Одинъ достойный человѣкъ обличаетъ мѣткимъ словомъ лицемѣріе духовныхъ.
Свой разсказъ Эмилія, сидѣвшая рядомъ съ Фіамметтою, начала послѣ того, какъ всѣ вдосталь восхитились умомъ маркизы и ловкимъ отпоромъ, даннымъ ею французскому королю.
— И я разскажу подобный же случай, а именно о томъ, какъ одинъ умный мірянинъ столь же забавнымъ, сколько и мѣткимъ словечкомъ, устыдилъ одного скупого монаха.
Не такъ давно жилъ былъ въ нашемъ городѣ монахъ миноритъ, инквизиторъ еретическихъ заблужденій. Какъ и многіе другіе, онъ старался представить изъ себя святошу и преданнаго поборника христіанской вѣры, что̀ не мѣшало ему въ то же время быть такимъ же мастеромъ по части изслѣдованія чужихъ туго набитыхъ кармановъ, какъ и по вопросамъ вѣры. Вотъ разъ и попался къ нему въ передѣлку одинъ бѣдный простачекъ, человѣкъ болѣе богатый деньгами, чѣмъ разумамъ. Однажды бражничалъ онъ въ веселой компаніи, и во время попойки вырвалось у него неосторожное словечко о томъ, что этакое, дескать, вино, какое они тогда пили, хоть бы самому Господу пить, и то впору. Конечно, тутъ не было и тѣни безвѣрія, а просто выпилъ человѣкъ лишнее. Но выходка тотчасъ была доведена до свѣдѣнія отца инквизитора, который освѣдомился, что провинившійся — человѣкъ богатый, обладатель туго набитой мошны. Немедленно cum gladius et fustibus[1], началъ онъ противъ обвиненнаго строжайшее слѣдствіе, имѣя въ предметѣ не столько обращеніе его на путь вѣры, сколько перемѣщеніе его дукатовъ въ свои карманы. Онъ призвалъ обвиняемаго и спросилъ его, правда ли то, что на него доносятъ? Простакъ отвѣчалъ, что правда, и объяснилъ, какъ было дѣло. На это святѣйшій инквизиторъ и благочестивѣйшій почитатель святителя Іоанна Златобрадаго сказалъ:
— Такъ ты Господа обратилъ въ знатока и любителя тонкихъ винъ, приравнялъ его къ какому-нибудь Чинчильоне или иному пьяницѣ и табачному завсегдатаю! А теперь хочешь вывернуться, принимаешь смиренный видъ, сводишь этакое дѣло на пустяки? Нѣтъ, это не такіе пустяки, какъ тебѣ кажется, и ты пойдешь на костеръ, если мы захотимъ поступить съ тобою по всей справедливости!
И началъ онъ громить бѣднягу самыми грозными рѣчами, будто передъ нимъ стоялъ самъ Эпикуръ, отрицающій безсмертіе души. Въ короткое время онъ до такой степени устрашилъ его, что тотъ упросилъ стороннихъ посредниковъ умаслить судью изряднымъ количествомъ благодатнаго снадобья, которое, какъ извѣстно, прекрасно помогаетъ отъ недуга любостяжанія, одолѣвающаго духовныхъ, особенно братьевъ миноритовъ, по уставу не смѣющихъ прикасаться къ деньгамъ. Такимъ путемъ онъ склонилъ своего судью къ милосердію. Благодѣтельная мазь, не взирая на то, что Галліенъ нигдѣ въ своихъ сочиненіяхъ не упоминаетъ о ней, была имъ пущена въ дѣло въ такомъ количествѣ, что пламя костра, которымъ ему грозили, милостиво смѣнилось крестнымъ знаменіемъ; и вотъ ему, какъ крестоносцу, который украшаетъ крестомъ свое знамя, дали желтый крестъ на черномъ полѣ. Взявъ мзду, отецъ инквизиторъ наложилъ и эпитемію; онъ приказалъ ему остаться на нѣсколько дней при себѣ и ежедневно стоять у обѣдни, а въ часъ трапезы являться къ нему; остальное время дня ему была предоставлена полная свобода. Тотъ прилежно выполнялъ предписанное. Случилось однажды, что онъ услышалъ за обѣднею пѣніе евангельскаго текста: «Воздастся вамъ сторицею и жизнь вѣчную унаслѣдуете». Онъ хорошо запомнилъ эти слова. Въ положенный часъ онъ предсталъ передъ инквизиторомъ, который въ то время обѣдалъ. Тотъ спросилъ его, былъ ли онъ сегодня у обѣдни. Получивъ отвѣтъ, что былъ, инквизиторъ спросилъ:
— Не случилось ли тебѣ чего-нибудь слышать, что вызываетъ у лебя сомнѣніе, и не нуждаешься ли въ какихъ-либо поясненіяхъ?
— Ни въ чемъ у меня сомнѣній не имѣется, — съ живостью подхватилъ прегрѣшившій. — Во все, что я слышалъ, вѣрую свято. Но одна вещь, которую я сегодня слышалъ, пробудила во мнѣ чувство сожалѣнія къ вамъ. Трудно вамъ будетъ на томъ свѣтѣ, честные отцы!
Тогда инквизиторъ спросилъ: — Какія же это слова вызвали у тебя такое состраданіе къ намъ?
— Отче, — отвѣчалъ простакъ, — это были слова Евангелія, которое я слушалъ: «Воздастся вамъ сторицею».
— Это истинно, — сказалъ инквизиторъ. — Но почему же эти слова такъ на тебя подѣйствовали?
— Ваше преподобіе, — отвѣтилъ простакъ, — я объясню вамъ въ чемъ дѣло. Съ тѣхъ поръ, какъ я началъ ходить сюда, я вижу, какъ каждый день изъ вашего монастыря подаютъ бѣднымъ то одну, то двѣ огромныхъ посудины варева, остающагося отъ трапезы братіи. Мнѣ и подумалось, что если на томъ свѣтѣ за каждый котелъ вамъ воздастся по сотнѣ, такъ вѣдь вы захлебнетесь въ этой жижѣ!
Всѣ сидѣвшіе за столомъ съ инквизиторомъ прыснули со смѣха. Самъ инквизиторъ не могъ не понять ядовитаго укора, направленнаго противъ монашескаго лицемѣрнаго благотворенія. Еслибъ его не смущалъ стыдъ за первое неправедное дѣло, поднятое противъ того человѣка, онъ охотно началъ бы противъ него новое дѣло за нанесенное ему и всей братіи оскорбленіе. Раздосадованный, онъ отпустилъ его на всѣ четыре стороны и не велѣлъ больше являться въ монастырь на ежедневное покаяніе.
Примѣчанія[править]
- ↑ лат. cum gladius et fustibus — с мечами и кольями. — Примѣчаніе редактора Викитеки.