1875[править]
Изъ поэмы «Времена Года»:
1.О Богѣ намъ гласитъ круговращенье…-- В. Жуковскаго
2. Ужасенъ грома гласъ пороковъ злыхъ рабамъ…--А. Мерзлякова
Джемсъ Томсонъ, знаменитый англійскій дидактическій поэтъ, родился 11-го сентября 1700 года въ мѣстечкѣ Еднамѣ, въ Шотландіи. Отецъ его, бывшій тогда приходскимъ священникомъ въ Еднамѣ, получилъ впослѣдствіи приходъ въ Соутдинѣ, въ уединённой и живописной мѣстности, гдѣ Томсонъ и провёлъ своё дѣтство. Онъ рано обнаружилъ своё поэтическое дарованіе — и стихи, написанные имъ на 14-мъ году, уже отличались замѣчательной благозвучностью. На 18-мъ году онъ поступилъ въ Эдинбургскій университетъ, но, по смерти отца, оставилъ его, не окончивъ полнаго курса, и отправился бъ Лондонъ, гдѣ, при посредствѣ своего школьнаго товарища, Маллета, получилъ мѣсто учителя.
Въ 1726 году онъ издалъ свою первую описательную поэму «Зима», которая въ томъ же году потребовала новыхъ изданій, что побудило автора приступить тотчасъ же въ сочиненію второй поэмы «Лѣто», которая и вышла въ свѣтъ въ 1726 году. Затѣмъ, въ 1729 году онъ издалъ «Весну», а въ 1730-«Осень». Въ томъ же 1730 году всѣ четыре вышепоименованныя поэмы были собраны авторомъ въ одну книгу и изданы имъ подъ заглавіемъ: «Времена года». Успѣхъ книги былъ громадный, вслѣдствіе чего первое изданіе ея разошлось въ нѣсколько дней. Успѣхъ поэмы познакомилъ ея автора со многими тогдашними знаменитостями, въ томъ числѣ съ Шпонъ, замѣчаніями котораго Томсонъ охотно воспользовался для исправленія своихъ «Времёнъ года» при слѣдующихъ изданіяхъ.
Въ 1731 году Томсонъ путешествовалъ по Франціи, Швейцаріи и Италіи съ старшимъ сыномъ сэра Чарльза Тальбота, бывшаго впослѣдствіи лордомъ канцлеромъ. Возвратясь изъ путешествія, онъ издалъ поэму «Свобода», которая, вслѣдствіе ходатайства лорда Тальбота, доставила ему доходное и, притомъ, не требовавшее занятіи мѣсто, которое, впрочемъ, было у него отнято впослѣдствіи, по смерти его покровителя. Узнавъ о случившемся, принцъ Валлійскій далъ ему пенсію въ 100 фунтовъ стерлинговъ, а спустя нѣкоторое время обстоятельства его ещё болѣе улучшились полученіемъ мѣста главнаго надзирателя Антильскихъ острововъ, которое давало ему 300 фунтовъ ежегоднаго дохода и на которое онъ могъ послать вмѣсто себя какое-нибудь другое лицо. Обезпеченный такимъ образомъ по всѣхъ своихъ нуждахъ и пользуясь полной свободой, Томсонъ поселился въ прекрасномъ своёмъ деревенскомъ домикѣ (коттеджѣ) близь Ричмонда, гдѣ и прожилъ спокойно до конца своей жизни, наслаждаясь обществомъ своихъ друзей и литературными занятіями. Въ этомъ тихомъ убѣжищѣ Томсонъ принялся за окончаніе давно начатой имъ аллегорической поэмы, въ родѣ Спенсера, «Замокъ Лѣни» которая и была имъ окончена и издана въ маѣ мѣсяцѣ 1740 года, всего за нѣсколько мѣсяцевъ до его смерти, послѣдовавшей, послѣ кратковременной болѣзни, 27-го августа 1740 года.
Рѣдкій поэтъ пользовался такою любовью и былъ такъ искренно оплаканъ, какъ Томсомъ. Появленіе его поэмы «Времена года» составило эпоху въ англійской литературѣ, и даже теноръ, не смотря на устарѣлый стихъ, она не утратила своей популярности. Томсонъ написалъ также нѣсколько трагедій, изъ которыхъ лучшія «Софонизба» и «Танкредъ и Сигизмунда», но и въ названныхъ трагедіяхъ видѣвъ дидактическій поэтъ. Небольшое сочиненіе «Альфредъ», изданное имъ вмѣстѣ съ Маллотомъ, замѣчательно только тѣмъ, что въ нёмъ явилась впервые извѣстная англійская народная пѣснь: «Kulo Britania», которую приписываютъ Томсону.
I.
О Богѣ намъ гласитъ времёнъ круговращенье,
О благости Его — исполненный Имъ годъ.
Творецъ! весна Твоей любви изображенье:
Воскреснули поля, цвѣтётъ лазурный сводъ;
Весёлые холмы одѣты красотою,
И сердце растворилъ желаній тихій жаръ.
Ты въ лѣтѣ, окружопъ и зноемъ и грозою,
То мирный, благостный, несёшь намъ зрѣлость въ даръ,
То намъ благотворишь, сокрытый тучъ громадой.
И въ полдень пламенный, и ночи въ тихій часъ.
Съ дыханіемъ дубравъ, источниковъ съ прохладой,
Не Твой ли къ намъ летитъ любови полный гласъ?
Ты въ осень общій пиръ готовишь для творенья;
И въ зиму, гнѣвный Богъ, на бурныхъ облакахъ,
Во ужасъ облечёнъ, съ грозой опустошенья,
Паришь, погибельный…какъ дольный гонишь прахъ.
И вьюгу, и мятель, и вихорь предъ Собою;
Въ развалинахъ земля; природы страшенъ видъ;
И міръ, оцѣпенѣвъ предъ Сильнаго рукою,
Хвалебнымъ трепетомъ Творца благовѣститъ.
О, таинственный кругъ! какихъ законовъ сила
Сліяла здѣсь красу съ чудесной простотой,
Съ великолѣпіемъ пріятность согласила,
Со тьмою дивный свѣтъ, съ движеніемъ покой,
Съ неизмѣняемымъ единствомъ измѣненье?
Почто жь ты. человѣкъ, слѣпецъ среди чудесъ?
Признай окрестъ себя Руки напечатлѣнье,
Отъ вѣка правящей теченіемъ небесъ
И строемъ мирныхъ сферъ изъ тьмы недостижимой.
Она весной красу низводитъ на поля;
Ей жертва — дымъ горы, перунами дробимой;
Предъ нею въ трепетѣ веселія земля.
Воздвигнись, спящій міръ! внуши мой гласъ, созданье!
Да грянетъ ваша пѣснь Чудеснаго дѣламъ!
Сліянные въ хвалу, сліянны въ обожанье,
Да гимнъ вашъ потрясётъ небесъ огромный храмъ!
Журчи къ Нему любовь подъ тихой сѣнью лѣса,
Порхая по листамъ, душистый вѣтерокъ
Вы, ели, наклонясь съ сѣдой главы утеса
На свѣтлый, о скалу біющійся потокъ,
Его привѣтствуйте таинственною мглою!
О Нёмъ благовѣсти, крылатыхъ бурей свистъ,
Когда трепещетъ брегъ, терзаемый волною
И сорванный съ лѣсовъ крутится клубомъ листъ!
Ручей, невидимо журчащій подъ дубравой,
Съ лѣсистой крутизны ревущій водопадъ,
Рѣка, блестящая средь дебрей величаво,
Кристалломъ отразивъ на брегѣ пышный градъ,
И ты, обитель чудъ, бездонная пучина,
Гремите пѣснь Тому, чей бурь звучнѣйшій гласъ
Велитъ — и зыбь горой, велитъ — и зыбь равнина!
Вы, злаки, вы, цвѣты, лети къ Нему отъ васъ
Хвалебное съ нолей, съ луговъ благоуханье!
Онъ далъ вамъ ароматъ, Онъ васъ кропитъ росой,
Изъ радужныхъ лучей соткалъ вамъ одѣянье…
Предъ Нимъ утихни, долъ! поникни, боръ, главой,
И жатва трепещи на нивѣ оживленной,
Плѣняя шорохомъ мечтателя своимъ,
Когда онъ, при лупѣ, вдоль рощи осребрённой
Идётъ задумчивый и тѣнь во слѣдъ за нимъ!
Луна, по облакамъ разлей струи златыя,
Когда и дебрь и холмъ, и лѣсъ въ туманѣ спятъ!
Созвѣздій ликъ, сіяй средь тверди голубыя,
Когда струнами лиръ превыспреннихъ звучатъ
Воспламенённые любовью Серафимы!
И ты, свѣтило дня, смиритель бурныхъ тучъ,
Будь щедростію ликъ Творца боготворимый!
Ему живописуй хвалу твой каждый лучъ!
Се громъ! Владыки гласъ! Безмолвствуй, міръ смятенный!
Внуши… изъ края въ край по тучамъ гулъ гремитъ;
Разрушена скала; дымится дубъ сражонный;
И гимнъ торжественный чрезъ дебри вдаль паритъ…
Утихъ… Красуйся, лугъ! привѣтственное пѣнье,
Изникни изъ лѣсовъ, и ты, любовь весны —
Лишь полночь принесётъ пернатымъ усыпленье
И тихій отъ холма возстанетъ рогъ луны —
Воркуй подъ сѣнію дубравной, Филомела!
А ты, глаза земли, творенія краса,
Наслѣдникъ ангеловъ безсмертнаго удѣла,
Сочти безчисленны созданья чудеса
И въ горнее пари, хвалой воспламенённый!
Сердца, сліянны въ пѣснь, летите къ небесамъ!
Да грады возшумятъ, мольбами оглашонны!
Да въ храмахъ съ алтарей возстанетъ ѳиміамъ!
Да грянутъ съ звономъ арфъ и съ ликами органы!
Да въ сёлахъ, но горамъ и въ сумракѣ лѣсовъ,
И пастыря свирѣль, и юныхъ дѣвъ тимпаны,
И звучные рога, и шумный гласъ пѣвцовъ
Одинъ составятъ гимнъ и гулъ отгрянетъ: слава!
Будь каждый звукъ — хвала! будь каждый холмъ-алтарь!
Будь храмомъ — каждая тѣнистая дубрава,
Гдѣ, мнится, въ тайной мглѣ сокрытъ природы Царь,
И вѣютъ въ вѣтеркахъ душистыхъ Серафимы,
И гдѣ, возведши взоръ на свѣтлый неба сводъ,
Сквозь зыблемую сѣнь вѣтвей древесныхъ зримый,
Пѣвецъ въ задумчивомъ восторгѣ слёзы льётъ!
А я, животворимъ созданья красотою,
Забуду ли. когда хвалебный гласъ мольбы?
О Неиспытанный! мой пламень предъ Тобою!
Куда бъ ни привела рука Твоей судьбы,
Найду ли тишину подъ отческою сѣнью,
Безпечный другъ нолей, возлюбленныхъ въ кругу —
Тебя и въ знойный день, покрытый рощи тѣнью,
И въ ночь, задумчивый, потока на брегу,
И въ обиталищахъ страданія забвенныхъ,
Гдѣ бѣдность и недугъ, гдѣ рокъ напечатлѣлъ
Отчаянья клеймо на лицахъ искаженныхъ,
Куда бъ, влекомъ Тобой, съ отрадой я летѣлъ,
И въ часъ торжественный полночнаго видѣнья,
Какъ струны, пробудясь, отвѣтствуютъ перстамъ
И духъ воспламенёнъ восторгомъ пѣснопѣнья —
Тебя велю искать и сердцу и очамъ.
Постигнешь ли меня гоненія рукою —
Тебя жь благословитъ тоски молящій гласъ;
Тебя же обрѣту подъ грозной жизни мглою.
Ахъ! скоро ль прилетитъ послѣдній, скорбный часъ,
Конца и тишины желанный возвѣстятель?
Промчись, печальная невѣдѣнія тѣнь!
Откройся тайный брегъ, утраченныхъ обитель!
Откройся, мирная, отеческая сѣнь!
В. Жуковскій.
2.
Ужасенъ грома гласъ пороковъ злыхъ рабамъ!
Но мститель пламенный паря но небесамъ,
Всегда ль приноситъ казнь дрожащему злодѣю?
Влюблённый Селадонъ съ Амеліей своею
Являли образецъ прелестнѣйшей четы.
Равно они полны добра и красоты;
Единство милое лишь поломъ раздѣлялось;
Въ пей утро раннее, златое улыбалось;
Въ нёмъ — ясный, яркій день, краса природы всей.
Любовь связала ихъ, любовь блаженныхъ дней,
Подруга простоты, которая сначала
Невинность, искренность и счастье въ насъ питала.
То было дружество, союзъ сердецъ святой.
Надежда сладкая, увѣренность, покой
Свѣтились въ ихъ очахъ и въ души изливались.
Любови преданы, другъ другомъ восхищаясь,
Другъ другу были тѣмъ, чѣмъ каждый былъ себѣ;
Другъ друга радовать — обѣты ихъ судьбѣ.
Въ уединеніи, сквозь тѣни древъ прохладны
День сельскій освѣщалъ бесѣды ихъ отрадны;
Нѣмой языкъ сердецъ — вотъ весь ихъ разговоръ.
Люби и будь любимъ — слова замѣнитъ взоръ!
И жизнь катилась ихъ, какъ тихій ключъ кристальный,
Безъ бурь и безъ заботъ. Однажды въ рощѣ дальной
Застима ихъ гроза, обманутыхъ тропой.
Безпечны, заняты единственно собой,
Когда сама любовь, любимцевъ провожая,
Велѣла вкругъ двѣсти очарованьямъ рая,
Могли ли замѣчать куда ведётъ ихъ путь.
Вздыханья томныя тѣснили дѣвы грудь
И въ сердцѣ вѣщенъ хладъ безвѣстный возрождался:
Печальный взоръ ея то робко поднимался
Къ гремящимъ небесамъ, то въ горестныхъ слезахъ
На друга упадалъ, чтобъ въ нёмъ прочесть свой страхъ.
Ни вѣра, ни любовь её не подкрѣпляла —
И въ трепетѣ она, казалося, встрѣчала
Парящую къ пей смерть: и замеръ дружбы гласъ,
И тщетенъ всякъ совѣтъ. Какъ ангелъ, въ смертный часъ,
Со взоромъ тающимъ въ любви и умиленьи,
Зритъ праведной души на небо возвращенье,
Такъ Селадонъ взиралъ на блѣдность красоты.
«Невинность кроткая, чего боишься ты?
Что буря для тебя? Ты чужда преступленья
И скрытыхъ въ сердцѣ бурь. Когда посланникъ мщенья
Изъ мрака сыплетъ казнь, то радость и покой
Вокругъ тебя стоятъ; духъ смерти роковой
Въ полуночь или даёмъ, блуждая невидимо,
Съ тобою встрѣтится — и тихо пройдетъ мимо.
Сей громъ — глаголъ суда для изверговъ земныхъ —
Какъ Серафимовъ хоръ, крѣпитъ сердца святыхъ.
Блаженъ, кто зритъ тебя, блаженъ руководимый
Тобою въ храмъ добра!» Судьбы непостижимы:
Едва успѣлъ сказать — развился молній клубъ,
И дѣва милая — бездушный, хладный трупъ.
А. Мерзляковъ.