Дзима дарить Франческо Верджеллези своего верхового коня и за это, сь его позволенія, говоритъ съ его женой, но такъ какъ она молчала, то онъ отвѣчалъ вмѣсто нея, и затѣмъ послѣдовало дѣйствіе, согласное съ его отвѣтомъ.
Свою новеллу о братѣ Пуччо Памфило закончилъ при смѣхѣ дамъ, и королева, съ женственной граціей, повелѣла Элизѣ продолжать. Та, слегка насмѣшливая, хотя безъ злости, а лишь по усвоенной привычкѣ, начала такимъ образомъ:
— Многіе, обладая большими познаніями, полагаютъ, что другіе ровно ничего не смыслятъ. Однако, разсчитывая одурачить другихъ, на самомъ дѣлѣ часто бываютъ одурачены сами и убѣждаются въ этомъ; а потому я считаю крайнимъ безуміемъ испытывать безъ надобности силу чужого ума; но такъ какъ не каждый держится моего мнѣнія, то я охотно разскажу вамъ, слѣдуя указанному порядку повѣствованія, что̀ случилось нѣкогда съ однимъ кавалеромъ изъ Пистои.
Былъ въ Пистойѣ, въ семьѣ Верджеллези, одинъ дворянинъ, но имени Франческо, человѣкъ очень богатый, разумный, во всемъ осмотрительный, но скупой выше всякой мѣры. Пришлось ему однажды ѣхать въ Миланъ для принятія должности подесты. Онъ досталъ все необходимое, чтобы торжественно явиться туда; не могъ лишь отыскать коня, какого слѣдовало. Не находя ничего по своему вкусу, онъ оставался въ раздумьѣ.
А въ то время жилъ въ Пистойѣ одинъ юноша, по имени Ричардо, изъ незнатнаго рода, но чрезвычайно богатый. Онъ всегда былъ такимъ выхоленнымъ и разодѣтымъ, что всѣ его прозвали Дзимой (щеголемъ). Давно любилъ онъ несчастной любовью супругу Франческо, которая была очень хороша собой и чрезвычайно добродѣтельна. Между прочимъ, онъ обладалъ однимъ изъ лучшихъ скакуновъ въ Тосканѣ, которымъ страшно дорожилъ за его красоту. Всѣмъ было извѣстно, что онъ вздыхаетъ по супругѣ Франческо; кто-то и надоумилъ послѣдняго, что пожелай онъ этого коня, такъ могъ бы пріобрѣсти, воспользовавшись любовью Дзима къ его женѣ. Франческо, поджигаемый скупостью, пригласилъ тогда Дзиму къ себѣ и обратился къ нему съ просьбою продать коня, питая надежду, что Дзима предложитъ ему лошадь въ подарокъ. Дзима, услыхавъ о томъ, усмѣхнулся и отвѣчалъ Франческо:
— Если бы вы мнѣ дали все, что только у васъ есть, и то не купили бы у меня коня; но въ подарокъ вы легко можете его получить: согласитесь только, чтобы я, прежде чѣмъ вы возьмете коня, могъ, съ вашего разрѣшенія и въ вашемъ присутствіи, сказать нѣсколько словъ вашей супругѣ; но въ такомъ отдаленіи отъ всѣхъ, чтобы никто не могъ меня слышать, кромѣ нея. — Франческо, поджигаемый скупостью и надѣясь, что ему удастся одурачить Дзиму, отвѣчалъ, что согласенъ: пусть сколько угодно словъ говоритъ. Самъ же, оставивъ его въ залѣ своего палаццо, пошелъ въ комнату жены и, сообщивъ ей, какъ легко онъ можетъ пріобрѣсти лошадь, приказалъ ей идти слушать Дзиму; но пусть она всячески остерегается хоть слово отвѣтить ему, что бы онъ ей ни твердилъ. Жена была очень недовольна такимъ порученіемъ, но, такъ какъ ей всетаки слѣдовало исполнить волю мужа, сказала, что сдѣлаетъ; затѣмъ направилась съ нимъ въ залу, послушать, что̀ Дзима будетъ говорить.
Ричардо, заключивъ предварительно точныя условія съ Франческо, сѣлъ съ его женою въ довольно далекомъ углу залы и началъ говорить ей такъ:
— Высокочтимая дама, безъ всякаго сомнѣнія, вы настолько мудры, что прекрасно и давно могли понять, какую любовь возбудила во мнѣ красота ваша, которая, не допуская сравненій, превосходитъ рѣшительно все, что когда-либо я видѣлъ прекраснаго; не стану говорить о присущихъ вамъ изящныхъ манерахъ и выдающихся добродѣтеляхъ, которыя способны увлечь всякую возвышенную душу; нѣтъ надобности также доказывать словами, что мое чувство къ вамъ самое сильное и самое пламенное, какое когда-либо испытывалъ мужчина къ женщинѣ и которое продлится до тѣхъ поръ, пока жалкая жизнь будетъ поддерживать мои члены, — даже долѣе: если и тамъ любятъ, подобно тому какъ здѣсь, то я буду вѣчно томиться къ вамъ страстью; поэтому вы можете быть увѣрены, что ничего у васъ нѣтъ, ни дорогого, ни ничтожнаго, что бы до такой степени вы могли считать своимъ, какъ меня, и всегда, вполнѣ полагаться на это, — все равно, каковъ бы я ни былъ самъ по себѣ. Тоже, разумѣется, и относительно всего, что̀ мнѣ принадлежитъ; а чтобы вы достовѣрнѣйшимъ образомъ въ томъ убѣдились, я скажу вамъ, что считалъ бы для себя величайшею милостью, еслибъ вы приказали мнѣ сдѣлать что-нибудь вамъ пріятное; мнѣ было бы это отраднѣе безпрекословнаго повиновенія мнѣ цѣлаго міра. Итакъ, если я вашъ, какъ вы слышите, то неужели напрасно я буду возносить горячія мольбы къ величію вашему, отъ котораго единственно можетъ снизойти на меня миръ и блаженство, и мое спасенье — ни откуда больше. Поэтому, какъ смиреннѣйшій рабъ, я прошу васъ, дорогое мое счастье, единственная отрада моей души, надеждой на которую она лишь и живетъ, сжигаемая страстью: пусть доброта ваша окажется безпредѣльной, и ваша прошлая жестокость ко мнѣ хоть немного смягчится; вѣдь я вашъ, такъ пусть ободренный вашимъ состраданіемъ и боготворя вашу дивную красоту, я въ состояніи буду сказать, что она вдохнула въ меня жизнь; вѣдь, если ваша высокая душа не склонится къ моимъ мольбамъ, безъ всякаго сомнѣнія, моя жизнь угаснетъ; я умру; васъ назовутъ моей убійцей. Положимъ, смерть моя принесетъ вамъ нѣкоторую славу, но я всетаки полагаю, что совѣсть не разъ будетъ васъ мучить: вы будете твердить себѣ, что не должны бы были поступать такимъ образомъ; когда-нибудь болѣе ко мнѣ благосклонная, вы скажете: «Боже, какъ я худо сдѣлала, что не сжалилась надъ моимъ Дзимой!» Терзаясь тѣмъ, что не сдѣлали этого, вы ощутите глубокую скорбь. Во избѣжаніе этого, пожалѣйте же меня теперь, когда вы еще можете мнѣ помочь; будьте милосерды ко мнѣ прежде, чѣмъ я погибну! Въ вашей власти сдѣлать меня самымъ счастливымъ или самымъ безталаннымъ человѣкомъ въ свѣтѣ! Надѣюсь, ваша любовь къ ближнему не допуститъ, чтобы я, въ награду за свою безмѣрную и незыблемую любовь, принялъ смерть. Нѣтъ, радостнымъ, полнымъ блаженства отвѣтомъ вы возстановите духъ мой, трепещущій отъ одного только взгляда на васъ!
Онъ замолчалъ; лишь нѣсколько слезинокъ, при глубокомъ вздохѣ, набѣжало на его глаза; затѣмъ онъ сталъ ждать, что̀ отвѣтитъ ему благородная дама. Она, нисколько не тронутая ни долгимъ его ухаживаніемъ, ни его турнирами, ни утренними канцонами, ни прочими вещами, продѣлывавшимися Дзимой изъ любви къ ней, была теперь сильно взволнована восторженными рѣчами этого пылкаго поклонника и начала чувствовать то, чего никогда еще до сихъ поръ не испытывала, а именно — любовь. Однако, слѣдуя данному ей мужемъ приказу, она хранила молчаніе, но не могла не обнаружить легкимъ вздохомъ того, что она охотно высказала бы, отвѣчая Дзимѣ.
Подождавъ съ минуту и видя, что отвѣта нѣтъ, Дзима сначала удивился, по потомъ сталъ догадываться о хитрости, употребленной Франческо; между тѣмъ, заглянувъ въ лицо дамы и видя, что глаза ея блестятъ и устремляются порой на него, улавливая кромѣ того вздохи, которые она затаивала слегка въ груди, онъ ощутилъ вдругъ радостную надежду и, вдохновившись ею, пришелъ къ новой идеѣ: онъ началъ послѣ того, какъ она выслушала его, отвѣчать самъ себѣ отъ имени дамы, слѣдующимъ образомъ:
— «Дзима мой, разумѣется, я давно ужь замѣтила, что любовь твоя ко мнѣ безпредѣльна и безупречна, и теперь еще болѣе убѣдилась въ томъ по твоимъ словамъ. Я радуюсь имъ: хотя порой я и казалась тебѣ жестокой, но не хочу, чтобъ ты думалъ, будто бы у меня и на душѣ тоже, о чемъ говорило мое лицо; напротивъ, я всегда тебя любила и ты былъ мнѣ дороже всѣхъ на свѣтѣ; но мнѣ пришлось такъ поступать изъ боязни другихъ, и ради поддержанія доброй молвы о моей добродѣтели; однако, теперь приближается часъ, въ который я могу ясно показать тебѣ, люблю ли я тебя, и воздать награду за чувство, которое ты питалъ ко мнѣ и питаешь. Ободрись же и надѣйся на счастье: Франческо отправится черезъ нѣсколько дней въ Миланъ, въ званіи подесты, и ты знаешь это, такъ какъ, любя меня, отдалъ ему своего дивнаго скакуна. Какъ только онъ уѣдетъ, я, безъ малѣйшаго обмана, обѣщаю тебѣ своей честью и той свѣтлой любовью, какую я къ тебѣ чувствую, что черезъ нѣсколько дней ты уже будешь со мною и наша страсть получитъ сладкое и полное удовлетвореніе; а чтобы мнѣ не говорить тебѣ еще разъ объ этомъ предметѣ до самой желанной минуты, то, когда днемъ ты увидишь два полотенца, повѣшенныя у окна моей комнаты, выходящаго въ садъ, въ ту же ночь, тщательно остерегаясь, чтобы тебя не замѣтили, постарайся проникнуть ко мнѣ черезъ садовую калитку. Ты застанешь меня въ ожиданіи тебя и всю ночь мы будемъ ликовать и тѣшиться другъ съ другомъ, какъ желаемъ».
Произнеся это отъ имени дамы, Дзима сталъ отвѣчать ей отъ себя слѣдующимъ образомъ:
— Дорогая моя, отъ несказанной радости, при вашемъ благосклонномъ отвѣтѣ, у меня такъ захватило дыханіе, что едва я въ состояніи что-либо выговорить, чтобы воздать должную вамъ благодарность; но, если бы я и могъ говорить, какъ хотѣлъ, мнѣ не хватило бы словъ, чтобы вполнѣ излить вамъ свою признательность, какъ я желаю и какъ слѣдовало бы мнѣ сдѣлать. Пусть же вашъ справедливый умъ самъ пойметъ, что я желалъ бы сказать, да не найду словъ; одно лишь скажу вамъ: какъ вы мнѣ приказали, такъ я непремѣнно и буду стремиться исполнить; тогда, можетъ быть, я воспряну духомъ подъ вліяніемъ дара, которымъ вы меня наградите, и попытаюсь, по мѣрѣ силъ и возможности, отблагодарить васъ; теперь же ничего болѣе не остается прибавить, какъ: да ниспошлетъ вамъ за это Творецъ, моя милая дама, все веселье и счастье, какого вы только хотите! Поручаю васъ Богу.
На все это дама не отвѣчала ни слова; а Дзима всталъ и направился къ Франческо, который, увидя это, пошелъ къ нему навстрѣчу и, посмѣиваясь, сказалъ:
— Ну, какъ ты находишь, хорошо я сдержалъ обѣщаніе?
— Нѣтъ, — отвѣчалъ Дзима, — вы обѣщали мнѣ доставить случай поговорить съ вашей женой, а между тѣмъ заставили меня разговаривать съ мраморной статуей. Выраженіе это очень понравилось Франческо, который, хотя и раньше былъ хорошаго мнѣнія о супругѣ, теперь сталъ еще лучшаго; потомъ онъ сказалъ:
— Вѣдь твой конь сталъ теперь моимъ!
— Да, — отвѣчалъ Дзима, — но, если бы я зналъ, что за свою любезность получу отъ васъ такую награду, то лучше бы подарилъ его вамъ безъ всякихъ условій. Эхъ, кабы Богъ мнѣ внушилъ такъ сдѣлать; теперь же вы купили скакуна, а я его не продалъ!
Франческо расхохотался въ отвѣтъ и, раздобывъ себѣ коня, отправился черезъ нѣсколько дней въ путь къ Милану, гдѣ и вступилъ въ должность подесты.
А супруга, оставшись одна въ своемъ домѣ, на свободѣ частенько раздумывала и о словахъ Дзимы, и о любви, которую онъ къ ней питалъ, и о подаренномъ имъ конѣ; видя вдобавокъ, какъ онъ безпрестанно ходитъ мимо ея дома, она сказала про себя:
«Что я съ собой дѣлаю, къ чему я трачу молодыя лѣта? Тотъ теперь уѣхалъ въ Миланъ и вернется не ранѣе, какъ черезъ шесть мѣсяцевъ, а когда онъ вознаградитъ меня за это? Когда я буду старухой? И кромѣ того, когда я встрѣчу такого любящаго поклонника, какъ Дзима? Я здѣсь одна и никого не боюсь; не знаю, почему мнѣ не воспользоваться столь благопріятнымъ временемъ, пока могу? У меня не всегда будетъ такое раздолье, какъ теперь. Объ этомъ никто и никогда не узнаетъ, а если бы и суждено было этому обнаружиться, всетаки лучше сдѣлать и каяться, чѣмъ не сдѣлать и — тоже каяться».
Надумавшись такъ, она повѣсила два полотенца къ окну, выходящему въ садъ, какъ сказалъ раньше Дзима. Увидѣвъ ихъ, онъ ужасно обрадовался и, съ наступленіемъ ночи, тихонько пробрался къ садовой калиткѣ, которую нашелъ незапертой; оттуда онъ прокрался и къ другой двери, ведшей въ жилище ожидавшей его милой дамы. Видя, что онъ идетъ, она бросилась къ нему навстрѣчу и привѣтствовала его съ величайшею радостью. Онъ же, обнимая и цѣлуя ее тысячу разъ, послѣдовалъ за ней по ступенямъ… Хотя этотъ разъ и былъ первымъ, но онъ не былъ послѣднимъ: пока мужъ находился въ Миланѣ и даже послѣ его пріѣзда, Дзима частенько возвращался сюда, къ величайшему удовольствію обѣихъ сторонъ.