За два с половиной года войны в Европе. Переезд во Францию (Троцкий)

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
За два с половиной года войны в Европе. Переезд во Францию. Париж. Вивиани. Жоффр. Бриан. Клемансо
автор Лев Давидович Троцкий (1879–1940)
Из цикла «Из Австрии в Швейцарию (три очерка)». Опубл.: газета «Новый Мир», Нью-Йорк, 22 марта 1917. Источник: Троцкий, Л. Д. Война и революция : Крушение второго Интернационала и подготовка третьего. — Пг.: Гос изд-во, 1922. — Т. 1. — С. 157—160.

19 ноября (1914 г.) я переехал границу Франции. Сестры Красного Креста подходили к дверям вагонов с кружками для сборов. У всех было такое настроение, что война закончится никак не позже весны, хотя никто не мог бы сказать, почему: просто человечество еще не успело привыкнуть к войне, как к нормальному состоянию.

Париж был печален, отели стояли пустыми, еще далеко не все вернулись из числа тех, кто бежал в августе из Парижа; улицы по вечерам погружались во тьму, кафе запирались к 8 часам вечера. «Чем объясняется эта последняя мера?» спрашивал я у сведущих людей. — «Очень просто: генерал Галльени, губернатор Парижа, не хочет, чтобы публика скоплялась. В такую эпоху кафе легко могут стать по вечерам очагом критики и недовольства для рабочего населения, которое занято в течение дня».

Всюду было много женщин в черном. В первую эпоху еще свежего торжественно-патриотического настроения траур носили не только матери и жены, но и наиболее отдаленные родственницы. Дети всюду играли в войну, и многих матери одевали в военную форму. Выздоравливающие раненые со свежими крестами на груди бродили по улицам. С ними почтительно и как-то заискивающе заговаривали патриотические и довольно крепкие старички с ленточками Почетного Легиона в петлице. Их много ходит по Парижу, этих несгибаемых сторонников «войны до конца», которые в 1870 г. были слишком молоды для участия в войне, а теперь уж слишком стары…

Временами налетали цеппелины. Помню, раз в декабре (1914 г.) я возвращался ночью по полутемным улицам домой. С одной стороны, потом с другой раздались трубные звуки, до последней степени тревожные… Забегали темные силуэты, и немногие уличные фонари, покрытые сверху щитами, стали потухать один за другим. Через несколько минут воцарилась на улице абсолютная тьма — и ни одной человеческой души. Я все еще не понимал в чем дело, хотя чувствовал, что творится что-то неладное… Раздался глухой гром, потом другой — ближе, потом третий — опять дальше… Стало ясно, что стреляют: снизу или сверху? То-есть пушки ли палят, пугая невидимые цеппелины, или же воздушные корсары бросают вниз разрывные снаряды?

Потом оказалось, что и то, и другое. Долго бродил я так по темным улицам. Через полчаса приблизительно забегали по небу лучи прожектора с Эйфелевой башни… В отеле у себя я застал необычную картину: все жильцы сидели на ступенях винтовой лестницы при стеариновых свечах и читали, разговаривали или играли в карты. Зажигать в комнатах электричество было строго запрещено. Из окна пятого этажа смутно чувствовался притаившийся внизу город. Раза два еще раздавались отдаленные взрывы. Прожекторы обыскивали небо беспрерывно. Уже под утро прозвучали снова трубные звуки, на этот раз бурные и жизнерадостные: враг бежал, можно снова зажигать свет, и те немногие, что забрались в подвалы, могут безнаказанно вернуться в свои этажи. На другое утро газеты сообщили, в каких частях города разрушены дома, и сколько было при этом человеческих жертв.

Во главе французского правительства стоял в начале войны достаточно безличный фразер Вивиани, бывший социалист и ученик Жореса. Вообще французская буржуазия охотно доверяет ныне вчерашним социалистам наиболее ответственные посты. Французские радикалы, главная партия республики, отличаются в большинстве своем слишком узким и провинциально-мелкобуржуазным кругозором, чтобы руководить в трудных условиях делами французской биржи. Адвокат, который прошел социалистическую школу и знает, на каком языке надо говорить с рабочими массами, гораздо сподручнее для нынешней сложной политики, — разумеется, при условии, если этот адвокат готов за подходящую цену продать капиталу свою так называемую совесть. Другой бывший социалист, Бриан, некогда апостол всеобщей стачки, занимал в министерстве Вивиани пост министра юстиции. Бриан с нескрываемой иронией относился к своему премьеру, критиковал в кулуарах парламента реакционные повадки Вивиани и вообще не спеша подготовлял падение своего друга и шефа…

Авторитет Жоффра стоял в это время — после марнской битвы, остановившей наступление немцев — на самой высшей точке; вся пресса говорила о нем не иначе, как коленопреклоненно и с бонапартистским презрением писала о республиканском парламенте, как о ни на что не пригодном собрании болтунов. В реакционном подполье шла деятельная подготовка государственного переворота. С главным органом Франции, «Temps», велись на этот счет переговоры, сведения о которых переходили из уст в уста. Словом, бонапартистский переворот висел, казалось, в воздухе. Но… для того, чтобы сделать рагу из зайца, нужно — по французской пословице — иметь зайца… А его-то именно и не было… Для бонапартистского переворота не хватало Бонапарта.

Во всяком случае, «папаша Жоффр» меньше всего подходил для этой роли. Его осторожность, выжидательный характер, отсутствие всякого размаха мысли делают его прямой противоположностью величайшему гению французской военной традиции, Наполеону. Жоффр в области стратегии как нельзя точнее передает характер той консервативной и ограниченной французской мелкой буржуазии, которая боится всякого «рискованного» шага. После битвы на Марне (заслугу ее многие приписывают не Жоффру, а Галльени) военный авторитет генералиссимуса шел постепенно — сперва медленно, а затем все скорее — на убыль. Никакого другого «орла» ему на смену французская армия не выдвигала. Новых побед и новой славы не было. Шансы военного переворота естественно падали.

Вообще «орлов» в политической жизни Франции сейчас не видать. Наоборот: никогда, может быть, посредственность не царила в третьей республике так неограниченно, как. в это трагическое время. Самый большой человек, какого смогла выдвинуть французская буржуазия на руководящий пост, это Аристид Бриан. Без какой бы то ни было руководящей «государственной» идеи, без самых необходимых политических и нравственных правил, великий мастер закулисных комбинаций, торговец полумертвыми душами французского парламента, сеятель подкупа и разврата, чарователь с манерами политической кокотки, Аристид Бриан по всей своей фигуре является наиболее ярким издевательством над «великой», «национальной», «освободительной» войной.

Самым опасным противником Бриана остается старый низвергатель министров, «тигр» французского радикализма, семидесятипятилетний Клемансо… Главной силой его публицистического таланта является злость. Клемансо слишком хорошо знает все закулисные пружины французской политики, чтобы питать на ее счет какие бы то ни было идеалистические иллюзии. Он слишком зол, чтобы оставлять нетронутыми эти иллюзии у других. Больше, чем кто бы то ни было Клемансо сделал за время бойни для сокрушения дутых авторитетов национальной войны: президента республики Пуанкаре, главнокомандующего Жоффра и главы министерства Бриана. Но и сам Клемансо, обломок якобинизма в эпоху диктатуры финансового капитала, лишен какого бы то ни было творческого плана, он требует удесятеренной энергии для доведения войны до конца.

P.S. После того как были написаны предшествующие строки, падение Бриана стало давно совершившимся фактом. Клемансо был сперва обойден. Во главе министерства поставлен старик Рибо, слегка «полевевший» консерватор без определенной физиономии в вопросах войны. Министерство Рибо было бесцветно-выжидательным министерством. Рибо сменил Пенлеве, ученый физик, политический диллетант, главный ресурс которого состоял в неизрасходованной репутации. На смену Пенлеве пришел, наконец, Клемансо. Его министерство возникло, как выражение политического отчаяния. Оно стало, правда впоследствии, министерством победы. Но… история еще не сказала последнего слова.



Это произведение находится в общественном достоянии в США, поскольку оно было опубликовано до 1 января 1929 года. Обратите внимание, что оно может находиться под защитой авторского права в других государствах.
Это произведение перешло в общественное достояние в России согласно ст. 1281 ГК РФ, и в странах, где срок охраны авторского права действует на протяжении жизни автора плюс 70 лет или менее.

Если произведение является переводом, или иным производным произведением, или создано в соавторстве, то срок действия исключительного авторского права истёк для всех авторов оригинала и перевода.