— Къ вамъ можно? — повторилъ я черезъ запертую дверь.
— Кто такой? — послышался изнутри сердитый старческiй голосъ.
— Это я, Михаилъ Осиповичъ — пустите. Я вамъ ничего дурного не сдѣлаю.
Дверь, защелкнутая на цѣпь, прiотворилась, и на меня глянуло испуганное, злое лицо Меньшикова.
— Да вѣдь вы, небось, драться пришли? — недовѣрчиво прохрипѣлъ онъ.
— Чего же мнѣ драться... У меня и палки нѣтъ.
— А вы, можетъ, руками... а?
— Нѣтъ, руками я васъ не буду... Право, пустите. Я такъ, поболтать пришелъ.
Послѣ долгаго колебанiя Меньшиковъ снялъ цѣпь и впустилъ меня.
— Здравствуйте, коли пришли. Не забываете старика — хе-хе...
— Гдѣ васъ забыть!
Онъ провелъ меня въ большую холодную гостиную съ застоявшимся запахомъ деревяннаго масла, старой пыли и какой-то мяты...
Мы сѣли и долго молчали.
— Альбомикъ не желаете ли посмотрѣть? — придвинулъ онъ мнѣ книгу въ кожаномъ переплетѣ съ оторванными застежками
Я развернулъ альбомъ и наткнулся на портретъ какого-то унылаго человѣка.
— Кто это?
— Большой негодяй! Устраивалъ сходки разныя... Да — шалишь — сообщилъ я кому слѣдуетъ...засадили его.
— Гм... А этотъ?
— Морской чиновникъ? Воръ и растратчикъ. Я въ одной статьѣ такое про него написалъ, что вверхъ тормашками со службы полетѣлъ.
— Это вотъ, кажется, очень симпатичное лицо...
— Какое! Бомбистъ, совершеннѣйшiй бомбистъ! Школьнымъ учителемъ былъ. Онъ, правда, бомбъ еще не металъ, но могъ бы метать. Ужасно казался мнѣ подозрительнымъ! Въ Якутской области теперь.
— А этотъ?
— Этотъ? Просто мерзавецъ. Вотъ тутъ еще есть — жидъ, зарѣзавшiй отца, поджигатель, два растлителя малолѣтніхъ... а эти — такъ себѣ, просто негодяи.
Онъ закрылъ альбомъ и, прищурившись, ласково сказалъ:
— Можетъ, вы свою карточку дадите, а? Я бы вставилъ ее въ альбомчикъ.
— Гм... послѣ развѣ, когда-нибудь.
Онъ сидълъ, со сложенными на животѣ руками, молча, съ любопытствомъ поглядывая на меня.
Потомъ всталъ, оправилъ лампадку, и, вытирая замаслившiеся руки объ волосы, спросилъ скрипучимъ голосомъ:
— Небоcь, бомбы все бросаете?
— Нѣтъ, не бросаю. Чего же мнѣ ихъ бросать...
— Нынче всѣ бросаютъ.
Узнавши, что я бомбъ не бросаю, онъ повеселѣлъ и, скорчивъ лицо въ подобіе улыбки, хлопнулъ меня по колѣну:
— Такъ ужъ и быть!.. Показать развѣ вамъ мой звѣринецъ?!
Я удивился.
— Звҍринецъ? Развҍ вы такъ любите животныхъ?
— Хе-хе... У меня особый звҍринецъ... Совершенно особенный!
Взявши связку ключей, онъ подмигнулъ мнҍ и повелъ черезъ рядъ пустынныхъ холодныхъ комнатъ, съ тҍмъ же запахомъ.
— Вотъ мой звҍринецъ, — сказалъ онъ, скаля беззубый ротъ въ подобіе привҍтливой улыбки и открывая ключемъ послҍднюю дверь.
Въ небольшой комнатҍ сидҍли за столомъ и играли въ «шестьдесятъ шесть» трое мужчинъ и одна женщина.
— Ну, какъ вы тутъ, ребята? — сказалъ Меньшиковъ, подозрительно осматривая всҍхъ и похлопывая по ногҍ откуда-то взявшимся арапникомъ.
— «Раскаявшійся рабочій»! «Раскаявшійся рабочій»!! Ты опять пьянъ, мерзавецъ?! — закричалъ онъ вдругъ, вглядываясь въ лицо человҍка съ краснымъ носомъ и слезящимися глазами. — Ты чего смотрҍла, «Дама изъ общества»? А ты, «Освҍдомленное лицо съ Кавказа», — шампуръ тебҍ въ глотку?! Дармоҍды! Всҍхъ выгоню!!
Кавказецъ въ истасканномъ бешметҍ всталъ и, почесавъ грязной рукой за ухомъ, хладнокровно сказалъ:
— Зычҍмъ кырчать? Ему водкамъ давалъ «Мужичекъ изъ деревни».
«Дама изъ общества» строила мнҍ уже глазки и, подойдя бочкомъ, спросила:
— Парле ву франсе?
— Пошла, пошла, старая грҍшница, — закричалъ на нее Меньшиковъ, грозя арапникомъ.
Потомъ, видя, что я съ удивленіемъ смотрю на всю эту сцену, онъ мнҍ объяснилъ:
— Это, видите ли, звҍринецъ. Для статей держу этихъ дармоҍдовъ... Вдохновляютъ меня. Тутъ они не всҍ... Нҍкоторыхъ гулять я отпустилъ. Здҍсь вы видите «Мужичка изъ деревни», «Раскаявшагося рабочаго», «Освҍдомленное лицо съ Кавказа» и «Даму изъ общества».
77
— Она въ самомъ дѣлѣ изъ общества? — спросилъ я, поглядывая на ея толстое накрашенное лицо.
— Да, я ее взялъ изъ общества спасенiя отъ разврата падшихъ женщинъ. Домъ она какой-то на Лиговкѣ содержала. А это вотъ — «Мужичекъ изъ деревни». Пьяница, каналья, и, какъ напьется, колотитъ «Даму изъ общества».
— А «Освѣдомленное лицо съ Кавказа»?
— У Макаева шашлыкъ жарилъ. Я его къ себѣ сманилъ. Правильный парень. Тараска! Что нужно жидамъ дѣлать?
— Рѣзатъ! — завизжало «Освѣдомленное лицо».
— Видите!... Ты куда, мерзавецъ!! Отдай имъ бумажникъ!
Онъ хватилъ арапникомъ по рукѣ «Раскаявшагося рабочаго» и, отнявъ у него появившійся откуда-то мой бумажникъ, возвратилъ его мнѣ.
— Вы съ нимъ поосторожнѣе. Что ни увидитъ, негодяй, все сопрётъ. Часы цѣлы ли?
«Дама изъ общества» тайкомъ ущипнула меня за руку, а «Освѣдомленное лицо съ Кавказа», замѣтивъ это, скрипнуло зубами и положило руку на рукоять кинжала.
— Пойдемте! — сказалъ я.
Меньшиковъ подмигнулъ мнѣ и сказалъ:
— Романъ тутъ у нихъ... Но «дама», кажется, флиртируетъ, кромѣ того, съ «мужичкомъ изъ деревни». Впрочемъ, пойдемте. Воздухъ у нихъ тутъ... дѣйствительно!
Мы вышли.
Я сталъ прощаться.
Провожая меня, Меньшиковъ лукаво подмигнулъ и сказалъ:
— А вѣдь, давеча, соврали-то, а? Хе-хе... Бомбочки то, вѣдь, бросаете? Ну, сознайтесь!
Боясь сознаться, я поспѣшно вышелъ.
78
