Авторское право — в современных законодательствах есть право воспроизведения и размножения литературного, художественного и музыкального произведения его творцом, автором или его юридическим преемником. Такого права в древнем законодательстве евреев не было и не могло быть. Духовное достояние дано человеку для того, чтобы использовать его на благо других. Талмудисты считают смертным грехом для пророка не передавать современникам продуктов своего пророческого творчества (Санг., 89). Точно так же считается предосудительным для ученого не учить других, когда умственные силы их достаточно для этого созрели (Абода Зара, 19). Учить должно безвозмездно, «ибо и Бог дал знание безвозмездно» (Недарим, 36). Впрочем, древние и думать не могли о праве собственности на продукты умственного труда, когда авторами целого ряда книг канонизированных (Судьи, Цари, Иов, Эккл., Руфь, Эсфирь и проч.) и почти всех апокрифических являются или анонимы, или псевдонимы. Взгляд на продукт умственного труда как на объект материальной собственности выработался гораздо позже, с возникновением книгопечатания и возможности издания книг для широкого распространения. Печатание было связано с расходами, и нельзя было не признать за лицами, производившими эти расходы, права на потраченный ими капитал. Однако это право в огромном большинстве случаев принадлежало не автору, а издателю, ибо дело шло большей частью об издании старых книг давно умерших авторов. В соответствии с этим обстоятельством даже при жизни авторов говорилось не о праве литературной собственности, а o הסגת גבול («вторжении в чужое владение»), т. е. о нарушении интересов других лиц; и там, где на этой почве возникали тяжбы, они возбуждались обыкновенно не авторами, а типографами, причем поводом для таких тяжб служили большей частью так называемые «раввинские привилегии». Для обеспечения сбыта издаваемого сочинения и устранения конкуренции типографы обращались к раввинским авторитетам своего времени, которые, одобряя обнародование данного произведения вообще, запрещали перепечатывать его в течение пяти, десяти или пятнадцати лет. Более продолжительные сроки практиковались редко. Раввинские «привилегии» (haskoma) печатались на первых страницах книги перед текстом или, где таковое имелось, перед предисловием автора. Юридическую основу этих привилегий составляло устранение «hassagath gebul»; но они имели и общественный мотив — опасение, что конкуренция отобьет охоту у издателей печатать литературные и научные произведения. Впрочем, эти раввинские «ограждения» вели иногда и к недоразумениям, составлявшим потом предмет полемики между раввинами разных городов и стран. Первый такой случай, отмеченный в литературе раввинских респонсов, относится к изданию известного Маймонидова кодекса, Jad ha-chasakah, с глоссами знаменитого в то время раввина Меира Каценеленбогена (из Падуи), предпринятому в 1550 г. в Италии самим автором означенных глосс в товариществе с известной издательской фирмой Брагандини. Другой типограф, итальянец-христианин, с досады на раввина за то, что тот не захотел вступить в товарищество с ним, со своей стороны задумал также приступить к изданию в Венеции упомянутого сочинения Маймонида, с тем чтобы продавать его дешевле. Пришлось вмешаться в дело раввинским авторитетам того времени, между прочим, известному Моисею Иссерлесу (ר״מא), который в своих респонсах (№ 10), рассмотрев вопрос с различных сторон, объявляет запрет на издание типографа, соперничающего с падуанским раввином. Немало шума наделал также возникший столетие спустя литературный процесс между амстердамским типографом Фебом Леви и известным типографом Иосифом Атиасом. Первый напечатал сделанный Кутиэлем Блицом еврейско-немецкий перевод Библии, потратив на это все свои материальные средства, второй в то же самое время предпринял издание на том же языке другого перевода Библии, сделанного Иосифом Китценгаузеном. Процесс кончился ничем. Некоторые раввины скомпрометировали себя некорректным образом действий, выдав привилегии обеим сторонам, и даже «Синод четырех стран» сыграл тут крайне двусмысленную роль: обе спорящие стороны так и не уступили друг другу, хотя правда была явно на стороне Леви и Блица (Grätz, Gesch. d. Jud., X, 330). Но такие случаи злоупотребления раввинами установившимся за ними правом выдачи привилегий были редки; зато неоднократно бывали случаи злоупотребления доверием раввинов со стороны частных предпринимателей. Желая оградить себя от возможной конкуренции в будущем, издатели снабжали себя привилегиями от раввинов на издания, к которым они вовсе не намеревались в ближайшем времени приступить, но которые могли предпринять конкурирующие с ними фирмы. Выходили недоразумения, и возникали споры о том, с каким моментом следует считаться при разборе подобных дел, с моментом ли выдачи раввинской הסכמה («апробации») или с действительным началом издания; спор возникал также и о том, прекращается ли сила привилегии, если ограждаемый ею издатель успел распродать издание до истечения ее срока. От решения этих вопросов в ту или другую сторону зависел исход тяжб, возбужденных в первую половину прошлого века разными издательскими фирмами в России. Так, в 1815 году, когда еврейская типография в Копыси приступила к печатанию вавилонского Талмуда, против нее заявили протест волынские издатели, ссылаясь на то, что срок данной им привилегии еще не истек. Авторитеты того времени отнеслись к этому спору вполне рационально и, выяснив, что все экземпляры волынского издания уже разошлись, почти единогласно решили спор в пользу копысских типографов. Впоследствии к этому решению всецело присоединился весьма авторитетный Яков Карлинский (Kehilat Jacob, Choschen Mischp., 2). Так же логично отнеслись раввинские авторитеты позже к спору между славутскими и виленскими типографами из-за издания Талмуда иерусалимского, став на сторону славутских, уже приступивших к печатанию, против виленских, еще к делу не приступивших, хотя последние получили привилегию и раньше своих соперников (см. респонсы Schem-Arje, Choschen Mischp., 20). Интересно также разрешение раввинов перепечатать в России книги, незадолго перед тем изданные за границей. Помимо принципа, что привилегии раввинов не могут распространяться дальше страны, в которой раввины эти функционируют, тут играл роль еще другой мотив, заключавшийся в недоступности тех изданий для русских евреев вследствие почти совершенного закрытия нашей границы для иностранных произведений печати в эпоху тридцатых и сороковых годов 19 века (см., напр., Haskoma p. Абеле Посвольского к виленскому изданию Mine-Targimo p. Иеш. Берлина в 1836 году). Впоследствии, с большим упорядочением гражданских правоотношений на Западе, а также в России, авторы новых книг сами вступают в свои права, издание же старых книг предоставляется свободной конкуренции; словом, весь вопрос стал регулироваться действующими в стране законами, признанными и раввинами (см. Schem-Arje, ibid.).
Л. Кантор.3.