Перейти к содержанию

Дидона (Вергилий)/ДО

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Дидона
авторъ Вергилий, пер. Вергилий
Оригинал: древнегреческій, опубл.: 1809. — Источникъ: az.lib.ru • Энейды Виргилиевой книга IV.
Перевод А. Ф. Мерзлякова.

ДИДОНА.

Энейды Виргиліевой книга IV.

(Посвящено Элизѣ.)

Дидона, страстію снѣдаемая злою,

Питаетъ въ сердцѣ огнь, томитъ себя тоскою;

Героя доблести и славный предковъ рядъ

Предъ очарованной въ сіяньи предстоятъ:

Улыбка, слово, взоръ въ душъ ея глубоко;

Отъ терема любви покой и сонъ далёко.

Аврора поздняя, разсѣявъ влажну тѣнь,

Съ лампадою златой ведетъ на небо день;

Царица страстныхъ чувствъ борьбою утомленна,

Спѣшитъ къ своей сестрѣ: «Отрада неизмѣнна

Моихъ печальныхъ лѣтъ, ахъ, еслибъ знала ты,

Сколь страшны принесла мнѣ ночь сія мечты!

Кто сей, спасенный мной отъ влажныя могилы (*)?

Какая красота, какая доблесть, силы!

Я вѣрю, я клянусь: въ немъ чиста кровь боговъ!

Взоръ первый обличитъ ничтожества сыновъ.

Но, ахъ, кого щадятъ желѣзны рока длани!

Страдалецъ!… гдѣ онъ былъ!…. какія видѣлъ брани!

Когдабъ не тяготилъ души моей обѣтъ,

Когдабъ, съ умершею любовью первыхъ лѣтъ,

Искать другой любви себѣ не воспретила,

И брачныхъ факеловъ на вѣкъ не погасила;

Какъ знать?… могла ли бы спокойна быть теперь!…

Любезная сестра! открою все, повѣрь:

Съ тѣхъ поръ, какъ зависть въ гробъ низвергнула Сихея (**),

Какъ святость попрана неистовствомъ злодѣя,

Сей, сей одинъ умѣлъ открыть ко сердцу путь,

И чувства, преданны печали, обмануть!ч

Май другъ! опять горитъ любови прежней пламень!…

Здѣсь… въ сердцѣ… нѣтъ!… пускай преобращуся въ камень;

Пусть мстящая земля преступницу пожретъ;

Пускай небесный громъ къ тѣнямъ меня пошлетъ,

Къ мучительскимъ тѣнямъ, въ мракъ тартара бездонной,

Чѣмъ долгъ свои оскверню я связью беззаконной!….

Ты былъ моя любовь, ты взялъ ее съ собой,

Возлюбленный супругъ! Почій она съ тобой!

Твоя — согрѣй на вѣкъ твою обитель тѣсну-….

Рекла, и токи слезъ ліетъ на грудь прелестну.

О жизни моея сокровище и свѣтъ!

(Нѣжнѣйшая сестра томящейся речетъ)

Ужели для тебя день красный не настанетъ?

Ужель самъ-другъ съ тоской, цвѣтъ юности увянетъ?

Уже ли не прижмешь ты къ сердцу милыхъ чадъ,

Венеры чистыя божественныхъ наградъ?

Иль жертвою такой супругъ твой усладится,

И хладный прахъ его въ могилѣ оживится?

Пусть такъ… но малоль жертвъ ему ты принесла?

Ни Тиръ, ни Ливія склонить не возмогла

Ко браку сироты! И Ярбъ отверженъ сильной,

И Князи Африки, тріумфами обильной!

Но сердца внемлешь гласъ: — почто сражаться съ нимъ!

Помысли, гдѣ живемъ, чьи земли бременимъ!

Отселъ Гетулы, въ бою необоримы,

Нумидцы ярые и Сиртъ неукратимый;

Оттоль объемлютъ насъ горящіе пески,

Барцитты, страшные насильствіемъ руки;

Помысли о грозъ, отъ Тира восходящей,

О мести сродника, коварно громъ таящей:

Ахъ! вѣрь, еще на насъ почіетъ длань боговъ,

Еще не отняла Юнона свой покровъ:

Ея всесильное надъ безднами велѣнье

Склонило кораблей Троянскихъ къ намъ стремленье.

Представь себѣ плоды супружества сего:.

Богатство, красоту, блескъ града твоего!

Знамена Тевкрскія (***) съ твоими сопряженны,

И Царства новыя тебѣ порабощенны,

И гордый Карѳагенъ, ужасный племенамъ…

Мой другъ! моли боговъ, неси дары во храмъ!

Энея огради препонами къ походу,

Представь раздоръ стихій, хладъ зимній, непогоду,

Что флотъ не воскрыленъ, что снасти на брегахъ;

Что страшенъ Оріонъ, что бури въ небесахъ!

Такъ сердце страстное словами воспаляла,

Сомнѣній томной мракъ надеждой озаряла:

И долга и стыда послѣдній лучь погасъ!

Текутъ ко алтарямъ, къ отрадѣ въ скорбной часъ,

Мечтаютъ жертвами призвать успокоенье,

Приводятъ избранныхъ овновъ на заколенье

Церерѣ, Бахусу, владыкѣ нѣжныхъ Музъ,

Юнонъ болѣ всѣхъ, Царицъ брачныхъ узъ.

Прелестная, пріявъ сосудъ вина священной,

Ліешъ среди роговъ телицы убѣленной;

Не вѣря ни чему, ласкаемая всемъ,

Дары свои богамъ сугубитъ съ каждымъ днемъ

Предъ отвращенными безсмертныхъ очесами,

Вскрываетъ нѣдра жертвъ дрожащими руками,

И въ членахъ трепетныхъ читаетъ свой позоръ….

Гаданье тщетное! слѣпой боязни взоръ!

Что храмы, что мольбы у что небо для нещастной!

Въ ней, въ ней враждебной богъ! Жжетъ

Сердце пламень страстной,

И рана тайная въ груди ея жива,

Для трона, для гражданъ, для радостей мертва,

Ни вида милаго, ни мѣста не находитъ;

Всѣхъ ищетъ, всѣхъ бѣжитъ, все въ страхъ ее приводитъ!

Какъ лань, пронзенная убійственной стрѣлой,

Которую пастухъ неопытной рукой

Среди Критійскихъ рощь въ безпечную направилъ,

И быстро остріе, забывъ корысть, оставилъ,

Бѣжитъ, поднявъ рога, къ утесистой горѣ,

И гибельный булатъ дрожитъ въ ея ребрѣ —

Такъ, восхищенная присутствіемъ безцѣннымъ,

Съ Героемъ носится по стогнамъ удивленнымъ,

Являетъ блескъ богатствъ, искусства, пышный градъ,

Забывшись, кажетъ вновь одинъ предметъ стократъ,

Заводитъ съ милымъ рѣчь; но встрѣтилися взоры,

И умерли слова, и рвутся разговоры*

Склонился въ море день — бесѣда вновь у ней,

Вновь повѣсть начинай о Пергамѣ Эней;

Вновь слезы, вновь любовь, прикрыта состраданьемъ,

И вся она тогда жива однимъ вниманьемъ;

Разстанутся — когда сокроетъ ликъ луна,

И звѣздной нощи хоръ возбудитъ дремы сна,

Едина, въ темнотѣ, со взоромъ томно-слезнымъ

На ложахъ возсѣдитъ, оставленныхъ любезнымъ,

Отсутственна его отсутственнаго зритъ,

Внимаетъ милый гласъ, сама съ нимъ говоритъ,

Въ восторгѣ пламенномъ томимая мечтою,

Объемлетъ страстною Асканія рукою,

Чтобы хотя на часъ забыть свою любовь --»

Напрасно! не дитя, отецъ волнуетъ кровь!

Остановилися всѣ царственны работы;

Бойницы не грозятъ и не растутъ оплоты,

Не движутся строи оружія въ лучахъ,

И флотъ, не огражденъ, ждетъ бури при брегахъ:

Все умерло, молчитъ, поникли стѣны града,

И башни, къ небесамъ всходящая громада!..

Супруга свѣтлая гремящаго Царя (****)

Скорбѣла, на сіе съ высотъ Олимпа зря:

Явилися предъ ней всѣ чувства сокровенны,

И стыдъ, и долгъ, на вѣкъ любовью побѣжденны.

Сатурна дщерь речетъ Богинѣ красоты:

"Вы въ новомъ торжествѣ — твой злобный сынъ и ты!

Побѣда дивная и слава несравненна!

Коварствомъ двухъ боговъ одна жена сраженна!

Я вѣдаю, тебя страшатъ твердыни стѣнъ,

Объемлющихъ мой домъ, мои пышной Карѳагенъ.

Но гдѣ враждамъ предѣлъ?… Что въ брани безконечной?

Богиня, пусть ихъ бракъ намъ миръ доставитъ вѣчной!

Твоя пресыщена самолюбива власть!…

Горитъ нещастная, снѣдаетъ сердце страсть.

Соединимъ же днесь народы сопредѣльны,

Да будетъ нашъ покровъ надъ ними нераздѣльный!

Пусть такъ! пускай служить фригійцу (*****) отойдетъ,

И въ вено племена Тирійски увлечетъ!

Такъ сильная рекла, личиною коварства

Прикрывши хитрой ковъ, верховну область царства

Изъ странъ Италіи во Африку пренесть.

Кто можетъ отвергать сію велику честь?

Праматерь Иліи (******) богинѣ отвѣщаетъ:

Кто, дерзкой, въ брань съ тобой, всемощная, вступаетъ?

О естьли бы судьба вѣнчала твой совѣтъ!

Но духъ сомнѣній полнъ — надежды слабымъ нѣтъ!

Благоизволитъ ли вселенныя Владыка,

Чтобы единый- градъ святили два языка,

Чтобъ Тевкрамъ, Тирянамъ единъ былъ богъ и тронъ?

Супруга вышняго, тебѣ доступенъ онъ!

Ты сердце испытуй покорною мольбою;

Спѣши, свершай! дѣлю всѣ подвиги съ тобою!…

Мои замыслъ, мой и трудъ! (Царицы былъ отвѣтъ)

Внемли, какъ нашихъ думъ исполнится совѣтъ.

Дидона бѣдная творитъ приготовленье,

Съ Энеемъ въ боръ летѣть; звѣрей на пораженье.

Какъ утренній Титанъ возвысится въ эѳиръ

И первые лучи раскроютъ спящій міръ,

Лишь только всадники на добычь устремятся

И рощи звонкія псовъ лаемъ оградятся,

Тенета хитрыя прострутся межь деревъ:

Я духомъ пробужу стихій свирѣпыхъ гнѣвъ,

Ударитъ шумный вихрь, смѣсится градъ съ дождями,

И небо задрожитъ подъ тяжкими громами,

Наляжетъ черна нощь… Владыка робкихъ, страхъ,

Разсыплетъ спутниковъ, какъ вихремъ взятой прахъ.

Съ Дидоною твой сынъ укроется въ пещеру.

Я тамъ… и если ты хранишь обѣта вѣру,

Супругу обрѣтетъ щастливый твой Эней.

Тамъ брачные вѣнцы, тамъ будетъ Гименей!

Рекла… Венера взоръ склонила къ ней смиренно,

Открытымъ замысламъ осклабясь ухищренно.

Аврора, вставъ, златитъ лазурны зыби водъ.

Отверзлися врата, явился пышный ходъ;

Сидонскія брони въ лучахъ зари играютъ;

Избранны юноши по чину выступаютъ;

Тенета, сѣти тамъ, дреколія ловцовъ,

Массильски всадники и рати чуткихъ псовъ.

У прага сонмъ вельможъ въ нѣмомъ благоговѣньѣ

Приникъ, готовъ почтить Царицы появленье,

Стоитъ ретивый конь подъ златомъ, багрецомъ,

Бьетъ землю, рветъ бразды, вьетъ пѣну вверхъ съ огнёмъ.

Изходитъ наконецъ, толпою окруженна:

Хламида Тирская, цвѣтами обложенна;

Златый при бедръ тулъ, въ златомъ узлѣ власы;

И злато вяжетъ ризъ божественныхъ красы.

За ней соборъ Троянъ и радостный Асканій.

Впреди — прелестнѣй всехъ, при звукахъ восклицаній,

Грядетъ Венеры сынъ, и цѣлый міръ за нимъ.

Каковъ, оставя Ксантъ, Ликію, царство зимъ,

Сладкоглаголивый Парнасскихъ горъ правитель,

Приходитъ въ матерню Делійскую обитель,

И лики красные сбираетъ вкругъ себя:

Повсюду алтари, куреніе, мольба!

Кандіецъ и Дріоѳъ, и Скифы испещренны

Всѣ движутся, шумятъ, весельемъ упоенны!

Самъ Богъ течетъ, гордясь, по Цинта высотамъ;

Власы, подобные серебрянымъ волнамъ,

Вѣнецъ, изъ юныхъ миртъ сплетенный, покрываетъ,

И злато ленъ кудрей, струясь, переплетаетъ;

Стрѣлами полный тулъ на раменахъ звенитъ.

Таковъ грядетъ Эней, таковъ Героя видъ!

Уже ловцы въ горахъ исходища объемлютъ,

И дебри, пробудясь, позывны роги внемлютъ,

Какъ волнъ кипящій токъ падетъ на дно долинъ,

Низринувшись, летятъ внизъ серны со стремнинъ;

Тамъ лани, быстрыя какъ вихри, бѣгутъ полями,

Не слыша стопъ, въ бѣгу свиваются стадами,

И мещутъ горькой взоръ къ утесистымъ горамъ;

Вокругъ нихъ пыли столпъ встаетъ ко облакамъ.

Асканій, радуясь конемъ неутомимымъ,

Сѣчетъ пути звѣрямъ, ловитвою гонимымъ;

Для жертвы робкія не тратитъ злой стрѣлы;

Ждетъ вепря, или льва съ дубравныя скалы.

Но небо стало вдругъ мутиться мрачнымъ взглядомъ,

Вихрь дальный заревѣлъ, и хлынулъ дождь со градомъ;

Трояне, Тиряне, Венеры внукъ младой (********),

Подъ бурею несясь — особой всякъ стезёй,

Въ мракѣ трепетны, убѣжища искали;

Пѣнистыя моря съ высокихъ горъ упали.

Эней съ Дидоною подъ тайный сводъ идутъ;

Юнона и Земля знакъ гибельный даютъ:

Громъ грянулъ… воспылалъ Эѳиръ, свидѣтель браковъ?

И стонетъ горный вой полунощныхъ призраковъ.

Сей день родилъ бѣды, и злую смерть предрекъ.

Нещастная, забывъ и стыдъ и честь навѣкъ,

Любви позорныя предъ свѣтомъ не скрываетъ,

И слабость святостью союза нарицаетъ.

Течетъ по Ливіи Молва изъ града въ градъ.

Чудовище, быстрѣй бурь яростныхъ стократъ,

Растетъ въ стремленіи, крѣпится бѣгомъ смѣлымъ;

Ничтожна въ первый. мигъ, вдругъ станомъ вставъ дебелымъ,

Стопами давитъ долъ и тучи претъ главой.

Суровая Земля, въ часъ гнѣва роковой,

Родила, къ ужасу безсмертныхъ и досадъ,

Сію послѣдню дщерь по грозномъ Энцеладѣ,

Обильну быстротой несчетныхъ стопъ покрылъ.

Громада страшная, гдѣ Адъ себя сокрылъ!

Перната, звѣрь и змѣй — ползетъ — бѣжитъ — летаетъ,

Очами тѣло вкругъ усыпанно сверкаетъ;

Въ ней каждое перо — языкъ, уста и слухъ:

И внемлетъ, и гремитъ, и язвы сѣетъ вдругъ;

Шумитъ по сферамъ въ нощь, и гонитъ сонъ отъ взоровъ;

Стражъ хитрый, днемъ сѣдитъ на высотахъ подзоровъ,

И полнитъ трепетомъ сердца градовъ и селъ.

Немолчна вѣстница правдивыхъ, ложныхъ дѣлъ,

Событій у вымысловъ, обмановъ и навѣтовъ,

Питаетъ духъ враждой собратій и клевретовъ.

"Отъ крови, Тевкровъ Князь явился въ Карѳагенъ,

"Ничтожный, въ почести Дидоной облаченъ;

"Щастливца взоръ, слова, прельщенія искусства

"Сразили наконецъ къ любви несклонны чувства;

"На лонѣ роскоши, на лонѣ брачныхъ розъ,

«Эней не зритъ Зимы неистовыхъ угрозъ.»

Сію богиня вѣсть по градамъ разсѣваетъ,

Въ предѣлы Ярбовы шумящая вступаетъ,

Предъ трономъ вознесла презорства наглый видъ:

Духъ ярый воспылалъ и мщеньемъ грудь кипитъ.

Отъ Гарамантиды, Юпитеромъ рожденный,

Сей Царь, несчетныхъ силъ могуществомъ надменный,

Великому Отцу сто храмовъ посвятилъ,

Сто пышныхъ алтарей жрецами оградилъ}

Святыни вѣрный стражъ, тамъ вьется вѣчный пламень,

И кровію телицъ тучнѣетъ жертвы камень;

Не вянутъ ввѣкъ цвѣты на крылахъ створныхъ вратъ.

Неистовый, вкусивъ Молвы злословной ядъ,

Предъ свѣтлымъринулся боговъ изображеньемъ,

И руки вознося къ Царю царей съ моленьемъ:

Всесильный! рекъ, предъ кѣмъ Нумидскихъ ликъ сыновъ,

Въ часы божественныхъ служеній и пировъ,

На ложахъ сребряныхъ, рѣзьбою украшенныхъ,

Честь Вакха изъ фіалъ возноситъ освященныхъ,

Родитель мой! или твой не всевидящь взоръ?

Иль у съ молніей въ рукъ, потерпишь ты позоръ?

Иль блѣдные огни и черныхъ тучь роптанье,

Страхъ робкихъ, звукъ пустой, обманчиво мерцанье?…

Жена, изгнанница, пріята въ царство мной,

Градъ бѣдной бѣдною изкушая цѣной,

Которой даровалъ я землю, воздухъ и пищу,

Презрѣвъ меня, даетъ свой тронъ и сердце нищу!…

Кто пышный сей Эней? Кто сей Парисъ?… Онъ тамъ ,

Женоподобный вождь разнѣженнымъ женамъ

Лидійской митрою нарядно покровенный,

Подъ Тирской тканію, мастями надымленный,

Онъ хвалится своей добычей безъ препонъ;

А мы… мы тщетно здѣсь воздвигнули твой тронъ;

Мы тщетной жертвою сей храмъ твой украшаемъ,

Забыты, презрѣны, со срамомъ погибаемъ!…

Молящаго о семъ, объемлюща алтарь,

Внушилъ боговъ земныхъ, боговъ небесныхъ Царь.

Онъ взоры ко стѣнамъ Дидоны обращаетъ,

Гдѣ студная любовь честь Рима усыпляетъ,

По сферамъ длань простря, Эрмію (********) рекъ Зевесъ:

«Спѣши, пари, несись, вей вихри отъ небесъ!

Гласи вождю Дарданъ, который въ Тирскомъ градѣ

Не помнитъ объ одной Троянскихъ чадъ отрадъ,

О царствахъ, кои въ немъ владыку тщетно ждутъ. —

Гласи… мои слова не мимо ввѣкъ идутъ….

Не такъ объ немъ его прекрасна мать вѣщала,

Не съ тѣмъ отъ смертныхъ стрѣлъ двукратно ограждала.

Онъ будетъ, прорекла, краса и блескъ царей!

Онъ раздираему раздорами властей,

Богату скиптрами, Италію прославитъ,

Погасшій Тевкровъ родъ изъ пепела возставитъ,

И побѣдитель, дастъ концамъ земли законъ!

Когда закрылъ свой слухъ къ воззванью славы онъ,

Когда небрежный вождь правамъ своимъ не внемлетъ:

Отецъ, почто у чадъ наслѣдіе отъемлетъ?

Что пользы? — ждетъ чего онъ въ чуждыхъ племенахъ?

Гдѣ мысль о щастливыхъ Авзоніи сынахъ?

Гдѣ страсть облобызать Лавинскія равнины?..

Да идетъ! — такъ хощу! — таковъ уставъ судьбины!

Изрекъ, — и сынъ его покорствуетъ словамъ.

Крѣпитъ сандаліи ко облачнымъ стопамъ;

Ширяяся на нихъ верхъ сути и верхъ бездны,

Превыспренній, мутитъ пустыни бурь подзвѣздны.

Потомъ пріемлетъ жезлъ божественной рукой,

По манью коего соборъ тѣней грядой

Изъ мрака Оркова изходитъ воплощенный;

Подвигаетъ, — вспять беретъ ихъ тартаръ разъяренный;

Которымъ сонъ даритъ, уноситъ сонъ отъ насъ,

И взоры блѣдные смыкаетъ въ смертной часъ;

Опершись на него, Меркурій гонитъ бури,

И роетъ нѣдра тучь. — Се! въ синевѣ лазури

Зритъ ребра и чело и тусклы очеса

Атланта, взнесшаго на рамо небеса,

Глава, увитая тумановъ пеленами,

Древоносящая, пылаетъ подъ громами;

Снѣгъ вѣчной на плечахъ, льютъ рѣки со власовъ;

Всклокоченна брада сребрится въ глыбахъ льдовъ.

Здѣсь крыла разширя, богъ сталъ среди тумана;

Отсель стремглавъ падетъ на лоно Океана.

Какъ птица ловчая, вокругъ тѣнистыхъ скалъ,

Вокругъ бреговъ крутыхъ, — куда суровой валъ

Не входитъ возмущать селенья рыбъ бездонны,

Несется и рябитъ полетомъ воды сонны:

Таковъ, низринувшись съ праотческихъ раменъ,

Сынъ Маинъ, вихрями, какъ ризой облаченъ,

Межь тверди и небесъ въ блистаніяхъ кружится,

И Ливія подъ нимъ въ пескахъ своихъ дымится!

Слетѣлъ, --. на селькій кровъ постановилъ стопы. —

О срамъ! — Энея зритъ средь рабскія толпы!

Тамъ перстомъ назначалъ бойницамъ основанья,

Тамъ строилъ новыя, во славу града, зданья!

Подъ персями кинжалъ, коралломъ изпещренъ,

Хламида Тарская опущена съ раменъ.

Во гнѣвѣ Маинъ сынъ къ Энею приступаетъ:

„О зрѣлище, боговъ достойное! вѣщаетъ,

Троянскій зиждетъ Царь здѣсь гордый Карѳагенъ!

Крѣпитъ чужую власть на собственной свой плѣнъ,

Иноплеменниковъ служитель ослѣпленной!

А царствіе, а сынъ, а все свое забвенно!..

Внемли! самъ Богъ боговъ съ блистательныхъ высотъ,

Чьи взоры движутъ адъ, твердь, море, горній сводъ,

Самъ Юпитеръ речетъ грозящія велѣнья:

Что строишь? что вина, что плодъ сего медленья?

Когда ты подвиговъ достойнѣйшихъ не зришь,

Когда хвалой, Царямъ любезной, не горишь:

Отецъ, склонись душей на зрѣлы лѣта сына,

Въ которомъ Иліи надѣянье, судьбина,

И къ трепету владыкъ растетъ великій Римъ!“

Не кончивъ словъ, призракъ разсыпался, какъ дымъ.

Эней оцѣпенѣлъ, взираетъ вкругъ, блѣднѣетъ,

Подъемлются власы, и гласъ въ устахъ мертвѣетъ.

Велѣньемъ и грозой всесильныхъ пораженъ,

Спѣшитъ устроить бѣгъ, разрушить милой плѣнъ.

Но какъ, но что творить? — съ какимъ предстать къ ней видомъ?…

Какимъ отъ страстныхъ глазъ закрыть себя эгидомъ?

Какъ вступитъ, какъ дерзнетъ начать съ ней разговоръ?

Кипящій, пылкій духъ ведетъ съ собою споръ.

Разсѣянъ, ослѣпленъ, теряется въ смущеньѣ;

Съ послѣдней мыслію утихнуло волненье:

Велитъ, да храбрые Сергестъ, Клоантъ, Мнестей,

Въ молчаньи соберутъ и силы, и друзей;

Да ратны корабли низпустятся въ пучины,

И скорыхъ сихъ премѣнъ да скроются причины.

Спѣшите! онъ гласитъ. Я самъ, призвавъ боговъ,

Доколь прелестная, въ мечтаньи милыхъ сновъ,

Не ждетъ гремящаго надъ нею пробужденья,

Потщусь обрѣсть и часъ и способъ объясненья!…

Откроюсь…примирю нещастную съ судьбой!…

Трояне радостны спѣшатъ на подвигъ свой.

Какъ можно обмануть любови нѣжной взоры!

Царица первая движенья флота скоры,

Измѣну первая познала, во слезахъ.

Все, даже вѣрное, для страсти робкой — страхъ!

Се гибельна молва гремитъ во слухъ народу:

„Флотъ быстрый воскрыленъ, готовится къ походу.“

Во изступленіи, нося въ груди весь адъ,

Неистовствомъ своимъ Дидона полнитъ градъ.

Такъ въ дикомъ трепетъ священница Эвана (**********),

Услышавъ буйный звукъ далекаго тимпана,

Трехлѣтней Оргіи полночный вой и стонъ,

Кипитъ, бѣснуется и движетъ Цитеронъ.

Узрѣла наконецъ Энея, отвратилась,

Замолкла, но въ слезахъ душа ея открылась:

„Такъ мало за любовь притворствомъ мнѣ платишь,

Невѣрной, ты хотѣлъ побѣгъ свой утаить!..

Ни нѣжна страсть моя, ни вѣрности законы,

Ни смерть мучительна страдающей Дидоны,

Ни что, ни что тебя не держатъ въ сей земли;

Всѣмъ ужасамъ зимы ввѣряешь корабли;

За бурей гонишься, за смертью въ океаны!…

Ахъ! пусть бы ты летѣлъ не въ чужды Тевкрамъ страны,

Пускай бы Иліонъ тебя изъ пепла звалъ;

Невольно бы мой духъ жестокаго прощалъ…

Меня бѣжишь? — Молю, для клятвъ, тобою данныхъ,

Для слезъ, для горькихъ слезъ, Дидоной проліянныхъ,

(Въ нихъ все сокровище нещастныя любви…)

Для страсти, некогда пылавшія въ крови,

Когда хоть малое добро тебѣ явила,

Когда хотя на мигъ твой взоръ остановила;

Представь мой падшій домъ, отверзи къ чувствамъ грудь,

И страшну мысль свою, о другъ мой, позабудь!

Воспомни: для тебя цари Номадъ презрѣнны,

Отверженъ гордый Мавръ, Тирійцы оскорбленны;

Воспомни: для тебя нарушенъ долгъ и честь.

Могущія меня къ безсмертнымъ превознесть…

Все чуждо… страшно мнѣ!… кому ты покидаешь,

Гдѣ умирающей могилу назначаешь?…

О гость!…. уже боюсь тебя супругомъ звать!

Помысли самъ, чего мнѣ должно ожидать?

Того ль, чтобъ злобный братъ мои разрушилъ стѣны…

Чтобъ Ярбъ меня повлекъ въ неволю, разъяренный?

Хотябъ до твоего отбытія могла

Ласкать залогъ любви, которою жила;

Хотябъ на матернихъ колѣняхъ забавлялся.

Младенецъ, въ комъ Эней, въ комъ тыбъ изображался:

Ахъ! всё бы плакала на свѣтѣ не одна,

И всё 6ы легче мнѣ была моя вина!“

Вѣщала… но Эней, покорный Зевса волѣ,

Потупивъ взоръ, стоялъ, какъ холмъ могильный въ полѣ.

Страдалецъ, муки всѣ подъ сердцемъ подавилъ.

„Такъ! — благости твои, растерзанный гласилъ,

Несчетны предъ собой, Царица, обрѣтаю.

Доколѣ жизни даръ, дыханье почерпаю,

Доколь ношу въ груди я чувство бытія,

Къ Элизѣ (***********) не умретъ признательность моя!

Оставимъ смутну рѣчь… откроемъ серца нужды.

Не мысли, чтобы гость, боговъ и правды чуждый,

Мое отшествіе скрывать я возжелалъ:

Не брачныхъ алтарей за бездной я искалъ,

Не брачны алтари — вина трудовъ толикихъ!

О естьли бы судебъ Хранители великихъ,

Отдавъ на мой изволъ удѣлъ безвѣстныхъ дней,

Не воспретили мнѣ тещи своей стезей…

Прахъ милой родины! тебя ли мнѣ оставить?

Могилы праотцевъ! отъ васъ ли бѣгъ направить?

Нѣтъ! нѣтъ! еще бы цвѣлъ Пріамовъ пышный домъ,

И Пергамъ, съ рабственнымъ предъ бурями челомъ,

Возвышёнъ вновь, еще царемъ бы слылъ востока!..

Теперь и грозный гласъ Гринейскаго Пророка,

И боги Ликіи всѣ хощутъ, всѣ твердятъ:

,,Въ Италіи твой домъ, отечество и градъ!“

Когда высокія твердыни Карфагена,

Когда твои сыны, избѣгнувъ Тирска плѣна,

Твой взоръ отъ родины любезной отвлекли:

Почто жь для Тевкровъ нѣтъ Авзонскія земли? —

Уже ли благо ихъ прискорбно для Дидоны?

И насъ народы ждутъ! и намъ готовы троны!

Едва сокроетъ ночь въ туманахъ влажныхъ міръ,

И звѣзды озарятъ лазоревой эфиръ….

О ужасъ!.. вкругъ меня грозящи воютъ тѣни,

И дряхлый мой отецъ изъ мрачной ада сѣни…

Онъ стонетъ, онъ зоветъ Энея своего!…

Увы! могу ль взирать на сына моего?

Сія послѣдняя изгнанниковъ отрада

Лишится ли судьбой обѣтованна града?

Вчера… клянусь тебѣ… еще мятется духъ!..

Я зрѣлъ посла Боговъ… вступилъ… зари вокругъ…

Отверзъ уста… я палъ, и страхомъ пораженный,

Велѣнья Зевсовы услышалъ непремѣнны!…

Престань меня терзать потокомъ тщетныхъ слѣзъ…

Въ Италію стремлюсь, нещастный рабъ не бесъ!»

Еще гласящему Царица не внимаетъ,

Очами дикими Энея озираетъ;

Взоръ гаснулъ и пылалъ… вздымалась грудь волной.

"Нѣтъ, не Богиня мать, не Дарданъ предокъ твой!

Кавказъ тебя родилъ въ скалахъ, крѣпчайшихъ стали,

И львицы Гиркана сосцами воспитали!

Свирѣпый!… Что молчу? Чего мнѣ болѣ ждать?

Хоть разъ моимъ мольбамъ хотѣлъ ли состенать?

Склонилъ ли взоръ ко мнѣ? иль слезы пролилъ страстной,

Иль сжалился любви надъ жертвою злощастной?

Мигъ каждой былъ мнѣ ядъ… противъ меня Зевесъ,

Противъ меня сама владычица небесъ!

Природа рушится! міры въ войнѣ съ мірами!

Нѣтъ правды, вѣры нѣтъ! Изверженна морями,

Страдальца, нищаго, на тронъ свой возвела,

Разбитой флотъ, друзей отъ гибели спасла…

Всѣ фуріи во мнѣ!…ихъ пламень! ихъ дыханье!

О льстецъ! теперь и Фебъ даетъ предвозвѣщанье,

Теперь Ликійской жрецъ, теперь посолъ Боговъ…

Теперь самъ Юпитеръ гремитъ со облаковъ!…

И дивноль?… Смертнаго ничтожныя хотѣнья

Исполнили Олимпъ тревоги, возмущенья!…

Ступай! Я не держу…. я вѣрю всѣмъ словамъ….

Ищи земель, гонись за царствомъ по волнамъ!

Но знай, когда еще есть мстительныя Силы,

Всѣ скалы, всѣ моря — все казнь твоя, могилы!…

Дидону призоветъ по имени стократъ,

Явлюсь, въ огняхъ явлюсь, и весь со мною Адъ!

Когда жъ раздѣлитъ смерть сей хладной трупъ съ душою:

Тѣнь грозная. — вездѣ помчуся за тобою!…

Страдай, терзайся, рвись!… услышу скрежетъ твой,

И вздрогнутъ фуріи отъ радости со мной!…

Не кончивъ словъ, течетъ, закрывъ руками очи,

Бѣжитъ себя самой, бѣжитъ и дня и ночи

Эней хотѣлъ вѣщать — языкъ его нѣмълъ;

Стремился вслѣдъ за ней — какъ камень, охладѣлъ.

Изнеможенную рабыни устрашенны

Несутъ на хладный одръ въ чертогъ уединенный.

Великій правдою и вѣрою къ богамъ,

Но слабый воспретить любви своей слезамъ,

Эней мученія Дидоны раздѣляетъ,

И сердца въ глубинъ самъ болѣе страдаетъ;

Крушится, слезы льетъ, и томною стопой

Растерзанный, спѣшитъ онъ флотъ увидѣть свой!

Трояне двигнулись, и вдругъ съ бреговъ высокихъ,

Катятся корабли на лоно водъ глубокихъ;

Сребристые валы кругами вдаль бѣгутъ.

Сколь пламенны пловцы, то кажетъ самой трудъ.

Тамъ весла роютъ понтъ, вѣтвей неотчужденны,

Тамъ рощи на суда съ корнями преселенны;

Все движется, кипитъ, весь хлынулъ, мнится, градъ!

Такъ мравіи, познавъ бореевъ близкихъ хладъ,

Мятутся вкругъ пшена, обрѣтеннаго ими;

Се! идетъ черный полкъ съ добычами драгими;

Герои герою въ слѣдъ, стѣсненною тропой,

Перебираются подъ мягкой муравой.

Иные къ сѣменамъ крупнѣйшимъ припадаютъ,

И дружно, съ грудью грудь стѣснясь, передвигаютъ

Иные, праздные товарищей толпы,

Собравъ, женутъ къ трудамъ лѣнивыя стопы;

Горитъ въ работѣ путь!… Кто чувствія царицы

Опишетъ, какъ она изъ тайныя свѣтлицы

Взирала на брега и на лазурь валовъ,

Звенащяхъ плесками восторженныхъ пловцовъ!…

Гдѣ гнѣвъ? — гдѣ мщеніе? — О богъ любви ужасный!

Къ чему приводишь ты сердца тебѣ подвластны!

Вновь слезы, вновь мольбы, вновь хитрость нѣжныхъ женъ,

Чтобъ сердце возвратить въ оставленный имъ плѣнъ;

Чтобъ средства испытать всѣ, всѣ, какія можно,

И чтобы умереть не тщетно, естьли должно!

"Сестра! — воззри… спѣшатъ! — смятенья полонъ брегъ!

И парусы простеръ попутный вѣтровъ бѣгъ,

И кормы кораблей украшены цвѣтами!…

Что дѣлать! — на кого роптать передъ богами?

Когдабъ свои бѣды предвидѣть я могла,

Конечно, и терпѣть ихъ силыбъ обрѣла!

Теперь, возлюбленна, еще просить дерзаю…

Повѣрь въ послѣдній разъ, послѣдній опытъ… знаю,

Жестокаго душа отверста предъ тобою,

Ты вѣдаешь и часъ, и путь къ нему прямой,

Онъ другомъ чтилъ тебя…. или, моли тирана,

Вещай: «не я въ шуму грозящемъ Океана,

Въ Авлидѣ съ Греками клялась на Тевкрской родъ,

Не я ко Пергаму послала грозный флотъ,

Не я изрыла прахъ отца его Анхиза:

Почтожь отринута имъ бѣдная Элиза?

Не хощетъ на меня прощальной взоръ склонить!

Единаго дерзнетъ любовница просить:

Хоть лѣта онъ пожди, хоть вѣтровъ безмятежныхъ!

Не оскорблю его упрекомъ чувствій нѣжныхъ;

Не брака я прошу нарушеннаго имъ?

Ниже, чтобъ онъ забылъ возлюбленный свой Римъ;

Но время краткаго, скорбей во утоленье,

Пока привыкну я сносить мое мученье»

Ахъ, сжалься надъ сестрой! — вѣщай, о семъ молюсь,

Придетъ пора, — и съ нимъ и съ жизнью разлучусь!«

Такъ плачешь… тѣжъ мольбы и слезы и печали,

Сестра, друзья- не разъ Вождю передавали:

Все тщетно… пребылъ твердъ Героя крепкій духъ.

Рокъ сердце заковалъ, закрыли боги слухъ.

Каковъ огромный дубъ, сынъ древній Альповъ вѣчныхъ,

Средь ярыя борьбы бореевъ 6ыстротечныхъ?

Когда свирѣпые другъ на друга несясь,

Въ неистовствъ хотятъ Природы рушить связь:

Гулъ стонетъ, дубъ дрожитъ, склоняется вершина,

Листами устлана обширная равнина;

Но твердо онъ стоитъ, скалъ къ сердцу пригвожденъ,

И сколько къ небесамъ главою вознесенъ,

Толикожь корнями нисходитъ въ тартаръ черный:

Таковъ Герой Троянъ, богамъ и вѣрѣ вѣрный:

Отанъ его разитъ стенанье, вопль, мольба,

Внутри его кипитъ смущенныхъ чувствъ борьба;

Неколебимъ, молчитъ…. катятся слезы тщетны!…

Дидона! — всѣ тебя покинули безсмертны!

Надежды болѣ нѣтъ; твой жребій изреченъ,

Все, все тебѣ велитъ расторгнуть жизни плѣнъ;

Когда нещастная, въ дыму благоуханійя,

Свершала таинство священныхъ возліяній….

О ужасъ! — влага вдругъ чернѣетъ на огнѣ,

И мрачна кровь течетъ въ божественномъ винѣ!

О семъ предвѣстіи вѣщать она не смѣла;

Въ чертогахъ мраморныхъ, во образѣ придѣла,

Воздвигнутъ былъ отъ ней Супружней тѣни храмъ,

Тканями бѣлыми одѣянъ по стѣнамъ;

Сей памятникъ любви Дидона почитала,

И новыми всегда цвѣтами украшала.

Оттоль, какъ нощь взойдетъ на облачной свой тронъ,

Нещастну призывалъ Сихеевъ томный стонъ;

На кровъ храмины сова, органъ могилы,

Послѣдній пѣла гимнъ протяжный и унылый.

Пророковъ древнихъ гласъ смущалъ не меньше умъ.

Во сновидѣніяхъ, рожденныхъ мракомъ думъ,

Являлся самъ Эней: едину оставляетъ,

По дебрямъ сирота, среди песковъ блуждаетъ;

Въ невѣдомыхъ мѣстахъ свой ищетъ Карфагенъ

Такъ яростный Пентей, богами омраченъ,

Срѣтая Фурій полкъ вокругъ себя строптивый,

Два солнца въ небесахъ, и двои видѣлъ Ѳивы;

Такъ ты страдалъ Орестъ, оставленный судьбой,

О страхъ! куда бѣжать? — Мать, мать передъ тобой!

И змѣи мещутъ ядъ съ кровавыя хламиды,

И мстительны сѣдятъ на прагѣ Эвмениды!…

Рѣшилась умереть… Лишенной всѣхъ отрадъ,

Врагами небеса, казался другомъ — адъ.

Уже кончины часъ и способъ назначаетъ.

Скрывъ пагубной совѣтъ, къ сестрѣ она вступаетъ;

Надеждой льстивою притворный свѣтитъ взоръ,

Поздравь меня, речетъ, — омою свой позоръ.

Есть вѣрная стезя… или, моимъ онъ будетъ;

Или свободна грудь жестокаго забудетъ….

Въ предѣлахъ вечера, среди палящихъ странъ,

Гдѣ съ вѣчной борется преградой Океанъ,

Гдѣ Атласъ льдистыми подъявшись раменами,

Кружитъ небесной шаръ съ горящими звѣздами,

Есть царство Мавританъ; оттоль притекша къ намъ?

Здѣсь дѣва кроется, угодная богамъ,

Стражъ храма Гесперидъ и вѣтвей златоцвѣтныхъ,

Отъ коей лютый змій въ изгибахъ неизчетныхъ,

Облегшій вертоградъ, подвижною стѣной,

Пріемлетъ медъ и макъ, зовущій на покой.

Сія… всѣ вѣдаютъ, искуствомъ обаяній

Умѣетъ изторгать изъ сердца ядъ страданій;

Речётъ, и рѣки вспять поднимутся горой,

И небо потечетъ обратною стезёй.

По мановенію всесильныя трепещетъ

Надгробной урны кровъ; перунъ подземной блещешъ #

И движется въ нощи призраковъ блѣдный хоръ,

Трясясь, реветъ земля, и дубы сходятъ съ горъ…..

Боговъ, тебя, весь міръ въ свидѣтели взываю,

Невольно къ хитростямъ волшебнымъ прибѣгаю.

Ты скрытно Царскаго двора во глубинѣ

Устрой печальный срубъ!… онъ будетъ нуженъ мнѣ!…

Трепещешь?… ничего! — потомъ, — доспѣхи ратны,

Все, все, что въ теремѣ оставилъ невозвратный,

А паче — брачный одръ… бѣда твоея сестры,

Все должно быть въ огнѣ… такъ! — злобнаго дары

Всѣ жрица пламени предать мнѣ повелѣла.

Сказавъ умолкла вдругъ… вздохнула, поблѣднѣла.

Сестра не мыслила, чтобъ новыхъ жертвъ обрядъ

Дидона избрала путемъ своимъ во адъ;

Чтобы отшествіе невольнаго Энея

Могло ее смущать, какъ прежде смерть Сихея.

Увы! — свершается погибельный совѣтъ.

Дубъ, сосна, влажной кедръ сѣкирою падетъ,

Возносится костеръ, печальная громада;

Казалося, предъ нимъ понизилась ограда;

Высокій верьхъ его цвѣтами изпещренъ,

И гробной пеленой отвсюду покровенъ;

Златый героя мечь, одежды драгоцѣнны,

И образъ, нѣкогда любовью посвященный,

На одръ возложены съ приличною мольбой;

Вина обрядовъ сихъ для всѣхъ покрыта тьмой.

Пылаютъ алтари, дымъ вьется надъ стѣнами,

И жрица, распустивъ власы свои волнами,

Зоветъ трехсотный союзъ таинственныхъ духовъ,

Эреба и Хаосъ, родители міровъ,

Гекату, Делію, въ трехъ образахъ святимы;

Кропитъ вокругъ себя струи Аверна мнимы.

Горитъ волшебной злакъ, которой, при лунѣ,

Серпъ мѣдяной пожалъ дубравы въ глубинѣ,

И влага черная, изъ ядовъ източенна,

И съ юнова чела коня новорожденна

Любима рощзй снѣдь… отъятая мечемъ.

Дидона, скорбный даръ наливъ предъ олтаремъ,

Объемлюща его; дрожащею рукою,

Одежды развязавъ, съ открытою стопою,

Готовая на смерть возноситъ гласъ къ богамъ,

Къ свидѣтелямъ ея послѣднихъ мукъ, звѣздамъ,

И если есть любви благопріятны силы,

Каратели измѣнъ… ихъ ждетъ на край могилы!

Священна Ночь взошла на свой желѣзной тронъ,

И съ пестрыхъ ризъ ея зефиры вѣютъ сонъ;

Свѣтила шествія достигли половины;

Спитъ злоба, спитъ война, спятъ бурныя пучины;

Умолкъ пастухъ, стада и поздній рощи хоръ;

Что кроется въ глуши одѣтыхъ лѣсомъ горъ,

Что дышетъ въ глубинахъ при мѣсяцѣ сребристыхъ,

Что пресмыкается въ тѣни долинъ росистыхъ

Подъ благодатною безмолвныя рукой, —

Все пьетъ цѣленіе смущенныхъ душъ, покой;

Одна Элиза ты отрады сей не знала,

И Нощь не для тебя день суетный скрывала! —

Не внемлютъ ласкамъ сна ни грудь ея, ни взоръ;

Вновь скорби, вновь страстей убійственный раздоръ!

То горестной любви неистово пыланье,

То мести тщетныя мучительно страданье*

Оставлена отъ всѣхъ сама себѣ одной,

Что дѣлать мнѣ? гласитъ, — о бѣдный жребій мой!

Или, униженной рѣшиться ждать мнѣ снова

Отъ первыхъ жениховъ защиты и покрова?…

Иль плакать предъ лицемъ Ливійскихъ славныхъ чадъ,

Которыхъ я любовь отвергнула стократъ?

Или за Тевкрскими пуститься кораблями?

И пресмыкаться тамъ съ послѣдними рабами?

Иль, вспомнивъ множество къ себѣ моихъ услугъ,

Отворится къ слезамъ Троянъ свирѣпой духъ?..

Могули я мечтать, чтобъ дали позволенье,

Пренесть на ихъ суда мой стыдъ и преступленье?

Ахъ, бѣдная! до сихъ не знала ты временъ

Лаомедонтовъ родъ, возникшій для измѣнъ!

Но, примутъ пусть меня союзники нелестно,

Одна ли потеку въ предѣлы неизвѣстны,

Или съ народомъ всемъ пойду за ними въ слѣдъ,

И градъ, изторгнутый отъ ига Тирскихъ бѣдъ,

Еще опасностью, еще грозами полный,

Опять помчу въ моря и погоню чрезъ волны?…

Умри, умри одна! достойна року дань!

Желѣзомъ окончай съ собой и небомъ брань!…

А ты… ты здѣсь?… сестра погибла я тобою!…

Почто смущалась ты нещастныя тоскою?

Почто неистовой склонялася къ слезамъ,

Почто питала страсть противную богамъ?…

Ахъ, естьли бы не знать мнѣ гибельнаго брака,

Жить съ тиграми въ лѣсахъ, не вѣдать смертныхъ зрака,

Не слышать… ахъ! не мсти, супругъ мой!… Я къ тебъ!»…

Не кончивъ, ринулась ужасныхъ чувствъ въ борбѣ.

Царь Тевкровъ между тѣмъ, въ совѣтахъ непремѣнный,

На палубѣ почилъ, трудами изнуренный.

Назначенъ часъ пути. — Все море въ тишинѣ.

Се! — зримый прежде богъ предсталъ ему во снѣ.

Меркурія красы, величіе, сіянье,

Его небесный взоръ и важное вѣщанье:

«Эней! — Эней! — ты спишь! теперь ли часъ отрадъ?

Воззри: проснулась месть, кипитъ враждебный градъ,

Безпечной! — Зефировъ дыханью не внимаешь!

Безпечной! — самъ себѣ погибель устрояешь!

Здѣсь все тебѣ — соблазнъ, здѣсь все противъ тебя,

Страшись Дидоны, Царь — страшися — самъ себя!

Неистовую грудь волнуютъ бурны страсти:

Есть способы… а ты спокойно ждешь напасти!

Мигъ-- весла восхолмятъ равнину синихъ водъ,

Огни освѣтятъ нощь, и пламя брегъ прольётъ!

Ужасна для тебя грядущая Аврора!…

Спѣши, лети, стремись, оставь страну позора!

Премѣненъ, скоръ на зло кипящій духъ жены.

Изрекъ — и свился съ тмой ночныя тишины.

Смущенный, въ трепетъ, собравъ послѣдни силы,

Эней восталъ съ одра, какъ будто изъ могилы:

„Къ трудамъ, сподвижники! — скорѣй, скорѣй къ трудамъ! —

Вѣтрила распростремъ, помчимся по волнамъ!

Явился паки богъ… велитъ отсѣчь канаты,

Велитъ стремиться въ путь… О въ милостяхъ богатый!

О недовѣдомый! уставъ твой совершимъ;

Сопутствуй намъ всегда могуществомъ своимъ!

Яви свѣтила намъ съ небесъ благопривѣтны!“

Изрекъ, изторгнулъ мечь великой, огнѣцвѣтный

Стремится на корму, булатомъ бьетъ канатъ!

Во всѣхъ единый духъ; всѣ рвутся, всѣ горятъ.

Брегъ синій побѣжалъ съ холмами и лѣсами,

Покрылось лоно водъ парящими судами,

Посыпалась лазурь, какъ горы серебра.

Уже съ Титонова багроваго одра

Аврора первый свѣтъ на землю разливаетъ

И утро въ бѣлыя одежды облекаетъ,

Царица съ высоты блестящихъ теремовъ

Склонясь, узрѣла флотъ на крылахъ парусовъ!

Спитъ берегъ, гавань спитъ… Спокойство неотрадно!

Біетъ себя во грудь прекрасную трекратно,

Стеняща, мечется, власы златые рветъ.

О Юпитеръ! гласитъ, и такъ пришлецъ уйдетъ!

И царство и престолъ позоромъ омрачится!..

И копья не гремятъ?… и градъ не устремится?

И въ пристани мой флотъ?… Скорѣй, на парусахъ,

На веслахъ!… лейте огнь, несите смерть и страхъ!

Но гдѣ я?… Что глашу?… Ужасное смущенье,

Дидона! — знать, насталъ твой часъ, твое рѣшенье,

Тогда бы мыслить такъ, когда вручила тронъ!..

Се вѣрность! правота!… Се сынъ нѣжнѣйшій, онъ,

Который спасъ боговъ, который раменами

Подъялъ родителя, сраженнаго лѣтами!…

И я не возмогла рвать тѣло по частямъ?

И члены раскидать кровавы по волнамъ,

И я друзей его, Асканія щадила!

И тѣло сына въ снѣдь отцу не предложила?

Но жребій грозныхъ битвъ невѣренъ…. такъ и быть!..

Готовую на смерть что можетъ устрашить!…

Взнеслася бы на флотъ, со смертью и пожаромъ,

Изполнила бъ огнемъ, и вдругъ однимъ ударомъ

И сына бъ и отца, и родъ весь погребла,

И сладостную смерть на трупахъ ихъ нашла!…

О солнце, красный вождь безчисленныхъ созданій!

Юнона, гибельныхъ начало совѣщаній!

Геката грозная, которой страшной вой

Стенаетъ по градамъ съ полунощною тмой,

И вы, о мщенія хранящія законы,

Всѣ боги умереть готовыя Дидоны!…

Воспряньте, двигнитесь, прославьтесь во громахъ,

Да злоба васъ узритъ, поникшая во прахъ!

Внемлите скорбный гласъ послѣдняго томленья!

Когда увидѣть брегъ и щастливы селенья

Коварному врагу назначено судьбой….

(Пусть хощетъ такъ Зевесъ!… пусть рокъ его такой!)

Молю, да бранями онъ варваровъ томимый,

Изъ собственныхъ земель, какъ язвы духъ, гонимый,

Объятій сладостныхъ Асканія лишенъ,

Да встрѣтитъ не друзей, не помощь — брань и плѣнъ!…

Да зритъ сопутниковъ позорное паденье!

Да — кровью ихъ купивъ неволи посрамленье,

Себѣ и царству врагъ, забытъ отъ всѣхъ, въ тоскѣ,

Падетъ… сгніетъ въ чужомъ, непогребенъ, пескѣ!…

Сего прошу… завѣтъ сей съ кровью изливаю!…

Тирійцы! — васъ, и васъ, потомки, заклинаю.

Погаснетъ ли въ стыдъ моя и ваша честь?…

Ужель Царицы тѣнь должна и въ адъ понесть

Мученія свои?… нѣтъ! — мщенье не увянетъ!

Ни мира! ни связей!… молю боговъ, да встанетъ

Отмститель яростной на пепелѣ моемъ! —

Да гонитъ злобный родъ желѣзомъ и огнемъ! —

Теперь, всегда, вездѣ, неситесь сонмы львины;

Съ брегами берега, съ пучинами пучины,

Мечи противъ мечей ведите вѣчной бой,

И звуки поздніе изсякните враждой!…

Вѣщала…. мечется, пылаетъ духъ жестокій;

Едино чувство, мысль: Стигійскіе потоки,

Одно стремленіе, скорѣй оставитъ свѣтъ;

Узрѣвъ наперсницу, въ неистовствѣ речетъ;

Барцида!… гдѣ сестра?… вели, чтобы спѣшила,

Чтобъ чистою водой себя она кропила,

Чтобъ жертвы привела скорѣй ко алтарямъ,

И въ ризы бъ облеклась приличныя жрецамъ,

Вели… покрой себя убрусомъ скорби темнымъ:

Насталъ священный часъ предъ божествомъ подземнымъ

Свершить спасительный душѣ моей обѣтъ;

Пора расторгнуть мнѣ тяжелы узы бѣдъ!…

Хощу, да мрачный срубъ Дарданца воспылаетъ!»

И старица, трясясь шагъ скользкой ускоряетъ!

Межъ тѣмъ, въ пылу злыхъ думъ, какъ адская гроза,

Дидона мещетъ вкругъ кровавыя глаза….

Сперлось дыханіе… синѣющи ланиты

Трясутся, пятнами багровыми покрыты;

Какъ львица, рушивъ плѣнъ, неистовства полна,

Изторгнулась, летитъ изъ храмины она.

Уже въ десницѣ мечь, блистаетъ обнаженный,

Не съ тѣмъ страдалицѣ Энеемъ посвященный!…

Подъемлетъ… но склоня внезапно дикой взоръ

На сей, знакомый одръ, на милый сей уборъ,

Вдругъ стала… стонетъ грудь…. ліются токи слезны;

Падетъ смущенная на одръ она любезный;

Еще безмолвствуетъ, еще вздохнувъ, гласитъ:

«Остатки милыя! — когда мнѣ рокъ велитъ,

Когда исполнилось боговъ опредѣленье,

Примите томный духъ, окончите мученье!

Жила, свершила путь, назначенный судьбой!

Велика тѣнь моя нисходишъ на покой!

Міръ видѣлъ новый градъ; — владыки — ново царство!

Отмщенъ супружній прахъ! — наказано коварство!

Ахъ! — красны дни мои щастливо бы текли,

Когда бъ Дарданской флотъ не зналъ моей земли!»

Рекла, лобзаетъ одръ… «умремъ не отомщенны!

Но такъ и бытъ — умремъ! такъ! кончимъ дни смущенны!

Пусть хлябь подъ бѣглецомъ симъ заревомъ горитъ,

И смерти моея съ нимъ призракъ полетитъ!»..

Вѣщала… ринулась… соборъ рабынь стремится,

Уже безчувственна… багровый мечь дымится,

И руки во крови… Течетъ ужасный слухъ!

Подвигнулся весь градъ… смятеніе вокругъ!

Раздались вопли женъ и плачь и завыванье;

Чертоговъ царственныхъ восколебалось зданье,

И воздухъ возстеналъ, отъ плесковъ раздраженъ;

Казалось вторгнулись враги во Карфагенъ…

Вездѣ разятъ и жгутъ… трещитъ, валится, стонетъ,

Храмъ смертныхъ, храмъ боговъ въ огнѣ порывномъ тонетъ!

Внушила страшну вѣсть нещастная сестра,

Спѣшитъ бездушная къ подножію костра

Біетъ себя во грудь, власы, лице терзаетъ

Полуумершую стеняща призываетъ:

«И такъ сіе скрывалъ печальный сей обрядъ!

Такъ сихъ искала ты, жестокая, отрадъ?

Сей пламень, сей алтарь мнѣ то ли обѣщали?

Уста твои меня надеждой обольщали!

Чѣмъ винна я, вѣщай: сестра, сопутникъ, другъ,

Почто отвержена тобою стала вдругъ?

Иль чуждо было мнѣ души твоеи мученье?

Иль чуждо было мнѣ сіе успокоенье 9

Почто единый мечь, единый сладкій часъ,

Отъ свѣта не унесъ обѣихъ вмѣстѣ насъ?

На то ли сей костеръ погибельный слагала,

На толь отеческихъ боговъ я призывала,

Чтобъ зрѣть простертую тебя передъ собой?..

Увы! — погибло все, все умерло съ тобой!

Старѣйшины, престолъ, народъ и градъ, простите!..

Ахъ, дайте мнѣ омыть нещастную, пустите!

Коль плаваетъ еще духъ жизни на устахъ *

Да соберу его!»… Сопутницъ на рукахъ,

Отчаянна сестра восходитъ на ступени,

И трупъ хладѣющій пріемля на колѣни,

Льетъ слезы, тщится кровь одеждой отирать;

Дидона тяжкой взоръ подъяла, и опять

Потупила къ землѣ: — вновь рана разтворилась;

Трекратно, опершись, востать она стремилась,

Трекраино падала, на ложе покатясь.

Грудь билась, смертными порывами томясь;

Блуждающи глаза искали горня свѣта…

Нашла… послѣдній вздохъ… ни взора, ни привѣта!…

Мрзлквъ.

(*) Отъ кораблекрушенія, которое претерпѣлъ Эней при берегахъ Ливійскихъ.

(**) Первый супругъ Дидоны, умерщвленный Пигмаліономъ.

(***) Троянскія.

(****) Юнона, покровительница Карѳагена, исполненная ненависти ко всѣмъ фригійцамъ и къ Энею, какъ къ сыну Венеры.

(******) Энею.

(******) Венера.

(*******) Асканій.

(********) Меркурію, сыну Маину, посланнику боговъ.

(**********) Вакханка.

(***********) Другое имя Дидоны.

"Вѣстникъ Европы". Часть XLIII, № 3, 1809