ДВѢ СЦЕНЫ ИЗЪ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ.[править]
Било уже два часа по полуночи, по обитатели небольшаго уединеннаго домика, стоявшаго близь большой дороги въ десяти миляхъ отъ Фаррингдона, были на ногахъ и съ безпокойствомъ безпрестанно подходили къ окнамъ и смотрѣли на небольшую дорогу. При свѣтѣ свѣчи, стоявшей на кругломъ дубовомъ столѣ посреди комнаты, можно было примѣтить стоявшую у окна женщину съ очень пріятнымъ и добрымъ лицомъ и гладко причесанными сѣдыми волосами.
Облокотясь на ея плечо стояла молодая дѣвушка, по чертамъ лица и улыбкѣ которой можно бы не ошибаясь сказать, что это была ея дочь.
У другаго окна стояла служанка. Неряшливая одежда ея составляла сильную противоположность съ одеждою хозяекъ, которую я не буду описывать; достаточно сказать, что обѣ онѣ были въ прекрасныхъ бѣлыхъ платьяхъ, сшитыхъ по модѣ тогдашняго времени. Но напрасно обѣ женщины и служанки старались увидать что нибудь, ночь была темна, луна не показывалась и тяжелыя облака бросали мрачную тѣнь на далекое разстояніе.
Только изрѣдка вдали мелькали яркія полосы свѣта и слышался невнятный гулъ, потомъ опять все стихало. Никто изъ присутствующихъ въ домикѣ не произносилъ ни одного слова, но всѣ съ одинаковымъ вниманіемъ и безпокойствомъ смотрѣли въ ту сторону, откуда виднѣлся свѣтъ. Наконецъ, когда черезъ нѣсколько времени гулъ совершенно утихъ, старушка отошла отъ окна и тихо произнесла:
— «Все кончено, воля Божія совершилась.»
Дѣвушка ничего не отвѣчала, но сложивъ руки и устремивъ глаза на небо, тихо молилась.
Спустя нѣсколько времени на дорогѣ послышался стукъ лошадиныхъ копытъ и нѣсколько всадниковъ съ неимовѣрною быстротою проскакали мимо.
— «Бѣгутъ!» вскричала молодая дѣвушка, «о, матушка, развѣ вы не слышите что они бѣгутъ!»
— «Но, Маргарета», возразила мать, «можетъ быть ты ошибаешься, можетъ быть это бѣгутъ бунтовщики; во всякомъ случаѣ, твои глаза видятъ лучше моихъ, разсмотри хорошенько, можетъ быть по одеждѣ ты узнаешь что это за люди.»
Дѣвушка плотно прислонилась головою къ стеклу и устремила внимательный взоръ свой на дорогу.
Не прошло и пяти минутъ какъ она услышала опять тотъ же стукъ — и разсмотрѣвъ проѣзжавшихъ всадниковъ, она съ какимъ-то волненіемъ проговорила:
— «Это бунтовщики, которые вѣроятно бѣгутъ отъ преслѣдующей ихъ погони; я ясно разсмотрѣла ихъ мундиры и каски безъ перьевъ.»
— «Но если они преслѣдуютъ тѣхъ, которые проѣхали прежде», возразила старушка, «если это не побѣгъ, а погоня.»
— «Нѣтъ, я знаю, что они бѣгутъ; по безпорядку ихъ одежды я навѣрное могу сказать, что это бѣглецы. Но дай Господи чтобъ эта побѣда обошлась намъ не такъ дорого, я боюсь за бѣднаго моего брата и за Генри.»
— «Стыдись говорить это, Маргарета, если побѣда одержана, то мы должны отъ всей души благодарить Бога, хотя бы братъ твой и женихъ погибли въ этомъ сраженіи; мы не должны слишкомъ сокрушаться объ этомъ, потому что они пали честно за своего законнаго короля.»
Маргарета не отвѣчала, и закрывъ лицо руками, тихо плакала. Вскорѣ на дорогѣ послышался опять конскій топотъ, но на этотъ разъ ѣхалъ только одинъ всадникъ, — и въ то самое время какъ онъ поровнялся съ ихъ домикомъ, лошадь его, споткнувшись обо что-то, упала и при этомъ паденіи сбросила съ себя всадника какъ разъ подъ одно изъ ихъ оконъ. Послышался продолжительный стонъ; вскочившая лошадь подбѣжала къ своему господину, положила свою морду на его плечо и тихимъ ржаніемъ какъ бы умоляла о помощи.
— «Кто бы это ни былъ», вскричала старушка, «хоть бы даже Эссексъ или Манчестеръ, Фейрфаксъ или Кромвель, мы должны подать ему помощь; въ несчастій ни другъ, ни врагъ не долженъ оставаться безъ помощи у порога моего дома. Позови мальчика, Бригита», прибавила она обращаясь къ служанкѣ, «и вели принести сюда упавшаго господина.»
Приказаніе ея было исполнено, всадникъ былъ поднятъ, посаженъ въ широкое покойное кресло и принесенъ въ комнату. Это былъ человѣкъ среднихъ лѣтъ, съ высокимъ лбомъ, суровымъ выраженіемъ лица и темными съ просѣдью волосами. Глаза его бы ли закрыты — и очевидно было, что хотя онъ не былъ убитъ, но сильно оглушенъ паденіемъ. Одежда его состояла изъ темнаго поношеннаго плаща, изъ подъ котораго виднѣлись блестящія латы и сбоку длинный мечъ. По прошествіи нѣсколькихъ минутъ, онъ очнулся — и осмотрѣвшись вокругъ себя, хотѣлъ встать, но силы ему измѣнили и онъ въ изнеможеніи опять опустился въ кресло, воскликнувъ:
— «Господь жестоко наказалъ меня! но какъ бы то ни было, я долженъ бѣжать сейчасъ же чтобъ избѣгнуть плѣна.»
— «Не бойтесь ничего», отвѣчала госпожа Геррикъ, «вы здѣсь въ безопасности и можете остаться до тѣхъ поръ, пока совсѣмъ поправитесь; женщина не должна видѣть враговъ въ больныхъ и безпомощныхъ.»
— «Нѣтъ достойная женщина», возразилъ незнакомецъ, «враги мои ищутъ меня, и если найдутъ, то мнѣ не будетъ пощады».
— «Но пока вы въ моемъ домѣ — ничья рука не осмѣлится коснуться васъ. Вотъ это хорошо» прибавила она, увидя что дочь ея налила стаканъ вина и подавала незнакомцу, «.выпейте, эти васъ навѣрное освѣжитъ и придастъ вамъ силы. А гдѣ же лошадь, посмотрѣлъ ли кто за нею?» спросила она у слуги, стоявшаго въ дверяхъ.
— «Я ее привязалъ у крыльца» отвѣчалъ слуга, «а вотъ и мой баринъ, и господинъ Генри Лайль» прибавилъ онъ обернувшись, «говорятъ, они славно поколотили бунтовщиковъ, убили полковника Кромвеля и взяли въ плѣнъ его войско.»
Едва онъ успѣлъ договорить, какъ въ комнату вбѣжали двое молодыхъ людей въ военныхъ мундирахъ и широкихъ шляпахъ съ перьями.
— «Сынъ мой! милый сынъ мой!» вскричала старушка, прижимая къ груди одного изъ нихъ.
— «Милая, дорогая Маргарета!» вскричалъ другой, подбѣгая къ дѣвушкѣ.
Но восклицанія ихъ были прерваны движеніемъ незнакомца, который поспѣшно всталъ съ своего кресла.
— «Это что значитъ?» вскричалъ Джорджъ Геррикъ, устремивъ на незнакомца изумленный взглядъ и обращаясь къ матери.
— «Матушка, какъ попалъ сюда этотъ разбойникъ?» Напрасно мать старалась истолковать ему причину и успокоить его; видъ одного изъ враговъ, съ которыми онъ сражался такъ недавно, возбуждалъ въ немъ страшное негодованіе — и не смотря на всѣ просьбы матери и сестры онъ не могъ успокоиться.
— «Неси веревку», кричалъ онъ слугѣ, «я до тѣхъ поръ не буду спокоенъ, пока собственными руками не повѣшу этаго разбойника на дверяхъ моей комнаты» и говоря это, онъ обнажилъ свой мечъ и подбѣжалъ къ дверямъ какъ бы желая заградить дорогу, если бы незнакомцу вздумалось спасаться бѣгствомъ. Но эта предосторожность была лишнею, потому что незнакомецъ, обнаживъ свой мечъ, спокойно стоялъ въ углу комнаты, съ твердымъ намѣреніемъ защищаться до послѣднихъ силъ. Наконецъ Маргарита, видя что никакія просьбы и увѣщанія не дѣйствуютъ на ея брата, обратилась къ своему жениху, умоляя его, если возможно, уговорить своего товарища, чтобы онъ отказался отъ своего намѣренія убить незнакомца.
— «Полно, Джорджъ, перестань» просилъ тотъ, подходя къ нему, «ты не долженъ этаго дѣлать.»
— «Не долженъ? а почему? кто монетъ мнѣ запретить это?»
— «Твой собственный разсудокъ и честь. Выслушай меня» продолжалъ онъ, «твоя мать обѣщала этому человѣку безопасность — и она должна сдержать свое слово. И неужели ты можешь быть такъ жестокъ, чтобъ убить человѣка въ собственномъ твоемъ домѣ, не смотря даже на просьбы матери и сестры? Стыдись! Отпусти его! Сегодня руки наши и безъ того довольно обагрены кровью враговъ нашихъ, зачѣмъ прибавлять новое убійство?»
Джорджъ мрачно осмотрѣлся, и вложивъ мечъ свой въ ножны, сказалъ: — «Ну хорошо, обѣщаніе данное ему матерью будетъ исполнено, только пусть его убирается отсюда сейчасъ же, потому что я не могу его болѣе видѣть.»
— «Кто бы ты ни былъ, ступай съ Богомъ» сказалъ Лайль, обращаясь къ незнакомцу, «пойдемъ, я провожу тебя» и съ этими словами онъ взялъ его за руку и повелъ къ дверямъ, между тѣмъ какъ тотъ также вкладывалъ въ ножны свой мечъ.
Выйдя на крыльцо, у котораго стояла его лошадь, онъ пристально посмотрѣлъ въ лицо Лайля и тихо произнесъ: «Благодарю.»
— «Не благодари меня», возразилъ Генри, «не нужно мнѣ благодарности, — и не будь мы связаны обѣщаніемъ, даннымъ тебѣ этою достойною женщиною, я бы самъ съ удовольствіемъ повѣсилъ тебя; но кто знаетъ? можетъ быть мы когда нибудь еще и встрѣтимся съ тобою!»
— «Можетъ быть, если на то будетъ воля Божья» отвѣчалъ незнакомецъ, «и я каждый день молю Его даровать мнѣ власть»…
— «Которой ты никогда не будешь имѣть» возразилъ Генри, «я знаю тебя, но повѣрь, что тутъ» прибавилъ онъ, указывая на домъ, «никто не подозрѣваетъ, кто былъ въ ихъ домѣ; иначе врядъ ли бы ты вышелъ отсюда живой!»
— «Ты знаешь меня?» спросилъ не безъ нѣкотораго удивленія незнакомецъ, «ну что-жъ? тѣмъ лучше, потому что, кто знаетъ, можетъ быть придетъ время, когда ты не смотря на твою ненависть ко мнѣ будешь нуждатся въ моемъ прощеніи и помилованіи. Прощай!» Сказавъ это, онъ вскочилъ на лошадь и быстро помчался по дорогѣ.
Прошло нѣсколько лѣтъ послѣ описанной нами сцены. Въ Англіи совершался большой переворотъ, королевскія войска были всюду разбиты — и Кромвель вступалъ уже въ свои права. Нѣсколь, ко разъ въ продолженіи этаго времени назначался день свадьбы Маргареты Геррикъ съ Генри Лайлемъ — и нѣсколько разъ въ въ слѣдствіи разныхъ неблагопріятныхъ обстоятельствъ его откладывали. Наконецъ, послѣ сраженія при Ворчестерѣ, въ которомъ Джорджъ Геррикъ былъ убитъ, госпожа Геррикъ рѣшилась соединить дочь свою съ любимымъ человѣкомъ. Свадьба, какъ можно себѣ представить, была самая печальная — и день не успѣлъ еще склониться къ вечеру, какъ Генри Лайль былъ арестованъ и отведенъ въ Лондонскую башню. Никакія убѣжденія не въ состояніи были заставить его признать надъ собою власть, которую онъ не считалъ законною, — и черезъ три дня онъ долженъ былъ погибнуть на эшафотѣ. Во все время его заключенія женѣ и матери позволено было навѣщать его — и обѣ онѣ проводили въ горькихъ слезахъ дни и ночи, моля Господа послать имъ твердость и силу перенести тяжкій ударъ. Наканунѣ дня назначеннаго для казни, когда обѣ по обыкновенію сидѣли въ комнатѣ заключеннаго, госпожа Геррикъ вдругъ какъ бы озаренная свыше какою мыслью встала — и не сказавъ ни кому ни слова, вышла изъ тюрьмы.
Шестнадцатаго Декабря 164— года около зданія Вестминстерскаго Аббатства было необыкновенное стеченіе народа. Въ одной изъ залъ было сдѣлано возвышеніе наподобіе трона, передъ которымъ стоялъ большой столъ. Множество народа и знатнѣйшихъ лицъ Англіи толпились въ залѣ и съ нетерпѣніемъ посматривали на дверь, какъ бы ожидая кого-то. Наконецъ дверь отворилась — и въ залу вошелъ пожилой мущина, съ гордымъ и суровымъ выраженіемъ лица, въ черномъ бархатномъ плащѣ и широкой шляпѣ съ перьями. Подойдя къ возвышенію, онъ сѣлъ на него, снялъ шляпу, и поговоривъ нѣсколько времени съ нѣкоторыми изъ вельможъ, подалъ одному изъ нихъ лежащую на столѣ бумагу, которую тотъ долженъ былъ прочесть вслухъ. Тугъ между многими постановленіями объявлялось, что лордъ генералъ Оливеръ Кромвель назначался протекторомъ благосостоянія Англіи. Когда бумага была прочитана и подписана, печать приложена, а Кромвель надѣлъ свою шляпу и готовился выйти изъ залы, — изъ толпы вышла женщина, бросилась къ ногамъ его и воскликнула:
— «Будь милостивъ, Лордъ Протекторъ! будь милостивъ и пусть этотъ великій для тебя день будетъ днемъ благословенія!»
— «Что тебѣ нужно?» спросилъ Кромвель отрывисто, но потомъ подумавъ прибавилъ: «лицо твое мнѣ знакомо, я какъ будто гдѣ-то видѣлъ тебя прежде; но говори, что тебѣ нужно, — и если просьба твоя не противозаконна, то для такого дня какъ сегодня она будетъ исполнена.»
— «Когда войско полковника Кромвеля», продолжала госпожа Геррикъ (это была она), «было разбито въ сраженіи при Варнгамѣ и самъ онъ долженъ былъ бѣжать чтобы спастись отъ смерти, то на дорогѣ былъ сброшенъ своею лошадью противъ домика бѣдной вдовы, которая приняла его и дала ему убѣжище. Онъ былъ врагъ ея и бѣжалъ съ поля сраженія въ которомъ участвовалъ сынъ ея, но не смотря на то она приняла его и умоляла своего сына оставить ему жизнь. Въ это время въ домѣ ея былъ молодой человѣкъ, Генри Лайль, просьбами и стараніями котораго была спасена жизнь врага, ея. Иначе, Лордъ Протекторъ, не видать бы тебѣ этаго великаго для тебя дня!»
«Теперь этотъ человѣкъ осужденъ на смерть — и я умоляю тебя даровать ему жизнь и спасти его, какъ онъ нѣкогда спасъ тебя! Помилуй! О, помилуй, если ты человѣкъ и христіанинъ!»
Въ продолженіи этой рѣчи Кромвель казался очень серіознымъ и недовольнымъ и потомъ обратясь къ нѣкоторымъ стоявшимъ тутъ сказалъ:
— «Уведите ее, она помѣшана, но осторожнѣе… осторожнѣе… Теперь пойдемте, у насъ еще впереди много дѣла.»
Выведенная изъ залы, госпожа Геррикъ, видя что послѣдняя надежда для нея потеряна, остановилась въ какомъ-то оцѣпенѣніи, какъ бы не сознавая что съ нею дѣлается, но потомъ опомнившись, направилась тихими шагами къ тюрьмѣ.
Но каково было ея удивленіе, когда, войдя во внутренность зданія, она увидѣла что дверь комнаты, въ которой заключенъ былъ Генри, отворена; подлѣ стола, на которомъ лежала какая-то бумага, стоялъ Генри держа въ объятіяхъ свою жену. Слезы, которыхъ она прежде никогда не видала на глазахъ его, обильно текли по его лицу и смѣшивались со слезами его жены, но не смотря на то на лицѣ его сіяла какая-то радостная улыбка.
— «Радуйтесь, матушка, радуйтесь!» могла только произнести Маргарета. «Генри прощенъ!»