Золотой жук (По; Журнал для чтения)/ДО

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
(перенаправлено с «Золотой жук (По/Журнал для чтения)/ДО»)
Золотой жукъ. : Повѣсть
авторъ Эдгаръ По (1809-1849), переводчикъ неизвѣстенъ
Оригинал: англ. The Gold-Bug, 1843. — Источникъ: Журналъ для чтенія воспитанникамъ Военно-Учебныхъ Заведеній. 1848. Томъ LXXIV. № 295. С.231-257. № 296 С.346-371. Санктпетербургъ. В типографіи Военно-Учебныхъ Заведеній.[1]


ЗОЛОТОЙ ЖУКЪ.[2]
(Повѣсть).
______

Нѣсколько лѣтъ тому назадъ, я познакомился съ Вильямомъ Леграномъ, происходившимъ отъ одной древней фамиліи Французскихъ протестантовъ, которая поселилась въ Новомъ Орлеанѣ. Наши отношенія скоро сдѣлались дружескими. Легранъ, имѣвшій прежде значительное состояніе, раззорился отъ разныхъ несчастныхъ обстоятельствъ, оставилъ городъ, гдѣ жили его предки, и поселился на островѣ Селливанѣ, около Чарльстона, въ южной Каролинѣ.

Этотъ островъ — не что иное, какъ куча морскаго песку; онъ имѣетъ въ длину около 3 миль, а въ ширину — нигдѣ не болѣе ¼ мили, отдѣляясь отъ материка едва примѣтнымъ ручьемъ, пролагающимъ себѣ дорогу чрезъ илъ, и весьма похожимъ на болотистые каналы, посещаемыя лысухами, или водяными курами. Растенія, какъ можно себѣ представить, встрѣчаются здѣсь рѣдко или, по крайней мѣрѣ, довольно мелки. Большихъ деревъ здѣсь вовсе не видно; впрочемъ, болотистыя пальмы растутъ на западномъ краю острова, тамъ, гдѣ находится крѣпость Маультри. Недалеко отъ туда, нѣсколько бѣдныхъ хижинъ заняты бываютъ лѣтомъ горожанами, которые оставляютъ на это время городъ Чарльстонъ во власть лихорадкамъ и пыли. Исключая этого западнаго края и самаго берега, который тянется около моря въ видѣ бѣловатой, известковой коймы, — весь островъ покрытъ миртовыми кустами: эти кусты достигаютъ здѣсь часто отъ 15 до 20 футовъ высоты и образуютъ густую зеленую рощу, наполняющую воздухъ своимъ бальзамическимъ запахомъ.

Въ самой отдаленной и густой части этой рощи, недалеко отъ восточнаго края острова, Легранъ построилъ маленькій домикъ, въ которомъ онъ и жилъ въ то время, когда случайная встрѣча, какъ я уже сказалъ, свела меня съ нимъ. Я нашелъ въ немъ человѣка образованнаго, одареннаго рѣдкими способностями, но склоннаго къ мизантропіи и подверженнаго припадкамъ то восторженности, то ипохондріи. У него было много книгъ; но читалъ онъ мало. Онъ больше любилъ стрѣлять птицъ и ловить удочкой рыбу, или же прогуливаться по берегу или по миртовымъ рощамъ, собирать раковины, особенно же насѣкомыхъ; послѣднихъ собралъ онъ такую коллекцію, что ей позавидовалъ бы самъ Сваммердамъ[3]. Въ этихъ прогулкахъ его сопровождалъ старый негръ, по имени Юпитеръ, котораго онъ отпустилъ на волю еще въ то время, когда самъ былъ богатъ; но этотъ преданный слуга никогда не хотѣлъ отказаться отъ того, что онъ считалъ своимъ правомъ, — вездѣ слѣдовать «за молодымъ массою Вилль», какъ онъ называлъ своего господина. Родственники Леграна были этимъ очень довольны, считая его нѣсколько помѣшаннымъ и потому надѣялись, что негръ будетъ наблюдать за своимъ господиномъ и охранять его.

Подъ широтой острова Селливана зима не бываетъ холодна: только подъ конецъ года, да и то рѣдко, приходится топить. Однакожъ, въ половинѣ Октября 18.. года, случился очень холодный день. Солнце уже садилось, когда я проходилъ, не безъ затрудненій, чрезъ миртовую рощу, въ которой таилось скромное жилище моего друга. Я жилъ тогда въ Чарльстонѣ, въ 9 миляхъ отъ острова, а въ то время сообщенія не такъ были многочисленны, какъ теперь. Подошедши къ домику Леграна, я, по своему обыкновенію, постучался; никто не отвѣчалъ мнѣ; я отыскалъ ключь, зная мѣсто, гдѣ его прячутъ, отворилъ дверь и вошелъ. Яркій огонь горѣлъ въ каминѣ: это было очень пріятно для меня. Я скинулъ сюртукъ, придвинулъ кресло къ огню, и, помѣстившись какъ можно удобнѣе, сталъ терпеливо дожидаться возвращенія хозяина.


Легранъ и Юпитеръ воротились уже ночью. Мое посѣщеніе доставило имъ неожиданное удовольствіе; пріемъ былъ самый радушный. Юпитеръ въ знакъ радости, расширилъ ротъ до ушей, и принялся готовить намъ ужинъ изъ лысухъ. Легранъ былъ въ восторгѣ: онъ нашелъ никому еще неизвестную двустворчатую раковину; но еще для него было важнѣе то, что онъ, съ помощію Юпитера, отыскалъ и поймалъ жука, также, по его мнѣнію, совершенно неизвѣстнаго. Онъ хотѣлъ мнѣ показать его завтра.

«Отъ чего же не сегодня вечеромъ?» — спросилъ я его, потирая предъ огнемъ руки и проклиная мысленно всю породу жуковъ.

— Ахъ! — воскликнулъ Легранъ; — еслибъ я зналъ, что вы будете здѣсь! Я такъ уже давно васъ не видалъ; какъ же я могъ предположить, что вы посѣтите меня въ такой холодъ? Дѣло въ томъ, что, возвращаясь сюда, я встрѣтилъ поручика Ж… и имѣлъ глупость отдать ему насѣкомое, которое онъ и отнесъ въ крѣпость; слѣдовательно, не возможно видѣть его прежде завтрашняго утра. Но останьтесь у меня ночевать, а съ разсвѣта я пошлю за нимъ Юпитера. Удивительнѣе его вы ничего не видали.

«Кого? Юпитера?»

— О! нѣтъ, — насѣкомаго! Вообразите себѣ твореніе величиною въ орѣхъ икори[4]; туловище — превосходнаго желтаго, золотистаго цвѣта; съ двумя пятнами, черными, какъ смоль, близъ одного изъ краевъ спины; а съ другаго края еще пятно, которое немного длиннѣе; усики…

«А я повторяю вамъ, масса Вилль, — прервалъ его Юпитеръ, — жукъ золотой, весь изъ золота, внутри и вездѣ, исключая крыльевъ; я отъ роду не видалъ такого тяжелаго жука.»

— Ну, положимъ, что оно и такъ, — возразилъ Легранъ, котораго этотъ жукъ, казалось болѣе занималъ, чѣмъ онъ стоилъ. Цвѣтъ этого насѣкомаго — продолжалъ онъ, обращаясь ко мнѣ, — почти оправдываетъ мнѣніе Юпитера: нельзя вообразить металла, болѣе блестящаго, чѣмъ его роговое надкрыліе, покрывающее нижнія крылышки. Но вы только завтра будете въ состояніи судить объ этомъ; между тѣмъ, я все-таки дамъ вамъ понятіе объ его формѣ. — При этихъ словахъ, онъ сѣлъ около маленькаго столика, на которомъ были перья и чернильница, но не было бумаги. Онъ выдвинулъ изъ стола ящикъ; но бумаги и тамъ также не нашлось.

— Все равно, можно писать и на этомъ: — сказалъ онъ, вынимая изъ кармана своего жилета что-то похожее на испачканный лоскутокъ простой бумаги. На немъ-то онъ сталъ рисовать перомъ жука. Во все это время, я не оставлялъ своего мѣста около огня, потому что не совсѣмъ еще согрѣлся. Когда онъ кончилъ, то, не вставая подалъ мнѣ свой рисунокъ. Въ ту самую минуту, когда я бралъ его, за дверью послышались жалобный вой и царапанье. Юпитеръ отворилъ дверь, и огромный водолазъ, принадлежавшій Леграну, вбѣжалъ въ комнату. Онъ прыгнулъ ко мнѣ, чтобъ приласкаться, съ такою силою, что чуть чуть я не опрокинулся со стула: мы были съ нимъ старинные знакомые. Только уже послѣ этого приключенія, я посмотрѣлъ на бумагу, которую далъ мнѣ Легранъ, и, признаюсь, я былъ поставленъ въ положеніе очень затруднительное.

«Да, — сказалъ я, посмотрѣвъ на бумагу, — да, въ самомъ дѣлѣ, это необычайное животное, и совершенно мнѣ незнакомое. Я до сихъ поръ не видалъ ничего, на что бы оно было похоже, — развѣ только на мертвую голову.»

— Мертвую голову? — повторилъ Легранъ. — Въ самомъ дѣлѣ, вы правы: есть что-то сходное. Два верхнія пятна похожи на глаза, не правда ли? А продолговатое пятно, которое намного пониже, можно принять за ротъ; — да кромѣ того, у него и форма овальная.

«Можетъ быть, оно и такъ, — отвѣчалъ я; — но сомнѣваюсь, Легранъ, чтобъ вы были хорошимъ живописцемъ. Я подожду лучше самаго насѣкомаго, чтобъ имѣть объ немъ ясное понятіе.»

— Не знаю, почему вы такъ думаете? — сказалъ Легранъ, нѣсколько обиженный: — кажется, я порядочно рисую; по крайней мѣрѣ, долженъ былъ бы порядочно рисовать, потому что у меня были хорошіе учители.

«Въ такомъ случаѣ, — сказалъ я ему, — вы шутите надо мною. Да это совершенно мертвая голова; скажу даже, — мертвая голова, очень хорошо нарисованная; — и если вашъ жукъ похожъ на это, такъ безспорно это самое любопытное животное во всемъ свѣтѣ. Мы можемъ даже сочинить какую нибудь страшную легенду по этому случаю. Надѣюсь, что вы назовете его scarabeus caput hominis (жукъ — мертвая голова), или какъ нибудь въ этомъ родѣ. Въ естественной исторіи много подобныхъ названій. Но гдѣ же усики, о которыхъ вы говорили?»

— Усики? — воскликнулъ Легранъ, очень занятый этимъ разговоромъ. — Посмотрите, и вы увидите усики! Я ихъ сдѣлалъ очень ясно, такъ точно, какъ они и у насѣкомаго, и мнѣ кажется, этого достаточно.

«Можетъ быть, — сказалъ я; — но вѣрно то, что я ихъ не вижу.» — И не считая нужнымъ продолжать этотъ разговоръ, я возвратилъ ему бумагу, безъ всякаго дальнѣйшего замѣчанія. Признаюсь, я удивился обороту, который принялъ этотъ разговоръ, и не понималъ, отъ чего такъ горячится мой пріятель. Что же касается до рисунка, то тамъ точно не было и слѣда усиковъ, и все было похоже на обыкновенное изображеніе мертвой головы.

Легранъ сердито взялъ бумагу и хотѣлъ уже измять ее въ рукѣ, чтобъ кинуть въ огонь, какъ нечаянно взглянувъ на рисунокъ, онъ вдругъ сильно взволновался: лице его покрылось живымъ румянцемъ, и вдругъ, потомъ, страшно поблѣднело. Онъ продолжалъ нѣсколько времени разсматривать рисунокъ съ большимъ вниманіемъ. Наконецъ, онъ всталъ, взялъ со стола свѣчу и сѣлъ на сундукъ въ другомъ углу комнаты; тамъ онъ опять началъ, съ мелочною тщательностью, разсматривать бумагу со всѣхъ сторонъ, не говоря ни слова. Это меня очень удивило; однакожъ я не сдѣлалъ никакого замѣчанія, чтобъ еще болѣе не раздражить его. Кончивши, какъ казалось, свой осмотръ, онъ вынулъ изъ кармана портфель, осторожно положилъ въ него бумажку, и все это спряталъ въ конторку, которую заперъ ключемъ. Послѣ этого, онъ, казалось, сталъ спокойнѣе, и его восторженность совершенно прошла. По мѣрѣ того, какъ темнѣло, онъ становился все болѣе и болѣе задумчивымъ. Тщетно я употреблялъ всѣ усилія, чтобъ вывести его изъ безпрерывной разсѣянности. Я думалъ ночевать у него, какъ уже бывало нѣсколько разъ прежде; но видя его задумчивость, рѣшился идти домой. Онъ не удерживалъ меня; но когда я сталъ съ нимъ прощаться, то онъ гораздо дружелюбнѣе обыкновеннаго пожалъ мнѣ руку.


Прошло около мѣсяца, и я ничего не слыхалъ объ Легранѣ, какъ вдругъ ко мнѣ, въ Чарльстонъ, пришелъ его старый слуга, Юпитеръ. Добрый негръ никогда не былъ такъ печаленъ, какъ теперь, и лишь только я его увидѣлъ, мнѣ пришла въ голову мысль, что съ моимъ другомъ случилось какое-нибудь несчастіе.

«Ну, Юпитеръ! — сказалъ я ему, — что новаго? Какъ поживаетъ твой господинъ?»

— Ахъ, масса, не такъ хорошо, какъ бы мнѣ хотѣлось.

«Не хорошо, говоришь ты. Мнѣ прискорбно это слышать. Что съ нимъ?»

— Вотъ въ томъ-то и дѣло, что съ нимъ? Онъ никогда не жалуется, а между тѣмъ онъ очень боленъ.

«Очень боленъ, Юпитеръ? Отчего же ты не сказалъ мнѣ этого тотчасъ же? Что, онъ слегъ въ постель?»

— Нѣтъ, масса, онъ не въ постели: да въ этомъ-то и дѣло. Меня очень тревожитъ масса Вилль.

«Да говори же, Юпитеръ, яснѣе. Твой господинъ боленъ; сказалъ ли онъ тебѣ, какая у него болѣзнь?»

-— Боже мой! не сердитесь, масса. — Масса Вилль говоритъ, что онъ здоровъ. Такъ зачѣмъ же онъ ходитъ всегда одинъ, задумавшись, наклонивъ вотъ-такъ голову? И, потомъ, съ утра до вечера пишетъ на аспидной доскѣ цифры и рисуетъ разныя странныя фигуры. Я принужденъ безпрестанно смотрѣть за нимъ. Недавно, до солнечнаго восхода, онъ взялъ ключь отъ калитки въ поле, и не возвращался до самой ночи. Я уже вырѣзалъ толстую палку, чтобъ наказать его, когда онъ прійдетъ назадъ. Да негръ глупъ, не довольно смѣлъ, а у массы Вилля такой больной видъ.

«Нѣтъ, Юпитеръ, не надо быть слишкомъ строгимъ съ твоимъ бѣднымъ господиномъ. Особенно остерегайся его бить: онъ не въ состояніи снесть дурнаго обхожденія. Но что за причина этой болѣзни, или, лучше сказать, измѣненія въ образѣ жизни? Что, съ нимъ ничего не случилось, никакого несчастія, съ тѣхъ поръ, какъ я его видѣлъ?»

— Нѣтъ, масса, съ тѣхъ поръ, ничего не случилось; а случилось прежде; я тогда такъ испугался: это случилось въ тотъ самый день, какъ вы были у насъ.

«Какъ? что ты хочешь сказать?»

— Да я говорю про жука.

«Про жука, про это маленькое животное?»

— Я увѣренъ, что золотой жукъ укусилъ въ голову массу Вилля.

«А почему ты это думаешь, Юпитеръ?»

— Потому, что я никогда не видалъ такого бѣшеннаго жука: онъ кусаетъ и царапаетъ все, что къ нему приближается. Сначала масса Вилль поймалъ-было его; но тотчасъ же выпустилъ: вѣроятно, онъ его укусилъ. Я не люблю этого жука, и не хотѣлъ взять его пальцами, а поймалъ въ бумажку, которую поднялъ съ земли; обернулъ его въ эту бумажку и кончикъ ея всунулъ ему въ ротъ.

«Такъ ты думаешь, что жукъ въ самомъ дѣлѣ укусилъ твоего господина и что онъ боленъ отъ этого?»

— Я не думаю, а увѣренъ. Отъ чего же онъ все думаетъ о золотѣ, если его не укусилъ золотой жукъ? Я не въ первый разъ слышу о золотыхъ жукахъ.

«Да почему же ты знаешь, что онъ все думаетъ о золотѣ?»

— Почему я знаю? потому что во снѣ онъ говоритъ все про золото. Вотъ почему я знаю.

«Въ самомъ дѣлѣ, Юпитеръ, ты, можетъ быть, правъ. Но зачѣмъ ты пришелъ ко мнѣ? Не далъ ли тебѣ какого-нибудь порученія твой господинъ?»

— Нѣтъ, масса, а вотъ далъ это письмо. — И онъ подалъ мнѣ записку слѣдующаго содержанія:

«Любезный другъ!

"Отчего вы не прійдете ко мнѣ? Ужъ не оскорбились ли вы какою нибудь маленькою грубостью, въ которой, можетъ быть, я виноватъ предъ вами? Но этого предположенія я не могу допустить.

"Съ тѣхъ поръ, какъ я васъ видѣлъ, у меня большая забота. Мнѣ надо сообщить вамъ кое-что; но я не знаю, какъ съ этимъ быть; не знаю даже, долженъ ли я сказать вамъ объ этомъ.

"Уже нѣсколько дней я не совсѣмъ здоровъ, и бѣдный Юпитеръ невыразимо меня мучитъ своею заботливостью. Повѣрите ли? онъ взялъ что-то въ родѣ дубины, съ намѣреніемъ подвергнуть меня маленькому наказанію за то, что я позволилъ себѣ цѣлый день на твердой землѣ, посреди горъ. Право, думаю, — я обязанъ только своему больному виду тѣмъ, что избавился отъ побоевъ.

"Въ моей коллекціи нѣтъ ничего новаго.

"Если вы можете прійдти ко мнѣ, вмѣстѣ съ Юпитеромъ, — то очень меня обяжете. Приходите, пожалуста; мнѣ хочется видѣть васъ сегодня вечеромъ, по одному очень нужному дѣлу. Увѣряю васъ, — дѣло чрезвычайно важное.

«Вилльямъ Легранъ.»

Это письмо начало безпокоить меня. Это не былъ обыкновенный слогъ Леграна. Какая новая мысль пришла ему въ голову? Что это за дѣло, чрезвычайно важное, для котораго онъ хотѣлъ со мною видѣться? Я не предсказывалъ себѣ ничего хорошаго, основываясь на словахъ Юпитера, и боялся, чтобъ какое нибудь тайное горе, вмѣстѣ съ лишеніемъ всего состоянія, не потрясло умственныхъ способностей моего друга.

Колебаться было нечего: я считалъ обязанностью тотъ часъ же идти съ Юпитеромъ. Приведши къ берегу, я увидѣлъ косу и три лопаты, совершенно новыя, лежавшія въ лодкѣ, въ которой мы должны были ѣхать.

«Что это значитъ, Юпитеръ?» — спросилъ я.

— Это коса, масса, и лопатки.

«Я это очень хорошо вижу; да за чѣмъ онѣ здѣсь?»

— За тѣмъ, что масса Вилль велѣлъ мнѣ купить ихъ въ городѣ, и онѣ мнѣ стоили ужасно дорого.

«Да скажи же, ради Бога, что твой масса Вилль хочетъ дѣлать съ косою и лопатами?»

— Ну, ужъ про то онъ одинъ знаетъ… Но все это надѣлалъ жукъ.

Замѣтя, что ничего нельзя узнать отъ Юпитера, всѣ умственныя способности котораго были поглощены мыслью о жукѣ, я вошелъ въ лодку, и парусъ былъ распущенъ. Послѣ недолгаго плаванія, при попутномъ вѣтрѣ, мы пристали къ берегу маленькаго залива, который лежитъ на сѣверъ отъ Маультри, и чрезъ полчаса ходьбы пришли къ дому. Легранъ ожидалъ насъ съ нетерпѣніемъ. Живость, съ которою онъ схватилъ и сжалъ мою руку, подтвердила мои подозрѣнія. Онъ былъ блѣденъ, чрезвычайно блѣденъ, и его впалые глаза имѣли какой-то странный блескъ. Послѣ нѣсколькихъ вопросовъ объ его здоровьѣ, я спросилъ, за неимѣніемъ другаго предмета для разговора, возвратилъ ли поручикъ Ж… жука.

— Да, да — отвѣчалъ онъ, покраснѣвъ; — онъ возвратилъ мнѣ его на другой же день по утру. Я не отдамъ его теперь ни за что на свѣтѣ. Знаете ли, что мнѣніе Юпитера объ этомъ жукѣ совершенно оправдалось?

«Какъ оправдалось?» — спросилъ я съ грустнымъ предчуствіемъ.

— Это настоящій золотой жукъ. — Онъ произнесъ эти слова такъ серіозно, что у меня сжалось сердце.

— Этотъ жукъ, продолжалъ онъ, съ торжествующей улыбкой, — долженъ составить, или, лучше сказать, поправить мое состояніе. Удивительно ли, послѣ этого, что я такъ цѣню его? Теперь дѣло въ томъ, чтобъ воспользоваться этимъ жукомъ, какъ слѣдуетъ, и я получу сокровище, къ которому онъ долженъ привести меня. Юпитеръ! принеси сюда жука!

«Какъ, жука? Я бы желалъ не имѣть никакого дѣла съ жукомъ; возмите его сами.» — Легранъ всталъ съ важнымъ видомъ; взялъ насѣкомое изъ подъ маленькаго стекляннаго колпака, которымъ оно было покрыто, и принесъ его мнѣ. Это былъ превосходный жукъ, рода неизвѣстнаго еще тогда натуралистамъ, и, слѣдовательно, довольно высокой цѣны съ ученой точки зрѣнія. Съ одного края спины на немъ были два круглыя, черныя пятна, и продолговатое пятно съ другаго края; его надкрыліе, твердое и блестящее, казалось темнозолотымъ; вѣсъ этого насѣкомаго былъ также весьма замѣчателенъ: все это вмѣстѣ могло объяснить то понятіе, которое объ немъ составилъ себѣ Юпитеръ; но что Легранъ согласился съ мнѣніемъ Юпитера, этого я никакъ не могъ понять.

— Я посылалъ за вами, — сказалъ онъ серіознымъ голосомъ, когда я пересталъ разсматривать насѣкомое; — я посылалъ за вами для того, чтобъ, съ вашею помощью и совѣтами, осуществить судьбы Провидѣнія, котораго этотъ жукъ есть…

«Любезный Легранъ! — сказалъ я, перебивая его, — вы нездоровы, и хорошо сдѣлали бы, принявъ необходимыя мѣры противъ болѣзни. Начнемъ съ того, что вы ляжете въ постель, и я останусь у васъ нѣсколько дней, а если будетъ необходимо, то и до совершеннаго вашего выздоровленія. У васъ лихорадка и…»

— Попробуйте мой пульсъ — сказалъ онъ. — Я взялъ его руку: пульсъ не показывалъ ни малѣйшаго признака лихорадки.

«Но — возразилъ я — можно быть больнымъ и безъ лихорадки. Позвольте мнѣ распорядиться. Прежде всего, какъ я уже сказалъ, вы ляжете въ постель, потомъ…»

— Вы ошибаетесь, — сказалъ онъ: я здоровъ, сколько это можетъ быть при сильномъ душевномъ волненіи, въ которомъ я теперь нахожусь. Если вы хотите, чтобъ я былъ совершенно здоровъ, то для этого одно только средство: утишить волненіе.

«Но какимъ образомъ?»

— Очень простымъ. Юпитеръ и я, мы идемъ въ горы, на твердую землю, и имѣемъ нужду въ человѣкѣ, на котораго могли бы вполнѣ положиться. Этотъ человѣкъ — вы.

«Я готовъ сдѣлать все, что можетъ быть вамъ пріятно; но развѣ этотъ проклятый жукъ имѣетъ какое-нибудь отношеніе къ вашему походу?»

— Разумѣется.

«Въ такомъ случаѣ, я не пойду съ вами; потому что все это мнѣ кажется глупостью.»

— Мнѣ очень жаль, очень жаль, потому что мы должны будемъ обойтись безъ васъ.

«Обойтись безъ меня? — Да онъ рѣшительно сумасшедшій! — Послушайте, Легранъ, сколько времени вы думаете проходить?»

— Вѣроятно, всю ночь. Мы сейчасъ отправимся, а возвратимся, во всякомъ случаѣ, на разсвѣтѣ.

«И вы даете мнѣ честное слово, что если я уступлю теперь вашей прихоти, то вы, кончивъ дѣло съ этимъ жукомъ и возвратившись сюда, будете въ точности исполнять мои предписанія, какъ предписанія доктора?»

— Даю вамъ слово. — Теперь въ дорогу; нечего терять времени.

Съ тяжелымъ чувствомъ рѣшился я слѣдовать за нимъ. Мы вышли около четырехъ часовъ: Легранъ, Юпитеръ, собака и я. Юпитеръ несъ косу и лопатки; онъ несъ ихъ самъ не отъ желанія услужить, какъ казалось мнѣ, но потому, что боялся предоставить господину эти опасныя орудія. Онъ былъ, впрочемъ, въ весьма дурномъ расположеніи духа, и только слова — «проклятый жукъ» — вырывались у него во всю дорогу. Я несъ два потайныхъ фонаря. Легранъ оставилъ на свою долю жука, который былъ привязанъ къ ниткѣ, и которымъ онъ, какъ волшебникъ, вертѣлъ то въ ту, то въ другую сторону. При видѣ этого послѣдняго, яснаго признака помѣшательства моего друга, я едва могъ удержаться отъ слезъ. Впрочемъ, обдумавъ все, я увидѣлъ, что ничего не оставалось дѣлать, какъ только подчиниться его прихотямъ, до тѣхъ поръ, пока будетъ можно принять болѣе действительныя мѣры. Но я напрасно старался получить отъ него объясненія о нашей экспедиціи. Увѣрившись въ моемъ содѣйствіи, онъ отвѣчалъ на всѣ мои вопросы: «увидимъ.»

Мы переѣхали въ лодкѣ каналъ, который отдѣляетъ островокъ отъ твердой земли, и пошли на сѣверо-западъ, чрезъ дикую и пустую страну, гдѣ не было замѣтно никакихъ слѣдовъ человѣческихъ. Легранъ велъ насъ съ увѣренностью; только время отъ времени онъ останавливался, чтобъ посмотрѣть на замѣтки, которыя онъ сдѣлалъ, вѣроятно, еще прежде.

Такимъ образомъ, мы шли около двухъ часовъ, и солнце стало уже садиться, когда мы вошли въ страну еще болѣе пустынную. Это было что-то въ родѣ площадки, направленной къ вершинѣ почти неприступной горы, покрытой снизу до верху деревьями и огромными камнями, которыя часто были поддерживаемы только деревьями, растущими снизу; безъ этого они скатились бы въ долину. Глубокіе овраги, перерѣзывавшіе землю во всѣхъ направленіяхъ, усиливали еще болѣе величественную дикость картины.

Эта природная площадка, на которой мы находились, была покрыта мелкимъ кустарникомъ, такъ что безъ косы нельзя было и пройдти. Юпитеръ, по приказанію своего господина, началъ очищать дорогу къ огромному тюльпанному дереву, которое было окружено девятью или десятью дубами, но превосходило ихъ, такъ же какъ и всѣ другія окрестныя деревья, богатствомъ листьевъ, развитіемъ вѣтвей и вообще величиною своею.

Когда мы подошли къ этому дереву, Легранъ обратился къ Юпитеру и спросилъ его, можетъ ли онъ взлѣзть на это дерево. Этотъ неожиданный вопросъ, казалось, оглушилъ на минуту стараго негра; но наконецъ, онъ подошелъ къ дереву, и тихо обошелъ вокругъ, разсматривая его со вниманіемъ. Кончивъ осмотръ, онъ отвѣчалъ:

«Да, масса, Юпитеръ взлѣзетъ на всякое дерево, которое онъ только видѣлъ.»

— Въ такомъ случаѣ, ты какъ можно скорѣй взлѣзешь на это дерево, потому что уже скоро будетъ темно.

«Высоко ли надо лѣзть, масса?» — спросилъ Юпитеръ.

— Взлѣзь сперва до первыхъ вѣтвей; тогда я скажу тебѣ, что ты долженъ сдѣлать. — Да подожди, возми съ собой жука.

«Жука, масса? золотаго жука? — воскликнулъ встревоженный негръ, отступая назадъ. — А зачѣмъ же я полѣзу на дерево съ жукомъ? Я не хочу.»

— Если ты боишься, Юпитеръ, дотронуться до маленькаго, мертваго насѣкомаго, которое не можетъ сдѣлать тебѣ никакого вреда, такъ держи его за конецъ этой нитки; но если ты не возмешь его какимъ бы то ни было образомъ, я долженъ буду разбить тебѣ голову этой лопатой.

«Ну, чтожъ, чтожъ, масса? — сказалъ Юпитеръ, стыдясь своей трусости. — Вы всегда ссоритесь съ старымъ негромъ. Я сказалъ это только для смѣха. Чтобъ я боялся жука! какъ же это можно?» — Съ этими словами, онъ взялъ осторожно конецъ нитки, и, держа насѣкомое сколько можно дальше отъ себя, приготовился лѣзть на дерево.

Тюльпанное дерево (liriodendron tulipiferum) — самое лучшее изъ всѣхъ лѣсныхъ Американскихъ деревьевъ — въ молодости очень гладко и бываетъ иногда высоко, не имѣя вѣтвей. Но, съ лѣтами, оно становится морщиновато, и вѣтки начинаютъ пробиваться изъ ствола въ огромномъ количествѣ. Слѣдовательно, взлѣзать на это дерево только кажется труднымъ съ перваго взгляда. Обнявъ руками и ногами стволъ, хватаясь руками за маленькія вѣтки и опираясь на другія голыми ногами, Юпитеръ, чуть не упавши раза два, добрался, наконецъ, до того мѣста, гдѣ дерево раздѣляется на два сука. Тогда онъ уже смотрѣлъ на свое дѣло, какъ на оконченное. Въ самомъ дѣлѣ, взлѣзши на высоту отъ 60 до 70 футовъ, можно считать, что главная трудность уже преодолѣна.

«Въ какую теперь сторону лѣзть, масса Вилль? — спросилъ онъ.»

— По главному стволу, который съ этой стороны — сказалъ Легранъ.

Негръ тотчасъ же началъ подниматься еще выше, не встрѣчая, повидимому, важныхъ препятствій, до тѣхъ поръ, пока, наконецъ, не исчезъ въ листьяхъ. Вдругъ голосъ его раздался опять:

«Лѣзть ли еще выше, масса?»

— Высоко ли ты? — спросилъ Легранъ.

«Поверхъ дерева мнѣ видно небо» — отвѣчалъ Негръ.

— Не занимайся небомъ, а лучше слушай внимательнѣе, что я тебѣ скажу. Смотри внизъ и считай, сколько подъ тобой вѣтвей съ этой стороны. Ну, сколько вѣтвей ты прошелъ?

«Одна, двѣ, три, четыре, пять. Я прошелъ пять толстыхъ вѣтвей съ этой стороны, масса; я теперь на шестой.»

— Ну, такъ взлѣзь еще одною выше.

Черезъ нѣсколько минутъ Негръ закричалъ, что онъ на седьмой.

— Хорошо, Юпитеръ — сказалъ Легранъ, который, казалось, былъ еще болѣе взволнованъ. — Теперь надо подвинуться впередъ по этой вѣтви сколько можно дальше. Если увидишь что нибудь необыкновенное, такъ скажи мнѣ.

Я уже нисколько не сомневался въ помѣшательствѣ Леграна. Теперь нельзя было ошибиться: сумасшествіе было очевидно, и я началъ придумывать средство отвести моего друга домой. Пока я обдумывалъ, что мнѣ дѣлать, голосъ Юпитера раздался снова:

«Я боюсь лѣзть далеко по вѣтви: она почти вся сухая.»

— Ты говоришь, Юпитеръ, что это сухая вѣтвь? — закричалъ Легранъ удушливымъ голосомъ.

«Да, масса, сухая, совсѣмъ сухая.»

— Чтожъ дѣлать, Боже мой? — спросилъ Легранъ съ отчаяніемъ.

— Что дѣлать? — сказалъ я, обрадовавшись случаю; — возвратиться, какъ слѣдуетъ честнымъ людямъ, и лечь спать. Послушайте, Легранъ; теперь уже поздно, а вы помните свое обѣщаніе.

— Юпитеръ! — закричалъ онъ, не обращая ни малѣйшаго вниманія на мои слова. — Юпитеръ, слышишь ли ты меня?

«Да, масса Вилль, очень хорошо слышу.»

— Ну, такъ сдѣлай на дерезѣ нарѣзку своимъ ножемъ, и посмотри, совсѣмъ ли оно сгнило.

«Сгнило, масса — отвѣчалъ Негръ чрезъ нѣсколько времени; — но не совсѣмъ сгнило. Одинъ, я могу подвинуться…»

— Какъ одинъ? Что ты хочешь этимъ сказать?

«Я хочу сказать: жукъ, жукъ очень тяжелъ. Ну-ка, кину его, вѣтка не переломится подъ однимъ Негромъ.»

— Негодяй! — закричалъ Легранъ, у котораго, казалось, свалилась гора съ плечь. — Какъ ты смѣешь разсказывать мнѣ подобныя бредни? Если ты уронишь жука, я проломлю тебѣ голову. Слышишь?

«Да, масса. Не сердитесь же за это.»

— Ну, такъ слушай же. Если ты подвинишься по этой вѣтви сколько можно далѣе и не уронишь жука, я подарю тебѣ серебряный долларъ, когда ты сойдешь внизъ.

«Двигаюсь, двигаюсь, масса Вилль — сказалъ тотчасъ же негръ; — вотъ я почти уже на самомъ концѣ.»

— На самомъ концѣ? — повторилъ Легранъ. — Ты говоришь, что ты на концѣ вѣтви?

«Сейчасъ, масса. О… о… охъ!… Боже мой!.. Чтожъ это тамъ такое на суку?»

— Ну чтожъ? — закричалъ Легранъ въ восторгѣ, — что тамъ такое?

«Тамъ только мертвая голова. Кто-то оставилъ здѣсь на деревѣ свою голову, и птицы расклевали все мясо.»

— Мертвая голова, говоришь ты? Превосходно! А какъ она держится на суку?

«Постойте, масса я сейчасъ посмотрю. О! о! Удивительно странно! Большой гвоздь вколоченъ въ голову и въ сукъ.»

— Отлично! Теперь, Юпитеръ, ты сдѣлаешь точно то, что я тебѣ скажу. Хорошо ли тебѣ меня слышно?

«Да, масса.»

— Ну, такъ слушай со вниманіемъ. Отыщи лѣвый глазъ мертвой головы.

«Охъ! Ахъ! вотъ странно. Я совсѣмъ не вижу лѣваго глаза.»

— Дуракъ! — Развѣ ты не умѣешь отличить правой руки отъ лѣвой?

«Конечно умѣю: лѣвая рука та, которою я рублю дрова.»

— Ну, разумѣется, потому что ты лѣвша. Теперь, кажется, ты можешь найти лѣвый глазъ мертвой головы, или, по крайней мѣрѣ, мѣсто, гдѣ былъ лѣвый глазъ. Нашелъ?

Нѣсколько времени продолжалось молчаніе. Наконецъ, Негръ спросилъ:

«Лѣвый глазъ у мертвой головы съ той же стороны, съ которой у ней лѣвая рука? Да у мертвой головы совсѣмъ нѣтъ рукъ. Все равно! Я сыскалъ лѣвый глазъ! Что теперь дѣлать?»

— Пропусти жука въ отверстіе лѣваго глаза и спусти его во всю длину нитки; но не выпускай ея изъ рукъ.

«Сдѣлано, масса Вилль. Не трудно пропустить жука въ дыру. Смотрите, вотъ онъ.»

Юпитера не было видно во все продолженіе разговора; но спущенный имъ жукъ блисталъ, какъ золото, отъ послѣднихъ лучей заходящаго солнца. Насѣкомое совершенно вышло изъ листьевъ, и еслибъ его кинуть, то оно упало бъ къ нашимъ ногамъ. Легранъ тотчасъ взялъ косу и скосилъ траву, сдѣлавъ кругъ фута четыре въ діаметрѣ, прямо подъ жукомъ. Потомъ, приказалъ Юпитеру кинуть нитку и слѣзть съ дерева.

Онъ воткнулъ въ землю палку на самомъ томъ мѣстѣ, гдѣ упалъ жукъ; потомъ, вынувъ изъ кармана тесьму, размѣренную на футы; однимъ концемъ прикрѣпилъ ее къ дереву, и, развернувъ ее до воткнутой палки, онъ продолжалъ развивать ее все по прямой линій, въ направленіи, уже опредѣленномъ этими двумя точками, деревомъ и палкой, до тѣхъ поръ, пока не прошелъ 50 футовъ. Конецъ этой линіи былъ замѣченъ новою палкою, вокругъ которой, тоже фута на четыре въ діаметрѣ, былъ очерченъ кругъ. Наконецъ, Легранъ взялъ лопатку и пригласилъ насъ копать яму на этомъ самомъ пространствѣ.

Я никогда не имѣлъ охоты къ подобному занятію, и, въ настоящее время, съ удовольствіемъ бы отказался отъ него, потому что уже наступила ночь, и я былъ очень утомленъ; но никакимъ образомъ нельзя было избавиться отъ этой трудной работы, а прямымъ отказомъ я боялся раздражить моего бѣднаго друга. Еслибъ я могъ, по крайней мѣрѣ, надѣяться на содѣйствіе Юпитера, то попытался бы силою отвесть домой этого несчастнаго; но я хорошо зналъ стараго Негра, а потому не могъ ожидать отъ него помощи противъ его господина. Я не сомнѣвался болѣе, что Леграномъ обладалъ суевѣрный предразсудокъ, общій многимъ жителямъ южной Америки, предразсудокъ на счетъ скрытыхъ сокровищъ, въ которомъ еще болѣе утвердило его открытіе жука и увѣреніе Юпитера, что онъ золотой. Умъ уже больной легко могъ уступить обстоятельствамъ подобнаго рода, тѣмъ болѣе что онѣ совпадали съ его главною мыслью. Я вспомнилъ, что Легранъ самъ говорилъ мнѣ, указывая на жука: «Вотъ кто долженъ поправить мое состояніе.» Словомъ, я былъ смущенъ, однакожъ рѣшился дѣлать все, что заставитъ необходимость, т. е. работать лопатой, какъ Легранъ и Юпитеръ, чтобъ, наконецъ, убѣдить мечтателя собственными глазами его въ ошибочности его предположеній.

Фонари были зажжены, и мы принялись за работу съ большимъ усердіемъ, достойнымъ болѣе умнаго дѣла. Отблески свѣта играли на насъ и нашихъ лопатахъ, освѣщая живописную группу; еслибъ случай привелъ въ это уединенное мѣсто какого нибудь путешественника, то, думаю, наше занятіе показалось бы ему подозрительнымъ.

Два часа работали мы безпрерывно, почти не говоря ни слова. Но насъ очень безпокоилъ лай собаки, которая, казалось, принимала живое участіе въ нашемъ дѣлѣ. Наконецъ, она стала лаять такъ громко, что мы боялись, или, лучше сказать Легранъ боялся, чтобъ этотъ лай не привлекъ какого нибудь заблудившагося разбойника; что касается до меня, то я былъ бы радъ всему, что только доставило бы мнѣ средство отвести Леграна домой. Наконецъ, Юпитеръ рѣшился усмирить нашего безпокойнаго товарища: онъ выскочилъ изъ ямы, завязалъ ему морду одною изъ своихъ помочей и съ самодовольствіемъ принялся за работу.

Проработавъ два часа, мы достигли глубины пяти футовъ, не встрѣтивъ ни малѣйшаго признака сокровища. Тогда наступилъ общій отдыхъ, и я надѣялся, что шутка уже кончилась. Однако Легранъ, повидимому смущенный, задумчиво обтеръ лице и снова принялся за работу. Яма имѣла уже въ діаметрѣ четыре фута; мы нѣсколько расширили кругомъ и выкопали еще фута на два. Но тщетно; тамъ ничего не было. Нашъ искатель клада, о которомъ я искренно сожалѣлъ, рѣшился, наконецъ, съ глубокимъ отчаяніемъ, выражавшимся во всѣхъ чертахъ его лица, выйдти изъ ямы, и началъ медленно и съ замѣтнымъ неудовольствіемъ надѣвать сюртукъ, который передъ этимъ онъ откинулъ въ сторону, чтобъ свободнѣе было работать. Я воздержался отъ всякихъ замѣчаній. Юпитеръ, по знаку своего господина, началъ собирать лопаты. Развязавъ собаку, мы, въ глубокомъ молчаніи, пошли къ острову.

Не прошли мы и десяти шаговъ, какъ вдругъ Легранъ подошелъ прямо къ Юпитеру и схватилъ его за воротникъ. Удивленный Негръ растворилъ, сколько было возможно, глаза и ротъ, и, уронивъ лопаты и фонари, упалъ на колѣни.

«Негодяй! — сказалъ Легранъ, сжавъ съ досады зубы; — отвѣчай, говорятъ тебѣ! отвѣчай сейчасъ же: гдѣ у тебя лѣвый глазъ?»

— Помилуйте, масса Вилль; разумѣется, вотъ здѣсь лѣвый глазъ, — отвѣчалъ испуганный Негръ, прикладывая руку къ правому глазу. — Онъ продолжалъ держать руку около глаза, какъ бы боясь, что господинъ его противъ этого именно глаза имѣетъ враждебныя намѣренія.

«Я такъ и думалъ! Я это зналъ! Ура!» — кричалъ Легранъ, и, выпустивъ Юпитера, онъ началъ дѣлать разнаго рода прыжки и скачки, къ немалому удивленію своего служителя, который, вставъ на ноги, обращалъ, не говоря ни слова, свои безсмысленные глаза отъ своего господина ко мнѣ и отъ меня къ своему господину.

«Юпитеръ! — сказалъ онъ, когда мы подошли къ дереву. — Какъ прибита къ суку мертвая голова: лицемъ вверхъ, или внизъ?»

— Лицемъ вверхъ, масса; такъ что птицы свободно могли клевать глаза.

«Хорошо! Теперь скажи : черезъ этотъ глазъ или черезъ этотъ ты опустилъ жука.» И онъ дотронулся сперва до одного, потомъ до другаго глаза Юпитера.

— Черезъ этотъ, масса, черезъ лѣвый, какъ вы мнѣ велѣли. — Говоря это, Негръ продолжалъ указывать на свой правый глазъ.

«Хорошо! Надо начать снова.»

Послѣ этихъ словъ, мой другъ, (въ сумашествіи котораго я замѣтилъ теперь нѣкоторый порядокъ), выдернулъ палку съ того мѣста, куда упалъ жукъ, и переставилъ ее на три дюйма на западъ: потомъ онъ потянулъ тесьму отъ дерева къ этой палкѣ и далѣе на 50 футовъ; здѣсь онъ остановился, довольно далеко отъ ямы, которую мы вырыли. Около этого мѣста мы обвели кругъ больше прежняго и начали копать.

Я ужасно усталъ; а между тѣмъ, не знаю отъ чего, уже не чувствовалъ прежняго отвращенія къ этой работѣ. Я принималъ теперь живое участіе въ нашемъ странномъ предпріятіи и даже раздѣлялъ нѣсколько волненіе моего друга. И такъ, я усердно копалъ и даже нѣсколько разъ принимался искать предполагаемаго клада, который былъ причиною помѣшательства моего пріятеля. Мы работали уже часа полтора, какъ вдругъ снова раздался лай собаки. Ея безпокойство усилилось. Юпитеръ хотѣлъ опять связать ей морду; но она сильно билась, и, прыгнувъ въ яму, судорожно заскребла лапами. Черезъ нѣсколько секундъ она отрыла кучу человѣческихъ костей, составлявшихъ два полные скелета, перемѣшанные съ металлическими пуговицами и лоскутками сгнившей шерстяной матеріи. Два удара лопатой открыли въ землѣ клинокъ большаго исполинскаго кинжала; продолжая копать, мы нашли еще три или четыре золотыя и серебряныя монеты.

При этомъ Юпитеръ совершенно предался своей радости; но лице его господина сдѣлалось мрачнымъ и на немъ выразилось опять отчаяніе. Не смотря на то, онъ просилъ насъ продолжать работу. Едва онъ сказалъ это, какъ я споткнулся и упалъ впередъ: нога моя зацѣпилась за огромное желѣзное кольцо, еще прикрытое землею.

Тогда мы принялись работать во всю мочь, и не помню, чтобъ я когда-нибудь былъ въ такомъ волненіи. Наконецъ, мы отрыли продолговатый деревянный сундукъ, который (судя по тому, что онъ совершенно сохранился и былъ чрезвычайно твердъ) вѣрно былъ подвергнутъ дѣйствію какого нибудь химическаго состава. Этотъ сундукъ въ длину имѣлъ три съ половиною фута, въ ширину три фута, а въ глубину два съ половиною; онъ былъ окованъ желѣзными полосами, составлявшими вокругъ родъ рѣшетки. Съ каждой стороны около крышки были придѣланы по три желѣзныхъ кольца, при помощи которыхъ можно было поднять сундукъ въ-шестеромъ. Мы насилу могли сдвинуть его съ мѣста, и увидѣли невозможность нести такую тяжелую массу. Къ счастію, крыша была только приперта двумя задвижками. Мы отодвинули ихъ, дрожа отъ волненія. Минуту спустя, неисчислимыя сокровища открылись нашимъ глазамъ. Свѣтъ фонарей, падавшій съ края ямы на открытый сундукъ, наполненный золотомъ и драгоцѣнными каменьями, отражался блескомъ ослѣпительнымъ.

Я не берусь описать различныя чувства, волновавшія меня при этомъ зрѣлищѣ; но скажу только, что удивленіе преобладало надъ другими. Волненіе истощило Леграна; онъ едва могъ выговорить несколько словъ. Чтожъ касается до Юпитера, то его лице покрылось, на нѣсколько минутъ, смертною блѣдностью, и я отъ роду не видалъ у Негра такого блѣднаго лица. Онъ былъ пораженъ; но когда пришелъ въ себя, то сталъ на колѣни и до локтей погрузилъ въ золото свои голыя руки; казалось, онъ вполнѣ наслаждался этимъ фантастическимъ купаньемъ. Наконецъ онъ сказалъ про себя съ глубокимъ вздохомъ:

«И все это отъ золотаго жука! Прекрасный золотой жучекъ! Бѣдный золотой жучекъ! Какъ дурно я съ нимъ обращался! И тебѣ не стыдно, Негръ? отвѣчай!»

Наконецъ, я объяснилъ и господину и слугѣ необходимость перенести сокровище. Было уже поздно; надобно было, не теряя времени, до разсвѣта перенести все въ домъ Леграна. Мы не знали, за что приняться и долго разсуждали, потому что наши мысли были въ ужасномъ безпорядкѣ. Наконецъ, мы рѣшились вынуть изъ сундука двѣ трети того, что въ немъ заключалось, и тогда только (и то не безъ труда) мы могли вытащить его изъ ямы. Вынутыя вещи мы положили подъ хворостъ и оставили подъ присмотромъ собаки, которой Юпитеръ далъ строгій наказъ не трогаться съ мѣста до нашего возвращенія и не лаять ни подъ какимъ предлогомъ. Тогда мы понесли сундукъ домой со всевозможною скоростью, и, наконецъ, пришли туда, ужасно усталые, въ часъ утра. Такъ какъ мы были очень утомлены, то на первый разъ ничего больше не могли сдѣлать. Мы отдыхали до двухъ часовъ. Въ два часа поужинали; послѣ того, пошли опять въ горы съ тремя добрыми мѣшками, которые, по счастію, нашлись у Леграна. Пришедши къ дереву нѣсколько раньше четырехъ часовъ, мы раздѣлили почти по-ровну остатки богатства, и не зарывъ выкопанныхъ ямъ, опять пошли домой, гдѣ и сложили сокровище въ то самое время, когда первые лучи солнца показались на востокѣ надъ верхушками деревъ.

Наши силы совершенно истощились; но волненіе лишало насъ сна. Послѣ четырехъ-часовой безпокойной дремоты, мы встали, какъ бы условясь заранѣе, чтобъ разсмотрѣть все хорошенько.

Сундукъ былъ полонъ, и мы цѣлый день и часть слѣдующей ночи провели въ осмотрѣ клада. Все было въ немъ положено въ совершенномъ безпорядкѣ. Разобравъ вещи, мы нашли себя еще богаче, чѣмъ предполагали. У насъ было 450,000 долларовъ (около 600,000 рублей серебромъ), по самой точной оцѣнкѣ. Не было ни одной монеты серебряной; все золото: золотыя старинныя монеты различнаго происхожденія: Французскія, Испанскія, Нѣмецкія, нѣсколько Англійскихъ гиней, и небольшое число жетоновъ, какихъ мы никогда не видывали. Было также нѣсколько большихъ медалей, очень тяжелыхъ и до того стертыхъ, что мы не могли разобрать надписей. Американскихъ монетъ не было. Было 110 большихъ алмазовъ, и нѣкоторые замѣчательной величины; 18 рубиновъ съ необыкновеннымъ блескомъ; 310 превосходныхъ изумрудовъ; 21 сафиръ и одинъ опалъ. Всѣ эти камни были вынуты изъ оправы и брошены потомъ въ сундукъ; оправа же была разломана или сплющена ударами молотка, какъ бы для того, чтобъ ее нельзя было узнать. Кромѣ драгоцѣнныхъ камней, было много золотыхъ вещей: около 200 перстней и серегъ очень тяжелыхъ; 30 богатыхъ цѣпей; 83 большихъ распятій; двѣ люстры высокой цѣны; огромная чаша; двѣ рѣзныя рукояти шпаги превосходной работы, и много другихъ вещей, которыхъ я теперь не припомню. Всѣ онѣ вѣсили гораздо болѣе 350 фунтовъ. Здѣсь я не считаю 197 золотыхъ часовъ, изъ которыхъ трое стоили, по крайней мѣрѣ, по 500 долларовъ (около 665 рублей серебромъ). Большею частью это было старинные часы, вовсе негодные къ употребленію (потому что они были испорчены долгимъ пребываніемъ въ сыромъ мѣстѣ); но ихъ золотыя доски, осыпанныя драгоцѣнными камнями, имѣли большую цѣнность. Мы сначала оцѣнили все, что находилось въ сундукѣ, въ полтора милліона долларовъ (около 2,000,000 рублей серебромъ); но послѣ увидѣли, что все это стоило гораздо болѣе.

Когда мы кончили осмотръ, и волненіе, произведенное въ насъ такимъ необыкновеннымъ случаемъ, поутихло, то Легранъ, видѣвшій мое нетерпѣливое желаніе разгадать эту удивительную загадку, передалъ мнѣ подробно всѣ обстоятельства.

«Вы помните, — сказалъ онъ мнѣ, — тотъ вечеръ, когда я нарисовалъ жука. Вы не забыли также, какъ я имѣлъ глупость оскорбиться вашимъ замѣчаніемъ, что мой рисунокъ похожъ на мертвую голову. Сначала я думалъ, что вы шутите; но вспомнивъ про пятна особенной формы, бывшія на спинѣ насѣкомаго, я согласился, что ваше замѣчаніе отчасти справедливо. Но вы стояли на своемъ, и я обидѣлся вашимъ дурнымъ мнѣніемъ о моемъ искусствѣ въ рисованіи, потому что считалъ себя довольно хорошимъ живописцемъ. Когда вы отдали мнѣ листокъ пергамента, на которомъ я нарисовалъ жука, я былъ готовъ смять его и кинуть въ огонь.»

— Листокъ бумаги, хотите вы сказать? — замѣтилъ я.

«Нѣтъ, онъ былъ похожъ на бумагу, и сначала я тоже думалъ, что это бумага; но когда сталъ рисовать, то увидѣлъ, что это очень тонкій пергаментъ. Притомъ, какъ вы, можетъ быть, помните, онъ былъ очень запачканъ. Въ ту самую минуту, какъ я хотѣлъ смять его, нечаянно взглянулъ на рисунокъ, который вы разсматривали, и вы можете судить о моемъ удивленіи, когда я, въ самомъ дѣлѣ, увидѣлъ очертаніе мертвой головы на томъ самомъ, казалось мнѣ, мѣстѣ, гдѣ нарисовалъ жука. Это удивленіе было такъ сильно, что, въ первую минуту, я не могъ собраться съ мыслями. Я взялъ свѣчу, и сѣвши на другомъ концѣ комнаты, сталъ разсматривать пергаментъ съ большимъ вниманіемъ. Только тогда, обвернувъ пергаментъ, я нашелъ, на другой сторонѣ, свой рисунокъ. Я чрезвычайно удивился сходству этихъ двухъ рисунковъ и по величинѣ, и по формѣ. Странность этого случая, признаюсь, снова перемѣшала мои мысли: это — довольно обыкновенное слѣдствіе сходства подобнаго рода. Умъ хочетъ найти связь, перейти отъ слѣдствія къ причинѣ, и достигая этого, мгновенно поражается. Но когда я опомнился, мнѣ пришла въ голову новая мысль, и удивленіе мое увеличивалось. Я вспомнилъ, что на пергаментѣ не было ничего, когда я рисовалъ жука. Я совершенно увѣрился въ этомъ, потому что припомнилъ, какъ я переворачивалъ пергаментъ на обѣ стороны, чтобъ найти чистое мѣсто. Еслибъ мертвая голова была на немъ уже тогда, то я непремѣнно бы замѣтилъ ее. Здѣсь скрывалась тайна, которой я не могъ разгадать. Я тотчасъ же всталъ, и, спрятавъ пергаментъ, отложилъ всѣ догадки до тѣхъ поръ, пока останусь одинъ.

«Когда вы ушли, а Юпитеръ крѣпко заснулъ, я снова принялся за это; но уже съ большимъ порядкомъ. Сначала я отдалъ себѣ отчетъ въ томъ, какимъ образомъ этотъ пергаментъ попалъ въ мои руки. Мы нашли жука на берегу твердой земли, съ милю отъ острова. Когда я его взялъ, онъ такъ больно укусилъ меня, что я принужденъ былъ его выпустить. Юпитеръ, рѣшась, въ свою очередь, схватить насѣкомое, которое отлетѣло къ нему, искалъ бумаги или чего нибудь подобнаго, чтобъ взять его. Ему также какъ и мнѣ, попался на глаза этотъ обрывокъ пергамента, который я принялъ за бумагу; онъ въ половину былъ засыпанъ пескомъ. Не далеко оттуда, я замѣтилъ остатки чего-то въ родѣ лодки. Они показывали чрезвычайную древность, потому что по формѣ ихъ почти нельзя было узнать.

«Юпитеръ поднялъ пергаментъ и, завернувъ въ него жука, подалъ мнѣ. Возвращаясь домой, мы встрѣтили поручика Ж... Я показалъ ему насѣкомое; онъ просилъ у меня позволенія взять его въ крѣпость. Едва я успѣлъ согласиться, какъ онъ уже положилъ его въ карманъ своего жилета, безъ пергамента, въ который онъ былъ завернутъ и который я держалъ въ рукѣ, когда Ж.... разсматривалъ жука. Вѣроятно, я безъ сознанія положилъ пергаментъ въ карманъ.

«Вы помните, что когда я сѣлъ къ этому столу, чтобъ нарисовать жука, я не нашелъ бумаги тамъ, гдѣ она обыкновенно лежитъ у меня. Я искалъ въ ящикѣ, — и тамъ не было. Тогда я сталъ шарить въ карманахъ, надѣясь найти какое нибудь старое письмо, и вынулъ пергаментъ. Я потому обращаю вниманіе ваше на эти подробности, что обдумавъ все, я былъ чрезвычайно пораженъ такимъ стеченіемъ обстоятельствъ.

«Вы, можетъ быть, опять будете смотрѣть на меня, какъ на мечтателя; но дѣло въ томъ, что я нашелъ нѣкоторую связь между этими обстоятельствами. Я соединилъ два звена огромной цѣпи: лодку на берегу и около этой лодки кусокъ пергамента, — а не бумаги; на пергаментѣ была нарисована мертвая голова. Вы, разумѣется, спросите меня: что я нашелъ тутъ общаго? Я отвѣчу вамъ, что мертвая голова есть извѣстный знакъ морскихъ разбойниковъ: во всѣхъ битвахъ, они выставляютъ флагъ съ мертвою головою.

«Я сей часъ замѣтилъ вамъ, что мертвая голова была нарисована на пергаментѣ, а не на бумагѣ. На пергаментѣ рѣдко пишутъ о неважныхъ дѣлахъ. Кромѣ того, онъ не такъ удобенъ, какъ бумага, для рисованія и бѣглаго письма. Это замѣчаніе привело меня къ догадкѣ, что мертвая голова должна имѣть тайный смыслъ. Я разсмотрѣлъ также форму пергамента. Одинъ уголъ былъ оторванъ; но видно, что прежде форма его была продолговатая. На этомъ листкѣ, должно быть, было написано что нибудь важное, тщательно сохраняемое.»

— Но, прервалъ я его снова, вы сказали, что мертвой головы не было, когда вы рисовали жука. Какое же отношеніе она могла имѣть къ лодкѣ, когда она, по вашемъ собственнымъ словамъ, была нарисована (Богъ знаетъ, какъ и кѣмъ) послѣ вашего рисунка?

«Въ этомъ-то и состоитъ вся тайна. Впрочемъ, разрѣшить этотъ вопросъ было, сравнительно, легче. Вотъ какъ разсуждалъ я: когда я рисовалъ жука, мертвой головы не было видно на пергаментѣ. Кончивъ рисунокъ, я отдалъ его вамъ, и не терялъ васъ изъ виду во все время, пока вы его держали. Мертвую голову нарисовали не вы, а кромѣ васъ, никого не было, кто бы могъ нарисовать ее. Стало быть, она никѣмъ не была нарисована, а, между тѣмъ она была на пергаментѣ.

«Я старался вспомнить всѣ малѣйшія обстоятельства, случившіяся при появленіи мертвой головы на пергаментѣ. Въ этотъ вечеръ было очень холодно, и въ каминѣ былъ разведенъ большой огонь. Я согрѣлся и сидѣлъ у стола; но вы подвинули свой стулъ къ камину. Въ то время, какъ я подалъ вамъ рисунокъ и вы хотѣли разсмотрѣть его, вошла моя собака, и прыгнула на васъ. Вы ласкали ее лѣвою рукой, тогда какъ правая, въ которой вы держали пергаментъ, упала къ вамъ на колѣни и, слѣдовательно очень близко къ огню; я думалъ даже, что пергаментъ загорится, и хотѣлъ сказать вамъ это; но не успѣлъ, потому что вы въ ту же минуту подняли руку и стали разсматривать рисунокъ. Сообразивъ всѣ эти обстоятельства, я не сомнѣвался, что мертвая голова появилась на пергаментѣ вслѣдствіе жара. Вы знаете, что теперь извѣстны и всегда были извѣстны химическіе способы писать на бумагѣ или на пергаментѣ такъ, что не видать буквъ до тѣхъ поръ, пока онѣ не будутъ подвергнуты дѣйствію жара. Такъ кобальтовая окись, сперва растворенная въ селитряной кислотѣ, съ прибавкою поташной щелочной соли, потомъ, распущенная въ водѣ, даетъ жидкость пурпуроваго цвѣта, который становится невидимъ, когда остынетъ и снова появляется, когда подогрѣется.

«Тогда я сталъ разсматривать мертвую голову съ особеннымъ вниманіемъ. Та часть, которая ближе къ краю, была гораздо явственѣе остальной. Очевидно, дѣйствіе жара было неровное. Я тотчасъ развелъ огонь и каждую часть пергамента подвергъ дѣйствію сильнаго жара. Сначала только опредѣленнѣе обозначились слабыя черты мертвой головы. Однако, продолжая опытъ, я увидѣлъ на углѣ пергамента, діагонально противоположномъ тому углу, гдѣ была мертвая голова, какую-то фигуру, которую я сперва принялъ за изображеніе козы, но разсмотрѣвъ ближе увидѣлъ, что это козленокъ.»

— А! а! — сказалъ я смѣясь; — конечно, я не имѣю права насмѣхаться надъ вами, потому что полтора милліона долларовъ не могутъ служить предметомъ насмѣшекъ; но вѣроятно, вы не присоедините еще третьяго звена къ своей цѣпи: вы не скажете, что существуетъ какое-нибудь отношеніе между вашими морскими разбойниками и козой.

«Но вѣдь я вамъ уже сказалъ, что это была не коза

— Коза или козленокъ, — разница не велика.

«Разница не велика, но все-таки есть разница. Вы, можетъ-быть, слыхали про капитана Кидда[5]. Мнѣ сейчасъ же пришло въ голову, что изображеніе этого животнаго есть его иероглифическая подпись. Я говорю — подпись, потому что мѣсто, которое она занимала на пергаментѣ, оправдывало эту мысль. Что же касается до мертвой головы въ противоположномъ углу, то она, вѣроятно, замѣняла печать. Что меня запутывало, такъ это отсутствіе главной части — словъ.»

— Вы, конечно, ожидали найти письмо между печатью и подписью.

«Письмо или что-нибудь подобное. Дѣло въ томъ, что во мнѣ было предчувствіе какого-то необыкновеннаго счастья. Почему? — это трудно сказать. Можетъ быть, тутъ было болѣе желанія, чѣмъ надежды. Глупое замѣчаніе Юпитера, что жукъ весь золотой, поразило мое воображеніе. И кромѣ того, было что-то необыкновенное во всемъ стеченіи обстоятельствъ. Замѣтьте, — все это случилось именно въ тотъ день года, когда было такъ холодно, что надо было развести огонь; замѣтьте, что безъ этого огня или даже безъ случайнаго появленія собаки въ то время, какъ вы были около огня съ пергаментомъ въ рукѣ, я никогда бы и не подозрѣвалъ о существованіи мертвой головы, и слѣдовательно, никогда бы не отыскалъ сокровища.»

- Продолжайте, сказалъ я ему вы удивительно какъ возбудили мое любопытство.

«Вамъ, вѣроятно, извѣстно какое-нибудь преданіе, которыхъ множество ходитъ въ народѣ, о сокровищѣ, зарытомъ гдѣ-то на берегу Атлантическаго океана Киддомъ и его сообщниками. Эти искаженные разсказы должны были имѣть какое нибудь основаніе; но сокровище еще никѣмъ не было открыто. Еслибъ Киддъ спряталъ его на время и потомъ взялъ опять, то эти разсказы не дошли бы до насъ; по крайней мѣрѣ, не дошли бы въ настоящемъ ихъ видѣ: замѣтьте, что всѣ разсказы относятся къ искателямъ клада, а не къ нашедшимъ его. Еслибъ Киддъ взялъ свои деньги, то дѣло тѣмъ бы и кончилось, и не было бы больше разсказовъ. Мнѣ показалось вѣроятнымъ, что какое-нибудь обстоятельство, — напримѣръ потеря указаній на мѣсто, гдѣ скрыто было сокровище, — не допустило Кидда найти его. Это обстоятельство было, вѣроятно, извѣстно и его сообщникамъ, которые, полагаясь на случай, дѣлали безуспѣшные розыски и дали поводъ къ тѣмъ разсказамъ, которые теперь такъ распространились. Въ самомъ дѣлѣ, слышали ли вы когда-нибудь, что на берегу найдено какое нибудь сокровище?»

— Никогда.

«Между тѣмъ, достовѣрно извѣстно, что Киддъ собралъ огромныя богатства. Я предполагалъ, что эти богатства сохранялись въ землѣ; и можетъ быть, вы удивитесь, когда я скажу, что я надѣялся, даже былъ увѣренъ, что пергаментъ указываетъ на мѣсто, гдѣ спрятано сокровище.»

— Чтожъ вы, потомъ, сдѣлали?

«Я опять поднесъ пергаментъ къ огню, увеличивъ жаръ; но ничего не показалось. Я подумалъ тогда, что, можетъ быть, грязь, покрывающая его, препятствуетъ успѣху моего опыта. Я бережно вымылъ пергаментъ, обливъ его теплою водою; послѣ того, положилъ его на жестяную сковородку, мертвой головой внизъ, а эту сковородку поставилъ на жаровню съ горячими угольями. Черезъ нѣсколько минутъ, когда жесть раскалилась, я снялъ пергаментъ и, къ невыразимой радости, увидѣлъ, въ нѣкоторыхъ мѣстахъ, что-то написанное, какъ будто рядъ цыфръ. Я положилъ пергаментъ на сковородку и оставилъ еще на минуту. Когда я его снялъ во второй разъ, онъ былъ въ такомъ состояніи, въ какомъ вы его сейчасъ увидите.»

Легранъ поднесъ пергаментъ къ огню и подалъ его мнѣ. На немъ, между мертвою головою и козленкомъ, были грубо написаны, чѣмъ то похожимъ на красныя чернила, слѣдующіе знаки:

53‡‡†305))6*;4826)4‡.)4‡);806*;48†8 !60))85;1‡(;:‡*8†83(88)5*†;46(;88*96 *?;8)*‡(;485);5*†2:*‡(;4956*2(5*—4)8 !8*;4069285);)6†8)4‡‡;1(‡9;48081;8:8‡ 1;48†85;4)485†528806*81(‡9;48;(88;4 (‡?34;48)4‡;161;:188;‡?;

- Но, сказалъ я, возвращая пергаментъ, — я недалеко подвинулся въ моихъ догадкахъ. Еслибъ всѣ сокровища Гольконды были назначены въ награду за разрѣшеніе этой задачи, то я и тутъ бы долженъ былъ отказаться.

«А между тѣмъ, — замѣтилъ Легранъ, — разрѣшеніе не такъ трудно, какъ можно полагать съ перваго взгляда. Тотчасъ видно, что эти знаки имѣютъ какой нибудь смыслъ; но судя по тому, что извѣстно объ образованіи Кидда, никакъ нельзя думать, чтобы онъ былъ способенъ къ очень сложному таинственному письму. Поэтому для меня казалось очень простымъ то что безграмотный морякъ считалъ неразрѣшимымъ безъ помощи ключа.»

— И вы разобрали это маранье?

«Очень легко. Прежде всего, надо было узнать, на какомъ языкѣ оно написано. Въ другомъ случаѣ, надо было бы перепробовать нѣсколько языковъ, всегда держась теоріи вѣроятностей; но здѣсь подпись рѣшила этотъ вопросъ: другое значеніе слова «Киддъ», кромѣ фамиліи, существуетъ только въ Англійскомъ языкѣ. Еслибъ этого знака (козленка) не было, то я бы началъ съ Испанскаго и Французскаго языковъ, потому что эти языки преимущественно были въ употребленіи у морскихъ разбойниковъ на моряхъ Испанской Америки; — еслибъ были особенные промежутки между знаками, то я замѣтилъ бы слова изъ одной буквы, и легко бы нашелъ ихъ значеніе (напр. a — членъ неопредѣленный; I—я). Но промежутковъ не было, и я долженъ былъ прямо начать съ составленія таблицы; т. е. я сосчиталъ, сколько разъ повторяется каждый знакъ, и составилъ слѣдующую таблицу:

8 повторяется 33 раза.
; " 26 "
4 " 19 "
‡ и ) " 16 "
* " 13 "
5 " 12 "
6 " 11 "
† и 1 " 8 "
0 " 6 "
9 и 2 " 5 "
: и 3 " 4 "
? " 3 "
! " 2 "
 — и . " 1 "

«Чаще всѣхъ встрѣчается въ Англійскомъ языкѣ буква e. Прочія слѣдуютъ въ такомъ порядкѣ:

a, o, i, d, h, n, r, s, t, u, y, c, f, g, l, m, w, b, k, p, q, x, z.

«На этомъ можно уже основаться. Употребленіе таблицы, мною составленной, понятно. Такъ какъ цифра 8 встрѣчается чаще, то ее можно принять за букву e. Это предположеніе подтверждается еще и тѣмъ, что е въ Англійскомъ языкѣ часто удвояется (напр. meet, fleet и пр.), и такое ея удвоеніе встрѣчается, въ самомъ дѣлѣ, нѣсколько разъ на пергаментѣ. Далѣе, изо всѣхъ словъ въ Англійскомъ языкѣ чаще другихъ встрѣчается членъ the[6]. Надо разсмотреть, нѣтъ ли повтореній трехъ знаковъ въ одномъ и томъ же порядкѣ, такъ чтобъ третій знакъ былъ 8; тогда вѣроятно, что эти три знака будутъ the. Здѣсь семь соединеній подобнаго рода, которыя состоятъ изъ знаковъ; 48; следовательно: знакъ; означаетъ t, 4 — h, 8—е. Теперь можно уже узнать начало и конецъ нѣкоторыхъ другихъ словъ. Возьмемъ, напримѣръ, въ послѣдней строчкѣ знаки ;(88; 4, которые слѣдуютъ за членомъ the. Здѣсь намъ уже извѣстны пять знаковъ. Если замѣнимъ ихъ буквами, пропустивъ неизвѣстный знакъ, то получимъ

t eeth

«Замѣняя неизвѣстный знакъ разными буквами, мы увидимъ, что нельзя составить слова, которое бы кончалось на th. Поэтому th принадлежитъ къ другому слову; у насъ остается.

t ee

«Вставляя разныя буквы, мы можемъ составить одно только слово tree (дерево). Передъ нимъ членъ the. Пишемъ эти слова, а за ними слѣдующіе знаки:

the tree ;4(±?34 the

«Или, замѣняя извѣстные знаки буквами, а неизвѣстные — точками:

the tree thr...h the

«Очевидно, что здѣсь слово trough (черезъ, сквозь). Мы нашли еще три буквы o, u и g. Такимъ образомъ, легко было найти остальныя буквы. — Я прочту теперь, что было написано на пергаментѣ:

«Хорошее стекло въ епископскомъ замкѣ на діавольскомъ стулѣ 41 градусъ 13 минутъ сѣверо-востокъ главный стволъ седьмая вѣтка на востокъ опустить изъ лѣваго глаза мертвой головы веревка отъ дерева чрезъ точку 50 футовъ дальше[7]

— Но, сказалъ я, загадка почти такъ же темна, какъ и прежде. Что значитъ вся эта чепуха: діавольскій стулъ, мертвая голова, епископскій замокъ?

«Я согласенъ, — отвѣчалъ Легранъ, — что, при поверхностномъ взглядѣ, оно кажется еще довольно таинственнымъ. Первою мою заботою было раздѣлить слова такъ, какъ онѣ были раздѣлены въ мысли писавшего.»

— Т. е. поставить знаки препинанія?

«Да, нѣчто въ этомъ родѣ.»

— Мнѣ хотѣлось бы знать, какъ вы это сдѣлали?

«Фраза написана безъ знаковъ препинанія для того, чтобъ ее труднѣе было прочесть. Вѣроятно, что человѣкъ, не привыкшій много писать, при этомъ вдается въ крайность: тамъ гдѣ надо бы поставить знакъ препинанія онъ, напротивъ, нарочно напишетъ еще связнѣе. На этомъ основаніи, я раздѣлилъ фразу следующимъ образомъ:

«Хорошее стекло въ епископскомъ замкѣ на діавольскомъ стулѣ, — 41 градусъ 13 минутъ — сѣверо-сѣверо-востокъ — главный стволъ седьмая вѣтка на востокъ — опустить изъ лѣваго глаза мертвой головы — веревка отъ дерева черезъ точку 50 футовъ дальше.»

— Очень хорошо сказалъ я; — но ваши раздѣленія ничего не объяснили мнѣ.

«Я тоже не понималъ ничего нѣсколько дней. Въ это время, я справлялся по сосѣдству, о существованіи какого-нибудь зданія, называемаго епископскимъ замкомъ (Bishop’s hostel). Первыя разсысканія мои были безуспѣшны, и я хотѣлъ было уже предпринять ихъ въ большемъ размѣрѣ, какъ вдругъ мнѣ пришло въ голову, не имѣетъ ли какого отношенія Bishop’s hostel къ древнею фамиліей Bessop, которая, въ незапамятныя времена, владѣла стариннымъ домомъ въ 4 миляхъ на сѣверъ отъ острова. Я отправился туда, и сталъ распрашивать самыхъ старыхъ негровъ. Наконецъ, какая-то старуха сказала мнѣ, что она слышала о мѣстѣ, называемомъ замкомъ Бессоповъ (Bessop’casle), и что она можетъ даже проводить меня туда. Впрочемъ, она сказала, что это не замокъ, а просто огромная скала.

«Прельщенная обѣщаніемъ щедрой награды, старуха согласилась служить мнѣ проводникомъ, и мы нашли, хотя и не безъ труда, таинственное мѣсто. Замокъ Бессоповъ состоялъ изъ неправильной кучи большихъ камней, изъ которыхъ особенно одинъ былъ замѣчателенъ по своей величинѣ, отдѣльному положенію и искусственной формѣ. Я взлѣзъ на его верхушку и находился въ затруднительномъ положеніи, не зная что потомъ начать.

«Пока я думалъ, я увидѣлъ родъ узкаго карниза на восточной сторонѣ скалы, на три фута ниже меня. Этотъ карнизъ, выставлявшійся на 18 дюймовъ, былъ не шире одного фута; но родъ углубленія, сдѣланнаго въ скалѣ прямо надъ нимъ, давало ему видъ стариннаго стула. Я не сомнѣвался въ томъ, что это и есть «діавольскій стулъ», и мнѣ казалось, что я уже разрѣшилъ загадку.

«Я зналъ, что «хорошее стекло» означаетъ зрительную трубу: моряки рѣдко употребляютъ эти слова въ другомъ значеніи. Я понялъ, что надо употребить зрительную трубу и притомъ дать ей извѣстное направленіе, потому что слова «41 градусъ 13 минутъ» и «сѣверо-сѣверо-востокъ» не могли имѣть другаго смысла. Съ воображеніемъ взволнованнымъ этими открытіями, пошелъ я домой за трубою и, потомъ, воротился на скалу.

«Я спустился съ вершины на корнизъ и увидѣлъ, что сидѣть можно только въ извѣстномъ положеніи; это подтвердило мое предчувствіе. Тогда я взялъ трубу и направилъ ее на сѣверо-востокъ при помощи карманнаго компаса; потомъ, установилъ приблизительно подъ угломъ 41 градуса и началъ подымать и опускать конецъ трубы до тѣхъ поръ, пока мое вниманіе не было привлечено круглымъ отверстіемъ въ листьяхъ большаго дерева. Въ центрѣ этого отверстія я замѣтилъ что-то бѣлое; вглядясь пристальнѣе, я увидѣлъ, что это — мертвая голова.

«Съ этого времени, я считалъ задачу уже рѣшенною, потому что указанія — «главный стволъ», «седьмая вѣтка къ востоку» — могли относиться только къ положенію мертвой головы; а слова «опустить изъ лѣваго глаза мертвой головы» заключали указаніе, какъ искать зарытое сокровище.»

— Все это, сказалъ я, кажется мнѣ совершенно просто и ясно, и въ то же время очень остроумно. Но что сдѣлали вы, возвратясь изъ епископскаго замка?

«Замѣтивъ положеніе дерева, я воротился домой. Но какъ только я сошелъ съ «діавольскаго стула», круглое отверстіе исчезло; я напрасно смотрѣлъ во всѣ стороны: невозможно было отыскать его. Только съ узкаго карниза скалы видно это отверстіе, и вотъ, по моему мнѣнію, самая остроумнѣйшая выдумка въ этомъ таинственномъ дѣлѣ.»

«Въ епископскій замокъ ходилъ вмѣстѣ со мною Юпитеръ, который, съ нѣкотораго времени, замѣтилъ, вѣроятно, мою задумчивость и не оставлялъ меня одного. Но на другой день поутру, я всталъ рано и, избавясь такимъ образомъ, отъ его надзора, пошелъ въ горы отыскивать дерево. Послѣ многихъ усилій, я наконецъ нашелъ его. Что же касается до развязки, то она также хорошо извѣстна вамъ, какъ и мнѣ.»

— Но объясните мнѣ свой восторженный голосъ и торжественный видъ, съ которымъ шли вы, размахивая жукомъ. Я думалъ, что вы сошли съ ума. И потомъ, зачѣмъ вы хотѣли непремѣнно бросить жука, а не простой камень?

«Говоря откровенно, я нѣсколько оскорбился вашими подозрѣніями на счетъ моего здоровья, и рѣшился наказать васъ невиннымъ обманомъ. Вотъ для чего я размахивалъ жукомъ и для чего велѣлъ кинуть его съ дерева. Ваше замѣчаніе объ его вѣсѣ подало, мнѣ, впрочемъ, эту мысль.»

— Теперь понимаю; одно только не понятно мнѣ.

«Что?»

— Два скелета, которые мы нашли въ ямѣ.

«Объ нихъ я знаю столько же, сколько и вы. Я вижу одно только объясненіе, которое заставляетъ предполагать здѣсь ужасное злодѣйство. Очевидно, Киддъ, — если только онъ зарылъ это сокровище, въ чемъ я не сомнѣваюсь, — очевидно, говорю я, Киддъ долженъ былъ имѣть товарищей при зарытіи своего богатства. Но зарывши, онъ хотѣлъ избавиться отъ людей, знавшихъ его тайну. Можетъ-быть, для этого довольно было двухъ ударовъ лопаты, въ то время, какъ его товарищи были еще въ ямѣ; можетъ-быть, надо было больше. Кто можетъ сказать это? — никто.»


  1. Это первый известный перевод произведения По на русский язык. Впервые опубликован в 1847 году в «Новой библиотеке для воспитания» П. Редкина, кн. 1, С. 154—220. Сделан с французского перевода Альфонса Боргера. Текст приведен по перепечатке 1848 года в «Журнале для чтения воспитанникам военно-учебных заведений». (Прим. ред.)
  2. Эта повѣсть новѣйшаго Американскаго писателя, Эдгара По (Edgar Рое), заимствована изъ Новой Библіотеки для Воспитанія, издаваемой Г. Рѣдкинымъ. (Прим. изд.)
  3. Іоаннъ Сваммердамъ (род. въ 1637, ум. въ 1680 г.) великій Голландскій анатомъ, естествоиспытатель, преимущественно же энтомологъ, т. е. знатокъ насѣкомыхъ. (Прим. изд.)
  4. Особый видъ Американскаго орѣшника. (Прим. изд.)
  5. Kidd по-Англійски значитъ козленокъ. (Прим. изд.)
  6. Соотвѣтствующій Французскому члену le, la, les. (Прим. изд.)
  7. Вотъ англійскія слова: «А good glass in the Bishop’s hostel in the devil’s seat forty’one degrees and thirteen minutes northeast and by north main branch seventh limb east side shoot from the left eye of the death’s head a bee line from the tree through the shot fiifty feet out. (Прим. изд.)