[править]
Илько Лаптандер угрюмо всматривается в горизонт, и голова его кружится от усталости. Лесная поземка снежным туманом окутала кусты тундрового тальника. Звезды стали бледнеть. Собаки, боязливо поджав хвосты, обегают стадо и катаются в снегу, тревожно повизгивая. «Погода будет», — устало думает Илько Лаптандер и проводит рукавом малицы по редкой заиндевевшей бородке.
Вчера уехал из стада второй пастух, заболевший ангиной, и ему — старшему бригадиру — приходится несколько суток без сна оберегать большое стадо от волков, бурана, гололедицы. Силы его уже иссякли.
А ведь на слете стахановцев оленеводства он от имени своей бригады дал обещание всем пастухам Большой и Малой земли не иметь ни одной потери в своем стаде. Если он не сдержит своего слова, над ним будут смеяться самые последние лодыри. Но всего больше худой молвы пустит Выль Паш — его бывший хозяин.
— Ха! — скажет он. — Хорошо олешек пасти начали. Быстро-быстро начал колхоз богатеть, а все потому, что в нем состоят хорошие пастухи, такие, как Илько Лаптандер. Осталось ли хоть что-нибудь от колхозных богатств Илько Лаптандеру?
Думая об этом, Илько обливается холодным потом. С усилием он поднимает скованные дремотой веки и шарит винтовку, вглядываясь в кусты.
— Нябик! — хрипит он, но собака лежит у его нарт, и Илько успокаивается.
Веки старого пастуха снова тяжелеют. От горизонта поднимается тундровый буран. Ветер отворачивает полы Илькиной малицы, порошит снегом в лицо, ерошит шерсть на загривках собак. Олени сбиваются кучей, пропуская в середину телят.
«Засну», — тревожно думает Илько. Его охватывает страх. Он трет лицо снегом и достает табакерку, чтобы понюхать табаку, но собаки начинают скулить. Они скулят все сильнее и сильнее, и Илько вглядывается в кусты. Луна, выглянувшая на мгновение, освещает три тени, стелющиеся по снежной прогалине.
Илько прикладывает ложе винтовки к плечу и наугад стреляет. Собаки со злобным воем мчатся к кустам, олени опускают головы, разрывают ягель. «Хорошо бы лечь в сугроб и заснуть», — думает Илько. Снег пахнет оленьими следами и мхом.
Но снова лают собаки, Илько хватается за винтовку и подъезжает к стаду.
Олени спокойны, собаки с четырех сторон сторожат их.
Голова Илько кружится, точно ее подхватило ледяным водоворотом, туго сжимающим со всех сторон. Илько закрывает глаза, и соблазнительная мысль прокрадывается в его сознание: никто ведь не будет ругаться за то, что он сильно заболел. Охранять стадо ему помогают четыре хорошие собаки. Если он крепко заснет, то они разбудят его своим лаем.
— Нет, нельзя! — говорит убежденно Илько. — Ни одного олешка зверю!
Чтобы отогнать сон, Илько нюхает табак и сердито ругается.
«Скоро утро, — думает он уже спокойнее, — тогда можно будет немного поспать».
Он ложится навзничь на нарты и долго размышляет, как будут хвалить его бригаду за то, что ни одного олешка не прокараулила за целый год. Сам того не замечая, старый пастух засыпает, и хорей вываливается из его рук.
Но и во сне Илько продолжает бороться с непреодолимой усталостью. Много раз, как ему кажется, он стряхивает с себя дремоту. И внезапно стая громадных волков бесшумно появляется возле оленьего стада; Илько холодеет от ужаса, заметив вожака волчьей стаи. У вожака туловище волка, а голова Выль Паша.
— Съедим Илькино стадо, — говорит Выль Паш волкам.
— Съедим, — хором отвечают волки.
— Подождите, — говорит Выль Паш и подходит к Илько. — Пойдешь ко мне в батраки, Лаптандер, тогда я стадо не буду есть, и ты будешь каждый год получать у меня за работу по три важенки.
— Нет, — отвечает Илько, — в прошлом году мне колхоз дал премию — двадцать олешков. В колхозе я заработал пять раз по тысяче рублей да бинокль в придачу. Не пойду к тебе, Выль Паш, потому что ты кулак, а я теперь большой начальник, старший бригадир.
— Вы слышали? — говорит Выль Паш волкам.
— Слышали, — отвечают волки человеческими голосами. — Мы сейчас убьем его.
Илько хватает винтовку, стреляет в Выль Паша и волков, но пули не приносят им вреда. Волки смеются над Илько и перегрызают горло оленям — одному за другим.
— Тебя будут судить страшным судом! — кричит пастух Выль Пашу.
Но тот, подбежав к нартам, сбивает Илько на снег. Он кладет передние лапы на грудь Илько и скалит свои желтые волчьи зубы:
— Ха, колхозный ударник! Где ж твоя сила, олений начальник? Покажи мне свое горло…
Выль Паш стискивает до удушья горло Илько. Илько хрипит, поднимается и открывает глаза: он — один, в пустоте большой снежной низины. Пес Нябик, скуля, дергает его за полу малицы. Ни нарт, ни винтовки нет.
Поземка замела следы стада…
Задыхаясь, старый пастух спешит за собакой. Он хватается за грудь, падает, вновь поднимается и бежит.
Стада нет…
Но Нябик визжит и рвется вперед, на крутую сопку. Собрав последние остатки сил, Илько взбирается наверх и видит в долине стадо и свою упряжку. Он сходит вниз и останавливается, вновь охваченный ужасом: у кустов тальника лежат две важенки, растерзанные волками.
Илько долго сидит на нартах, руки его дрожат, и медленные слезы обиды застилают его глаза.
Через полчаса он подгоняет колхозное стадо к своему чуму. Вот его собственные олени. С каким трудом он растил их. И как радовался в тот день, когда колхоз премировал его. Сейчас Илько молча и сосредоточенно выбирает в своем маленьком стаде двух лучших важенок. Прислонив одну из них к нартам, он вырезает на ее ухе колхозное клеймо.
— Сам виноват, — шепчет он и нежно гладит по лбу важенку, которая по его воле стала теперь колхозной.
Едва успев заклеймить вторую, он слышит скрип саней и знакомый голос председателя колхоза:
— Как дела, Илья Семенович?
— Хорошо, — говорит Илько. — Очень хорошо, только я сильно заболел. — И добавляет: — Устал я. Переведи меня просто в пастухи. У меня голова худая. Кружится.
— Ничего, — говорит председатель и тепло улыбается, заметив, как клонится к нартам охваченная непреодолимым сном седая голова Илько Лаптандера.
