Хлодвиг Гогенлоэ[править]
Из дневника (1876 и 1879 гг.)[править]
<1>[править]
Париж (25 января) 6 февраля 1876 г.
Вчера вечером у княгини Урусовой. Там были Черкасский, Жуковский-младший [Имеется в виду П. В. Жуковский] и Тургенев. Последний рассказывал, между прочим, о Викторе Гюго, которого он часто навещает. Говорит, что Виктор Гюго необычайно любезен и радушен как хозяин; он живет здесь в наемной квартире, богат, но расчетлив. Тургенев недавно имел с ним беседу о Гете, во время которой обнаружилось много неожиданного. Между прочим, Гюго приписал Гете «Валленштейна». Он ненавидит Гете и дошел до того, что заявил: «Personne n’ignore que c’est Ancillon qui a Иcrit les „Wahlverwandschaften“ et pas Goethe» [Кто же не знает, что «Избирательное сродство» написал Апсильон, а вовсе не Гете — фр.].
Тургенев говорит о чувстве нетерпимости, присущей французским писателям высшего ранга, таким, как Флобер и Доде, которые ничего не хотят знать о несколько хуже пишущих авторах, как Арсен Уссей и Александр Дюма, Тургенев далее говорил о гравюрах Гойя, которые появились в начале этого века. Когда он описывал отдельные картины, ярко проявился его прославленный талант. Потом он прочитал нам несколько стихотворений некой госпожи Аккерман, которая в общем стоит на точке зрения Шопенгауэра и проклинает бога и вселенную. В Тургеневе есть что-то от самодовольствия знаменитого писателя, но только в очень небольшой и не раздражающей мере. К тому же он любезен и естествен.
<2>[править]
Париж (21 марта) 2 апреля 1876 г.
… я отправился к княгине Урусовой, где застал Тургенева, который читал стихи и рассказывал о разном в своей обычной образной манере.
Вернулся домой в час ночи…
<3>[править]
Париж (1) 13 апреля 1879 г.
Тургенев возвратился из России, где был предметом всеобщих оваций. Я застал его вчера еще под впечатлением пережитого. Он говорил, что был поражен таким чествованием, ведь он никогда не занимался политикой. Он объяснял это потребностью русского народа найти хоть какой-нибудь объединяющий пункт, чтобы проявить свои либеральные воззрения. Он много рассказывал о русских делах. Правительство не понимает движения. По мнению Тургенева, оно поступает неправильно, относясь одинаково к нигилистическим заговорщикам и к либеральным кругам. Он прибавил, что действительно существуют тайные общества с радикальными тенденциями. Ему самому приходилось беседовать с такими радикалами; у них нет никакой программы, они только высказывают мысль о том, что старый, обветшалый дом должен быть подожжен со всех четырех сторон, а потом должен быть построен новый. Образованные круги — ученые, литераторы, чиновники — убеждены, что Россия должна получить конституцию, не обязательно по новейшему образцу, но такую, которая включала бы представителей земств, чтобы контролировать финансы и внести порядок в управление. Движение охватило всех. «Le peuple russeest frИmissant» [Русский народ в брожении — фр.]. Для царя было бы легко уступками привлечь на свою сторону народ и вызвать в нем по отношению к своей особе необычайный энтузиазм. Сейчас для этого чрезвычайно благоприятный момент. Однако царь, которого всегда предостерегали, что уступки привели Людовика XVI к гильотине, не хочет об этом и думать. К тому же он сделался равнодушным, он окружен лишь тесной кликой, склоняется к тому, чтобы одними и теми же мерами противодействовать как либеральному, так и радикальному движению. Это ожесточает и умеренных. Вполне благомыслящие люди говорили ему, Тургеневу: они сами смущены тем, что не могут в душе порицать террористические акты, которые они осуждают. Тургенев упомянул различные факты, вызывавшие всеобщее раздражение. Так, девятьсот молодых людей, на которых только пали кой-какие подозрения, были брошены в одиночки. Шестьдесят человек из них в результате многолетнего заключения лишились ума, многие заболели туберкулезом. Около десяти тысяч молодых людей были в заключении и высланы в отдаленные города [Речь идет о политическом процессе 1877—1878 гг., известном под названием «Процесс 193-х», Ему предшествовало предварительное следствие, которое длилось около трех лет (с конца 1874 г.), Было привлечено свыше тысячи человек, которым предъявлялось обвинение «в революционной пропаганде в империи»]. Это значит, что разрушена их карьера и что они лишились средств к существованию. И это были не только нигилистические заговорщики, большая часть их — либералы, которые не смогли скрыть своих мечтаний о конституционном устройстве.
В России, говорит Тургенев, в центре внимания — внутренняя политика. Внешняя политика никого не интересует. Поэтому славянофильская партия потеряла почву. Аксаков, который посетил его, разразился по этому поводу иеремиадами [Имеется в виду И. С. Аксаков]. Войну, которая стоила стольких денег и людей и не принесла России никаких преимуществ, все осуждают самым решительным образом [Речь идет о русско-турецкой войне 1877—1878 гг], и в настоящее время о войне никто не хочет и слышать.
Он говорил о министрах с величайшим презрением. Маков — идиот, Грейг — совершенно неспособен. Царь сказал Грейгу после одного доклада: «До сих пор я считал, что я тот человек, который меньше, чем кто-либо другой в России, понимает в финансах. Теперь вижу, что ошибался: этот человек — ты». Тем не менее царь сохраняет Грейга на его посту. Если утверждать, что в России нет людей, способных к руководству делами, — это совершенно ошибочно. Он назвал различных дельных провинциальных чиновников и адвокатов. Если этот момент спасти Россию будет упущен — наступит общий крах. В революцию Тургенев не верит. Правительство обладает достаточной властью, чтобы силой сохранить порядок. Когда он спросил бывшего министра, консерватора, каким образом может быть исправлено положение, тот ответил: «Vis medicatrix naturae» [Целительная сила природы — лат.]. Русские возлагают сейчас надежды на смерть царя и на наследника. Тургенев отрицает, что жизни царя угрожают нигилистические террористы. В своих террористических актах они исходят из определенной теории, они ставят себе целью наказать чиновников, допускающих грубые нарушения закона и несправедливости, и тем запугать их. Царю они ничего не сделают.
Тургенев предполагает написать политическую брошюру, в которой намерен изложить мысли, вызванные пребыванием в России.
То, что правительству начало казаться неудобным его присутствие в России, — это понятно. Жандармский офицер на границе сказал ему, когда он проезжал: «А мы уже пять дней ждем вас» [См. воспоминания А, Г, Лопатина в т, 1 наст. изд.].
Если бы я был царем Александром, я поручил бы Тургеневу составить кабинет.
Комментарий[править]
Немецкий дипломат кн. Хлодвиг Гогенлоэ-Шиллингсфюрст (1819—1901) встречался с Тургеневым в Париже, по всей вероятности, в 1876—1879 годах, в бытность свою послом Германской империи. «Князь Гогенлоэ начал писать свой дневник, когда оп был еще посланником в Париже, и каждый день заносил в него заметки, отличающиеся необыкновенной искренностью», — говорилось в одной из корреспонденций «Нового времени» (1906, № 10987, 14/27 октября, Приложение). Его дневниковые записи о встречах с Тургеневым представляют немалый интерес. Особенно значительна запись 13 апреля н. ст. 1879 года, сделанная вскоре по возвращении Тургенева из России, после волнующих встреч с передовой интеллигенцией и студенчеством. В суждениях о политической обстановке в России 1879 года Тургенев, возможно, излагал мысли, которые собирался развить в неосуществленной статье (см. воспоминания М, М. Ковалевского в наст. т. и коммент. 12 к ним)
Впервые отрывки из дневников Гогенлоэ были опубликованы после смерти автора в журнале «Всемирная иллюстрация», 1906, № 11, с. 103—106.
Русский текст печатается по изданию: «Литературное наследство», т. 76, М., 1967)
Источник текста: И. С. Тургенев в воспоминаниях современников: В 2 т. Т. 2. — М: Худ. литература, 1983. С. 301—304. Комм. В. Г. Фридлянд.