Маркизъ Салуццкій, побуждаемый просьбами своихъ вассаловъ, рѣшается взять жену, но избираетъ ее по своему вкусу; онъ беретъ дочь простолюдина, съ которой приживаетъ двухъ дѣтей; онъ дѣлаетъ видъ, что приказываетъ убить ихъ. Потомъ онъ говоритъ ей, что она ему наскучила и что онъ беретъ другую жену, возвращаетъ къ себѣ домой собственную дочь, которую выдаетъ за новую жену, а Гризельду прогоняетъ въ одной рубашкѣ; видя, что она терпѣливо переноситъ всѣ испытанія, маркизъ возвращаетъ ее въ домъ свой, показываетъ ей выросшихъ дѣтей и повелѣваетъ всѣмъ почитать ее, какъ маркизу.
Длинная повѣсть короля, повидимому, всѣмъ понравившаяся, вызвала у Діонео со смѣхомъ сказанное замѣчаніе:
— Добрый человѣкъ, ожидавшій слѣдующей ночи, чтобы согнуть прямой хвостъ у привидѣнія, далъ бы не болѣе двухъ грошей за всѣ хвалы, которыя вы воздаете господину Торелло!
Затѣмъ, зная, что очередь разсказа осталась лишь за нимъ однимъ, онъ началъ такъ:
— Дорогія дамы! Нынѣшній день у насъ, повидимому, весь посвященъ королямъ да султанамъ и тому подобнымъ господамъ. Для того, чтобы не далеко отстать отъ другихъ, я повѣдаю вамъ объ одномъ маркизѣ; только разскажу я не о какомъ-либо великолѣпномъ его подвигѣ, а наоборотъ, о его крайней глупости, хотя, къ счастію, имѣвшей благополучное заключеніе. Слѣдовать же его примѣру не могу никому совѣтовать: онъ учинилъ самый тяжкій грѣхъ.
Много уже минуло лѣтъ, какъ старшимъ въ родѣ маркизовъ Салуццкихъ остался молодой человѣкъ, по имени Гвальтіери. У него не было ни жены, ни дѣтей, и онъ убивалъ свое праздное время, занимаясь птицеловствомъ да охотою. Жениться и имѣть дѣтей у него и въ мысляхъ не было, и это утвердило за нимъ славу мудреца.
Однако, такое положеніе дѣлъ было не по душѣ его вассаламъ. Они много разъ приступали къ нему съ просьбами жениться, чтобы ни онъ не остался безъ наслѣдника, ни они — безъ владѣтеля. Вызывались найти ему какую-угодно невѣсту, дочь какихъ ему заблагоразсудится родителей, такъ что все устроится, какъ нельзя лучше, и онъ будетъ вполнѣ доволенъ.
— Друзья мои! — отвѣчалъ имъ Гвальтіери, — вы побуждаете меня къ тому, чего я рѣшилъ никогда не дѣлать, принимая въ разсчетъ, какъ трудно найти себѣ подъ пару человѣка, вполпѣ подходящаго по нраву, сколь легко, наоборотъ, напасть какъ разъ на противоположное, и какъ тяжка жизнь того, кому попадется такая неподходящая жена. Вы говорите, что найдете мнѣ жену, избравъ ее сообразно съ нравомъ ея родителей, что она будетъ вполнѣ соотвѣтствовать моимъ желаніямъ. Все это глупости: откуда вамъ узнать все, что нужно, объ отцахъ, и какимъ путемъ могли бы вы проникнуть во всѣ секреты матерей? Наконецъ, развѣ мы не видимъ, сплошь и рядомъ, что дочки выходятъ вовсе не похожими на родителей! Но вамъ во что бы то ни стало хочется заковать меня въ эти цѣпи; будь по вашему! Но пусть же лучше, въ случаѣ неудачи, я буду пенять самъ на себя, чѣмъ на другихъ! Я самъ найду себѣ жену. Только предупреждаю васъ, если вы мою избранницу не будите почитать за свою госпожу и владычицу, то я дамъ вамъ сурово почувствовать, какъ тяжко мнѣ было противъ моей воли, а только по вашимъ настояніямъ, рѣшиться на женитьбу!
Вассалы отвѣчали ему, что онъ можетъ быть спокоенъ и что они сумѣютъ быть довольными, лишь бы только онъ женился.
Гвальтіери давно уже примѣтилъ въ сосѣдней деревушкѣ одну бѣдную дѣвушку. Она казалась ему довольно хорошенькою, а главное онъ прельщенъ былъ ея добрымъ нравомъ; онъ подумалъ, что съ такою женщиною еще можно будетъ жить. Не тратя время на дальнѣйшіе розыски, онъ рѣшилъ на ней и жениться; призвавъ ея отца, бѣднѣйшаго крестьянина, онъ объявилъ ему, что намѣренъ взять въ жены его дочь, и договорился съ нимъ. Покончивъ съ этимъ, онъ собралъ всѣхъ своихъ друзей и сосѣдей и сказалъ имъ:
— Вы хотѣли, чтобы я женился, друзья мои! Я, наконецъ, рѣшился на это, болѣе изъ-за того, чтобы угодить вамъ, чѣмъ для исполненія собственнаго желанія. Вы помните, что обѣщали мнѣ: вы сказали, что будете довольны моимъ выборомъ и станете почитать своей госпожей ту, которую я изберу, кто бы она ни была. Настало время исполнить обѣщаніе, данное мною вамъ, а вамъ исполнить данное мнѣ обѣщаніе. Я нашелъ дѣвушку себѣ по сердцу, намѣреваюсь жениться на ней и на этихъ дняхъ ввести ее въ мой домъ. Позаботьтесь же устроить веселый свадебный пиръ и принять ее съ подобающею честью, чтобы я остался доволенъ исполненіемъ вашего обѣщанія въ той же мѣрѣ, какъ вы, по вашимъ словамъ, довольны мною!
Всѣ вновь отвѣчали ему увѣреніями, что они совершенно довольны, и что кто бы ни была его избранница, они окажутъ ей почтеніе, подобающее ихъ законной владѣлицѣ. Вслѣдъ затѣмъ онъ принялся за приготовленія къ роскошному и веселому свадебному пиру, на который созвалъ друзей, знакомыхъ и всѣхъ дворянъ, ближнихъ и дальнихъ сосѣдей. Потомъ онъ велѣлъ сшить множество богатыхъ и роскошныхъ одеждъ по росту одной дѣвушки, казавшейся ему одинаковою по фигурѣ съ тою, которую онъ избралъ въ жены; кромѣ того, накупилъ поясовъ, колецъ, заказалъ богатый красивый вѣнецъ и всякія другія вещи, нужныя для новобрачной.
Когда насталъ назначенный для свадьбы день, Гвальтіери, покончивъ съ распоряженіями, сѣлъ на коня и, обращаясь къ собравшимся многочисленнымъ гостямъ, сказалъ имъ:
— Господа, настало время отправиться за новобрачною!
Онъ направился въ деревеньку въ сопровожденіи всѣхъ приглашенныхъ и подъѣхалъ къ хижинѣ отца дѣвушки. Та въ это время, неся воду изъ колодца, спѣшила домой, чтобы успѣть вмѣстѣ съ другими женщинами посмотрѣть на выѣздъ молодой жены маркиза. Гвальтіери окликнулъ се по имени — а ее звали Гризельдою — и спросилъ, гдѣ ея отецъ.
— Онъ дома! — отвѣтила застыдившаяся дѣвушка.
Гвальтіери слѣзъ съ коня и попросилъ всѣхъ подождать его, одинъ вошелъ въ хижину, гдѣ былъ отецъ дѣвушки, по имени Джаннуколо, и сказалъ ему:
— Я пріѣхалъ, чтобы взять Гризельду себѣ въ жены; но сначала я хочу переговорить съ нею въ твоемъ присутствіи.
Тогда онъ спросилъ ее, согласна ли она, если онъ на ней женится, всегда стараться дѣлать ему пріятное, не огорчаться и не сердиться, чтобы онъ ни сказалъ и ни сдѣлалъ, будетъ ли она ему повиноваться, и много еще задалъ ей подобныхъ вопросовъ, на которые она отвѣчала согласіемъ. Тогда Гвальтіери взялъ ее за руку, вывелъ изъ хижины и велѣлъ ей раздѣться до-нага въ присутствіи всѣхъ его гостей и собравшагося народа; потомъ онъ сказалъ, чтобы принесли заготовленныя одежды, тотчасъ велѣлъ ее одѣть и обуть, а на ея неубранные волосы надѣть вѣнецъ. Послѣ того, обращаясь къ изумленнымъ зрителямъ, онъ сказалъ:
— Господа, вотъ та, которую я возымѣлъ намѣреніе взять себѣ въ жены, если только она согласится стать моею женою!
Потомъ, обратясь къ совершенно смутившейся дѣвушкѣ, онъ спросилъ:
— Гризельда, хочешь ли выйти за меня замужъ?
— Да, сударь, — отвѣчала ему Гризельда.
— А я хочу взять тебя въ жены, — сказалъ онъ.
И затѣмъ, въ присутствіи всѣхъ собравшихся, онъ обручился съ нею. Ее посадили на богато убраннаго коня и съ почетомъ проводили въ его домъ. Здѣсь былъ устроенъ блестящій свадебный пиръ; началось такое веселье и торжество, словно онъ женился на дочери французскаго короля.
Молодая женщина вмѣстѣ съ перемѣною одежды, казалось, вся измѣнилась и душою, и нравомъ. Она была, какъ мы уже сказали, хороша собою; но, выйдя замужъ, стала до такой степени мила, обходительна и любезна, словно никогда и не была дочерью Джаннуколо, простою пастушкою, а дочерью какого-нибудь знатнаго барина; и всѣ, кто раньше ее зналъ, только дивились, глядя на нее. Съ мужемъ она была такъ ласкова, послушна и услужлива, что онъ началъ считать себя счастливѣйшимъ человѣкомъ въ мірѣ. Къ вассаламъ мужа она была тоже добра и милостива, такъ что не было ни одного изъ нихъ, кто не полюбилъ бы ея искренно и не воздавалъ ей нелицемѣрнаго почтенія, наперерывъ одинъ передъ другимъ желая ей всяческихъ благъ. Вначалѣ нѣкоторые готовы были порицать Гвальтіери за его выборъ, въ которомъ онъ, казалось, не проявилъ большого ума, а потомъ, наоборотъ, всѣ стали изумляться его мудрости и проницательности: никто, кромѣ него, не могъ предвидѣть, что такія возвышенныя добродѣтели кроются подъ бѣдными одеждами и убогимъ видомъ простолюдинки. Въ короткое время молодая маркиза прославилась не только въ своей области, но и далеко за ея предѣлами; она всюду и всѣхъ заставила измѣнить первоначальное мнѣніе насчетъ легкомысленности выбора Гвальтіери.
Спустя нѣкоторое времени послѣ свадьбы, Гризельда зачала и родила дочь, чрезвычайно обрадовавъ этимъ маркиза. Но скоро ему пришла новая мысль — подвергнуть ее долгому испытанію и невыносимыми страданіями извѣдать ея терпѣніе. Прежде всего онъ притворился раздраженнымъ, началъ говорить ей, что его вассалы страшно недовольны ея низкимъ происхожденіемъ, рожденіемъ дочери, а не сына, и что изъ-за этого всѣ ропщутъ.
Гризельда, выслушавъ это, даже не перемѣняясь въ лицѣ и не показывая ни малѣйшаго раздраженія, сказала ему:
— Государь мой, дѣлай со мною, что только нужно для твоего успокоенія и для поддержанія твоей чести, я буду всѣмъ довольна; я знаю, что была недостойна той высокой чести, которою ты удостоилъ меня, знаю, что я ничтожнѣе каждаго изъ подвластныхъ тебѣ!
Гвальтіери очень было отрадно слышать такой отвѣтъ; онъ видѣлъ, что въ душѣ ея не успѣла укорениться гордость, какъ слѣдствіе тѣхъ почестей, какія оказалъ ей онъ и другіе. Но черезъ нѣсколько времени онъ вновь заговорилъ съ нею о томъ, что его вассалы не могутъ выносить рожденнаго ею ребенка. И вотъ однажды Гвальтіери послалъ къ ней служителя, который, по внушенію маркиза, сказалъ ей:
— Сударыня, я долженъ, подъ страхомъ смерти, исполнить то, что мнѣ повелѣлъ мой господинъ. Онъ приказалъ мнѣ взять вашу дочку, чтобы я ее…
Онъ не могъ договорить. Молодая женщина, слыша эти слова, взглянувъ въ лицо посланнаго и припомнивъ, что говорилъ ей мужъ, поняла, что служителю приказано убить ребенка. Она тотчасъ взяла его изъ колыбели, поцѣловала и перекрестила его, и, заглушивъ раздирающую тоску въ сердцѣ, не измѣняя выраженія лица, передала дѣвочку на руки служителю и сказала ему:
— На, исполни въ точности, что повелѣлъ тебѣ твой и мой властелинъ. Не оставляй лишь малютку на растерзаніе дикимъ звѣрямъ и птицамъ, если только онъ не приказывалъ тебѣ этого!
Слуга взялъ дѣвочку и передалъ Гвальтіери слова его жены. Тотъ только подивился ея твердости. Съ тѣмъ же слугою онъ отправилъ ребенка въ Болонью къ одной своей родственницѣ, прося ее выростить и воспитать дѣвочку, никому не разсказывая, чья она дочь.
Скоро послѣ того его жена вновь родила и на этотъ разъ мальчика. Гвальтіери былъ необычайно обрадованъ; но ему все еще было мало того, что онъ надѣлалъ; онъ рѣшилъ подвергнуть несчастную женщину еще болѣе лютой пыткѣ. Принявъ раздраженный видъ, онъ сказалъ ей:
— Слушай, жена, теперь, послѣ того какъ ты родила сына, мнѣ нѣтъ уже никакой возможности сладить съ негодованіемъ моихъ вассаловъ; они не могутъ выносить мысли, что надъ ними рано или поздно будетъ владычествовать внукъ нищаго Джаннуколо. Кончится тѣмъ, что они меня самого прогонятъ прочь, и у меня есть только одно средство избѣжать этого — поступить съ этимъ мальчикомъ такъ же, какъ я раньше распорядился съ дѣвочкою, прогнать тебя и жениться на другой!
Жена, выслушавъ его съ непоколебимою кротостью, сказала ему въ отвѣтъ только одно:
— Государь, заботься только о томъ, чтобы тебѣ быть довольнымъ и счастливымъ, а обо мнѣ совсѣмъ не думай, потому что для меня нѣтъ ничего выше твоего счастія!
Черезъ нѣсколько дней Гвальтіери, какъ раньше сдѣлалъ съ ея дочкою, такъ поступилъ и съ сыномъ: прислалъ за нимъ, опятъ сдѣлавъ видъ, что хочетъ убитъ его, и отправилъ въ Болонью, туда же, гдѣ была дочка. И вновь кроткая женщина не показала ни единымъ словомъ, какъ ей это мучительно и тяжко. Изумленный Гвальтіери долженъ былъ признаться, что на всемъ свѣтѣ не найти другой женщины, которая поступила бы такъ, какъ эта; и еслибъ онъ не былъ твердо убѣжденъ въ ея страстной привязанности къ малюткамъ, онъ готовъ былъ бы подумать, что она поступаетъ такъ изъ-за полнаго равнодушія къ нимъ.
Вассалы, думая, что онъ и въ самомъ дѣлѣ убиваетъ своихъ дѣтей, страшно негодовали и считали его сущимъ извергомъ, и въ то же время всею душою жалѣли несчастную мать. Она же, оплакивая ихъ смерть со своими женщинами, повторяла только, что такъ угодно было тому, кто породилъ ихъ на свѣтъ.
Черезъ нѣсколько лѣтъ послѣ того, Гвальтіери рѣшилъ сдѣлать послѣднее испытаніе. Онъ началъ говорить своимъ близкимъ, что не хочетъ болѣе, чтобы Гризельда оставалась его женою, что онъ теперь только понялъ, какъ глупо и легкомысленно онъ поступилъ, женившись на ней, и потому рѣшилъ просить у папы разрѣшенія на разводъ съ нею, чтобы, оставивъ Гризельду, могъ жениться на другой. Многіе добрые люди горячо упрекали его и отговаривали, а онъ отвѣчалъ только одно, что какъ онъ рѣшилъ, такъ и будетъ. Жена слышала обо всемъ этомъ; она знала, что ей придется воротиться въ домъ отца своего и снова пасти скотъ, и видѣть, какъ другая женщина обладаетъ тѣмъ, кому она была всею душою предана. Она страдала невыносимо, но готовилась такъ же твердо перенести и этотъ ударъ судьбы, какъ сумѣла перенести прежніе.
Черезъ нѣсколько времени Гвальтіери сдѣлалъ видъ, что получилъ изъ Рима разрѣшеніе, имъ самимъ поддѣланное, и извѣстилъ всѣхъ своихъ вассаловъ, что папа позволилъ ему взять другую жену и развестись съ Гризельдою. Онъ призвалъ ее и сказалъ ей въ присутствіи многихъ свидѣтелей:
— Жена, съ разрѣшенія папы я могу взять другую жену, а тебя покинуть. Мои предки были знатными людьми, владѣтелями этой области, а твои — простые мужики, и поэтому я хочу, чтобы ты не была болѣе моею женою, а вернулась къ своему отцу Джаннуколо, вмѣстѣ съ приданымъ, которое ты мнѣ принесла: я возьму другую, она больше пришлась мнѣ по душѣ!
Гризельда выслушала эти слова съ страшною тоскою, но, переломивъ свою женскую натуру, не проронила даже слезы и отвѣтила ему:
— Государь, я никогда не забывала своего низкаго происхожденія, которое совсѣмъ не соотвѣтствуетъ вашей знатности; сдѣлавшись вашею женою, я считала это вашею и Божіею милостію ко мнѣ; никогда я не считала этой чести принадлежавшею мнѣ по праву, а только данною на время; вамъ угодно теперь взять ее отъ меня, и я обязана возвратить ее. Вотъ ваше кольцо, которымъ вы обручились со мною, возьмите его. Вы повелѣваете мнѣ взять приданое, которое я вамъ принесла: для этого мнѣ не понадобится ни ящиковъ, ни носильщиковъ: я не забыла, что вы взяли меня совсѣмъ голую. И если вы найдете приличнымъ, чтобы это тѣло, которое носило рожденныхъ отъ васъ дѣтей, было открыто на всеобщее позорище, то я и уйду голая. Но я прошу васъ, въ воздаяніе за дѣвственность, которую я принесла сюда, позвольте мнѣ выйти отсюда хотя бы въ одной рубашкѣ!
Гвальтіери готовъ былъ зарыдать, но сдѣлалъ суровое лицо и сказалъ ей:
— Хорошо, возьми рубашку!
Всѣ, присутствовавшіе при этомъ, просили его дать ей хоть одно платье; но ихъ мольбы были напрасны. Бѣдная женщина въ одной рубашкѣ, босая, съ непокрытою головою, призвавъ на своего мужа благословеніе Божіе, вышла, сопровождаемая слезами и рыданіями всѣхъ, кто только видѣлъ ее. Джаннуколо, никогда даже и не вѣрившій, чтобы Гвальтіери серьезно могъ взять его дочь себѣ въ жены и чуть не каждый день ожидавшій, что онъ ее прогонитъ, сохранилъ всю ея одежду, которую она сняла въ тотъ день, когда Гвальтіери женился на ней. Онъ принесъ ей эту одежонку и она снова надѣла ее и принялась за домашнія работы въ бѣдномъ хозяйствѣ своего отца, какъ дѣлала это прежде, твердо перенося ударъ враждебной судьбы.
Устроивъ все это, Гвальтіери увѣрилъ своихъ близкихъ, что сосваталъ для себя дочь одного изъ графовъ Панаго. Приказавъ сдѣлать приготовленія къ блестящему свадебному пиру, онъ послалъ за Гризельдою, и когда она пришла, сказалъ ей:
— Я жду къ себѣ новую жену и хочу съ честью встрѣтить ее. Ты знаешь, что у меня въ домѣ нѣтъ женщины, которая сумѣла бы все прибрать, какъ слѣдуетъ, въ покояхъ для такого торжественнаго случая. Ты лучше всякой другой знаешь весь домъ и все, что въ немъ есть; приведи же все въ порядокъ, пригласи женщинъ, какихъ ты знаешь, и встрѣть ихъ такъ, словно ты все еще здѣсь хозяйка. Потомъ, послѣ свадьбы, можешь вернуться къ себѣ домой.
Слова эти поражали сердце Гризельды, какъ удары ножа; хотя она не могла еще забыть своей любви къ этому человѣку, какъ успѣла забыть о своемъ мимолетномъ счастьи, тотчасъ отвѣтила ему:
— Государь, я готова, я все сдѣлаю какъ слѣдуетъ!
И она вошла въ своей бѣдной деревенской одеждѣ въ этотъ домъ, изъ котораго вышла недавно въ одной рубашкѣ, принялась мести комнаты и приводить все въ порядокъ, украшать тканями стѣны, стлать ковры и скатерти въ кухнѣ, и хлопотала надъ всѣмъ этимъ, какъ простая служанка. Все было приготовлено и прибрано ко времени. Потомъ она позвала отъ имени Гвальтіери всѣхъ женщинъ изъ окрестныхъ мѣстъ и начала ждать свадебнаго пира. Насталъ день свадьбы. Гризельда въ своихъ убогихъ одеждахъ встрѣчала и принимала всѣхъ прибывавшихъ дамъ, соблюдая, съ веселымъ лицомъ, всѣ обычныя привѣтствія.
Гвальтіери отдалъ своихъ дѣтей на воспитаніе одной родственницѣ, бывшей замужемъ за однимъ изъ графовъ Панаго. Дочкѣ его было уже двѣнадцать лѣтъ, и она стала красавицею, какой свѣтъ не производилъ, а мальчику было шесть лѣтъ. Онъ послалъ въ Болонью къ родственнику, прося его, чтобы онъ прибылъ въ Салуццо съ обоими дѣтьми, въ сопровожденіи многихъ почетныхъ гостей, и сказалъ бы всѣмъ имъ, что везетъ эту дѣвушку ему въ жены, никому не говоря, кто такая его молодая жена. Провожатый исполнилъ все такъ, какъ говорилъ маркизъ, и скоро прибылъ въ Салуццо съ молодою дѣвушкою и ея братомъ. Онъ пріѣхалъ туда въ обѣденный часъ и нашелъ всѣхъ сосѣдей и мѣстныхъ жителей, собравшихся для встрѣчи новой супруги Гвальтіери. Молодую встрѣтили и привѣтствовали всѣ дамы, и ввели въ залъ, гдѣ были накрыты столы; здѣсь навстрѣчу къ ней вышла Гризельда и привѣтствовала ее словами:
— Добро пожаловать, сударыня!
Дамы умоляли Гвальтіери, чтобы онъ позволилъ Гризельдѣ оставаться въ другой комнатѣ или далъ ей какую-нибудь приличную одежду, чтобы она не была опозорена передъ чужими; но все было напрасно. Сѣли за столъ и начался обѣдъ. Всѣ кавалеры не могли оторвать глазъ отъ прелестной дѣвочки и толковали между собою, что Гвальтіери сдѣлалъ выгодную мѣну; но больше всѣхъ любовалась ею Гризельда; дѣвушка и ея маленькій братъ одинаково нравились ей.
Между тѣмъ Гвальтіери почувствовалъ, наконецъ, что онъ вполнѣ убѣдился въ необычайномъ терпѣніи своей жены, и видя, что даже все теперь происходившее не въ силахъ сломить ея кротости, зная, притомъ, что ея твердость отнюдь не происходитъ отъ тупоумія, разсудилъ, что настало время прекратить ея испытанія, положить конецъ ея пыткѣ, тягость которой, какъ онъ хорошо понималъ, она только не хочетъ обнаружить.
Подозвавъ ее, онъ, въ присутствіи всѣхъ гостей, съ улыбкою спросилъ:
— Ну, какъ ты находишь мою новую супругу?
— Государь, — отвѣчала Гризельда, — я нахожу ее прелестною, и если она такъ же умна, какъ хороша, въ чемъ я увѣрена, то нѣтъ сомнѣнія, что вы будете съ нею счастливѣйшимъ человѣкомъ въ мірѣ. Только умоляю васъ, не удручайте ее тѣми упреками, какіе вы дѣлали вашей прежней женѣ; она еще такъ молода и такъ нѣжно воспитана, что ей не вынести ихъ такъ, какъ выносила прежняя, воспитанная въ суровой нуждѣ и грубыхъ работахъ!
Гвальтіери видѣлъ, что она дѣйствительно серьезно считаетъ дѣвочку его женою, хотя, несмотря на это, такъ кротко говорила о ней; маркизъ посадилъ Гризельду рядомъ съ собою и сказалъ ей:
— Гризельда, пришло время тебѣ воспользоваться плодами твоего долготерпѣнія. Пусть всѣ, считавшіе меня жестокимъ, несправедливымъ, звѣремъ, узнаютъ, что все, что̀ я дѣлалъ, велось къ заранѣе намѣченной цѣли, — научить тебя быть доброю женою, ихъ всѣхъ — научить, какъ надо выбирать женъ и обращаться съ ними, а мнѣ самому — обезпечить прочный покой, пока я буду жить съ тобою. Женившись, я очень боялся, чтобы не ошибиться въ этомъ; я рѣшилъ испытать тебя — какъ и чѣмъ, ты это сама помнишь. И такъ какъ мнѣ ни единаго раза не удалось добиться, чтобы ты хоть единымъ словомъ пошла мнѣ наперекоръ, я понялъ, что нашелъ въ тебѣ то утѣшеніе, котораго искалъ. Теперь же я хочу воздать тебѣ однимъ разомъ за все, что ты такъ много разъ отъ меня перенесла, и загладить нанесенныя тебѣ обиды высшею радостью. Возвеселись же, и прими эту дѣвочку, которую ты считала за мою жену и ея брата; это твои и мои дѣти! Это тѣ самые, которыхъ ты и многіе другіе давно считали мною безчеловѣчно загубленными. Я твой мужъ, люблю тебя выше всего на свѣтѣ и могу похвалиться, что нѣтъ въ мірѣ другого мужа, который былъ бы такъ счастливъ съ своею женою!
И сказавъ это, онъ обнялъ ее и поцѣловалъ, и вмѣстѣ съ нею, плакавшею отъ радости, поднялся съ мѣста и подошелъ къ своей дочкѣ, которая сидѣла и слушала, ничего не понимая во всемъ происшедшемъ. Они обняли ее и ея брата, обрадовали и успокоили всѣхъ гостей.
Всѣ дамы тотчасъ повскакали изъ-за стола, увлекли Гризельду въ другую комнату, переодѣли ее въ богатыя одежды и вывели вновь въ залу, какъ хозяйку дома. Начался пиръ горой и продолжался нѣсколько дней подъ-рядъ. Всѣ хвалили Гвальтіери и признали его мудрѣйшимъ человѣкомъ, хотя не могли не признать, что пущенные имъ въ дѣло пріемы испытанія своей жены были черезчуръ жестоки и невыносимы. Но, конечно, особыя похвалы выпали на долю Гризельды.
Графъ Панаго вернулся въ Болонью. Гвальтіери избавилъ Джаннуколо, какъ своего тестя, отъ бѣдности и далъ ему возможность доживать свой вѣкъ счастливымъ и спокойнымъ. Дочку свою онъ выдалъ замужъ за благороднаго человѣка и долго, счастливо жилъ съ Гризельдою, всегда и при всякомъ случаѣ оказывая заслуженную честь.
Что можно сказать по этому поводу? Развѣ только то, что и въ самыя нищія хижины иногда спускается съ небесъ божественный духъ, равно какъ и въ мраморныя палаты могутъ проникнуть такіе таланты, которымъ болѣе свойственно было бы пасти свиней, чѣмъ владычествовать надъ людьми. Кто другой, кромѣ Гризельды, могъ бы вынести съ спокойнымъ лицомъ неслыханныя испытанія Гвальтіери, — человѣка, вполнѣ заслуживающаго, чтобы ему попалась такая супруга, которая, еслибъ ее выгнать изъ дома въ одной рубашкѣ, ловко сумѣла бы постоять за себя!
Діонео кончилъ свой разсказъ, и дамы тотчасъ принялись оживленно бесѣдовать по поводу его, высказывая самыя разнорѣчивыя мнѣнія, одно хваля, другое порицая. Между тѣмъ король, посмотрѣвъ на небо и замѣтивъ, что солнце уже опустилось довольно низко, не вставая съ мѣста, обратился съ такою рѣчью:
— Любезнѣйшія дамы, какъ вамъ извѣстно, умъ смертныхъ упражняется не въ томъ только, чтобы удерживать въ памяти прошедшее, знать настоящее, но и умѣть предвидѣть будущее, и такой именно умъ почитается всѣми мудрецами — умомъ великимъ. Завтра минетъ двѣ недѣли съ тѣхъ поръ, какъ мы покинули Флоренцію, въ интересахъ охраненія нашего здоровья и нашей жизни, и для разсѣянія той тоски и боязни, которыя воцарились въ нашемъ городѣ съ тѣхъ поръ, какъ въ немъ начался чумный моръ. Все, что мы задумали, нами, я полагаю, весьма добросовѣстно исполнено. Мы развлекались веселыми и занимательными разсказами, все время очень хорошо ѣли и пили, играли и пѣли, дѣлали все, чтобы поднять упавшій духъ; не было у насъ сказано ни одного слова, не было сдѣлано никакого, даже пустяшнаго дѣла, ни съ вашей, ни съ нашей стороны, которое могло бы заслужиливать порицанія; среди насъ царили самые добрые нравы, постоянное согласіе, нерушимая братская близость; вотъ что я только и видѣлъ между нами, если только умѣлъ хорошо видѣть. Это, безъ сомнѣнія, дѣлаетъ намъ честь и должно доставить намъ всѣмъ удовольствіе. А теперь, чтобы не дать возникнуть среди насъ скукѣ, которая такъ легко идетъ вслѣдъ за однообразіемъ, и устранить поводы къ излишнимъ толкамъ и пересудамъ на нашъ счетъ, а также потому, что всѣ мы уже отбыли поочередно честь царствованія, которая въ эту минуту еще остается за мною, — я признаю за благо, буде вы всѣ на то согласны, вернуться туда, откуда мы пришли. Вы, вѣроятно, сами замѣтили, что о нашемъ обществѣ уже разнеслась вѣсть, къ намъ могутъ пристать другіе, и отъ этого можетъ потерпѣть наше благосостояніе. Итакъ, если одобрите мое рѣшеніе, я сохраню за собою мою корону до нашего возвращенія, которое, я полагаю, можно бы назначить на завтра; если разсудите иначе, я готовъ ее передать завтра другому!
Молодыя дамы и кавалеры тотчасъ вступили между собою въ оживленный обмѣнъ мыслей, но, въ концѣ концовъ, планъ короля восторжествовалъ, и порѣшили поступить такъ, какъ онъ предлагалъ. Онъ тотчасъ позвалъ домоправителя, переговорилъ съ нимъ о всѣхъ дѣлахъ, предстоявшихъ на слѣдующій день, и затѣмъ распустилъ общество до вечера.
Всѣ поднялись и предались, по обыкновенію, разнымъ развлеченіямъ. Потомъ, когда пришло время, весело поужинали, а послѣ ужина принялись пѣть и играть. Лауретта танцовала, а Фіамметта, по повелѣнію короля, спѣла такую пѣсенку:
Ахъ, еслибъ ревности змѣя
Съ любовью вмѣстѣ въ сердце не вползала,
Клянусь, — я женщины на свѣтѣ бы не знала
Счастливѣйшей, чѣмъ я!..
Должна быть женщинѣ мила,
Иль добродѣтели безъ мѣры и числа,
Умъ въ равновѣсьи нерушимомъ,
Иль сила мощная не дрогнувшей руки,
Иль беззавѣтная отвага,
Иль краснорѣчіе во имя пользы блага, —
То я могу сказать, что всѣ они близки
Тому, кого люблю я безконечно
И съ кѣмъ могла бы пить блаженство вѣчно!..
Не менѣе красивы, чѣмъ и я;
И трепещу, страхъ въ сердцѣ затая;
И жду къ себѣ всѣ бѣды роковыя…
Тоска томитъ, клубится, словно дымъ;
Сомнѣнія заводятъ споръ уныло:
„А вдругъ — все, что̀ мнѣ дорого и мило,
Еще милѣй покажется другимъ?..“
И тяжкій вздохъ срывается невольно,
И сердце мнѣ щемитъ мучительно и больно…
Властителя, кумира моего…
Но вѣрность женщинѣ, быть можетъ, для него,
Какъ ряса рыцарю, излишнее убранство?..
Когда бъ могла я вѣрить — не была бъ
Ревнивицей и вѣрила охотно…
Но вижу я, какъ часто беззаботно
Обманываетъ насъ владыка нашъ и рабъ…
Измѣна — смерть… Нѣтъ, легче лечь въ могилу,
Чѣмъ то́ отдать другой, что̀ сердцу мило!..
Мнѣ рану нанести въ возлюбленномъ моемъ, —
Храни ту женщину самъ Богъ въ ночи и днемъ, —
Ее вездѣ найдетъ моя обида злая!..
Словами-ль, ласками-ль, приманкой-ль красоты
Прельстить она его задумаетъ… О, горе!..
Узнаю, свѣдаю… И — лучше съ камнемъ въ море
Ей броситься, чѣмъ рвать любви моей цвѣты!..
Клянуся, мнѣ она заплатитъ вдвое
За все свое безумье роковое!..
Когда Фіамметта кончила пѣть, Діонео, бывшій рядомъ съ нею, со смѣхомъ воскликнулъ:
— Сударыня, вы хорошо сдѣлаете, если скажете, кто таковъ вашъ возлюбленный, чтобы кто-нибудь изъ дамъ, по невѣдѣнію, не овладѣлъ имъ, въ ущербъ вамъ, и тѣмъ не навлекъ на себя вашего возмездія!
Потомъ пѣли еще разныя другія пѣсни, и когда прошло время почти до половины ночи, король отпустилъ всѣхъ на покой. Съ наступленіемъ слѣдующаго дня всѣ поднялись; домоправитель уже успѣлъ отправить ихъ вещи, и они всею компаніею, вслѣдъ за королемъ, направились во Флоренцію. Трое молодыхъ людей привели своихъ дамъ въ ту же церковь св. Маріи Новой, откуда раньше отправились, здѣсь распрощались съ ними и пожелали имъ всякихъ удовольствій; дамы, спустя нѣкоторое время, разошлись по домамъ.
Примѣчанія[править]
- ↑ Фабулою этой новеллы, которую многіе считаютъ самою цѣнною жемчужиною Декамерона, взято истинное происшествіе, изложенное въ одной старинной французской рукописи, озаглавленной „Le parement des dames“. Происшествіе это относится къ первой четверти XI столѣтія.