Д. Аверкіевъ.[править]
ДВѢ СЦЕНЫ ИЗЪ ТРАГЕДІИ Ж. РАСИНА «ФЕДРА».[править]
I.[править]
Мы дальше не пойдемъ… О, боги! какъ слабая…
Я упаду сейчасъ, Энона дорогая.
Слѣпить мои глаза сіяньемъ свѣтъ дневной
И гнутся, и дрожать колѣни подо мной.
Ахъ!
Боги! что для васъ и слезы, и моленья!
Какъ тяготятъ меня всѣ эти украшенья!
И чья докучная рука вокругъ чела
Мнѣ волосы въ узлы заботливо сплела?..
Ахъ! все меня томитъ и все мнѣ докучаетъ,
Какъ будто сговорясь.
Какъ быстро разрушаетъ
Одно желаніе другое у тебя!
То ты заставишь насъ разукрашать себя
И безъ причины вдругъ отмѣнишь приказанье;
То съ прежней бодростью ты выразишь желанье
Увидѣть свѣтъ дневной, — но вотъ, едва вошла,
Какъ свѣтъ тебѣ постылъ, и снова тьма мила…
Великій праотецъ семьи моей несчастной!
Скажи: стыдишься ты вины моей ужасной?
Тебя отцомъ моя родная мать звала,
О, свѣтлый Фебъ! Съ тобой проститься я пришла.
Какъ? все тебя гнететъ отъ жизни отвращенье?
И я выслушивать должна твое моленье,
Чтобъ смерть окончила томительные дни?
О, какъ желала-бъ я сидѣть въ лѣсной тѣни!
О, если-бъ я могла сейчасъ слѣдить очами
Сквозь пыль мнѣ милую за быстрыми конями!..
Что, государыня?
Безумная! гдѣ я?
Что смѣю говорить!.. Блуждаетъ мысль моя!..
Ахъ! разума меня вполнѣ лишили боги:
Не въ силахъ я скрывать мучительной тревоги;
Энона, я стыжусь преступныхъ этихъ грезъ;
Взгляни: мои глаза полны невольныхъ слезъ.
Стыдися своего упорнаго молчанья:
Оно лишь бередитъ жестокія страданья.
Что губитъ жизнь твою въ расцвѣтѣ полномъ силъ?
Кто чарами ея источникъ изсушилъ?
Глуха къ моимъ словамъ, заботы презирая,
Ты жаждешь, чтобъ пришла развязка роковая.
Ужъ трижды угасалъ свѣтъ въ сумракѣ ночномъ,
Какъ не смежала ты очей отраднымъ сномъ;
Ужъ трижды ночи тѣнь передъ зарей рѣдѣла,
Какъ тягостнымъ постомъ ты изнуряешь тѣло.
Какъ мысли злой себя дала ты соблазнить?
Какъ руки на себя ты смѣешь наложить?
Ты жизнодателей боговъ тѣмъ оскорбляешь
И брачной вѣрности обѣты нарушаешь;
О, вспомни наконецъ, что смертію своей
На иго тяжкое ты обречешь дѣтей.
Въ тотъ день, какъ на всегда твои сомкнутся вѣжды,
Сынъ чужеземки вновь исполнится надежды, —
И онъ, твой гордый врагъ, сиротъ не пощадитъ,
Онъ амазонки сынъ, суровый Ипполитъ…
О, боги!
Вспыхнувъ, ты отъ гнѣва поблѣднѣла…
Чье имя предо мной ты произнесть посмѣла?
И справедливъ твой гнѣвъ. О, какъ довольна я,
Что мой упрекъ сумѣлъ такъ взволновать тебя!
Живи, вступи въ борьбу: иль злое совершится,
И скифъ по матери въ Аоинахъ воцарится;
Онъ, дерзко обративъ твоихъ дѣтей въ рабовъ,
Начнетъ повелѣвать потомками боговъ.
Не медли: ты стоишь ужъ на краю могилы,
Скорѣе пробуди угаснувшія силы;
Да укрѣпятъ тебя и долгъ твой, и любовь!
И свѣточъ дней твоихъ да возгорится вновь!
Ахъ! Жизнь преступная меня такъ истомила!..
Иль злодѣяніе ты тайно совершила,
Что гложетъ такъ тебя смертельная тоска?
Отъ крови пролитой чиста твоя рука?
Невинной кровью рукъ своихъ я не пятнала…
О, если-бъ въ сердцѣ я вины не сознавала!
Что зародилося въ душѣ твоей больной,
Что ты сама дрожишь передъ своей мечтой?
Довольно; я умру, но тайны не открою.
Безчеловѣчное молчаніе съ собою
Въ могилу унеси… Но не проси меня,
Чтобъ очи въ смертный часъ тебѣ закрыла я!
Пусть слабо жизнь твоя горитъ, едва мерцая,
Я къ мертвымъ низойду, тебя предупреждая.
О, тысячи путей къ Коциту насъ ведетъ,
Изъ нихъ моя печаль кратчайшій изберетъ.
Жестокая! тебя съ рожденья я вскормила,
Иль я не для тебя, — но ты о томъ забыла —
Покинула свой домъ и милую семью?..
И вотъ награда мнѣ за преданность мою!
Иль хочешь вымучить ты изъ меня признанье?
Отъ страха ты замрешь, лишь я прерву молчанье.
Я знаю лишь одинъ неотразимый страхъ:
Увидѣть, какъ умрешь ты на моихъ рукахъ.
Открывъ тебѣ мой стыдъ, мой помыселъ грѣховный,
Я все равно умру, не болѣе виновной.
Колѣни слабыя твои обнявъ рукой,
Во имя слезъ моихъ, пролитыхъ надъ тобой,
Молю: избавь мой умъ отъ гибельной тревоги!..
Ты умоляешь? — встань!
Я слушаю.
О, боги!
Что я хочу открыть? И какъ рѣшилась я!..
О, перестань пугать: не оскорбляй меня.
О, гнѣвъ, о, ненависть Кпириды роковая!
Погибла отъ любви ты, мать моя родная!
О, государыня! не вспоминай о томъ;
Пусть спитъ ея вина въ молчаньѣ гробовомъ.
О, милая сестра! покинута, бродила
У моря ты въ тоскѣ… Любовь тебя сгубила.
Царица, что съ тобой? Иль нынче желчь свою
Готова ты излить на всю свою семью?
И я, какъ и онѣ, погибну несомнѣнно…
Послѣдней я умру, по больше всѣхъ презрѣнной.
Иль полюбила ты?
Терзанія любви
Узнала я вполнѣ.
Къ кому же? назови.
Люблю… При имени его я цѣпенѣю,
И вся дрожу.
Кто онъ?
Его назвать не смѣю…
Онъ амазонки сынъ… Тотъ юноша, кого…
О, боги! Ипполитъ?
Ты назвала его.
О, небеса! Вся кровь во мнѣ оледенѣла!..
Несчастная семья! О, стыдъ! О, злое дѣло!..
Зачѣмъ приблизились мы къ этимъ берегамъ?
О, если-бъ знали мы что рокъ готовитъ намъ?
Давно страдаю я. Когда со мной Тезея
Связали навсегда заколы Гименея,
Я думала найти и счастье, и покой.
Въ Аѳинахъ гордый врагъ предсталъ передо мной.
При взглядѣ на него, я, вспыхнувъ, поблѣднѣла,
Смущенною душой тревога овладѣла;
Языкъ мой онѣмѣлъ, лишилась зрѣнья я,
И леденилъ ознобъ, и жаръ томилъ меня…
Коснулся и меня Киприды гнѣвъ опасный:
Зло неизбѣжное моей семьи несчастной…
Тогда прибѣгла я къ обѣтамъ и дарамъ,
Я ей построила великолѣпный храмъ;
Въ утробахъ жертвенныхъ искала указаній,
Какъ разумъ исцѣлить отъ гибельныхъ блужданій.
Напрасно! Недугъ мой ничѣмъ неизлѣчимъ:
Онъ, гордый Ипполитъ, сталъ божествомъ моимъ.
Когда предъ алтаремъ богиню я молила,
Ему лишь одному я жертвы приносила.
Онъ всюду былъ со мной. О, горе безъ конца!
Его я видѣла въ чертахъ его отца.
Но пробудила я въ себѣ негодованье,
Заставила себя достичь его изгнанья.
И для того, кому молилася душой,
Явилась, притворясь, я мачихою злой.
Я крикомъ яростнымъ и стонами проклятій
Его оторвала отъ отческихъ объятій.
Свободно я тогда вздохнула. Дни мои
Съ тѣхъ поръ въ невинности спокойно потекли.
Покорная жена, я скорбь свою таила
И брачные плоды Тезею возрастила.
Усилья тщетныя! О, случай роковой!
Супругъ мой самъ въ Трезенъ беретъ меня съ собой,
И волею судьбы я увидала снова
Врага, котораго гнала я такъ сурово!
Едва зажившая, раскрылась рана вновь,
И въ сердцѣ у меня забушевала кровь:
Теперь во мнѣ горитъ не пламя страсти скрытой, —
Въ меня, какъ лютый звѣрь, впилася Афродита.
Я страшнаго грѣха весь ужасъ сознаю,
Кляну страсть низкую и съ нею жизнь мою.
О, какъ желала я, честь рода охраняя,
Чтобъ умерла со мной и тайна роковая.
Ты слезною мольбой принудила во всемъ
Открыться предъ тобой; я не крушусь о томъ.
Не огорчай и ты послѣдняго мгновенья
Упреками; почти кончины приближенье.
Тебѣ заботами меня не оживить:
О, дай же тихо мнѣ дыханье испустить.
II.[править]
Вотъ онъ… и къ сердцу кровь стремительно прилила…
Что я скажу ему?.. Энона, я забыла…
О, помни, что твой сынъ погибнетъ безъ тебя.
Ты ѣдешь, государь… Передъ тобою я,
Чтобъ скорбь твою почтить слезами сожалѣнья,
Чтобъ высказать свои за сына опасенья.
Лишился онъ отца. И ужъ не долго ждать,
Какъ, бѣдное дитя, схоронитъ онъ и мать.
Онъ съ дѣтства окруженъ враждой и злобой скрытой, —
О, будь же для него опорой и защитой!
Но робость тайная мой угнетаетъ духъ:
Боюсь, къ его мольбамъ закрыла я твой слухъ;
Боюся, что ко мнѣ питая отвращенье,
Ты станешь вымещать на немъ тѣ оскорбленья…
О, этихъ низкихъ чувствъ, повѣрь, не знаю я.
За ненависть ко мнѣ я не виню тебя:
Ты видѣлъ, какъ тебѣ усердно я вредила,
Но ты не могъ читать, что въ сердцѣ я танла.
Тебя преслѣдовать отрадой было мнѣ,
Я по хотѣла жить съ тобой въ одной странѣ,
И вскорѣ море насъ надолго раздѣлило…
И тайно, и при всѣхъ тебя я не щадила;
Тебя по имени никто не смѣлъ назвать
Въ моемъ присутствіи… Но если-бъ ты искать
Сталъ наказанія, котораго я стою;
Когда-бъ лишь на вражду ты отвѣчалъ враждою, —
То знай: не стою я ненависти твоей;
Нѣтъ, сожалѣнія достойна я скорѣй.
Я знаю, что всегда, вслѣдъ за второй женою,
Раздоры входятъ въ домъ докучною толпою;
Что мать, ревнивая къ правамъ своихъ дѣтей,
Не любитъ первенца предмѣстницы своей:
Отъ всякой испытать пришлось бы подозрѣнья,
И были бы сильнѣй, быть можетъ, оскорбленья…
Свидѣтель небо мнѣ: подобная вражда
Меня не мучила, царевичъ, никогда…
Иная скорбь меня снѣдаетъ и тревожитъ…
О, государыня! но твой супругъ, быть можетъ,
И живъ, и видитъ свѣтъ. И небо, внявъ мольбамъ,
Быть можетъ, возвратитъ его на радость намъ.
Могучій Посидонъ Тезея охраняетъ
И ревностно свой слухъ къ его мольбѣ склоняетъ.
Нѣтъ, и могучій богъ того не возвратитъ,
Кто смертью унесенъ и снизошелъ въ Аидъ.
Царевичъ, дважды жизнь для насъ не расцвѣтаетъ,
И жадный Ахеронъ добычъ не возвращаетъ.
Но нѣтъ! онъ живъ въ тебѣ; всегда передъ собой
Супруга вижу я… вотъ онъ стоитъ, живой;
Я вижу, говорю и сердце… Мысль блуждаетъ,
И страсть безумную невольно выражаетъ…
Твоя любовь къ нему, царица, такъ сильна,
Что и умершаго животворитъ она;
Его лелѣешь ты въ душѣ мечтой своею…
Да, я люблю, горю; томлюся по Тезею…
Но онъ не умиралъ… И онъ… совсѣмъ иной, —
Не вѣроломный льстецъ предъ встрѣчной красотой,
Готовый осквернять въ Аидѣ ложе бога, —
Онъ духомъ твердъ, суровъ, и даже дикъ немного;
Какъ олимпійскій богъ, въ расцвѣтѣ красоты,
Невольно онъ сердца влечетъ къ себѣ, какъ ты.
Онъ былъ вполнѣ тобой, — и также рѣчь звучала,
И юное лицо стыдливостью пылало —
Когда онъ переплылъ широкія моря,
Достойный дочерей могучаго царя.
Что дѣлалъ ты тогда? Зачѣмъ безъ Ипполита
Цвѣтъ Греціи спѣшилъ на избавленье Крита?
Ты слишкомъ молодъ былъ… О, лучше бы ты самъ
Пошелъ на кораблѣ къ далекимъ берегамъ!
Тебѣ дивились бы какъ новому герою,
И былъ бы Минотавръ убитъ твоей рукою!..
Чтобъ подвигъ доблестный герою облегчить,
Тогда-бъ моя сестра тебѣ вручила нить;
Нѣтъ, тутъ бы я ее, клянусь, предупредила, —
О, раньше бы любовь мнѣ ту же мысль внушила!
Ты былъ бы охраненъ заботою моей,
И я бы сдѣлалась сподвижницей твоей;
Я въ лабиринтъ сама спустилась бы съ тобою,
И ты-бъ со мной погибъ, иль побѣдилъ со мною…
О, боги!.. этотъ пылъ… я понялъ наконецъ…
О, вспомни, что я сынъ; что мнѣ Тезей отецъ.
Какъ смѣешь думать ты, что я о томъ забыла?..
Или позорно честь свою я погубила?
О, государыня, прости… Я сознаюсь,
Что дерзко поступилъ… Краснѣю и стыжусь,
Что рѣчь невинную посмѣлъ судить такъ строго…
Бѣгу…
Жестокій! Нѣтъ, ты слышалъ слишкомъ много
Чтобъ не понять меня. Нѣтъ, ты въ ошибку впасть
Не могъ. Ну, что-жъ! узнай безумной Федры страсть!
Люблю. — но даже въ мигъ невольнаго признанья
Не вижу для себя и тѣни оправданья;
Не думай, что тотъ ядъ что у меня въ крови
Взростила я сама въ безуміи любви.
Нѣтъ! самоё себя сильнѣе я гнушаюсь,
Чѣмъ презираешь ты… И въ этомъ заклинаюсь
Богами, что меня, со всей моей семьей,
Караютъ, не щадя, любовью роковой;
Богами, что меня, кичася лютой славой.
Задумали сгубить сердечною отравой!..
О, вспомни прошлое, — чтобъ не видать тебя,
Тебя бѣжала я, тебя изгнала я!..
Я отъ любви къ тебѣ спасалася враждою,
Изъ-за нея была безчеловѣчной, злою…
И что же! все росла и ненависть твоя.
И все безумнѣе тебя любила я!..
Твое страданіе тебя лишь возвышало,
А я въ огнѣ, въ слезахъ, томилась и сгорала…
Взгляни лишь на меня, и убѣдишься въ томъ, —
Но ты гнушаешься страдальческимъ лицомъ!..
Иль думаешь, что я готовилась къ свиданью?
Что я открылася не вопреки желанью?
Я долгу матери не смѣла измѣнить,
За сына своего пришла тебя молить, —
Но сердце полное все думою одною,
Могло лишь о тебѣ заговорить съ тобою…
Казни, убей меня… Въ тебѣ героя кровь:
О, отомсти же мнѣ за гнусную любовь,
Чтобъ дольше я земли собою не сквернила…
Какъ? я, вдова отца, — я… сына полюбила…
Нѣтъ, гадины такой не долженъ ты щадить.
Вотъ сердце, и должна твоя рука разить
Сюда. Оно спѣшитъ, оно ужъ въ нетерпѣньи
Готово встрѣтить мечъ, чтобъ искупить паденье.
Иль подлой кровью ты пятнать не хочешь рукъ?
Иль недостойна я отрадныхъ этихъ мукъ
И будетъ для меня завидна казнь такая?
Такъ дай мнѣ мечъ. Скорѣй! Себя сама я
Хочу казнить… Давай…
О, боги! что съ тобой?
Ахъ, государыня! сюда идутъ… О, скрой
Отъ глазъ свидѣтелей позоръ свой неизбѣжный…