся от радостной злости,
Будем выть в опустелых полях,
Вырывать позабытые кости
На высоких могильных холмах.
Гондлу выследим. Лаге нагонит,
Снорре с Ахти наскочат сам-друг.
Но не прежде чем лютню уронит,
Гондла лютню уронит из рук.
Сцена четвёртая
Обманули меня. Насмеялись
Над горбатым своим королём.
А когда-то друзьями казались,
Дом их был мой единственный дом.
Вой всё ближе, унылый, грозящий,
Гаснет взор, костенеет рука,
Сердце бьётся тревожней и чаще,
И такая, такая тоска!
Но зачем я стою у порога,
Если прямо средь дымных полей
Для меня протянулась дорога
К лебединой отчизне моей?
Только стану на берег зелёный,
Крикну: лебеди, где вы? Я тут! —
Колокольные ясные звоны
Нежно сердце моё разобьют.
И, не слушая волчьей угрозы,
Буду близкими я погребён,
Чтоб из губ моих выросли розы,
Из груди многолиственный клён.
А потом лебединая стая
Будет петь надо мною всегда
Про печальную девочку Лаик,
Что моей не была никогда.
Сцена пятая
Гондла, Гондла, меня оскорбляли,
Угрожали держать взаперти,
Я свивалась узлом от печали,
Но к тебе не могла не прийти.
Ты пришла? Разве ты не слыхала?
Я изгнанник, я всеми травим,
А одна диадема пристала
Ослепительным кудрям твоим.
Я пока ещё Лаик, не Лера,
Я верна обещаньям любви,
Хоть рассветное небо и серо,
Зажигая безумье в крови.
Ах, коснись меня нежной рукою,
Защити от меня же самой,
Не возлюбленной, только сестрою,
Я ведь смею идти за тобой.
Ты улыбка Господня. Мы оба
Из великой семьи лебедей.
Для тебя я восстал бы из гроба,
За тебя я прощаю людей.
Ты не знаешь про новое горе:
Мы от гибели были близки,
Я заметила когти у Снорре,
А у Груббе большие клыки.
Все они собрались в ожиданьи;
Помнишь, в старый заброшенный ров,
Там колдун говорил заклинанья,
Чтоб совсем превратить их в волков.
Красной кровью наполнены чаши,
Что-то варится в медных котлах…
Унеси меня к родине нашей
На своих лебединых крылах.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Сцена первая
По-прежнему в отдалении слышен волчий вой.
С добела раскаленного неба
Словно льются потоки огня…
Ты не взял ни орехов, ни хлеба
И голодной оставил меня.
Лаик…
Нет, называй меня Лерой,
Я живу на земле, не в гробу,
Счастье меряю полною мерой
И за горло хватаю судьбу.
Счастья мера, а муки безмерность —
Вот вся жизнь; но я жив, не таю,
Чтоб узнать благородную верность,
Лебединую нежность твою.
Королевич, условиться надо:
Я не буду твоей никогда,
Между нами навеки преграда
Из девичьего встала стыда,
Нет, я буду могучей, спокойной,
Рассудительной, честной женой
И царицей, короны достойной,
Над твоею великой страной.
Да, царицей! Ты слабый, ты хилый,
Утомлён и тревожен всегда,
А мои непочатые силы
Королевского ищут труда.
Я согласен. Пусть Лера дневная
Управляет на троне моём,
С ненаглядною девочкой Лаик
Ночью будем мы плакать вдвоём.
Только солнце опустится в море
И наступит таинственный час,
За дверьми на тяжёлом затворе
Лаик будет сокрыта от глаз.
Ты жестока ко мне. Ты не видишь,
Я уже не похож на людей,
Неужели ты так же обидишь
И весёлых моих лебедей?
Королевич, поверь, что не хуже
Твоего будет царство моё,
Ведь в Ирландии сильные мужи.
И в руках их могуче копьё.
Я приду к ним, как лебедь кровавый,
Напою их бессмертным вином
Боевой ослепительной славы
И заставлю мечтать об одном, —
Чтобы кровь пламенела повсюду,
Чтобы сёла вставали в огне…
Я сама, как валкирия, буду
Перед строем летать на коне.
Лера! Нет… что сказать ты хотела?
Вспомни, лебеди верят в Христа…
Горе, если для чёрного дела
Лебединая кровь пролита.
Там увидим. А солнце всё злее,
Отдохнуть нам, пожалуй, пора.
Я воды принесу посвежее
И посуше ветвей для костра.
Сцена вторая
Лера.
Дерзкий, ты можешь? Ты смеешь?
Да, я смею. Тебя я люблю.
Дай мне меч твой, дай меч мне скорее,
И тебя я сейчас заколю.
Если хочешь, возьми. Мне не внове
Забавляться опасной игрой.
Солнцу летнему хочется крови,
В нас вселяет безумие зной.
Злобный волк!
Мне приятны проклятья,
Жизнь дешевле твоей красоты,
И в последнем предсмертном объятьи
Будешь сжата, единая, ты.
Что ты хочешь?
От Леры и боли.
Ты меня не любил, ты был груб.
Да, тебя не любил я, доколе
Я твоих не почувствовал губ.
Не забыть твоего поцелуя,
Пусть я волк, ты — волчица моя,
И тебя никогда не пущу я
Ни в какие иные края.
Уходи.
Я уйду, но с тобою.
Гондла может вернуться.
Ну что ж?
Иль для Гондлы ты стала рабою,
За горбатым повсюду пойдёшь?
Я жена королевича. Смело
Перед всеми скажу я о том,
И корона Ирландии целой
Наградит мою верность потом.
Не отвечу на это ни слова,
Хоть и многое мог бы сказать.
Только муж ли тебе он? Другого
Ты тогда не могла б обнимать.
Лаге, Лаге, какими словами,
Как меня оскорбить ты готов?
Лера, всё, что случается с нами,
Происходит по воле богов.
Сильный Top опьянил меня страстью,
Фрея в спальню твою привела,
Волк Фенрир с угрожающей пастью
Сторожил, как моей ты была.
Пусть уйдёшь ты далёко, пусть кинешь
Небожителей наших и нас,
Но из памяти разве ты вынешь
Тот жестокий и сладостный час?
Ты был страшен тогда; мне казалось,
Что огонь пожирает меня.
Ты смотрела и ты улыбалась
Веселей и страшнее огня.
Выжди, Лаге, позволь воцариться
Мне в богатой и сильной стране
И тогда, как кочующий рыцарь,
Приходи откровенно ко мне.
Да, но ты поцелуешь сначала,
Поцелуешь меня, как тогда…
Нет, не надо.
Ведь ты обещала…
Лера, помнишь ли прошлое?
(целуя его)
Да.
Сцена третья
Лаге? Лаге опять? На колени!
Я король, пресмыкайся, змея!
Нам не надо твоих повелений,
Ведь корона моя не твоя.
(не слушая)
Вот теперь-то добьюсь я ответа
От тебя, возмутившийся раб!
Посмотрю, как ты сделаешь это;
Мы в лесу, я с мечом и не слаб.
Честь мою не унижу я спором,
Лютню брошу, себя погубя,
И падёт небывалым позором
Королевская кровь на тебя.
(к Лаге)
Уходи же!
Но ты обманулась,
Никаких здесь властителей нет!
Эта шутка и так затянулась
На пятнадцать без малого лет.
Что за ложь?
Я понять бы хотела…
(указывая на входящего Груббе)
Груббе всё рассказать вам готов,
Очевидец нелепого дела
На одном из старинных судов.
Расскажу. Что отрадней былого
Для такого, как я, старика?
Лере в пользу пойдёт это слово
И вдобавок унизит щенка.
Помню, помню, как злилась пучина,
Мы с Гер-Педером рвали волну,
Увозя королевского сына
Из Ирландии в волчью страну.
Сам король отпустил лебедёнка,
Но Гер-Педер, затейник пустой,
Взял с собой и другого ребёнка,
Некрасивого, крови простой.
С ним за это поспорил бы каждый,
Но Гер-Педер был друг мне, не лгу,
Мы варили кита не однажды
С ним, на Страшном живя Берегу.
С нами ехал и маленький Лаге,
Сын любимый Гер-Педера, он
Раз делил с королевичем флаги,
Поднял ссору и, вмиг обозлён,
Бросил бедного мальчика в море. —
И беде не сумели помочь
Ни Гер-Педер, ни я и ни Снорре,
Потому что надвинулась ночь.
До утра бушевала пучина,
И Гер-Педер молчал до утра, —
Всё он видел, как голову сына
Отсекает удар топора.
А на утро сказал: лебедёнка
Всё равно мы теперь не вернём,
Так давайте, другого ребёнка
Королевичем мы назовём.
Он молил нас, и мы согласились
Неразумного Лаге спасти,
Дальше поплыли, ветры бесились,
Как гуляки, у нас на пути.
Связки молний пылали на небе,
И до тучи доплёскивал вал;
Мы гадали по книге, и жребий
На Гер-Педера трижды упал.
И его мы швырнули в пучину,
Но сперва поклялись перед ним,
Что подложному царскому сыну
Мы жестоко за всё отомстим.
(быстро)
Кто отец мой?
Бродячий, ничтожный
Скальд, забыли теперь про него.
Кто же мать моя?
Нет, осторожно,
Больше я не скажу ничего.
Вот, короной венчан шутовскою,
Он поднять не осмелится глаз.
Груббе, Лаге, оставьте со мною
Эту… этого… Гондлу сейчас.
Сцена четвертая
Что же, друг? Ты обманно назвался
Королевичем? Значит, ты вор?
Ты корону мне дать обещался,
А даёшь только боль и позор.
Полно! Есть и глумлению мера,
Не превысит её человек!
Иль ты думал, что глупая Лера,
Как развратница, любит калек?
Что рождённой отцом благородным
Так уж лестно покинуть свой дом
И повсюду идти за негодным
Нищим, может быть, даже рабом?
Где же лютня? Играй. Так уныло
Воют волки в полях и лесах,
Я тебя до сих пор не убила,
Потому что мне дорог твой страх.
Но ничто не бывает, ты знаешь,
Окончательным, даже беда…
Например: если ты утверждаешь,
Что король ты и был им всегда, —
Кто помеха тебе в этом деле?
Снорре, Груббе? Их можно убрать.
Лаге с нами. Мы б верно сумели
Властелинами заново стать.
Там, в стране, только духам известной,
Заждались короля своего,
Мой венец не земной, а небесный,
Лаик, терны — алмазы его.
Так? Ну, помни обет мой весёлый:
Чуть погаснет на западе луч,
Лаик будет за дверью тяжёлой,
И у Лаге окажется ключ.
Он войдёт к ней, её он измучит
Ненасытным желаньем мужским.
Он её наслаждаться научит,
И смирится она перед ним.
И на месте тоскующей Лаик
Будет Лера и ночью и днём,
Неустанно тебя проклиная,
Называя трусливым щенком.
Где вы, сильные, волки, не люди?
Пусть же когти пустынных владык
Вырвут низкое сердце из груди,
Из гортани лукавый язык.
Вот смотрите, он голову клонит.
Кто убьёт его, будет мне друг…
Но не прежде, чем лютню уронит,
Гондла лютню уронит из рук.
Сцена пятая
Сладко мне улыбнуться героям!
Не бывало подобной жары,
Жилы словно наполнены зноем,
И в глазах огневые шары.
Мы оленя убили, тяжёлый,
Словно лошадь, достанет на всех.
Я же браги хмельной и весёлой
Захватил полувёдерный мех.
Гондла, живо костёр! Поднимаю
Первый кубок за Леру мою.
Пьём за Леру мы все!
Принимаю
И за Лаге могучего пью.
(втаскивая оленью тушу)
Вот олень. Жира, жира-то сколько!
Ну, волкам не пропасть без еды.
Сердце — Лере.
Конечно, но только
Прежде вымою. Гондла, воды!
Ах, вино мне удвоило силы.
Я любовью и солнцем пьяна,
Этой ночью не правда ли, милый,
Ты придёшь ко мне?
(обнимая ее)
Гондла, вина!
Гондла, музыки! Лютня такая
Для чего у тебя, нелюдим?
Целый день проведёшь ты играя,
А под вечер тебя мы съедим.
(наклоняясь к Лере)
Как мучительно рот мой находит
Твой кровавый, смеющийся рот!
Посмотрите, горбатый уходит.
Ну, далёко от нас не уйдёт.
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Сцена первая
Не пойму, это солнце на небе,
Или боль просияла моя?
Не пойму, человек или лебедь,
Лебедь с сердцем проколотым я?
Нет, я царь этих дебрей суровых,
И меня коронует Христос
Диадемою листьев кленовых
И росою обрызганных роз.
О, когда бы враги посмотрели,
Как мне кланялась эта скала,
Как молили меня эти ели
Защитить их от всякого зла!
Если сан мой признала природа,
То они ли поспорят о том,
О царе лебединого рода
И с проколотым сердцем притом?
Словно место недавних пожарищ,
Этот лес иль убийств потайных…
Как пройти нам к просёлку, товарищ?
Закружились мы в дебрях твоих.
Что хотите вы делать в посёлке,
Люди-лебеди, братья мои?
Там живут беспощадные волки,
Осквернители милой любви.
Он безумный, не будем смеяться
И с собою его уведём.
Знай, нам нужно в посёлок пробраться
За своим молодым королём.
Я король ваш.
Он вовсе безумный.
Что, скажите, в родимой стране
Так же ль трубы архангелов шумны,
Звёзды так же ль глубоко на дне?
Что Георгий? В заоблачных долах
С Пантелеймоном друг и сейчас?
Двое юношей знатных, весёлых,
Утешители ангельских глаз.
Магдалина от скорби предвечной
Отдохнула ли львиной душой?
Брат Христов Иоанн? Он, конечно,
Апокалипсис пишет второй.
Бедный ум, возалкавший о чуде,
Все мы молимся этим святым,
Но, простые ирландские люди,
Никогда не входили мы к ним.
Сцена вторая
Гондла, что же ты бродишь лентяем,
Почему эта лютня молчит?
Мы немедля тебя растерзаем.
Иль играй, или будешь убит.
Нет, я больше волкам не играю,
Я живу в огнезарном раю,
Не допрыгнуть вам к этому раю,
Только лютню возьмите свою.
(ирландцам)
Братья, вступимся, он христианин
И наверно из нашей страны.
Горе нам!
Я повержен.
Я ранен.
Лебединые клювы сильны.
Вы хорьки, вы трусливые души,
На безумного бросились вы:
Разве мало вам крыс и лягушек,
Что хотите его головы!
Этот юноша, бледный и странный,
Был судим справедливым судом
И был изгнан. Назвался обманно
Он Ирландии всей королём.
Как, не он ли к исландским равнинам
Был когда-то от нас увезён,
Чтобы выросши стать господином
Над союзом обоих племён?
Не товарищ булыжник орешку!
Двух младенцев Гер-Педер увёз,
Королевич погиб, и в насмешку
Королевичем назван был пёс.
(к Гондле)
Государь, мы тебя не узнали,
Не суди же покорных рабов,
Но скажи, чтобы мы разметали
Этих низких и злобных волков.
Я король в небесах, я изведал,
Полюбил огнекрылую боль,
Но вам истину Груббе поведал,
Что в Ирландии я не король.
Наступили тяжёлые годы,
Как утратили мы короля,
И за призраком лёгкой свободы
Погналась неразумно земля.
Мы наскучили шумом бесплодным,
И был выбран тогда наконец
Королём на собраньи народном
Вольный скальд, твой великий отец.
Он нам дал небывалую славу
И, когда наконец опочил,
Пурпур мантии, скипетр, державу
Он тебе передать поручил.
Мы ещё не слыхали об этом.
Значит всё-таки Гондла король,
И корона пронизана светом
На кудрях его чёрных, как смоль.
Ах, двойному заклятью покорный,
Музыкальный магический ход
Или к гибели страшной и чёрной
Или к славе звенящей ведёт.
Сцена третья
Гондла здесь? Не отправился в море?
Не утратили мы короля?
Так зачем же вещало мне горе
Сердце, старое сердце, боля?
Дождь над замком пролился кровавый,
Плавал в воздухе столб огневой,
Перед дверью орёл величавый
Пал, растерзанный чёрной совой.
Эти страшные знаменья ясно
Говорят неземным языком,
Что невинный был изгнан напрасно
И судим был неправым судом.
Нет, я звездный король и надзвездный,
Что земле я и что мне земля?
Лебедям короли бесполезны,
И не надо волкам короля!
Королевич, старинные были
Затуманили наши умы,
Мы тебя беспощадно травили
И о правде не ведали мы.
Ты был мальчиком, ныне стал мужем,
И корона, корона — твоя,
Мы тебе так охотно послужим
Остриём боевого копья.
Правда, Ахти не сыщешь лукавей,
Но прошу о пощаде и я,
Вспомни, Гондла, к короне и славе
Привела тебя лютня моя.
Под знамёнами станет твоими
Вся ночная громада волков,
И, клянусь, с лебедями такими
Даже я подружиться готов.
Ты мне друга и брата милее,
Я не знаю и сам почему,
Ты как будто славнейших славнее
И уже непостижен уму.
Если скажешь: в нелепое веруй! —
Тотчас волю исполню твою.
Никогда не увижу я Леру,
Если хочешь, себя я убью.
Гондла, Гондла, на все преступленья
Королевскую милость пролей,
Знай, ты можешь простить оскорбленье,
Нанесённое Лере твоей.
Брат с сестрой — вы. Морские пираты
Вашу мать в этот край завезли,
Для неё и Гер-Педер когда-то
Взял тебя из ирландской земли.
Всё, я помню, она тосковала
И грустила она день и ночь,
Всё, я помню, крестить умоляла
Здесь от волка рождённую дочь.
Королевич, подумай, что б стало,
Если б Лера твоею была.
Наша злоба вас двух сохраняла
От богам нестерпимого зла.
Поднимается ветер вечерний,
За утёсами видно луну,
И по морю из ртути и черни
Мы отправимся в нашу страну.
Не прощают, мы ведаем сами,
За такие обиды и боль,
Хоть союза волков с лебедями
И хотел наш покойный король.
Совершилось, я в царской порфире,
Три алмаза в короне горят,
О любви, о прощеньи, о мире
Предо мною враги говорят.
Неужели отныне я стану
Властелином на двух островах,
Улыбаясь в лицо океану,
Что их держит на крепких стеблях?
Или просто к стране лебединой,
К милым клёнам и розам уйду,
На знакомые сердцу равнины,
О которых я плакал в бреду?
Нет! Мне тягостно, жалко чего-то,
Я о чём-то великом забыл,
И, как чёрная птица, забота
Грусть навеяла взмахами крыл.
Сцена четвертая
Странный лес, всюду шорохи, стоны,
Словно духи в нём бродят всегда;
Вон в траве промелькнуло зелёной…
Это женщина… женщина, да!
Это Лера?
Я требую казни!
Лера милою Гондлы была,
А смеялась над ним без боязни,
С нами ела и с Лаге пила.
Если женщина мужа не любит,
Эту женщину должно убить!
Всякий радостно злую погубит,
Только… Гондлу бы надо спросить.
(простирая руки к Гондле)
Брат, жених, я тебя умоляю,
Отправляйся с твоими людьми
К лебединому, к белому раю
И корону, корону прими.
А меня, бесконечно чужую
Мысли, сердцу и сну твоему,
Посади меня в башню глухую,
Брось в глубокую яму-тюрьму,
Только так, чтоб вечерней порою
Я слыхала, как молишься ты.
Будет звёздами, солнцем, луною
Этот звук для моей слепоты.
Вспомнил, вспомнил. Сиянье во взоре,
Небо в лунной волшебной крови
И взволнованный голос, и море,
Да, свободное море любви!
Новый мир, неожиданно милый,
Целый мир открывается нам,
Чтоб земля, как корабль светлокрылый,
Поплыла по спокойным водам.
Лера, Конунг и волки, сегодня,
В день, когда увенчали меня,
Я крещу вас во имя Господне,
Как наследников Вечного Дня.
Белым лилиям райского сада
Будет странно увидеть волков…
(отступая)
Нет, нам нового бога не надо!
Мы не выдадим старых богов.
Вы колеблетесь? Лаик, скорее!
Лаик, слышишь архангельский хор?
Ах, мне Бальдера жалко и Фреи,
И мне страшен властительный Тор.
Вы отринули таинство Божье,
Вы любить отказались Христа,
Да, я знаю, вам нужно подножье
Для его пресвятого креста.
Вот оно. Я вином благодати
Опьянился и к смерти готов,
Я монета, которой Создатель
Покупает спасенье волков.
Лаик, Лаик, какое бессилье!
Я одну тебя, Лаик, любил…
Надо мною шумящие крылья
Налетающих ангельских сил.
Сцена пятая
(склоняясь над трупом)
Меч пришёлся по жизненной жиле,
И ему не поднять головы!
Одного лебедёнка убили,
А другого замучили вы.
Подходите, Христовой любовью
Я крещу, ненавидящих, вас,
Ведь недаром невинною кровью
Этот меч обагрился сейчас.
Гондла добыл великую славу
И великую дал нам печаль.
Да, к его костяному составу
Подмешала природа и сталь.
Я не видел, чтоб так умирали
В час, когда было всё торжеством.
Наши боги поспорят едва ли
С покоряющим смерть Божеством.
(прячась за других).
Нет, мне страшны заклятия эти
И в небесный не хочется дом,
Я пожалуй десяток столетий
Проживу и земным колдовством.
(к Лере)
Что же, девушка? Ты отступила?
Ты не хочешь Нетленного Дня?
Только Гондлу я в жизни любила,
Только Гондла окрестит меня.
Гондла умер.
Вы знаете сами,
Смерти нет в небесах голубых,
В небесах снеговыми губами
Он коснётся до жарких моих.
Он — жених мой, и нежный и страстный,
Брат, склонивший задумчиво взор,
Он — король величавый и властный,
Белый лебедь родимых озёр.
Да, он мой, ненавистный, любимый,
Мне сказавший однажды: люблю! —
Люди, лебеди, иль серафимы,
Приведите к утёсам ладью.
Труп сложите в неё осторожно,
Легкий парус надуется сам,
Нас дорогой помчав невозможной
По ночным у широким волнам.
Я одна с королевичем сяду
И руля я не брошу, пока
Хлещет ветер морскую громаду
И по небу плывут облака.
Так уйдём мы от смерти, от жизни
— Брат мой, слышишь ли речи мои? —
К неземной, к лебединой отчизне
По свободному морю любви.