1812 год в воспоминаниях современников
М.: Наука, 1995.
«Записки московского жителя, живущего в Запасном дворце, о происшествиях в августе до ноября 1812-го года». [1813 г.][править]
«Записки» представляют собой едва ли не единственное свидетельство очевидца о том, что происходило в Запасном дворце и его окрестностях во время пребывания французской армии в Москве. Запасной (или Запасный) дворец, построенный в 1753 г., находился в Басманной части Москвы, на углу Красноворотной площади и Новой Басманной улицы. Дворец принадлежал дворцовому ведомству и служил резиденцией членам императорской фамилии и свите на время их пребывания в Москве. Чаще всего это происходило в связи с коронационными торжествами, когда двор приезжал в Москву и нужно было разместить императорскую семью и придворных.
Императорский Запасной дворец в Москве, так же как и Воспитательный дом, был каменный и поэтому послужил пристанищем для москвичей в неспокойное время в сентябре — начале октября 1812 г. П. В. Победоносцев записал в своем дневнике 16 декабря 1812 г.: «…Сокольский (Андрей Анисимович, преподаватель Екатерининского института. — Ред.) с женой, во время несчастья, был не далее как за 3 версты, и когда французы туда пришли, то жена его и сестра ее чудесным образом спаслись наверху под крышею и провели там несколько суток; потом он просил французского коменданта, и ему дали караул для провождения в Москву семейства его, и они жили уже в Запасном дворце, что у Красных ворот, и там выдавали им муку» (Победоносцев П. В. Из дневника 1812 и 1813 гг. о московском разорении // Рус. архив. 1895. № 2. С. 219).
«Записки» были обнаружены А. Г. Тартаковским в Архиве ПФИРИ. Ф. 115 (Коллекция рукописных книг).
«Записки» не подписаны, и, хотя в конце карандашом проставлена фамилия «Вишневский», авторство последнего весьма сомнительно.
Автографы надворного советника Г. Ф. Вишневского под его заявлениями в следственную сенатскую «Особую комиссию для точного исследования о преступивших долг и присягу» (РГИА. Ф. 1345. Оп. 98. Д. 942, ч. II. Л. 250, 277 об.) существенно отличаются по всем почерковым характеристикам от упомянутой карандашной пометы «Вишневский». О Г. Ф. Вишневском в «Записке» говорится всегда в третьем лице. Кроме того, при сличении фактического содержания «Записок» со следственными показаниями Вишневского обнаруживается, что автор «Записки» более обстоятелен и точен в описании событий, не ограничивается тем, что происходило в Запасном дворце и вокруг него, и отнюдь не касается того, в чем Вишневский считал своим долгом оправдаться перед комиссией сенаторов. Текстуальный анализ «Записок» и показаний Вишневского позволяет сделать вывод о том, что синтаксически и орфографически, а также по внутреннему психологическому настрою между обеими рукописями не обнаруживается определенной связи.
Автором «Записок» мог быть один из чиновников, живших во время пребывания в Москве французов в Запасном дворце.
Рукопись «Записок» входит в сборник на 180 листах, в картонном переплете с кожаным корешком, на котором имеется наклейка с надписью первой четверти XIX в. «Разные сведения». На верхней доске переплета имеется наклейка с «№ 4». В сборник, между верхней доской и рукописями сборника, вложен листок с надписью «№ 1059, 2148(1) из собр. Бауэра». Это дает указание на возможное первоначальное (или одно из первоначальных) местонахождение рукописи перед тем, как она поступила в Архив ПФИРИ. Хронологически материалы, помещенные в сборнике, охватывают период 1812—1815 гг.; большинство их относится к войне 1812 г. (копии указов, своеручных писем Александра 1, таблица с перечнем «понесенных потерь от нашествия… обывателями Московской столицы…» и пр.). Формат бумаги рукописи — в лист.
Рукопись написана одним почерком разными чернилами и представляет собой черновик с немногими редакционными исправлениями. Возможно, рукопись — один из вариантов текста, так как на л. 14 автор, как бы пропустив при переписке строку, начинает новую, не закончив предшествующий абзац; заметив ошибку, он вычеркивает начатую строку («Мы почти одни только жители Запасного дворца») и продолжает незаконченный абзац, а затем, л. 14 об., начинает с ранее вычеркнутой фразы. Кроме того, возможно, что рукопись создавалась на основе различных ранее осуществленных записей, и автор обратился к одной из таких записей, не закончив списывание предыдущего текста, и вернулся к нему.
Данная рукопись могла быть составлена с целью оправдания надворного советника Г. Ф. Вишневского, который давал показания в следственной комиссии.
Хотя анализ филиграни бумаги рукописи позволяет заключить, что она относится к 1813, 1816, 1819 и 1821 гг. (Клепиков С. Л. Филиграни и штемпели на бумаге русского и иностранного производства XVIII—XX в. М., 1959. С. 54. № 382), «Записки» скорее всего были составлены в 1813 г. Об этом свидетельствует, во-первых, живость и непосредственность передачи в ней в форме подробных поденных записей впечатлений от пребывания французов в Москве и, во-вторых, оправдательное назначение «Записки» — вопрос о виновности остававшихся здесь местных жителей наиболее активно обсуждался в судебно-следственных инстанциях именно в 1813 г.
Что было в сие время в Москве, того не было и не будет нигде и никогда! Еще ранее сентября уже начиналось преддверие сей гибельной бури, а продолжалось до 12-го октября. В оные сорок дней не токмо каждый час, каждая секунда дня и ночи ознаменована была новыми ужасами!!!
Во весь август выезжали уже московские жители в разные губернии; а с половины оного и до конца почти и день и ночь ехали во все заставы, забирая самое нужное из своего имения, а многие и без оного. Лошади наемные от сего вздорожали до крайности так, что в конце месяца не было совсем оных и ни за что не можно было достать их. Необыкновенная пустота на улицах наводила какой-то страх и уныние. Главный лазарет, назначенный в Москве, также раздирал сердца наши, видя множество наших раненых защитников отечества и их раны, коих, не уместя в казенные больницы, ставили в обывательские домы. Все, все тогда было в движении! В оные же смутные дни вывозили казенное имущество и присудственныя места.
С 31-го августа на 1-е сентября проходила наша армия чрез Москву, к Коломне. В сие же время сняли все габвахты и притоны; причем и полиция также со всем штатом и снарядами выехали поутру, и город был оставлен без всякого начальства и защиты два дни1. Вот новый ужас! От его начались бунты по всем улицам и домам, к усугублению которых вырвались колодники из острога, и ямы, смирительного дома и прочих частных тюрем, сумасшедшие, проходящие ратники, отставные армейские солдаты, выздоровевшие раненые, фурманьщики, проч.; все они начали разбитием питейной конторы и винного двора; потом кабаков и виноградных погребов, отчего водка, вино и полпиво2 текли реками по улицам. Ибо не столько пили, сколько лили. Пьяные же врывались в дома и лавки силою и грабили все попадающееся; тогда ни кто добрый человек не смел показаться на улицу. Лавки же все были заперты до 30-го числа; а следственно, кто из жителей не успел запасти припасов, то был без пищи. Тут чины, какия бы не были, не смели о себе объявлять на улице; крик, брань, угрозы и всякого рода буйства превышали все границы; в ето время, кто бы не перевозил свое имение в безопасное убежище от огня, был разбит и граблен на дороге наглым самым образом.
С 1-го же сентября на 2-е в ночи начались пожары в окрестностях Москвы, и слышна была пушечная пальба, огонь был день и ночь.
С 2-го числа загорелось все Замоскворечие и Смоленской рынок.
А 3-го и 4-го Китай-город со всеми лавками.
5-го числа был пожар и Красных ворот, и пошел к Лафертову; в ето время загорался Запасной дворец, в котором некоторые в окошках рамы уже выгорели и загоралась крышка, ибо около его вокруг был жестокий огонь, а к тому же перед вечером случилась столь сильная буря, что человеку не можно было устоять на ногах; столбы, прикованные железом, и зонты во дворце на галерее сорвало, песок и щебень несло по воздуху, а искры, уголья и головни сыпали наподобие сильного огненного дождя, покрыли весь дворец! Густой черной дым наполнил все улицы и затмил солнце! Глухой стон от падающих обгорелых потолков, крыш и стен! — вопли сгоравших больных, раненых и здоровых, не успевших из пламя выйтить! — вой собак, ржание лошадей, крики птиц; не умолимая в убийстве и грабеже ярость неприятеля; посрамление храмов божьих! Необозримое пламя, объявшее все части Москвы и окрестности оной, представлявшее океан огненный! — дым, все сие представляло страшную картину, которой никаким пером изобразить не можно!!!
Горе! Горе! и воспоминавшему оное!
В сие время жители из домов, объятых уже пламенем, выбегали в беспамятстве; искали спасения только жизни своей. Будучи ограблены, изувечены, а многие убиты, без пищи искали спасения в домах, по крайней мере уцелевших от огня. Наш дворец к спасению таковых и послужил, ибо оный сохранен был чрез необыкновенное благоразумие и деятельность г-на надворного советника и кавалера Гаврилу Федоровича Вишнев-- скаго3, не только от пожара, но и от грабежа и голодной смерти! он принял и спас таковых нещастных от пятисот человек разного звания, в коих до 50-ти чиновников; распоряжение его к заливанию пожара вместе с нами, мгновенные его способы в такое критические время, словам сказать: водимый Богом, умел спасти не только от огня, меча, но и от грабежа. Да будет хвала Богу! и благодарение Вишневскому! Имя его не будет забвенно вовеки!!!
Таковые ужасные пожары продолжались 8 суток, то есть до 9-го числа, в которое время некоторые жители, выбегавшие из пламя, спасая себя от огня, почитаемы от неприятеля были за зажигальщиков и фискалов и вместе с действительно таковыми были тот же час без суда при глазах наших расстреливаны; а другие повешены, многие изрублены саблями и исколаты штыками, а прочие, изнемогая от голода, также умирали, не исключая и младенцев. Тела сих нещастных мучеников и самых злодеев, заслуживающих подобною участь, также и остовы околевших лошадей покрывали все улицы, дома и дворы! а убийствы, грабежи и голод, все поедающий огонь, пушечные и оружейные выстрелы уверяли несомненно нас в представление света! Во все сии дни, в коих властвовала анархия, мы проводили и день, и ночь без сна на дворе, опасаясь огня, грабежа и ожидая ежеминутно смерти от проезжающих в беспорядке безпрестанно отрядов неприятеля и врывавшихся в дом наш, которые в одной руке пистолетом и в другой саблею вынуждали делать из нас все, что им хотелось! от тайного советника до последнего мужика, разного звания люди видели все роды сих ужасов и насилий, быв ограблены, принуждаемы еще были вместо лошадей носить для неприятельских солдат тягостнейший ноши ограбленного ими имущества, рыть на огородах картофель, и за то, что не сможет нести долго тягость сию, были биты и увечены саблеми. Абыватель, коего с домом сгорело все его имущество, оставшееся еще, принужден был сам отрыть и сам же нести за неприятелем тягость, соразмерною лошади, — оставя между тем жену и семейство свое на произвол судьбы! Многие и поднесь не отыщут своих жен и родственников!! Таковую участь, я говорю, имели все, от генерала до мужика.
Первый отряд неприятельской был конница, которая показалась 2-го сентября в 6-м часу пополудни у Красных ворот. 4-го числа г-н Гаврила Федорович Вишневский умел умолить некоторых неприятельских офицеров стать к нам постоем, чтоб охранять от грабителей и убийц.
5-го числа, когда был в опасности от огня, ужасной бури и наш дом, мы толпою до несколько сот людей разного звания с женами и детьми принуждены были искать спасения в незагоревшихся домах; для чего и пошли по улицам искать таковых, сквозь пламя, опаляющее нас с обеих сторон. На дороге, по коей шли, хотя и с провожатым одним французским офицером, но все были останавливаемы поляками и граблены. Необыкновенная картина! огненое море, жар и дым на каждом шаге нас останавливало; частые встречи неприятелей, обирающих нас с обнаженным оружием, приводило в неизъясненное отчаяние и страх! Нашедши уцелевший дом г-на Нелединскаго4, что у Златоустенского монастыря5, в нем ночевали с дозволения находящегося в нем французского полковника; кто мог в комнате, но большая часть и за множеством несщастных сотоварищей на дворе. Поутру, когда и сей был угрожаем огнем, мы пошли искать другово и, обрев таковой на Покровке г-на Булыгина, но в коем не более
3-х часов побывши, быв угрожаемы следующим за нами пламенем, перешли опять в Запасной дворец, который уже просчистился от дыма, а по взгорению около его всех окружностей, от огня. В нем-то мы, уже находясь все время бытности французской, себя спасали, хотя видели всех родов ужасы! видели многочисленных врагов своих, составленных из десяти или более наций и языков!
Можно ли не сказать, что сие происшествие есть Епоха в истории! Что приключение сие было неожиданно! Что огненное море пожара и бури было необыкновенно! Что многоязычность врагов та же! Что поступки их ужастны!! И что оставшиеся жители Москвы, коих очень много, примерно нещастны!!! Мы почти одни, только жители Запасного дворца, которых сохранена не только милая для всех жизнь, но и все имущество, как казенное, церковное, так и частное, имели даже во все сие время и пропитание, но все сие чрез мудрое распоряжение г-на Вишневского, который, подвергая себя тысячи опасностям лишится своей жизни, исходатайствовал не только охранительный караул к нашему дому, доставил нам пропитание, но уделял и многим посторонним, даже наших раненных, кои обгорели, а другии валялись на улицах, умирая с голода, испросил прибрать в больницы, где, совокупя с прочими там уже бывшими, доставлял пропитание, кроме того, что он испросил освобождение знатным семерым нашим чиновникам, взятым в залог под крепкою стражу, и возвратил их отчаявшимся семействам. Бог! и милосерднейший наш монарх! за того его и самого не оставит!!!
До вступления в дом наш караула, во время страшного грабежа и насильствия, и когда лютая смерть быстро носилась над обширным градом, Москва ежеминутно насыщалась нещастными жертвами своими; тогда и наш дом был посещен сими разбойниками; и самая первая жертва сего грабежа был спаситель наш г-н Вишневский, коего одного, почти обобрав, ушли. Ни один дом, лавка, ни одна церковь и ни один человек в городе не был пощажен от грабежа и насильствия!
От 2-го сентября и до 6-го октября во время, которое не можно было никому отважиться ходить по улицам для доставления себе пищи, ибо грабеж и всякого рода насильствия не переставали, хотя, впрочем, и были противу сего взяты меры от французского начальства, но не имев по многим причинам к тому способов, не могло оно сего прекратить совершенно. Во все же сие время зарево продолжалось вокруг нас и день и ночь.
6-го же числа октября неприятельская армия с императором своим весьма поспешно в ночь вышла из Москвы на Калужскую дорогу, сняв кордон и пикеты от всех застав, расставив оные по Белому городу; в Кремле же остался главный командующий маршал дюк Тревизский6 и Лесепс с малым числом войска.
7— го числа зажгли пороховой двор, что в Сокольниках у Красного пруда; вот опять новое явление! Новый ужас! это был Везувий в Москве! Мы же бедные по нещастию были близки от сей смертельной картины, находясь в Запасном дворце. В 3-м часу пополудни совсем неожиданно вдруг раздался страшный гром с треском! от коего старинные стены нашего дома затряслись, стекла попадали! Мы без памяти, с бледными лицами выбежали на двор и на улицу узнать причину оного; мы в страхе вообразили, что вся Москва взлетела на воздух! Увидели черный дым, покрывающий все поле в Сокольниках, дознали, что ето взрывают пороховые онбары! тем еще более ожидали неминуемой себе смерти; все женщины, бывшие с нами, были полумертвы! вскоре последовал другой удар, несравненно жесточае первого, и надобно думать, что там были оставлены или нарочно приготовлены начиненные бомбы, которые за ужасным выстрелом взлетали вверх, разрываясь с сильным треском, причиняли такой гром в воздухе, что кроме опасного потрясения стен в домах, но и отшибало духом людей, стоявших на улице. После оного следовали многие удары до самой темной ночи, а огонь продолжался сутки! Гром сей был так силен, что был слышен за 64 версты от Москвы, то есть у Троицы-Сергия! — а в Москве тряслись все здания!!!
При таковых необыкновенных и ежеминутных ужасах! мы почти лишены были всех чувств, почитая все оное за сон, не воображали ето наяву и не ожидали уже лучшей себе участи! Забвенны от всего света, лишенные всех удовольствий, способов и всего, не зная, что еще с нами будет? Не зная о участи любезного своего отечества, родных и друзей! Как вдруг 8-го числа к неизъяснимой нашей радости, в полдня увидели скачущих из всей силы из Сокольников к Красным воротам российских казаков, человек с десять, которые искали по улицам и дворам французов, спрашивали у нас, нет ли оных в доме?7 Но, как сказано выше, что цепь пикетов французских расставлена по Белому городу, а войско их в Кремле; следовательно, за Белым и Земляным валом французов уже не было на квартирах, кроме запоздавших, которые забирали последнее свое имущество на прежних квартирах. Оных наши казаки всех кололи, стреляли и в плен брали. Около дому нашего с десяток убили. Ночью же сего числа казаки уже не показывались и французские патрули разъежали в большом числе.
9-го были сшибки казаков с французскими пикетами, а особенно у острога и Петровского дворца; причем казаки гнались за неприятелем до Кремля. В сей же день французы били всех, кто с бородой, щитая за Козаков.
10-го оставшиеся в Кремле французы вышли из Кремля и из всей Москвы в 7-м часу пополудни. И казаки опять показались в Сокольниках. С сего дня мы начали было думать о свободе своей и переменении горькой участи, но оное же ужасное число доказало нам, что мы должны были еще зреть новые ужасы!
С 10-го на 11-е, в 3-м часу пополуночи, раздался сильный гром! с начала ночи сей было зарево над Кремлем, которое усиливалось к полуночи более, и к 3-му часу, распространяясь вверх, образовало огненный столб, из которого произошел тот ужасный выстрел, от которого потряслась вся Москва! и взорвало часть арсенала в Кремле. Чрез полчаса последовал другой удар, продолжительнее первого и пошел сильный дозжик. Мы, для которых вся сия ночь протекала во ожидании разрушения всего города и Запасного дворца, приготовились на все! Но слава в вышних Богу!!! Только пятью ударами во всю ночь кончилось варварское намерение подорвать весь Кремль. Поутру узнали, что желание врага[1] не исполнилось и Кремль потерял очень мало — святые соборы остались невредимы, только во всем городе вышибло стеклы вон.
С 10-го до 12-го числа было опять безначалие и страх от окрестных крестьян, которые съехались изо всех деревень и верст за 30-ть отстоящих для ограбления оставшего после французов имения. Мы в сие время опять не выходили со двора, ибо оные, нашедши после неприятеля в остроге и прочих домах водку и вины, а на винном дворе простое вино, напились пьяны; буянили и грабили все остальное, входили в домы, били зеркала, а другие с собой увозили, как-то: мебель, посуду, медь, железо и что только могли найтить. Соль, медные деньги, которых много еще оставили французы в казначействе и которые прежде сего оне продавали русским двадцатипятирублевый мешок за 20-ть и за 30-ть коп. серебра.
12-е число было уверением, что французы оставили Москву совершенно чрез вступление в город российской регулярной конницы, как-то: части драгунов, уланов, гусаров и Козаков8 с генералами Иловайским 4-м9 и Бекендорфом10, с которыми также прибыл и исправляющий должность полицмейстера господин Гельман11. После чего натурально мы стали ожидать оживления себе от своих соотечественников! И надеемся, что, видевши ужасы всех родов, перенеся все бетствия неслыханные и примерные изувеченные, лишенные всего и потерявшие еще многих кровных, — надеемся, что всеблагий Бог возрит на наши мучения! Что премудрый Александр, милосерднейший монарх наш, вникнет в положение своих подданных и единым соболезнованием своим воскресит уже нас почти умерших!
Умалчивая о тех ежеминутных убийствах, которые окружали нас и подобных сему, что тайной советник П. и действительный статский советник А. нагии в стужу лежали в поле без пищи 6-ть суток, что известный богач Устинов12, ограбленный, пришел с Арбата в Басманную босиком, претерпев и на дороге множество насилий! Что священнику церкви Михайлы Архангела дали семнадцать ран разными оружиями, у которого сгорело и ограблено уже было все его имущество! Что многие иереи в облачении изрубленные валялись на огородах и улицах! Что на дворах и улицах лежали згоревшии и полуобгорелые люди, а другие, умершие от оружия и голоду! Что в храмах стояли лошади! и проч., и проч. Что как сами сии особы, так и мы все, под присягой уверим в истинне каждого слова, тут написанного, ибо мы к нещастию были сами же жертвы и очевидцы всего сего!!!
Для продовольствия жителей открылся в Москве торг на Старой плошади и в Охотном ряду на возах, где продают мясо, муку, сапоги и проч.
К 15-му числу прибыл московский обер-полицмейстер Ивашкин13 и назначенный в Москве комендантом г-н Спиридов14.
За ними вскоре приехали главнокомандующий Москвы гр. Федор Васильевич Растопчин и гражданский губернатор Обрезков15.
Октября 27-го числа было для нас совершенным для нас[2] разрешением двумесячных страдальческих оков наших! Не так ясно солнце светом разогревает злаки, оживотворяя оные после бурной зимы! Не так услаждают светлый месяц заблуждого в лесу странника в самую темную ночь! Не так спокойная пристань воскрешает пловцов после ужасного кораблекрушения! Как в 9-м часу утра приезд великодушнейшего начальника нашего, его высокопревосходительства Петра Степановича Валуева16, который, как светлый луч во тьме, озарил унылые души наши, и мы теперь имеем твердую надежду существовать и быть под покровительством его по-прежнему щастливы!! Мы на коленях, с сокрушенным сердцем, чистою душею просили Бога! и он послал нам его!
Примечания[править]
Архив ПФИРИ. Ф. 115 (Коллекция рукописных книг). № 475. Л. 12-17.
1 Автор «Записок» допускает неточность, ибо известно, что русская армия начала проходить через Москву в ночь с 1 на 2 сентября. Во второй половине 2 сентября 1812 г. в город уже вступили французы.
2 Напиток, который варился из оставшихся после приготовления пива хлебных продуктов. Подавался в специальных питейных заведениях.
3 Вишневский Гавриил Федорович, надворный советник, чиновник Кремлевской экспедиции. Его имя значится в списке лиц, привлеченных к суду по подозрению в сотрудничестве с французской администрацией. На следствии, которое проводилось особой сенатской комиссией, выяснилось, что Вишневскому, напротив, были обязаны сохранением Запасного дворца, спасением жизни пяти приходских священников, а также около 500 разного звания, и ограждением от разграбления их имущества (Киселев Н. Дело о должностных лицах московского правления, учрежденного французами в 1812 г. // Рус. архив. 1868. С. 894—895, 900—901).
4 Нелединский-Мелецкий Юрий Александрович (1752—1829), тайный советник, сенатор, почетный опекун Воспитательного дома, заведовавший учебной частью в московских училищах ордена Св. Екатерины и в училище мещанских девиц, поэт и переводчик.
5 Златоустовский мужской, 3-го класса (с 1764 г.) монастырь находился на Маросейке, между Мясницкой и Покровской улицами.
6 6 октября 1812 г. фактически началась эвакуация французами Москвы. Ранее, 5 октября была предпринята эвакуация раненых в Смоленск; тогда же французским войскам раздали дорожный провиант. Вечером 6 октября главная квартира наполеоновской армии была переведена из Кремля к Коломенской заставе. 7 октября Наполеон еще находился в Москве. В 5 часов утра он покинул Москву, где еще оставался гарнизон под командованием маршала Мортье численностью около 10 тыс. человек.
7 Мортье Эдуард Адольф (1768—1835), маршал Франции (1804), герцог Тревизский (1808). В 1812—1813 гг. командовал Молодой гвардией. Военный губернатор Москвы.
8 Приведенные свидетельства дополняют уже известные данные о неоднократном проникновении казаков в занятую французами Москву. Ср.: Москва в октябре 1812 года (из бумаг С. И. Селиванского) // ЧОИДР. 1915. Кн. 2. Разд. III (Смесь). С. 23. Французский гарнизон выступил из Кремля через Каменный мост и двинулся по Калужской дороге 10 (22) октября в 11 часов вечера. Ночь с 10 (22) на 11 (23) октября 1812 г. — дата, когда французы окончательно оставили Москву, что подтверждается многочисленными источниками.
9 Иловайский 4-й Иван Дмитриевич (1767 — после 1827), генерал-майор. В 1812 г. командовал казачьими полками в арьергарде 2-й Западной армии, участвовал в сражениях под Романовом, Велижем и Смоленском. Первый проник в Москву со своим казачьим отрядом. В 1813—1814 гг. участвовал в заграничных походах русской армии.
10 Бенкендорф Александр Христофорович (1783—1844), известный впоследствии русский государственный деятель: начальник штаба Гвардейского корпуса, шеф корпуса жандармов и главный начальник III отделения. Участник войн 1805—1814 гг., в том числе войны 1812 г. И. А. Тутолмин, сообщая в своем донесении императрице Марии Феодоровне о состоянии Воспитательного дома, писал о том, что гусарский полк генерал-майор Бенкендорфа вошел в Москву 11 октября, «снабдил Воспитательный дом караулом и оказывал мне всевозможное свое пособие, по принятой им на себя в городе должности коменданта» (ЧОИДР. 1860. Апрель-июнь. Кн. 2. Отд. V. С. 178).
11 Гельман И., майор московской драгунской команды, вступил временно в должность полицмейстера по поручению генерал-майора И. Д. Иловайского. См. рапорт И. Гельмана обер-полицмейстеру П. А. Ивашкину от 15 октября 1812 г. (Бумаги, относящиеся до Отечественной войны… М., 1897. Ч. I. С. 101—102).
12 Вероятно, речь идет об Устинове Александре Михайловиче (1789—1818), титулярном советнике и кавалере.
13 Ивашкин Петр Алексеевич, генерал-майор, московский обер-полицмейстер.
14 Спиридов Григорий Григорьевич (1758—1822), московский обер-полицмейстер (1798—1800). В 1812 г. вступил в Переяславское ополчение и участвовал в многочисленных боях с отдельными частями французской армии. После оставления французами Москвы был назначен комендантом, а затем гражданским губернатором Москвы; находясь на этих постах, много способствовал восстановлению города и реставрации сохранившихся зданий.
15 Обрезков Николай Васильевич (1764—1821), московский губернский предводитель дворянства, гражданский губернатор Москвы (с июня 1810 г.), сенатор, тайный советник.
16 Валуев Петр Степанович (1743—1814), действительный тайный советник, главноначальствующий над Кремлевской экспедицией, сенатор.