Золотая волосинка (Ширман, Васильченко)

Материал из Викитеки — свободной библиотеки

На самом краю села стояла старая хата. Жил в той хате бедный мужик с сыном Степанушкой.

Все село считало Степана дураком за то, что он сильных не боялся, а слабых жалел.

Однажды вечером говорит отец Степану:

— Горе нам с тобой, сынок. Хлеба у нас на завтра нет и занять не у кого. Придется тебе идти на заработки.

— Ладно, — говорит Степан, — ежели нужно, значит, пойду.

Сборы были недолгие: лапти на ноги, шапчонку на уши, суму через плечо — и пошел Степанушка из родного села куда глаза глядят.

Шел день, шел два, на третий день дошел до барской усадьбы. Вошел в ворота тесовые, видит дом каменный, а на балконе барин в халате сидит, чай-кофе пьет.

Снял Степан шапчонку, поклонился барину и спрашивает:

— Не найдется ли у вас, барин, какой-нибудь работенки?

Осмотрел его барин с головы до пят и отвечает:

— Пожалуй, что и найдется. Свиней пасти можешь?

— Могу.

— Ну, тогда гляди в оба: вон на том лугу будешь пасти трех свиней, да только не простых, а особенных: одну медную, одну серебряную и одну золотую. Береги их как зеницу ока. Убережешь — получишь награду хорошую; не убережешь — на себя пеняй.

— Уберегу ваших свинок, барин, будьте спокойны.

И начал Степан с того дня пасти на лугу барских свиней — не простых, а особенных: медную, серебряную и золотую.

Пасет день — ничего, пасет два — ничего, а на третий — как встало солнце в полдень, слышит из-за леса топот. Вылетает на луг добрая тройка и везет та тройка золотую карету. Остановилась карета перед Степаном, и выходит из кареты красная девица.

— Здравствуй, пастушок! — говорит девица ласково.

— Здравствуй, девица!

— А знаешь ли ты, кто я?

— Откуда же мне, дураку, знать, кто ты?

— Ну, так знай: я — царева дочка.

— Теперь буду знать. А я — Степанушка-дурачок, свиной пастух.

— Слушай, Степанушка, какие у тебя свинки красивые! Подари мне вон ту медную, я ее в гостиную пущу — гостей развлекать буду.

— Нет, царевна, что не могу, то не могу: свинки-то не мои, а бариновы.

— Ну, Степанушка, ну, миленький, подари медную свинку, а я тебе за это примету тайную покажу…

— Ладно, — сказал Степан, поймал медную свинку, посадил ее в карету. — Ну, царевна, показывай примету.

Сняла царевна корону и нагнула голову. А волосы у царевны от солнца блестят — глазам больно.

— Гляди, Степанушка, на мои волосы, не мигай, а я буду до ста считать; что заметишь за это время, то и есть моя примета.

Глядит Степан, таращит глаза, ничего не видит.

Просчитала царевна до ста, села в карету и уехала. Так и остался Степан в дураках.

Пригнал домой двух свиней — серебряную и золотую.

Барин спрашивает:

— А медная где?

— Не могу знать, барин, наверно, волки унесли.

— Ах ты такой-сякой… Эй, слуги, всыпьте ему двадцать плетей!

Всыпали Степану двадцать плетей, и опять пошел он пасти барских свиней — серебряную и золотую. Прошло два дня, а на третий — опять, как встало солнышко в полдень, застучали копыта, вылетела тройка, а за ней золотая карета.

Вышла из кареты царевна:

— Здравствуй, Степанушка!

— Здравствуй, царевна!

— Подари мне, Степанушка, серебряную свинку, я ее в столовую пущу, то-то гостям понравится.

— Не могу, царевна, я и так еле ноги волочу. Дал мне барин за медную свинку двадцать плетей, а за серебряную и вовсе убьет.

— Не убьет, Степанушка, твоя кожа крепкая. Подари мне свинку, а я тебе примету тайную покажу.

— Знаю я тебя, опять надуешь.

— Нет, Степанушка, не надую — до трехсот считать буду, успеешь примету высмотреть. Сажай скорей свинку в карету.

Посадил Степанушка серебряную свинку в карету, стал опять царевнину примету в волосах высматривать. Глядит-глядит, от солнца в глазах рябит, ничего не видно. Досчитала царевна до трехсот, села в карету и уехала, а Степанушка опять в дураках остался.

Всыпал барин Степану за серебряную свинку сто плетей, два дня держал в чулане взаперти, на третий выпустил.

— Ну, — говорит барин, — не убережешь золотую свинку, кожу с живого сдеру.

Пасет Степан золотую свинку, слышит — опять царевна скачет. Вышла из кареты, просит последнюю свинку — золотую, в спальню к себе для красоты пустить хочет.

Степан согласился, но с уговором, что царевна даст целый час свою примету высматривать. Завел Степан царевну в тень, чтобы солнце глаза не слепило, и стал у нее волосы по одному перебирать. И нашел у царевны на маковке волосинку из чистого золота.

— Ага, — сказал Степанушка. — теперь ты от меня не уйдешь. Езжай себе во дворец подобру-поздорову.

Нахлобучил Степан шапку и пошел не к барину, а к отцу, в старую хату.

— Здоров, батюшка!

— Здоров, сынок! Ну, как твои заработки?

— Да вот видишь рубцы от барской плетки — вот и все мои заработки.

Заплакал отец горько, но что с дурака возьмешь?

А Степанушка смеется, отца утешает:

— Не плачь, батюшка, погоди немного, будет и на нашей улице праздник.

Долго ли, коротко ли пришлось им ждать, только пришла к ним в село весть, что выдает царь свою дочку замуж, за того, кто укажет, какая у нее есть тайная примета. Узнал об этом Степанушка, обрадовался. «Ну, — думает, — теперь-то я не пропаду».

Подпоясался ременным пояском, надел на одно ухо шапчонку и стал с отцом прощаться.

— Ты куда, сынок?

— К царю.

— Зачем?

— Царевну сватать.

— Эх ты, дурак-дурак! Куда конь с копытом, туда и рак с клешней. Людей бы хоть постыдился.

— Ничего, батюшка, вот увидишь — будет и на нашей улице праздник.

И пошел Степанушка к царю. По дороге идет, слышит — сзади кто-то на тройке скачет, догоняет. Еле успел Степанушка с дороги сойти, как мимо него промчалась резвая тройка, запряженная в коляску. А в коляске той сидел барин, хозяин трех свиней. Он тоже ехал к царю царевну сватать.

Посмеялся Степанушка про себя и пошел дальше. Идет-идет, вдруг слышит — на дороге кто-то плачет тонким голосом. Глядит под ноги, видит — мышка-норушка с перебитой лапкой в пыли лежит, плачет.

— Что с тобой, мышка?

— Да вот видишь, добрый молодец, летел мимо барин на тройке и лапку мне колесом переехал…

Оторвал Степанушка от рубахи тряпочку, перевязал мышке лапку и отнес ее с дороги в траву.

— Спасибо тебе, Степанушка, за услугу, — сказала мышка, — может, я тебе тоже когда-нибудь пригожусь.

Идет Степан дальше. Идет-идет, слышит — кто-то под ногами жужжит. Видит — навозный жук на спине барахтается, на ноги встать не может.

— Что с тобой, жук-навозник?

— Да вот видишь, добрый молодец, ехал мимо барин на тройке и опрокинул меня колесом, еле я жив остался…

Перевернул Степанушка жука со спины на ноги и отнес его на край дороги.

— Спасибо тебе, Степанушка, может, я тебе тоже когда-нибудь пригожусь.

Наконец дошел Степанушка до царева дворца, а там народу собралось видимо-невидимо. Впереди всех барин стоит, с царевны глаз не спускает. А подле царевны три свинки бегают — медная, серебряная и золотая.

И вот спрашивает царь у всех собравшихся:

— Кто знает царевнину примету — выходите и говорите.

Вышел один и говорит:

— У царевны за ухом черная родинка.

— Послать его конюшни чистить, чтоб не болтал без толку! — приказал царь.

Вышел другой:

— У царевны на ногте трещинка.

— Выпороть его, чтобы не выдумывал, чего, нет! — приказал царь.

Вышел третий:

— У царевны на правой ноге шесть пальцев.

— Сослать его в Сибирь, чтобы не клеветал на цареву дочку! — приказал царь.

После того никто не решался угадывать.

Тогда вышел вперед Степанушка. А барин у него за спиной стоит, не отходит. И сказал Степан:

— Я знаю царевнину примету.

Все глянули, да так и ахнули. Пастух какой-то. На ногах лапти, а тоже свататься пришел!

Царь покосился и промолвил:

— Ну, Что ж, говори.

Степанушка говорит:

— У ней на голове, на самой макушке, золотая воло…

А барин сзади как крикнет:

— … синка! Это я первый сказал!

Царь поглядел на барина, видит — одет богато. «Ну, — думает, — лучше за богатого отдам, чем за оборванца». И говорит царь, обернувшись к барину:

— Твоя правда, добрый человек. Ты угадал моей дочки примету, бери ее себе в жены.

Но Степан уже тут как тут:

— Позволь, царь-государь, это я первый примету угадал. Спроси у людей, все подтвердят, что я первый про волосинку сказал!

Тут все кругом зашумели. Одни кричат:

— Степан первый сказал!

Другие кричат:

— Нет, барин первый!

Задумался царь: что ж ему делать, как бы от Степана избавиться и дочку за барина выдать? И решил царь так: пусть пойдет царевна в сад гулять со Степаном и с барином. Кто ей больше понравится, тот и будет ее мужем.

Пошел Степанушка в степь, сел при дороге и закручинился:

— Не захочет царевна со мной, оборванцем, по саду ходить.

— А может, и захочет, — сказал чей-то тонкий голос.

Посмотрел Степанушка вокруг себя — никого. Думал, послышалось. Вдруг видит — на лапте жук-навозник сидит.

— Не горюй, Степанушка, не кручинься. Захочет царевна с тобой гулять, вот увидишь. Приходи в сад, не робей.

Вечером приходит Степан в царский сад, а барин уже там в самой лучшей одежде, в шелках и в бархате, по дорожкам гуляет. И не чует он, что жук-навозник ему полные карманы навоза натаскал, и дух от барина нехороший идет.

Пришла царевна в сад, подошел к ней барин, хотел за руку взять, а она, как почуяла запах навоза, зажала нос платочком — и бегом от него к Степанушке.

Увидал это царь, потемнел лицом и опять говорит:

— Это испытание не в счет. Приходите завтра оба на бал. С кем из вас царевна захочет танцевать, тот и будет ее мужем.

— Ладно!

Пошел Степанушка в степь, сел при дороге, запечалился:

— Не захочет царевна со мной, чурбаном, танцевать.

— А может, и захочет, — сказал чей-то тоненький голосок.

Поглядел Степан под ноги и увидел мышку-норушку.

— Не горюй, Степанушка. Сделаем так, что царевна с барином танцевать не захочет. Приходи на бал, не смущайся.

Пришел Степан на бал, а барин уже там в новой одежде — серебром-золотом обшит. И не знает барин, что мышка все нитки на одежде понадкусывала, так что они еле держатся.

Заиграла музыка, взял барин царевну за руку, пошел танцевать. Не прошел и круга, как вся одежда на нем затрещала и начала сваливаться. Спал кафтан, спали штаны, и барин с позором убежал с бала.

Вышел тогда Степанушка в круг и как пошел плясать да притоптывать — так на него все и загляделись.

Царь сидит темней самой темной тучи. Зовет к себе Степана:

— Вот тебе, добрый молодец, последнее испытание: раз ты такой храбрый, переночуй одну ночь в клетке с моим медведем. Если выполнишь это, значит, будет царевна твоей женой. Даю тебе верное царское слово.

— Ладно, — говорит Степанушка, — это нам не страшно.

Положил Степан в один карман орехи, колбасу, бритву, а в другой — кремушки, веревку и железное кольцо с цепью. Пришел вечерком к царскому медведю, вошел к нему в клетку, сел в углу и начал орешки грызть.

Медведь смотрел-смотрел и спрашивает:

— Эй, Степан, что ты ешь?

— Орешки.

— Дай и мне.

Степан кинул ему кремушки.

Медведь грыз-грыз — только зубы изломал.

— Тьфу, — говорит, — ну и зубы же у тебя, Степан!

Степан молчит. Достал колбасу, начал есть. Медведь потянул носом и спрашивает:

— Скажи, Степанушка, что ты ешь?

— Колбаску.

— Дай и мне.

Степан кинул ему веревку. Медведь жевал-жевал, чуть не подавился.

— Тьфу, — говорит, — ну и челюсти у тебя, Степанушка!

Степан молчит. Достал бритву, начал бриться. Медведь смотрел-смотрел:

— Что ты, Степа, делаешь?

— Бреюсь.

— Побрей и меня.

— Нельзя, Михаил Топтыгович. У тебя шерсть чересчур густая.

— Ну, Степанушка, ну, пожалуйста, я тебе что хочешь сделаю.

— Ну, ладно. Беги тогда в лес, неси самое большое бревно.

Медведь принес бревно больше себя самого.

— Ну-ка, Миша, расколи бревно.

Медведь расколол.

— Клади туда, Мишенька, лапы.

Медведь положил.

— Ну-ка, засунь лапы поглубже.

Медведь засунул.

— Ну-ка, попробуй выдерни.

Медведь подергал — не выдергиваются.

Тогда взял Степан кольцо, вдел медведю в нос, привязал цепь к столбу, а сам лег спать.

Медведь ревет, хочет лапы из бревна вырвать — дёрг-дёрг, а бревно крепко держит, не выпускает. И взмолился тогда медведь:

— Отпусти, Степанушка, смилуйся, буду тебе на всю жизнь меньшим братом, буду тебе служить и защищать тебя.

— Ладно, — сказал Степан, — так и быть, пожалею тебя, Михаил Топтыгович!

Выпустил Степан медведя из бревна, а кольцо в носу оставил.

— Ну, брат меньшой, сторожи меня, а я спать буду.

Заснул Степан, а медведь стоит всю ночь у дверей, сторожит.

Утром приходит царь, хочет в клетку войти, а медведь на него рычит, не пускает.

— Ты что, Мишка, белены объелся? Ведь это я — царь. Пусти меня.

— Не пущу! Старший брат никого пускать не велел.

— Ах ты, болван! Пусти сию же минуту!

— Не пущу! Старший брат крепко спит и будить себя не велел.

— А кто же твой старший брат, что ты его так боишься?

— Степанушкой его звать. Умней и сильней его нет на земле никого.

Испугался царь, убежал во дворец, собрал министров, стал совет держать: как быть, отдавать дочь за Степана или не отдавать?

В ту пору сама царевна прибежала к Степану в клетку, а за ней вприпрыжку прискакали все три свинки — медная, серебряная и золотая.

Кинулась царевна к Степану:

— Ой, Степанушка, увези меня отсюда скорей. Надоело мне батюшкиного согласия дожидаться, царским прихотям потакать. Хочу быть твоей верной женой!

— Ладно, — сказал Степан, — а корону царскую оставить не пожалеешь?

— Не пожалею.

— А в лаптях ходить не побоишься?

— Не побоюсь.

— А свиней пасти сумеешь?

— Сумею.

— Ну что ж, поедем тогда в мою хату.

Подкатила тут к ним золотая карета, сели в нее Степан с царевною, взяли с собой своих верных друзей — мышку-норушку и жука-навозника. Михайло Топтыгович сел за кучера, а свинки стали сзади, на запятках.

Эх, как рявкнул Михайло Топтыгович, как рванули добрые кони, как понеслись, только пыль столбом закрутилась!

А царь с министрами и до сей поры совещаются — отдавать за Степана царевну или не отдавать?