Испанцы (Лермонтов)/Действие первое
| ← Содержание | Испанцы — Действие первое | Действие второе → |
| См. Драмы-1, Драмы-2. Опубл.: 1857. Источник: ФЭБ 1989[1] |
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Сцена I
Да, с этих пор тебе я запрещаю
С Фернандо говорить. Во-первых, он
Неблагородный. Оттого мой муж
Тебе с ним не позволит съединиться
Супружеством, и я в том настою!
Поверьте, благородство не в бумагах,
А в сердце.
Так, уж верно от него
Ты этого наслушалась. Прекрасно!..
Немудрено, что мне Фернандо много
30 Прекрасных чувств помог узнать. Когда
Ещё я забавлялась куклой, он,
Безвестный сирота, был взят моим отцом;
И с этих пор я под одной с ним кровлей
Жила как с братом — и бывало,
Вдвоём гуляли мы в горах кастильских,
Он был подпора и вожатый мне;
И не было на тех вершинах розы,
Которой для меня не мог бы он достать.
Однажды мы до ночи заходились:
40 Душистый ветерок свежее становился,
И месяц по небу катился.
Пред нами быстрый был поток, Фернандо,
Чтоб перенесть, взял на́ руки меня.
Мы перешли, но я всё оставалась
В его объятьях. Вдруг, я помню,
Он странным голосом спросил меня:
«Эмилия меня не любит?» — «Нет! люблю!» —
Сказала я, и уж с того мгновенья
Люблю его нежней всего на свете!..
50 Вот это именно меня и заставляет
Тебе советовать не говорить с ним.
Тебе я заменяю мать, могу,
И мне дано от Алвареца право,
Смотреть как можно строго за тобою.
И ты женой Фернандо быть не мысли.
А может быть, гаданья ваши ложны.
Поверь, тебя я не глупее, потому,
Что уж за третьим мужем, опытность
Рассудок заменяет, знаю, как
60 Несчастливы супружества, когда
Муж и жена не равны состояньем.
Неужели умершие мужья
Рассудку придают?..
(будто не слыхав)
Звонят к обедне!
Звонят!
а он ‹всё›не приходит.
Взяла ли ты молитвенную книжку?..
Ах! позабыла,
о! как долго!..
(открывает)
«Я знаю, что батюшка слышал об нашей любви и о твоём намерении жениться на мне. Он тебе, верно, станет говорить об этом. Ради бога, не горячись с ним, иначе мы никогда не будем счастливы».
Ты много требуешь, Эмилия!
Кто б мог подумать, что такой глупец,
Такой бесчувственный... чудна природа!..
70 И это милое, небесное созданье.
Эмилия!.. нет, нет! она не дочь его.
Мне скажут: благодарность! —
благодарность!..
За что? — за то ль, что каждый день
Я чувствовать был должен, что рождён
Я в низком состоянье, что обязан
Всем, всем тому, кого душою выше,
За то ли, что ломо́ть вседневний хлеба,
Меня питавший, должен был упрёком
Кольнуть моё встревоженное сердце?..
80 За это благодарность от меня?
О, лучше бы от голода погибнуть,
Чем выносить такие укоризны!..
И как он мог узнать мои желанья! странно!..
Но что ни будь, а даже для неё
Малейшей не стерплю опять обиды! полно!
Любовь возьмет своё... но не теперь...
Какой же гордый вид, как будто в нём
Соединилися все души предков.
О вы! вы, образы людей великих
90 Своею мудростью и силой,
Скажите мне, ужель гниющие,
Немых гробов бесчувственные жертвы
Отнимут у меня мою Эмилию?..
Смешно! — я не могу себе представить,
Чтоб мертвые имели предрассудки!..
Фернандо! до меня доходят слухи,
Что ищешь ты войти в моё семейство!..
Безумец ты! — клянусь святою девой! —
И мысль одна, мой милый, быть мне зятем
100 Должна казаться смертною обидой.
Желательно, чтобы моя обида
Могла вам заплатить за ваши...
Мои обиды!.. Слушай же, глупец,
Что я скажу тебе, да со вниманьем.
(насмешливо)
Как счастлив тот, кто может, оказав
Добро один раз в жизни человеку,
Бранить его глупцом сто раз — и каждый день!
Узнать ты должен наконец,
Кто ты! Доселе содержал я
110 Тебя почти совсем как бы родного,
Но с этих пор переменилось всё!
Я повторю тебе, как ты попал сюда:
С слугой однажды шёл я из Бургоса[2]
(Тогда ещё я только что женился);
Уж смерклось, и сырой туман покрыл
Вершины гор. Иду через кладби́ще,
Среди которого стояла церковь
Забытая, с худыми окнами.
Мы слышим детский плач — и на крыльце
120 Находим бедного ребёнка — то был ты.
Я взял тебя, принёс домой — и воспитал.
Но для чего тебя там положили
И кто родители твои — бог знает!
А я так не хочу и знать, да, да!
(поражённый, про себя)
Так, так, совсем, совсем забытый сирота!..
В великом божьем мире ни одной
Ты не найдёшь души себе родной!..
Питался я не материнской грудью
И не́ спал на её коленях. Чуждый голос
130 Учил меня родному языку
И пел над колыбелию моей.
О чём печален! — точно вот как было.
Возможно ли тебе теперь жениться
На дочери моей? Что после скажут
Другие благородные испанцы?
Поговорят — и замолчат.
Не замолчат, не слыхано у нас,
Чтобы на улице найдённый человек
С семейством очень древним, благородным
140 Мог сблизиться.
Сказать вам отчего?
Боятся эти люди, чтоб тогда
Их равенство скорей не увидали...
Вот этот, здесь, мой первый предок, жил
При Карле Первом[3], при дворе, в благоволенье
У короля, второй при инквизиции
Священной был не в малых людях.
Вот тут написано, что сделал он:
Три тысячи неверных сжёг и триста
В различных наказаниях замучил.
(насмешливо)
150 О, этот был без спору муж святой.
Конечно, он причислен к лику?[4]
(равнодушно)
Нет ещё!..
Вот третий здесь, в военном одеянье,
С пером на шляпе красным и с усами:
Вторым служил на флоте он — и утонул
В сраженье против англичан проклятых.[5]
Ещё ж пятнадцать прадедов моих ты видишь
(Дай бог, чтоб и меня сюда вписали
И род наш до трубы последней продолжи́лся[6]);
И ты — ты захотел вступить в число их?
160 Где, где твои родители, бродящие
По свету негодяи — подлые... или...
Несчастные любовники, или какие-
Нибудь ещё похуже... Дерзкий! Что ты скажешь?
Когда пергаменты свои покажешь[7]
И явишь всё, тогда я замолчу.
О, если б только я хотел молчать
Заставить вас,
то без пергаментов
Я б это мог.
Уж слишком ты забылся,
Бродяга! Покажи ж сейчас,
170 Как ты меня молчать заставишь, а не то
Велю тебя прибить, и это верно,
Как то, что папа есть апостолов наместник![8]
Как ты меня молчать заставишь?
Бедняга, плут, найдёныш!.. ты не помнишь,
Что я, испанский дворянин, могу
Тебя суду предать за эту
Обиду.
Видишь ты перед собою
Изображения отцов моих?
Кто ж твой отец? Кто мать твоя,
180 Которая оставила мальчишку
У ветхой церкви? — Верно уж жидовка,
А с христианкой быть сего не может.
Итак, смирись, жидовское отродье,
Чтоб я тебя из жалости простил!..
(в беспокойстве)
Послушай, Алварец! теперь — теперь я
Ничем тебе не должен! — Алварец,
Ни благодарности, ни уваженья
Не требуй от меня, — кровь благородная
Текла поныне в жилах этих...
190 Вот эта шпага, если хочешь знать,
Она тебя молчать заставит.
Вон! вон скорей из дома моего,
Чтоб никогда ни сам, ни дочь моя
Тебя близ этих мест не увидали.
Но если ж ты замыслишь потихоньку
Видаться с нею, то, клянусь Мадритом,
Клянусь портретами отцов моих,
Заплотишь кровью мне.
Ты можешь кровь мою
Испить до капли, всю, но честь... но честь
200 Отнять не в силах, Алварец!
Вон! вон, глупец! Когда ты хлеба
Иметь не будешь — к моему окошку
Не подходи, а то велю прогнать.
Каков же негодяй Фернандо стал!..
О! ад и небо!.. Ну, прощай!..
Но бойся, если я решусь на что-нибудь!..
А! добрый день отцу Сорринию!
Как поживаете, святой служитель божий?
(кланяясь, с притворством глаза к небу)
Помилуйте, я лишь смиренный раб его
210 И ваш слуга покорнейший.
Да что у вас за шум в дому случился?
Как бешеный тут кто-то пробежал
И даже мне не поклонился.
Да, я теперь лишь и́з дому прогнал
Питомца своего: давно пора уж было.
И я давно уже заметил это,
Но не хотел лишь беспокоить вас...
Повеса он большой и пылкий малый,
С мечтательной и буйной головой.
220 Такие люди не служить родились,
Но всем другим приказывать.
Не то, что мы, которые должны
Склоняться ежедневно в прахе,
Чтоб чувствовать ничтожество свое,
Стараясь добрыми делами
Купить себе прощенье за грехи.
А что он сделал, должно ли мне знать?
Быть может, против церкви или короля —
Так мне не худо знать...
Бедняга этот...
230 Бедняга?
Как же! я его нашёл
Ребенком, брошенным на улице.
Таким бы людям надобно прощать,
Они наказаны уж богом.
Как прощать?
Да я вам расскажу, что сделал он.
(в сторону)
Как жалко, что его карманы пусты,
А то набил бы я свои потуже.
Так в мире всё из рук в другие переходит.
(с таинственным видом)
Когда он был ещё ребенком, позволял
Ему я с дочерью моей играть.
240 Они играли — да, играли: я не думал,
Что выйдет что-нибудь из этого худое.
Бывало, спросишь: «Что вы, дети?» — «Мы играем».
— «Во что?» — «В любовь!» — и нежно целовались,
Как горлицы. Фернандо, став постарше,
Уж понял, что нейдет так вольно обращаться,
И начал думать, как бы продолжать
Игру когда-нибудь, — из слов его я видел
Нередко, что желал бы он жениться
На дочери моей. Как я взбесился,
250 Вы можете понять, отец Соррини!..
С тех пор я стал с ним груб, суров, хоть против воли:
Как вы ни говорите, взял его
Ещё ребенком я под эту крышу,
Он жил со мною двадцать лет,
Был будто первенцем моим... Недавно
Я вновь хотел с ним показаться нежным —
Как вдруг узнал я от жены моей,
Что хочет у меня просить Фернандо
Эмилию в замужество... Ну ж, меня
260 Вы знаете, — хоть сед — но как взбешусь...
Ну!.. я и уговаривал его,
И представлял все важные причины, —
Он много мне грубил — и я решился
Прогнать его из дома наконец.
И не увидит христианская душа
Его ноги в дверях моих. В том я уверен!..
Хм! хм! что ж ваша дочь?
Не знаю. У обедни
Она теперь сидит с моей женою
И, верно, молится о нем. Да как вы
270 Мальчишке этому дорогу уступили,
Когда не поклонился даже он?..
Как вы его не удержали тотчас,
Чтоб должного потребовать почтенья?
Слепым дорогу должно очищать!
Слепым? Да он глядел ведь в оба глаза.
(с презрительной улыбкой)
Конечно, вы не поняли меня:
Покуда ни одной сединки не видать
На голове, пока огнем живым,
Как розами, красуются ланиты,
280 Пока глаза во лбу не потускнели,
Пока трепещет сердце от всего,
От радости, печали, ревности, любви,
Надежды — и пока всё это
Не пронеслось — и навсегда, — есть страсти, страсти
Ужасные; как тучею они
Взор человека покрывают, их гроза
Свирепствует в душе несчастной — и она
Достойна сожаления бесспорно.
Такие люди слепы. Ваш Фернандо
290 Из их числа. Так что ж мне было делать?
Я должен был дорогу уступить
Совсем не оттого, чтоб я боялся...
А... без причин с опасностию спорить
Нейдет ни званью моему, ни чину.
Вы согласитесь,
этот крест смиренью учит
Меня. Тот, кто на нем был распят,
Моим примером должен быть — и я
Как мог свою обязанность исполнил!..
Отец Соррини! вот письмо от бедной,
300 Лишь только вы ушли, она явилась в дом наш.
Да от кого письмо, какая крайность?
От бедной женщины, которую прогнали
Намедни вы...
(прерывает его)
И нынче приходить велел.
О господин мой, как она жалка;
Я, слыша речь её, расплакался.
Шесть, семь ребят в лохмотьях,
Лежащих на соломе без кусочка хлеба
Насущного. Как я вообразил их крик:
«Мать! дай нам хлеба, хлеба... мать!
Дай хлеба!» —
310 Признаться, сердце сжалось у меня.
Молчи, молчи — не то и я заплачу!..
О боже мой, пошли благословенье
На бедную, забытую семью.
Услыши недостойного молитву.
Дай пять серебряных монет — да от меня.
Ступай, дай ей одну!..
Да сжальтеся!..
(топнув, громко)
Как? много?
Добра не делаем мы никогда довольно...
Я удивляюсь вам, святой отец.
Ах, замолчите — я молю вас — слышать страшно...
320 Я самый-самый бедный грешник.
(глядит в окно)
Вот и жена моя идет из церкви,
А с ней Эмилия с своими чётками.
(в сторону)
Идет прелестная! Пусть бережется; если
Заронит искру пламя в эту грудь,
Оледеневшую от лет... то нелегко
Она избегнет рук моих — мне трудно
Носить поныне маску — и что ж делать?
Того уж требует мой сан. Ха! ха! ха! ха!..
Как счастлив я, что вижу наконец
330 Прелестную Марию — и тебя,
Невинную Эмилию. О! Алварец!
Не должен тот роптать на провиденье,
Кто обладает этими дарами неба,
Хотя бы крыши не было от солнца
Их защитить.
Эмилия, поди сюда.
Я объявил отцу Сорринию,
Что влюблена ты.
(покраснев)
Батюшка!
Молчи.
Отец святой тебя наставить хочет
В том, как вредна любовь, — а ты,
340 Ты слушай со вниманьем, чтоб ни слова
Не кинул он на воздух, — сердце
Твое запутано, не знаешь ты,
Чего ты хочешь, — он тебе откроет
Опасность страшную любви.
Да, если мне позволил ваш родитель,
То я готов неопытность ввести
На лучший путь. Там нет цветов,
Там терния, но цель, к которой мы
Приходим, веселит нас, а былое
350 Печально или весело, смотря по тем
Мгновениям, когда о нем воспоминаешь.
Итак, всего важней последствие.
Коль к доброму концу деянья наши,
То способы всегда уж хороши,
Какие б ни были, — страшись Фернанда!
Он льстит тебе, обманет — или,
Положим, на тебе он женится, —
Но это для того, чтоб быть богаче.
Да этого не будет никогда,
360 Скорей все мертвые воскреснут.
Не говорите этого — бывают
Такие случаи. Но вас, Эмилия,
Прошу бояться пламенной любви.
Быть может, притворяется Фернандо?
Послушайте, я расскажу вам случай,
Которому свидетель был в Мадрите,
При инквизиции святой.
У девушки одной любовник был,
Красивый, молодой и умный малый
370 И, так сказать, на всё удалый.
И он красавицу мою любил,
И очень долго это продолжалось,
Как наконец заметила она,
Что, от нее без грусти удаляясь
Под разными предлогами, не стал
Он находить веселья в разговоре нежном,
Что к ней он вовсе охладел,
Что не дивился уж красе ее наряда
И призывающего взгляда
380 Он понимать уж не умел.
Как женщине всё это не заметить,
Когда вся жизнь ее в том только состоит?..
Вот ревность в грудь её, как червь, закралась
И долго сердце горькое точила...
Ну, просто без обиняков скажу,
Она любимца отравила,
И он скончался в двое суток,
Но так как бедный сей испанец
Служил при инквизиции писцом,
390 То в дело все вошли по праву мщенья:
Преступницу наказывали долго,
Именье в пользу церкви обратив, —
И наконец замучили до смерти!
Вот следствия любви!.. Страшись, Эмилия.
На мячик сердце в нас походит: положи
Ты на крутой горе его тихонько,
И он не тронется — но раз толкнув,
За ним хоть бросишься, но не догонишь.
Не так ли говорю я?
Точно так.
400 Вы совершенно справедливо поступили
С несчастною преступницей! — Как? отравить
Служителя священной инквизиции?
Она мученья смерти заслужила.
Нет! я совсем не говорю сего.
Я слишком жалостлив — насильно
Меня заставили бумагу подписать,
Все члены у меня, хладея, трепетали,
И осуждал мой ум, что пальцы написали!..
Но такова судьба судей земных!
410 Все люди мы; и ослепленье страсти,
Безумное волнение души должны мы
Прощать, когда мы излечить не в силах.
Ах! я и прежде так судила.
И в самом деле правда это!
(радостно, в сторону)
Они меня боятся!
Позволь тебя спросить мне, батюшка,
К чему всё это клонится?
К тому,
Что не должна ты плакать и крушиться
Об том, что более Фернандо не увидишь —
420 Он нагрубил мне нынче. И навеки
Его из дому я прогнал.
Не смей с ним видеться тихонько — и́наче
Страшися оскорбленного отца...
Прощаю я твою любовь, как бы порок,
В котором ты исправилась. Надеюсь,
Что это будет так, по крайней мере.
Утешьтесь, нежная Эмилия!
Любовь пройдет, самим вам будет легче.
(сквозь слёзы)
Довольно и того, что сделали,
430 Но для чего смеяться надо мной?..
Как резко вы сказали, Алварец!
Нечаянный удар вослед себе
Ведет раскаянье нередко.
Э, нужды нет, отец Соррини, —
Ведь надо было бы открыть,
А чем скорей, тем лучше...
Не всегда.
Вы знаете ли: женщина — цветок,
Который, если вы его согнете вдруг,
Изломится.
Да не угодно ль вам
440 Позавтракать, отец Соррини?
Благодарю, прекрасная Мария!
Земная пища часто не должна
Ласкать того, кто пищею духовной
Владеет. До свиданья! Донна, до свиданья!
И вы, почтенный друг мой Алварец!
Желаю, чтоб небес благословенье
Сошло на дом ваш... и... чтоб ваша дочь
Утешилась скорей. Я думаю,
Она и не замедлит. Ха! ха! ха! прощайте!
450 Когда ещё нам сделать честь придёт
Вам в голову, то, верьте мне,
Открыты будут ежедневно двери
Мои для вас... как сердце...
Одолжите!
Ну, слава богу!.. Он такой смиренный,
Что и не знаешь, что сказать ему.
Боюсь таких людей, которые всегда
На языке своем имеют: да! и да!
Хоть сердятся они — не знаешь извиниться,
Затем что с виду всем довольны,
460 Но с кем бранился я — с тем можно помириться!..
Сцена II
Всё тихо! — только это сердце беспокойно,
Неблагодарный! я его просила,
Чтобы хоть для меня он удержался.
Ужели для меня не мог он? — Вот мужчины!
Ужели мненье моего отца
Ему дороже, чем любовь моя?
Теперь уж некому меня утешить.
Уж эти мачехи! — презлобные творенья,
И этот иезуит! Ведь надобно ж
470 Мне окруженной быть таким народом!..
О! если б мог прекрасный месяц озарить
Хотя последнее свиданье наше.
Фернандо разлюбил меня, конечно,
А то бы он пришел проститься; я прощаю
Его горячность, но зачем нейдет
Он извиниться в этом предо мною...
Ему грозил отец мой, это правда!
Попробую сойти!..
Там кто-то шевелится!
Как бьется сердце!.. Но чего бояться:
480 Ведь я одна... а если кто-нибудь!..
Кто там?.. Тень шевелится на земле...
Ах! боже мой!.. куда уйду...
Эмилия!..
Ах! ах! святой Доминго, помоги![9]
Злой дух ко мне идет.
(выходит в черном плаще)
Эмилия!..
Мой голос страшен для тебя... ты испугалась!..
Нет! нет!.., ах, сядем! я дрожу!..
(берет её за руку)
Ты пра́ва!
Но отчего я испугал тебя так сильно?..
Ну что ж ты скажешь?
Я пришел проститься!..
Проститься! — в первый раз такое слово
490 Должно меня печалить... знаешь ли,
Я думаю, что был бы сча́стливей,
Когда бы не с кем было мне проститься...
Ты будешь плакать — мне двойная мука...
Сам виноват! ведь я тебя просила...
Ты не хотел. Кто ж виноват? кто ж виноват?..
Нет, я не мог, клянуся небом!
Ты знала нрав мой — для чего писала?..
Но всё уж кончилось — не укоряй меня...
Не укоряй; признаться виноватым
500 Мне было б тяжело — ты это знаешь!..
Что сделано — то сделано...
Где будешь
Ты жить теперь, Фернандо?..
Где! где жить?..
Ты мне напомнила ужасное!..
Зачем такой вопрос?.. Ты знала,
Что не имею я ни друга, ни родни,
Ни места в целом королевстве, где б
Я мог найти приют. Последний нищий
Имеет то, чего я не имею:
Он равнодушно и спокойно просит хлеба.
510 Вообрази: лишь ты одна на свете
Сказала мне «люблю», тебе одной
Я поверял все мысли, все желанья;
Ты для меня родня, друзья — ты всё мне!..
Гордися этим!.. Так, Эмилия:
Мы созданы небесным друг для друга,
Ты — всё для сердца этого — и бог
Не так жесток, чтоб всё отнять
У человека!
Знаешь, говорят, не должно
С мужчиной девушке сидеть в полночь...
520 Со мной сидеть не бойся никогда.
(кидается ему на шею)
О! милый! — как мне грустно! Будто
Свинец в груди наместо сердца...
Как вспомню, что в последний раз тебя
Здесь вижу — слёзы остановятся, дыханье
Редеет... То боюсь, чтоб не пришел отец мой,
То — чтобы час прощанья не пришел...
Ко мне ужасные теснятся мысли;
Вчерась я видела во сне, что ты
Меня хотел зарезать.
(мрачно и быстро)
Перестань.
530 Взгляни на тихую луну! О, как прекрасна!
И облачка вокруг нее! — луна,
Луна! — как много в этом звуке чувств, —
Что будет, что теперь и что прошло — всё в нем
Соединяется, — и что прошло!
И кто б подумать мог, что та ж луна,
Которая была немой свидетель
Минуты первой... у ручья... в горах — ты помнишь?
Что та ж луна свидетель будет
Разлуки, нежная Эмилия!..
540 Взгляни опять: подобная Армиде[10]
Под дымкою сребристой мглы ночной,
Она идет в волшебный замок свой.
Вокруг нее и следом тучки
Теснятся, будто рыцари-вожди,
Горящие любовью; и, когда
Чело их обращается к прекрасной,
Оно блестит, когда же отвернут
К соперникам, то ревность и досада
Его нахмурят тотчас — посмотри,
550 Как шлемы их чернеются, как перья
Колеблются на шлемах — помнишь — помнишь —
В тот вечер всё так было — кроме
Судьбы Фернандо — небо и земля
Всё те же — только люди! — если б ты
Не причислялась к ним, то я б их проклял...
Да разве ты не человек же?
О! я себя бы вместе с ними проклял!..
За что это?
За то, что не могу
Я видеть хладнокровно, как они
560 Стараются друг другу делать зло,
С притворной добротой, когда совсем
Не просят их; за то, что не могу
Я видеть общего стремленья к ничему
Или для золота разбитые сердца!..
За то... Эмилия... о! я злодей —
Я мог бы сделать счастливой тебя,
Стараться, чтобы ты меня забыла...
Но как взгляну на будущность... на жизнь,
Бесцветную, с прошедшим ядовитым...
570 Тогда... Эмилия... тогда я жертвовать
Готов твоим блаженством, чтоб иметь
Близ этой груди существо такое,
Которое понять меня б могло!
Желаю, чтобы вечно час такой
Не приходил... но! — не люби меня...
Ты видишь нрав мой — позабудь меня...
Забудешь ли?
Что, если б я сказала: да?
Не говори в другой раз то, чего не мыслишь...
Мой ангел, ангел... ты понять не можешь, как
580 Любовь твоя меня терзает.
Фернандо обнимает её, и она его.
О, если счастье неба будет
Иметь так много горечи, как этот
Единый поцелуй, то я бы отказался
От рая добровольно. Ах! Эмилия!
Ступай ты лучше в монастырь,
Ступай в обитель — скрой себя от света,
Умри!.. Предвижу много страшного!..
О, если б никогда ее не знал я!
Полночь!.. прости!.. Но что за шорох...
Мы пропали!
590 Я позабыл калитку затворить...
Беги!.. беги!..
Спаси нас царь небесный!
(вынимает шпагу)
Кто там! Заплатишь дорого
За это любопытство мне!
Помилуй...
Яви, что жалость у испанца есть.
Вздор, вздор... ты слышал — и умрёшь.
Признайся, ты подослан.
(на коленях)
Нет.
Ты лжёшь...
(на коленях)
Страшись убить напрасно старика.
Спаси меня... у нас ведь бог один...
Меня преследуют... быть может, твой
600 Отец в живых... я сам отец... о, для него
Спаси меня от инквизиции...
Возьми именья половину... но зачем
Ругаться попусту над сединами —
Тебе заплотит бог твой... у меня
Есть дочь, что будет с нею, если ты
Меня не пощадишь... что будет с нею...
О! сжалься, сжалься!
У тебя есть дочь!..
А я хотел?.. О... нет! Довольно в свете
Сирот и без нее... возьми
надень!..
610 Иди за мной — ни слова... или смерть!..
Ни слова — я хочу тебя спасти!..
Как!.. как!..
Клянусь Иерусалимом,
Что он не христианин... это верно.
Собака! что сказал ты... что сказал ты?..
Не смей закон мой поносить при мне...
Пойдём.
(тихо про себя)
Но если он меня предаст,
Но если он...
Ты видишь факелы! пойдём.
Примечания
- ↑ Лермонтов М. Ю. Полное собрание стихотворений в 2 томах. — Л.: Советский писатель. Ленинградское отделение, 1989. — Т. 1. Стихотворения и драмы. 1828—1836. — С. 285—401.
- ↑ Бургос — город в Кастилии, центр провинции того же названия.
- ↑ При Карле Первом. Имеется в виду король испанский и император Священной Римской империи Карл I (1500—1558).
- ↑ Конечно, он причислен к лику. Речь идет о причислении к лику (сонму) святых, т. е. о канонизации католической церковью особо отличившихся в делах веры христиан.
- ↑ В сраженье против англичан проклятых. Здесь подразумеваются неудачные действия испанского флота (так называемой «Непобедимой Армады») против англичан в 1558 г., явившиеся национальным бедствием для испанцев.
- ↑ И род наш до трубы последней продолжи́лся. «Глас трубный», по верованиям христиан, будет означать наступление Страшного суда, о чем говорится в Евангелии (Апокалипсис от Иоанна).
- ↑ Когда пергаменты свои покажешь. Пергаменты — здесь: документы, удостоверяющие дворянское происхождение их владельца.
- ↑ Папа есть апостолов наместник. Глава католической церкви папа римский считается среди католиков наместником апостола Петра.
- ↑ Святой Доминго, помоги! Доминго (Доминик, 1170—1221) — основатель монашеского ордена доминиканцев, воинствующий преследователь религиозных ересей, причисленный к лику святых.
- ↑ Армида — героиня поэмы «Освобожденный Иерусалим» (1580) итальянского поэта Торквато Тассо (1544—1595), дева чарующей красоты.